Александр Бачило
Ждите событий
Бригадир
(из цикла «Академонгородок»)
Мучнисто-белый от радиатора до кончика цистерны цементовоз, натужно кряхтя, подполз к недостроенному корпусу института Создания Проблем и шумно испустил дух. Из кабины, надсадно кашляя, вылез седой человек в белом костюме. Он сейчас же принялся обхлопывать себя по бокам солидной кожаной папкой, постепенно превращая свой щегольской белый костюм в повседневный – черного цвета.
– Может, подождать вас? – крикнул из кабины шофер, альбинос по фамилии Гургенидзе.
Человек с папкой только замотал головой в ответ, теряя седину и отплевываясь с особенной злостью. Гургенидзе не стал спорить. Он снова раскочегарил мотор цементовоза и укатил, махнув на прощание кепкой, под которой обнаружился кружок черных, как смоль, волос. В следующее мгновение клубы цементной пыли из-под колес снова превратили повседневный костюм человека с папкой в щегольской.
В резком контрасте с шумной, клубящейся дорогой, строительный объект представлял собой уголок первозданной тишины и покоя. Не было слышно ни воя механизмов, ни того деловитого скрежета, с которым каменщики выскребают раствор из носилок, ни добродушного мата, непременно сопровождающего все виды строительных работ. В небе, голубом, как листок нетрудоспособности, неподвижно застыл крюк подъемного крана, и какая-то пичужка уже пристроилась на нем высвистывать свою любовную лирику. Для полноты картины не хватало только дрожания листвы и басовитого гудения пчелы, но листву, как и всю прочую зелень, свели под корень еще до рытья котлована под фундамент, так что пчеле тут совершенно нечего было делать.
– Где же бригада? – спросил человек с папкой, поднявшись на цыпочки и заглядывая в оконный проем первого этажа. – На гараж их перебросили, что ли?
Поддон кирпича, стоявший у самого окна, ничего ему не ответил.
– Р-работнички! – тихо ворчал человек. – Стакановцы! Ни одного на месте нет!
Сейчас же, словно в опровержение его словам, из-за угла здания показалась тачка. Весело повизгивая колесом, она катилась по доскам, проложенным через зыби и рытвины стройплощадки. Тачку толкал бодрый старик Шаромыслов, всему городку известный как Коромыслыч, искусный плотник и столяр. Совершенно непонятно было, зачем он схватился за тяжелую, неквалифицированную и, главное, низкооплачиваемую тачку.
«Вот что значит довоенная закалка, – подумал человек с солидной папкой. – Нам хлеба не надо – работу давай! Заводной дедок. А бригада, стало быть, на месте. И кое-кто даже работает…»
Между тем заводной дедок Коромыслыч, приметив папку подмышкой у гостя, стал несколько осаживать тачку. Колесо завиляло, будто прикидывая, куда бы свернуть. Но свернуть было некуда, тачка тянула Коромыслыча прямо к начальству, что было совсем некстати, так как нагружена она была не песком и не щебенкой, не кирпичом и не цементом. Крутой ноздреватой горкой возвышались над дощатыми бортами белые грибы и подберезовики, грузди и маслята, моховики, обабки и подосиновики.
Тут и начальство, наконец, разглядело транспортируемый груз. Криво усмехаясь, человек с папкой поприветствовал старика:
– С полем, Коромыслыч!
– А! – искусственно оживился дед. – Здравствуй, здравствуй, Александр Иванович! Не сидится в кабинетах? Правильно. Ближе к делу нужно быть. Рядом с народом. Время теперь горячее – некогда по кабинетам-то рассиживаться!
И он так энергично приналег на тачку, минуя начальника, словно боялся опоздать к рекордному триста пятому замесу. Но Александр Иванович пошел рядом.
– Да, – сказал он, похлопывая себя папкой по ноге, – время страдное. Урожайное, я смотрю… Это что, белый? – он взял из кучи большой гриб с коричневой шляпкой.
– Подберезовик, – сухо прокряхтел Коромыслыч.
– Ах, подберезовик! – Александр Иванович с удовольствием понюхал гриб и положил его на место. – И что же, вся бригада на уборке?
– Зачем вся? По очереди. Тачка-то одна!
– Так, так, – Александр Иванович сочувственно покивал. – Неудобство!
– Куда уж! – согласился Коромыслыч. – Да и с тачкой-то не масло сливочное. Ходу ей нету в лесу. Колесо стрянет, через валежины кое-как ее перетаскиваешь. Наломаешься, аж руки болят. Но – стараемся, не сачкуем. Каждый по полной тачке привозит!
– Может, не стоит так надрываться? – осторожно спросил Александр Иванович.
– Как то есть – не стоит? – заволновался дед. – Гриб убрать надо, пока институт не поставили. Потом поздно будет. Побьет гриб-то!
– Чем побьет? – не понял Александр Иванович.
– Известно, чем! Изотопом.
Начальник только рот раскрыл от изумления. Он был кандидатом физико-математических наук и курировал строительство со стороны администрации будущего института. За год работы на стройке он всякого насмотрелся и наслушался, но такого еще не слыхивал.
– Кто это сказал? – спросил он Коромыслыча.
– Да уж не в газетке прочитали! – самодовольно ухмыльнулся старик. – Мы ж понимаем, сведенье секретное. Только и в нашем передовом классе образованные имеются!
– Образованные? – прищурился Александр Иванович. – Ну, все ясно. Где он?
– Хто?
– Морок.
Старик пожевал губами, соображая, что лучше: соврать или не расслышать. Но Александр Иванович был настойчив.
– Бригадир ваш, спрашиваю, где?
– А! Бригадир-то? Да где ж ему быть? Здесь где-то. На объекте. Если, канешно, в Управление не наладился или на бетонный…
– А бригада?
– Так и бригада здесь. На крыше оне загора… ра… работают.
Александр Иванович махнул рукой, отпуская старика с богом, а сам вошел в здание. Он сразу оказался в огромном зале Синхротронного Инжектора и, шагая наискосок через гулкую тишину, как всегда, невольно замечтался. В пустом и прохладном объеме, пронизанном солнечными полосами, сейчас лишь медленно кружились пылинки. Но Александр Иванович видел другое. Над его головой острыми блестящими линиями прорисовались вдруг цилиндры, кубы и торы будущей установки. Тяжелые магниты, выкрашенные в синий и красный цвета, трубы системы охлаждения, монтажные тали, блоки, вентили, щиты и рубильники. И провода. Километры, нет, сотни километров проводов.
«И разгоним мы тебя, голубчик, – говорил Александр Иванович сотканному из воздуха сооружению, – куда-нибудь за сотню БЭВ. И заткнешь ты у нас за пояс и Церн, и Дубну, и город Бостон, штат Массачусетс…»
Он осторожно оглянулся по сторонам и тихо добавил:
«Тогда и нас, грешных, может быть, не забудешь…»
Нужно сказать, что Александр Иванович крепко надеялся на новую установку и отнюдь не собирался оставаться в стороне, когда она начнет давать сенсационные результаты. Не для того он подался в Сибирь, оторвав семью от номерного столичного снабжения, не для того тянул лямку мелкого начальника на стройке, чтобы снова, как в Москве, оказаться в задних рядах, в строке «а также весь коллектив института».
«Шиш, товарищ Шамшурин! – шипел Александр Иванович под шорох шагов, – Не выйдет у вас на сей раз! – сердито сопел он. – Как пойдут эксперименты, да первые публикации, все спросят: кто создал установку? А создатель – вот он, на месте! Не в Москве сидит, докторскую из пальца высасывает, как некоторые, а строит будущее науки своими руками, сам отлаживает и впервые в мире получает феноменальные…»
Александр Иванович вздохнул. В мечтах получалось все так гладко и бесспорно. В жизни же выходило сложнее. Пока он, забросив науку, второй год месит грязь, покрывается цементной сединой, выбивает кирпич, нервы сжигает на благо родного института, Шамшурин там, в Москве, не разгибаясь, кропает дисер, исключительно ради блага собственного. Да еще хвастается, подлец: вот стану, дескать, доктором, поеду в Сибирь, руководить лабораторией в новом институте.
И ведь станет! И поедет, вот что отчаянно. Значит, необходимо его опередить. Пустить установку, дать первые результаты, опубликовать и подписаться.
«Обогнать надо! Обойти! Оставить за флагом! – лихорадочно бормотал Александр Иванович. – А тут эти строители…»
Экстаз научного подвига, на минуту овладевший Александром Ивановичем, не помешал ему заметить, что в потолке зала зияют небесно-голубые дыры. Сквозь них-то и пускало солнце свои пыльные лучи. Плиты перекрытия, которые по графику строительства должны были уже неделю лежать на своем месте, до сих пор положены не были. А ведь не далее как в прошлую пятницу бригадир строителей Станислав Морок бил себя кулаком в грудь пониже комсомольского значка, целовал переходящее знамя и клялся, что срыва графика не допустит.
«Ох уж мне эти добровольцы! – зло подумал кандидат наук. – Ехали бы себе на целину, что ли, речи толкать!»
По широким пролетам парадной лестницы, свежей, нисколько еще не истертой подошвами и даже не огороженной перилами, он поднялся на пятый этаж и здесь впервые обнаружил признаки жизни бригады Морока. Откуда-то сверху, вероятно с крыши, доносился одинокий голос, неторопливо рассказывающий что-то в полной тиши. Александр Иванович прислушался, но не мог разобрать ни слова. Тогда он направился к сколоченному из досок трапу, ведущему на крышу.
Едва нога представителя науки ступила на доски, как дружный многоголосый хохот потряс недостроенное здание. Александр Иванович даже отступил и огляделся испуганно, не над ним ли смеются, но вокруг никого не было. Тогда он торопливо взбежал по трапу и оказался на крыше, где немедленно обнаружил всю бригаду в сборе.
Крановщица Завьялова и стропальщик Аникеев сидели ко всем спиной, обнявшись. Они с надеждой смотрели туда, куда властно звала их комсомольская юность – в лес, на сенокосные поляны, под душистый смородинный куст. Дюжий каменщик Масоненко дремал, вольно раскинувшись на рулонах рубероида, подложив под голову большой кусок гудрона, размякший от жары не меньше самого каменщика. Четверо плотников-бетонщиков воодушевлённо забивали «козла» на пустом поддоне из-под кирпича. Остальные строители сплотились в кружок около молодого человека, внешность которого носила несомненный отпечаток образования в виде очков со сломанной дужкой, а цыганский вечный загар и бойкие черные глаза говорили о глубоком знании самых неожиданных сторон жизни. Это и был Станислав Морок – личность, известная на стройке своим организаторским талантом и рекордными заработками. Неслучайно строители, среди которых некоторые уже перешагнули за средний возраст, с сыновней любовью внимали словам бригадира, буквально заглядывая ему в рот.
Они еще досмеивались над какой-то шуткой или анекдотом, монтажник Полупанов еще утирал слезу пыльной верхонкой, истерически всхлипывая: «По самые помидоры! Вот, чертяка!», когда Александр Иванович кашлянул значительно и неожиданно для всех вступил в заветный круг.
Строители разом притихли. Один из доминошников, уже занесший было руку над истерзанным поддоном, сдержал удар и лишь прошептал еле слышно:
– Рыба…
Стропальщик и крановщица обернулись к тому месту, куда звала их рабочая совесть. От внезапно наступившей тишины проснулся каменщик Масоненко и встревоженно приподнял голову вместе с куском гудрона.
– Здравствуйте, товарищи! – сказал Александр Иванович. – Что это у вас, перекур?
– Политинформация, – ничуть не смутившись, отпарировал Станислав Морок.
Было видно, что ему нипочём внезапный приход начальства, что он, напротив, давно ждал Александра Ивановича, чтобы поставить ему очередную задачу по обеспечению строительства.
– Политинформация? – повторил представитель науки несколько менее грозно. – Хм! Любопытно. И какая же тема?
– Общий кризис капитализма, – немедленно ответил бригадир.
На это нечего было возразить. Александр Иванович любезно улыбнулся. Приходилось признать, что застать бригаду врасплох ему не удалось. Но у него оставался еще один козырь в запасе – график работ.
– Что ж, тема очень актуальная, – Александр Иванович одобрительно покивал. – Кризис капитализма, конечно, налицо. Но какие выводы из этого факта мы должны сделать для себя, товарищи?
Он обвел всех, кто был на крыше, взглядом Родины-матери и обратился прямо к крановщице:
– Как вы думаете?
Крановщица широко моргнула мохнатыми ресницами. В ее васильковых глазах отразился весь мир, включая Александра Ивановича. Но кризиса капитализма там не было.
– Так какие же выводы мы делаем? – переспросил начальник.
Стропальщик решил прийти на выручку своей подруге и, шмыгнув носом от напряжения, медленно выдавил:
– В общем… неизбежный он…
– Кто неизбежный?!
– Ну этот… крах системы ихней.
– Ну, это-то понятно! – Александр Иванович махнул рукой. – А вот что каждый из нас должен сделать для его приближения?
Он снова обвел присутствующих ревнивым взглядом. Народ безмолвствовал. Но Морок уже понял, куда гнет коварный представитель.
– Что ж тут сделаешь? – он отчаянно зевнул. – Одно остается – ударным трудом крепить оборону…
– Совершенно верно! – Александр Иванович так обрадовался, будто хотел прямо сейчас устроить показательный крах капитализма. – Именно ударным трудом! Но заглянем, товарищи, в график наших с вами строительных работ…
Под затуманившимися взглядами бригады он уверенным движением расстегнул папку и вынул из нее, словно маузер из кобуры, сложенный в гармошку ватманский лист. В этот момент Александр Иванович ощущал себя комиссаром в пыльном шлеме, прибывшим на передовую, чтобы поднять людей в атаку.
– По плану плиты перекрытия большого зала должны быть уложены к первому августа. На календаре у нас, слава богу, девятое число. И где же, товарищи, перекрытие?
Бригадир равнодушно пожал плечами.
– Я бы, товарищ Куприянцев, рад перекрытие класть, да никак не могу, – он чуть повысил голос, – права не имею! Вы портяночку-то пошире разверните, загляните в проект! Там сварочных работ пятьсот часов, а потом уже монтаж перекрытий.
– Каких сварочных? – опешил Александр Иванович.
– А уж это вам, ученым, виднее, каких! Строй им, понимаешь, здание, чуть не из одного железа, а сварщиков дают – полтора человека! – Станислав усмехнулся бригаде, и та сейчас же расцвела в ответ понимающими ухмылками.
– Подождите, где же тут сварочные? – забеспокоился Куприянцев.
Он был уверен, что знает проект, как свои пять пальцев, но вот сейчас, услышав обвинительное слово бригадира, вдруг усомнился. И точно: словно слепое пятно, два месяца прикрывавшее целую строку в графике работ, вдруг растаяло перед его глазами. И со всей очевидностью проступили черным по белому выписанные пятьсот человеко-часов сварочных работ под спецмонтаж.
– Вот тебе раз… – Александр Иванович закусил губу. – А вы-то почему молчали?
– А что я должен – рыдать и плакать? – буркнул Станислав. – У меня вон двое сварных, один пенсионер, другой ученик. Они на плитах еле поспевают, а вы хотите их на спецмонтаж?
– Вы должны были затребовать сварщиков в Управлении!
– Да откуда они в Управлении? Там только начальники с бумажками ходят. Гвоздя ни один не вобьет. Нынче сварщики на вес золота!
– Это не мое дело! – горячился Куприянцев. – У вас комплексная бригада, вы обязаны выдерживать график! Я вообще наблюдаю странное отношение к делу, товарищ бригадир. За длинным рублем гонитесь? Не хотите делиться с лишними людьми? А дело пусть стоит? Дескать, начальство испугается срыва сроков, премиальные накинет? Не выйдет, дорогой товарищ! Мы здесь с вами не на себя работаем…
Александр Иванович остановился. Бригадир смотрел ему прямо в глаза, и взгляд этот будто шептал Куприянцеву нечто такое, чего нельзя сказать вслух.
– Конечно не на себя, – тихо произнес Станислав Морок. – Вы, например, Александр Иванович, пашете на товарища Шамшурина…
– Ч-что? – Куприянцев от неожиданности чуть не оступился в неогороженный лестничный пролет. Морок удержал его за лацкан, но Александр Иванович даже не заметил оказанной услуги. Он думал совсем о другом.
Откуда бригадиру строителей известна фамилия врага? Откуда он мог знать, чем терзает Александра Ивановича эта подлая фамилия? Как мог он выудить из глубин куприянцевского подсознания главный, самому себе не высказанный страх – предчувствие, что вся нынешняя грязная, лихорадочная работа пойдет насмарку, хуже чем насмарку – на славу и процветание новоявленного доктора наук Шамшурина, а его, Куприянцева А.И., снова задвинут в задние ряды?
– Пойдем, покурим… – все также тихо предложил бригадир. – Есть разговор…
Александр Иванович безропотно последовал за Мороком вниз по трапу и далее – в помещение будущей пультовой. Широкий, в полстены, оконный проем пультовой выходил не на улицу, а в зал Инжектора, отчего здесь царили полумрак, прохлада и покой. Скоро, очень скоро тесное помещение до отказа наполнится мерцающими экранами осцилоскопов, панелями перемигивающихся неонок, реостатами, рубильниками, магнитофонами, стульями, чайниками и людьми, но сейчас…
– Шамшурина вам не обогнать, – жестко бросил бригадир, поворачиваясь к Александру Ивановичу.
– Почему это?
Куприянцеву была неприятна уверенность в голосе Морока.
– Да потому что старик отдает ему свою тему!
Александра Ивановича прошибло морозом.
– Этого не может быть… – пролепетал он, – Паркан – Шамшурину?! Чего ради?!.. Позвольте! – встрепенулся он вдруг, – а вам-то откуда это известно?! Тема академика Паркана – закрытая!
– Для кого закрытая, – тихо сказал бригадир, глядя прямо в глаза Куприянцеву, – а для вас, Александр Иванович, далеко еще не закрытая! Пока вы тут морочите мне голову своими сварщиками, Шамшурин там… женится на Лидочке!
– На чем… – Куприянцев поперхнулся. – На Лидочке Паркан?!
– Змей какой, правда? – Морок ухмыльнулся. – А ведь у него дети в Тамбове брошены вместе с женой на какого-то генерал-майора…
– И все-таки, – слабо упирался растоптанный кандидат наук, – откуда вы все это знаете?!
– Смешной вопрос! – Морок деловито хохотнул. – От Лидочки и знаю, от кого же еще? Мы ведь с ней когда-то в один детский сад ходили, а такие вещи не забываются! – Морок с размаху чиркнул спичкой о стену и запалил невесть откуда взявшуюся во рту беломорину. – Я был влюблен в нее, но отвергнут. Подозреваю, тут не обошлось без Шамшурина. Если бы не этот интриган, наши сердца давно бы… того… – Станислав выпустил клуб дыма, похожий на большое сердце, и сплюнул, – соединились бы, короче! Но этот гад нашептал академику какую-то мерзость, и старик указал мне на дверь ореховой палкой. Знаете, у него есть, тяжелая такая… Ну и вот. На чем мы остановились? А, ну да! Я в отчаянии бросился, куда глаза глядят, то есть на стройки пятилетки, а она… Она даже не пришла меня проводить на вокзал! Я писал ей письма, от которых рыдала вся бригада, включая Коромыслыча, а в ответ получил вот это…
Морок выхватил из нагрудного кармашка засаленный листок и, не дав его Куприянцеву, сунул обратно.
– Пишет, что подали заявления! Через месяц – свадьба. Все. Прощай, друг детства Слава Морок!.. – голос бригадира влажно дрогнул. – А я ее в средней группе от мохнатой гусеницы спас… Да и она меня, где-то в душе, глубоко-глубоко, но все ж таки любила …
– П-правда? – только и смог выдавить Куприянцев в ответ на этот страстный, но несколько театральный монолог.
– А то! Не любила бы, так закрытых бы тем не рассказывала! А вы, поди, решили, что я агент Центрального Разведывательного Управления США?
– Что вы! – Куприянцев залился краской, отчего лицо его в полумраке потемнело. – Совсем наоборот!
– Чего – наоборот?!
Станислав вдруг приобнял начальника и забубнил ему в ухо:
– Иваныч! Ты меня за гэбэшника держишь, что ли?! Я что, похож на стукаря?!
– Нет! – решительно мотнул головой Куприянцев, сам удивляясь своей уверенности.
– Меня любовь толкает на решительный шаг, веришь ты, или нет?!
– Верю! Верю! – Александр Иванович успокаивающе похлопал влюбленного бригадира по руке. – А на какой шаг?
– А на такой, что я ему устрою женитьбу! Мало не покажется! И ты мне поможешь!
– Каким же образом?
– Очень просто. Ты должен Лидку у него отбить!
Станислав шлепнул окурок о цементный пол, так что искры полетели во все стороны.
– Как?! – оторопел Куприянцев. – Почему – я?!
– Потому! – бригадир припечатал окурок тяжелым каблуком, – Хотела за доктора наук замуж – пусть выходит! Я ее счастью не помеха! Но этому гаду она не достанется! Дудки! И доктором ему не бывать! Все твое будет! И жена, и степень!
– Да, но… – бормотал совсем растерявшийся Куприянцев. – Дело в том, что я уже, в некоторой степени… женат.
– Стыдно! Стыдно, Александр Иванович! – с надрывом возразил Морок. – Ты же ученый! Передовой, советский ученый, не какой-нибудь там Резерфорд! Ради науки ты должен быть готов на все!
– Я готов, конечно, – Куприянцев прижал руки к груди, – но… как же это может произойти? Она в Москве… и потом, мы с ней едва знакомы… да и разница в возрасте, как-никак..
– Что ты заныл?! – остановил его Морок, – все это я беру на себя! Лидка тебя так полюбит, как маршал Жуков Советскую Родину! Есть безотказное средство.
– Так почему же вы сами… – начал было кандидат наук, но бригадир не дал ему договорить.
– А, может, я ее наказать хочу? – он гордо откинул с глаз цыганский чуб. – Пусть знает, что любовь зла! Короче… – Станислав вынул еще один маленький листок, на этот раз из заднего кармана брюк, – бери! Владей!
Это была фотография Лидочки Паркан. Куприянцев сразу узнал ее темную челку и блестящие глаза-вишенки, всегда широко и наивно раскрытые, словно в легком удивлении.
Именно этот невинный взгляд и поразил Александра Ивановича больше всего, ибо Лидочка была на фотографии абсолютно голой, да еще и в крайне вызывающей позе.
Куприянцев облизал пересохшие вдруг губы, но рот закрыть забыл.
– Ч-что это?! – прошептал он едва слышно, на вдохе.
– Не видишь, что ли? – отозвался Станислав. – Дама пик.
Тут только Александр Иванович обратил внимание на черные значки по углам фотографии и понял, что держит в руке игральную карту, а точнее – любительскую фотокопию с игральной карты самого возмутительно-порнографического содержания.
– Ффу ты, черт! – он помотал головой, стряхивая наваждение. – Мне вдруг показалось… что это она!
– Кто – она? – Станислав крепко ухватил его за руку и повернул фотографию к себе. – Лидка, что ли? Хм. Да, что-то общее есть. В коленках. Но это не важно. Главное, чтобы по масти подходила!
Александр Иванович и сам теперь видел, что девушка на карте только отдаленно напоминает Лиду Паркан. И чего вдруг примерещилось?
«Может быть, я, правда, в нее влюблен? – подумал Александр Иванович. – До сих пор ведь помню, как тогда, на новогоднем вечере в лаборатории, она посмотрела на меня через стол огромными своими глазищами, взмахнула ресницами и сказала: «Передайте хрен!». Очень, очень миленькая девушка! Да и тема весьма перспективная. Только как же все это устроить? Нет, невозможно!»
Куприянцев вздохнул, стараясь вернуть мыслям трезвый скепсис, но слова бригадира, веские и уверенные, уже растревожили душу будущего доктора наук.
– Так вот, – продолжал между тем Станислав, – Дома подержишь карту над свечой, наколешь булавкой в четырех местах и сунешь под матрас. Перед сном не забудь навернуть стакан сметаны, орехов грецких хорошо, петрушки пучок…
– Для чего это? – Александр Иванович с трудом оторвался от сладких мечтаний.
– Для стати мужицкой. Чтоб во сне не оплошать. Как ляжешь, представляй себе в мыслях Лидочку и повторяй: «Паркан, Паркан…» Да смотри! Спать нужно на животе. Повернешься на спину – все дело испортишь!
– Что это еще за дело – на животе? – не понял Куприянцев.
– Наше дело. Колдовское!
Станислав поманил Александра Ивановича пальцем и, наклонившись к самому его уху, тихо произнес:
– Я ведь открыл тебе великую тайну Удаленного Соития. Ты теперь Посвященный, а в руках Посвященного – страшная сила!.. Ну, то есть не в руках, а в этих… ну, разберешься, короче. Но самое главное – ты становишься одним из нас! – голос Морока разросся и зазвучал на весь зал, как в храме. В воздухе пахнуло серой. – Отныне нарекаю тебя Адептом десятого круга! Добро пожаловать в Армию Тьмы! Ха-ха-ха!
Эхо громового хохота прокатилось по залу, взметая пыль, и затихло вдали.
– А ну, дыхни, – вдруг спокойно сказал Куприянцев.
– В смысле? – Станислав был удивлен не столько словам, сколько этому приказному тону.
– Дыхни, говорю! – грозно надвинулся Александр Иванович. – Чем это от тебя прет?! До чертей зеленых докатился, бригадир?! Бригаду за мухоморами в лес посылаешь, шаман хренов?!
На Куприянцева страшно было смотреть. Глубоко уязвленное его самолюбие наливалось гроздьями гнева, готовыми лопнуть и обварить Станислава кипятком.
– Ты чего, Иваныч?! – опешил Морок.
– Попрошу мне не тыкать! – взвизгнул Александр Иванович. – С вами по-доброму, видно, нельзя! Вы на шею сразу садитесь! Я-то, дурак, думал, у нас доверительный разговор, общие интересы… а он мне – картишки под матрас! Не комсомолец, а гадалка вокзальная!
– Ну, это вы зря, – обиделся Станислав, – говорю же – дело верное…
– Что дело верное?! – совсем взбеленился Куприянцев. – Булавками в картинки тыкать?! Вы мне еще помолиться предложите!
– Никогда! – бригадир замахал руками. – Но… погодите… вы проверьте сначала, – повторял он в некоторой растерянности. – Попробуйте! Честное слово – все получится!
– Я вам не Коромыслыч! – кипел Александр Иванович. – Я серьезный ученый! Ничто на свете не заставит меня проделывать ваши карточные фокусы! Вы еще за порнографию ответите! Да! Да! Мы и об этом поговорим! Только в другом месте!
Он круто развернулся и направился к выходу из пультовой.
Морок глядел ему вслед с удивлением и даже с некоторой долей уважения.
– Зря вы отказываетесь, – вздохнул он, – ведь все Шамшурину достанется.
Куприянцев остановился на пороге и бросил на бригадира высокомерный взгляд.
– Шамшурин – враг. Но истина – дороже! – гордо произнес он. – Да! И чтобы завтра же были сварщики! С утра чтоб работали!
Морок плюнул с досады.
– Да где я вам возьму их, сварщиков?! Да еще с утра!
– А это меня не касается, – отрезал кандидат наук. – Хоть из-под земли доставайте!
Станислав остался один.
– Фанатики! – прошептал он, глядя в опустевший проем двери. – Как засядет в мозгах диалектический материализм, так хрен вытравишь!
Он вернулся на крышу, где застал всю бригаду в сборе. Даже Коромыслыч, успевший нанизать грибы на нитку и развесить их в будущем кабинете директора, попыхивал цыгаркой, как ни в чем не бывало, будто это и не он попался на глаза начальству с тачкой грибов.
– Ладно, – сказал Морок. – Кончай ночевать! Сима, Гаврик, разберите опалубку и переставьте леса под сварные. Да слани еще одни положите, чтоб не корячиться там! Я вечером проверю.
– А вы куда, Станислав Сергеевич? – спросил преданный Гаврик.
– Куда! – сердито передразнил Станислав. – Еще один нашелся – кудахтор наук!.. В Управление поеду, сварщиков выбивать. Все, братва, халява кончилась. Вкалывать начинаем…
Разболтанный ЛАЗ, курсировавший между стройплощадками будущих институтов и барачным городком строителей, в этот час был еще почти пуст. С укороченной смены возвращалась, попивая молоко и сыто отрыгивая ацетоном, бригада маляров. Отгульная бухгалтерша из Управления, перегородив проход двумя огромными корзинами с грибами, сладострастно гужевалась над добычей. Пузатые духовитые боровички и подберезовики радовали сердце женщины не меньше, чем зависть огнедышащих маляров. Бригадир Морок вольно раскинулся на двух сидениях в середине полупустого салона и, надвинув кепку на нос, задремал. Котлованы и огрызки свай, проплывавшие за окном, постепенно сменились сплошной стеной леса. Автобус плавно покачивался на песчаных барханах свежей грунтовки. За всю дорогу до поселка он остановился только раз, в том месте, где от дороги в зелено-бурую глубь леса уходила неширокая просека. В открывшуюся дверь ворвался первый вечерний холодок. Следом, кряхтя, влез мужик в драном нагольном тулупе, лохматой шапке неопределенного покроя и каких-то совсем уж бесформенных валяных сапогах. За собой он тащил неподъемный мешок, сшитый вроде бы даже не из ткани, а из шкуры какого-то огромного, подозрительного на ископаемость зверя.
Мешок застрял в дверях и никак не хотел подниматься в салон вслед за хозяином. Мужик тихо ругался не по-русски. С шипением совершенно змеиным он высыпал сквозь зубы короткие злые слова.
– Кхараш сурухак! Настарап маштух! Удух сурухак! – повторял он, дергая мешок.
Первые же звуки этого голоса вывели Морока из дремы. Он поднялся с места, решительно отстранив корпусную бухгалтершу, подошел к двери, ухватился за мешок и рывком втянул его в салон.
– Чахорлук! Кобурнан пхом! – закричал старик, пытаясь отобрать мешок. Голос его стал похож на лай охрипшего пса. – Гах’м! Грахма акам!
– Шкеррах! – вдруг рявкнул Морок и, ухватив странного пассажира за отворот зипуна, притянул его вплотную к себе.
– Гулупек хартуф, – тихо проговорил он, оглянувшись на бухгалтершу. – По-русски говори, сволочь! Расточу!
Лицо старика вытянулось. Он пристально посмотрел в глаза Мороку, затем медленно согнулся в поклоне.
– Слушаюсь, господин!
– Ну ты еще в ноги упади! – зашипел Морок.
Он подхватил старика под руку, усадил его на заднее сидение, привалил сверху мешком, а сам сел рядом.
– Свояк мой, – улыбнулся он бухгалтерше. – Подгулял малость. У них в лесничестве получка сегодня…
– Вон что! – бухгалтерша тоже расплылась в улыбке. – Тогда имеет полное право!
– Ты откуда взялся такой? – тихо спросил Морок, навалившись на плечо «свояка». – Законов не знаешь? На Истинном – ни слова!
– Так я ить, ваше… – захрипел старик, – только что отрылся, не обсмотрелся еще.
– Кто таков?
– Из упырей мы. Пятого круга.
– Давно тут не был?
– Ох, давно! Еще при демонах закопали. Тогда тут город был, крепость на горе. Вот сейчас как раз будем проезжать недалеко от того места, где башня пыток стояла…
За окном все также мелькал частокол сосновых стволов.
– И не узнать теперь, – вздохнул старик. – Поросло.
– За что закопали? – спросил Морок.
– А ни за что. Про запас. Как война с оборотнями кончилась, так многих под грунт пустили. Чтоб дармоедов не плодить. Нашему брату, упырю, только покажи деревню. Через день-два полна будет упырей. А жрать чего? Вот и сэкономили кой-кого. Тут по старым подвалам уймища наших лежит. Цельными отрядами, и с командирами вместе. Да вон, хотя бы, под башней пыток, если знаючи копнуть…
– А еще где? Показать можешь?
– Показать-то могу, да добраться туда мудрено. Под море ушли. Я и сам кое-кого по старой памяти отрыть хотел. Сунулся, а там вода. Черт их знает… перегородили зачем-то реку, или само завалилось? Надо будет разворочать…
– Я тебе разворочаю! – Морок погрозил старику пальцем. – Это же водохранилище, тьма ты темная!
– Ну, пускай будет хранилище, – согласился упырь. – Только под ним дружки мои лежат…
– Ничего, полежат, – Станислав задумчиво смотрел в окно. – Пока не понадобятся, там им самое место. А с тобой так: поступаешь в мое распоряжение…
