Александр Архангельский
Александр I
* * *
© Александр Архангельский, 2024
© ООО Издательство АСТ, 2024
* * *
Высказывания Александра Первого
«В наших делах господствует неимоверный беспорядок, грабят со всех сторон; все части управляются дурно; порядок, кажется, изгнан отовсюду, а империя… стремится лишь к расширению своих пределов. При таком ходе вещей возможно ли одному человеку управлять государством, а тем более исправлять укоренившиеся в нем злоупотребления?.. Мой план состоит в том, чтобы по отречении от этого неприглядного поприща (я не могу еще положительно назначить время отречения) поселиться с женою на берегах Рейна, где буду жить спокойно частным человеком, полагая свое счастие в обществе друзей и в изучении природы».
Письмо сподвижнику В. П. Кочубею от 10 мая 1796 года
«Я всегда питал высокое уважение к Вашему народу, который сумел самым благородным образом воспользоваться своей независимостью, выработав себе свободную и мудрую конституцию, обеспечивающую счастье всем и каждому».
Письмо президенту США Джефферсону, 1807
«…Благосостояние государства не играет никакой роли в управлении делами: существует только неограниченная власть, которая все творит шиворот-навыворот… Мое несчастное отечество находится в положении, не поддающемся описанию. Хлебопашец обижен, торговля стеснена, свобода и личное благосостояние уничтожены… Если когда-либо придет и мой черед царствовать, то вместо добровольного изгнания себя, я сделаю несравненно лучше, посвятив себя задаче даровать стране свободу и тем не допустить ее сделаться в будущем игрушкою в руках каких-либо безумцев… Это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы произведена законною властию, которая перестала бы существовать, как только конституция была бы законченаи нация избрала бы своих представителей…»
Из письма Ф. Ц. Лагарпу, 27 сентября 1797 года
«…Мечты оказались слишком пагубными для целой Европы; пора бы, чтобы они перестали руководить кабинетами и чтобы наконец соблаговолили видеть вещи такими, какими оне являются в действительности, и удерживались от всяких предубеждений…
…Поступить иначе значило бы изменить своему долгу, чтобы погнаться за грустным преимуществом оказаться в согласии с этим „что скажут?“»…
Из письма вдовствующей императрице Марии Федоровне, накануне Эрфуртского свидания 1808 года
«Я не ослепляюсь мечтами; я знаю, в какой мере император Наполеон великий полководец, но на моей стороне, как видите, пространство и время. Во всей этой враждебной для вас земле нет такого отдаленного угла, куда бы я не отступил, нет такого пункта, который я не стал бы защищать, прежде чем согласиться заключить постыдный мир. Я не начну войны, но не положу оружия, пока хоть один неприятельский солдат будет оставаться в России».
Посланнику Наполеона графу Нарбонну, 1812
«Обстоятельства требуют, чтобы на время мы расстались. Во всякое другое время я бы употребил год или даже два, чтобы исследовать истину полученных мною против тебя обвинений и нареканий. Теперь же, когда неприятель готов войти в пределы России, я обязан моим подданным удалить тебя от себя. Возвратись домой, там узнаешь остальное. Прощай!»
Во время аудиенции с Михаилом Сперанским, перед его отставкой и ссылкой, март 1812
«Болезненная и великая не для одних вас, но для всего Отечества потеря! Не вы одни проливаете о нем слезы: с вами плачу я и плачет вся Россия. Бог, позвавший его к себе, да утешит вас тем, что имя и дела его остаются бессмертными. Благодарное отечество не забудет никогда заслуг его».
Письмо вдове Кутузова на смерть полководца, 1813
«…[Священный] Союз вовсе не наше дело, а дело Божие… Нужно предоставить каждому христианину испытать на себе действие Слова Божия… Конечно, воздействие его на людей крайне разнообразно… но в этом разнообразии кроется единство, и вот главное условие преуспеяния церквей и государств…».
1818 год, в беседе с прусским епископом Эйлертом
«…я решил отказаться от лежащих на мне обязанностей и удалиться от мира… считаю долгом удалиться вовремя… все это случится не тотчас, и… несколько лет пройдет, может быть, прежде, нежели он приведет в исполнение свой план; затем он оставит нас одних».
1819, в беседе с братом Николаем Павловичем
«Не мне подобает карать».
Фраза из разговора с генералом Васильчиковым, представившим донос о тайных обществах (1821)
Интересные факты из жизни Александра Первого
Бабушка Александра Павловича, Екатерина Великая, всерьез обдумывала возможность передать трон мимо сына, Павла Петровича, внуку, Александру. Что не улучшило отношения отца и сына.
Она же наметила «греческий проект», согласно которому старший внук должен занять российский трон, а младший (Константин) – греческий. Проект не осуществился.
Великих князей воспитывал убежденный демократ и сторонник революции Ф. Ц. Лагарп.
Князь Адам Чарторыйский, на которого Александр возложил обязанности министра иностранных дел, многими в Польше рассматривался как реальный кандидат на польский трон.
Всероссийский самодержец начал читать Священное Писание в ночь, когда узнал об оставлении Москвы.
Аракчеев появился в жизни Александра Первого не после, а задолго до войны 1812 года, одновременно с реформатором Сперанским. И представил в 1818 году план поэтапного освобождения крестьян.
Когда тело Александра Первого доставили в Петербург из Таганрога, крышку гроба сняли. И по одному свидетельству, вдовствующая императрица-мать воскликнула: «Я узнаю его, это мой дорогой сын Александр», по другому – сказала: «О, как он изменился! я не узнаю его».
Спустя три десятилетия с лишним в столицах стали распространяться сведения о том, что Александр Первый не умер в Таганроге в 1825 году, а ушел в Сибирь искупать вину отцеубийства – и жил под именем старца Федора Кузьмича (Козьмича).
Лев Толстой очень интересовался этим сюжетом, собирался писать роман об уходе царя с трона и связывал свои планы ухода из Ясной Поляны с преданием о старце Федоре Кузьмиче.
Главные люди в жизни Александра Первого
Аракчеев Алексей Андреевич, граф (1769–1834). Был генералом от артиллерии, военным министром, главным начальником военных поселений. Надежный исполнитель воли императора, центр притяжения консервативных сил, при этом автор плана поэтапного освобождения крестьян. Враг Сперанского, унижающий покровитель Карамзина. Николаем Первым отставлен со всех постов.
Барклай де Толли Михаил Богданович, князь (1761–1816). Прирожденный полководец, был военным министром, генерал-фельдмаршалом, автором плана отступательной войны. До назначения Кутузова (после отъезда императора Александра Первого из армии) был фактическим главкомом русской армии, но подтверждения полномочий не получил. Был использован в качестве громоотвода во время неудачного начала Отечественной войны, поставлен под моральный удар народного недовольства.
Голицын Александр Николаевич, князь (1773–1744). Ближайший сотрудник Александра, вместе с ним перешедший с вольтерьянских позиций первой половины царствования на клерикальные – второй. Под его началом Рунич и Магницкий устроили разгром университетов; в то же время сыграл важную роль в деле перевода Священного Писания на современный русский язык. Обер-прокурор Священного синода, впоследствии министр духовных дел народного просвещения.
Екатерина Вторая (Екатерина Великая), российская императрица (1729–1796); годы правления – 1762–1796. К власти пришла в результате дворцового переворота. Подавила пугачевское восстание. Разделяла принципы просвещенного абсолютизма, состояла в переписке с Вольтером, что не помешало ей приговорить Радищева к смерти (заменено ссылкой) за книгу «Путешествие из Петербурга в Москву».
Елизавета Алексеевна, российская императрица, жена Александра I, урожденная Луиза Мария Августа Баденская (1779–1826). Начавшийся счастливо брак быстро привел к охлаждению; примирение произошло в самом конце жизни. С Елизаветой оппозиционные круги связывали странные политические надежды.
Карамзин Николай Михайлович, основоположник русской классической прозы (повесть «Бедная Лиза»), издатель, придворный историограф, автор нескольких записок Александру I, граф (1766–1826). Несмотря на западнические принципы в литературе, в историософии и политике придерживался консервативных идеалов, был противником восстановления Польши.
Константин Павлович, великий князь, брат Александра I, второй в очереди на наследование престола (1779–1831). Генерал-инспектор всей кавалерии, командир Гвардейского корпуса. Наместник Царства Польского, свергнутый поляками. Решившись на морганатический брак с Иоанной Грудзинской, подписал отречение от права на престол, о чем публично объявлено не было, что во многом стало поводом для восстания на Сенатской площади.
Кутузов-Смоленский Михаил Илларионович, полководец, символ народной победы в Отечественной войне, генерал-фельдмаршал, светлейший князь (1745–1813). Будучи назначен главнокомандующим, взял за основу план «отступательной войны» Барклая де Толли, сумел реализовать его, создать в войсках ощущение победы в ключевом сражении на поле Бородина.
Лагарп Фредерик Сезар [де], швейцарский воспитатель великих князей Александра и Константина (1754–1838). Сторонник Великой французской революции, пытавшийся втянуть бернское правительство в революционные процессы. Когда это стало известно при дворе, был отставлен от должности. Впоследствии вошел в директорию революционной Гельветической республики.
Меттерних Клеменс фон, австрийский дипломат (1773–1859). Министр иностранных дел, политик, сыгравший огромную роль в формировании нового антилиберального миропорядка после Французской революции и Наполеоновских войн. Основной организатор, во многом идеолог Венского конгресса 1815 года и череды других европейских конгрессов. Сделал ставку на Османскую империю и отговорил Александра I от поддержки греческого восстания и защиты единоверцев.
Милорадович Михаил Андреевич, генерал от инфантерии, герой Отечественной войны (1771–1824). Генерал-губернатор Санкт-Петербурга; Пушкин в разговоре с Милорадовичем признал авторство ряда неподцензурных текстов. Во время восстания на Сенатской площади пытался лично остановить восставшие войска, был смертельно ранен декабристом Каховским.
Нарышкина Мария Антоновна, фрейлина, урожденная княжна Святополк-Четвертинская (1779–1854). Будучи женой обер-егермейстера Дмитрия Львовича Нарышкина, стала фавориткой Александра Первого; роман продлился почти 15 лет. Считается, что сестра Нарышкиной Жанетта была фавориткой младшего брата царя, Константина. В 1813 году Мария Антоновна прекратила любовную связь с Александром и уехала из России; в 1824 году их общая дочь София умерла.
Николай I Павлович, всероссийский самодержец, младший брат Александра Первого (1796–1855). Годы правления – 1825–1855. Третий в очереди на престол, Николай был вынужден воцариться, поскольку Константин заранее тайно отрекся от короны. Воцарение сопровождалось трагическими сбоями – двойным принесением присяги, восстанием на Сенатской площади, казнью пятерых участников тайных обществ, лишением сословных прав и ссылкой десятков декабристов в Сибирь и на Кавказ, преследованием их жен. Финал – поражение в Крымской войне.
Павел I Петрович, всероссийский самодержец (1754–1801). Годы правления 1796–1801. Сын Екатерины Великой и Петра III. Великий магистр Мальтийского ордена. Пытался уменьшить объем дворянских прав, ограничить крепостничество, упорядочить финансы, ввел серебряное обеспечение рубля, резко сократил расходы на двор, заметно – на флот и отчасти на армию. Непредсказуемый характер, спонтанность и мелочность в проведении реформ вызвали отторжение элит; в результате заговора во главе с сыном, будущим императором Александром Первым, погиб.
Панин Никита Петрович, вице-канцлер, инициатор покушения на Павла Первого (1770–1837); был послом в Берлине, поддерживал идею сближения с Австрией и Британией в противовес Франции. Именно Панин первым предложил великому князю Александру принять участие в заговоре против отца, но поскольку попал в опалу, в самом покушении участия не принимал.
Сперанский Михаил Михайлович, первый Государственный секретарь империи, кодификатор русского законодательства (1772–1839). Пытался реформировать систему государственного управления, потерпел сокрушительное поражение, накануне Отечественной войны фактически обвинен в измене и отправлен в ссылку. Отчасти вернул расположение царя, был пензенским губернатором, генерал-губернатором Сибири.
Талейран-Перигор Шарль-Морис де, князь Беневентский, французский министр иностранных дел при трех режимах (1754–1838). Священник, впоследствии епископ Галликанской церкви – и одновременно отлучен папой римским от церкви за революционную деятельность. На послевоенном Венском конгрессе предложил придерживаться принципа легитимизма, то есть признания исторического права династий на решение основных принципов государственного устройства.
Филарет (Дроздов), митрополит Московский (1783–1867). Мирское имя Василий. Канонизирован Русской православной церковью за просветительский подвиг, руководство переводом Священного Писания на современный русский язык. Летом 1823 года по поручению Александра I подготовил манифест о переходе прав на престол к великому князю Николаю Павловичу. Будучи противником отмены крепостного права, тем не менее выполнил поручение царя и составил окончательный вариант Манифеста 19 февраля 1861 года.
Чарторыйский Адам Ежи, польский князь, российский государственный деятель (1770–1861). Товарищ юности Александра Первого; входил в его «негласный комитет», где составлялась программа либеральных реформ, – в комитет также входили князь В. Кочубей, граф П. Строганов, Н. Новосильцев. Был министром иностранных дел Российской империи. Позже уехал за границу, сохранив за собой лишь руководство Виленским учебным округом. Впоследствии, во время ноябрьского восстания 1830 года, – глава польского Национального правительства.
Неизвестный художник. Александр I в юности. Гравюра. 1790-е
Александр Рослин. Портрет Екатерины II. 1780-е
Герхардт фон Кюгельген. Портрет Павла I с семьей. 1800
Часть первая
Первому – Вторая
(Роман воспитания)
«От сего наводнения освобождены были токмо Литейная и Выборгская части города; в частях же, понятых водою, оно и в маловременном своем продолжении причинило весьма великий вред. Суда были занесены на берег. Небольшой купеческий корабль проплыл мимо Зимнего Дворца, через каменную набережную… По всем почти улицам, даже и по Невской перспективе, ездили на маленьких шлюпках. Множество оград и заборов опрокинуты были; малые деревянные домы искривились от жестокого сотрясения, ими претерпленного; даже некоторые самые маленькие хижинки носились по воде, и одна изба переплыла на противоположный берег реки… Сие наводнение случилось во время ночи, потому и множество людей и скотов пропало».
Свидетельство современника о петербургском наводнении 10 сентября 1777 года[1]
Предположительно – Корнелиус Хойер. Великий князь Павел Петрович и Великая княгиня Мария Федоровна с сыновьями. 1780
Царь или дитя?
ГОД 1777.
Декабрь. 12.
10 ч. 45 мин.
Санкт-Петербург.
Великая княгиня Мария Феодоровна, немецкая жена наследника российского престола Павла Петровича, разрешилась от бремени сыном-первенцем.
«О сем великом благополучном происшествии возвещено жителям столицы 201 пушечным выстрелом с крепостей Петропавловской и Адмиралтейской, а в придворной большой церкви отправлено с коленопреклонением благодарственное молебствие».
Санкт-Петербургские Ведомости, 1777
«…жаль, что волшебницы вышли из моды; оне одаряли ребенка чем хотели; я бы поднесла им богатые подарки и шепнула бы им на ухо: сударыни, естественности, немножко естественности, а уж опытность доделает почти все остальное».
Екатерина II – своему постоянному корреспонденту Гримму, письмо от 14/25 декабря 1777[2]
…Гении к нему слетели
В светлом облаке с небес; —
Каждый гений к колыбели
Дар рожденному принес:
Тот принес ему гром в руки
Для предбудущих побед;
Тот художества, науки,
Украшающие свет…
Но последний, добродетель
Зарождаючи в нем, рек:
«Будь страстей своих владетель,
Будь на троне человек!»
Гаврила Державин. «На рождение в Севере порфирородного отрока», около 1779 года: «Сие аллегорическое сочинение относится ко дню рождения Государя Императора Александра Павловича, случившегося декабря 12 дня 1777, в котором солнце оборачивается на весну…»[3]
В России царей любят, но относятся к ним строго. Чтобы стать русским царем не только по имени, но и по существу, мало родиться во дворце. Нужно подтвердить свою предызбранность на царство «от века»; желательно также иметь царский знак. Родимое пятно в форме орла во всю спину, солнечный символ, волосы на груди крестом.
В 1822 году мещанин Старцев известит государя императора Александра Павловича о сибирской встрече с красноярцем Афанасием Петровым: «…известно мне, что он на теле своем имеет на крыльцах между лопатками возложенный крест, который никто из подданных Ваших иметь не может, кроме Высочайшей власти, а потому уповательно и на груди таковой иметь должен; по таковому имении возложенного на теле его креста быть должен не простолюдин и не из дворян и едва ли не родитель Вашего Императорского Величества…»[4]
Извещению дадут ход, Петрова доставят в столицу, официально изучат, чем-то в его крыльцах не удовлетворятся и вместе с мещанином Старцевым отправят на поселение в город Тобольск.
Пройдет еще несколько лет. В 1844-м крестьянин Клюкин встретит в бане цесаревича Константина Павловича и сочтет своим гражданским долгом сообщить Николаю Первому: «…и видел у него грудь, обросшую волосами крестом, чего ни у одного человека не царской крови нет…»[5]
Но в 1777-м до волос на груди еще далеко. У младенца и на голове их почти нет. Пределы его царства – плетеные стенки спальной корзины. В этом царстве не бывает самозванцев, а потому не требуют и доказательств. Здесь каждый зван и каждый призван.
Корзина стоит в беспокойных покоях Зимнего дворца. Окна всегда открыты, и в отведенные часы поблизости с пристани палят пушки. Младенец глохнет на левое ухо (глухота обнаружится позже), зато привыкает к сокрушительной музыке Истории. Медленно грубеющей на сквозняке кожей он ощущает, что История холодна и что от нее никому не укрыться. Что делать? Столица ему достанется северная, дворец – Зимний, и только сад для прогулок будет Летним.
Он не умеет еще говорить, а уже включен в состав отдаленного государственного проекта. Его не просто пеленают, купают, укладывают; нет – всякое действие, над ним совершаемое, наделено смыслом и целью, подлежит прочтению.
Корзина неподвижна и устойчива – в противоположность люльке, в которой предыдущая государыня Елизавета Петровна укачивала Павла Петровича. Сына Павла Екатерина терпеть не может; внука Александра обожает. Холодная ванна (вода для купания приносится накануне и более не подогревается) противостоит парной педагогике Елизаветы. Ножки без чулок, любимое платьице («очень коротенькая рубашечка и маленький вязаный, очень широкий жилетик», Екатерина – Гримму) призваны напоминать о плачевных последствиях укутываний Павла. Александр «не знает простуды, он полон, велик, здоров и очень весел, не имеет еще ни одного зуба и не кричит почти никогда» (из того же письма).
Имя, фамилия, отчество
Рождаясь в мир, будущий русский царь, как всякий человек, не имеет ничего, даже имени. Но фамилией он обладает по праву рождения, по праву рода.
Романовы – не самый древний из дворянских родов России; среди слухов 1825–1826 годов, порожденных известием о кончине царя вдали от столиц, будет и такой, сообщенный солдатом музыкальной команды Евдокимом «любезнейшему другу»:
«Однажды сказал граф Воронцов Государю: „Что ваш за род Романов – существуете на свете сто сорок лет, а мой род графской – 900 лет, так мне должно быть царем, а ты самозванец“. Этот граф установил закон масонской веры и закон республики. У него уже сделаны были знамя вышиты золотом; корона Российской державы опровергнута была вниз головами. И хотел он быть королем республики»[6].
Королем республики Александр I быть не хотел (скорее уж республиканцем на троне). И опровергать вниз головами корону российской державы не собирался. (Хотя, может быть, и опровергнул.) Он просто родился Романовым, и, значит, змеиная мудрость патриарха Филарета, голубиная нежность юного Михаила Феодоровича, страшная мощь Петра, версальский размах Екатерины не были для него чем-то посторонним, до него не касающимся. Он родился Романовым – и, стало быть, сыноубийство, совершенное Великим Петром, и мужеубийство, попущенное Великой Екатериной, были для него кровавой частью кровного наследства, долговым обязательством рода. Он родился Романовым – и породнился с большинством владетельных домов Европы, особенно немецких.
ГОД 1777.
Месяц тот же. 20.
В большой церкви Зимнего дворца духовником Екатерины Великой о. Иоанном Панфиловым совершено таинство крещения; сын наследника наречен Александром – в честь св. благоверного князя Александра Невского. Восприемницей стала императрица, заочными восприемниками были император римский Иосиф и король прусский Фридрих Великий.
…Проходит несколько времени – и границы владений младенца раздвигаются. Он царствует, лежа на боку, в очень широкой железной кроватке, на кожаном матрасе. Кроватка стоит все в тех же покоях Зимнего. Зимний – в центре Петербурга. Петербург – в центре России. Россия – если и не стоит в центре мира, то должна стать. И станет. Это замысел бабушки, громадный и величественный, как сама она. Внуки – и прежде всего старший – часть этого замысла, осуществлению которого ничто не должно мешать. Помехи следует устранить.
Первая из них – недостойные младенца и не включенные в замысел родители. Марии Феодоровне и Павлу Петровичу не благословлено часто видеться с сыновьями. Позже, когда они захотят взять детей в путешествие по Европе, им это не позволят сделать. Напротив, едва они воспротивятся поездке Александра и его младшего брата Константина (родившегося 27 апреля 1779 года) вместе с Екатериной в Крым, им будет жестко указано на пределы их власти. Дело родителей – рожать, остальное – не их дело.
Затем необходимо властной лаской размягчить младенческую волю, мягкой, сладко пахнущей рукой размять глину, придать ей нужную форму и в должный момент обжечь, закалить, возвратить твердость. Сквозной мотив екатерининских писем Гримму – власть над личностью старшего внука и счастливое упоение этой властью.
«Я все могу из него делать…» (от 29 мая 1779 г.);
«…мне говорят, что я вырабатываю из него забавного мальчугана, который готов делать все, что я захочу… Все кричат, что бабушка делает чудеса, все требуют, чтобы мы продолжали вместе играть» (от 5 июля 1779 г.);
«…это забавный мальчуган, которому доставляет удовольствие принимать все, что я ни делаю…» (от 14 июля 1779 г.);
«…слово бабушки – это наше самое дорогое слово, и ему мы более всего верим» (от 7 сентября 1780 г.).
Но все это – после. Первым же шагом на избранном Екатериной пути стало наречение имени.
Гримму императрица объясняла свой выбор так: «Великая княгиня только что родила сына, который в честь святого Александра Невского получил громкое имя Александр… Aber, mein Gott, was wird aus dem Jungen werden? (О, мой Бог, что-то получится из этого мальчика? (нем.)). Меня утешают Бейль и отец Тристрама Шенди, который считал, что имя влияет на предмет, им обозначаемый. Гордец! Что до нашего имени, уж оно-то прославлено: его носил даже кое-кто из матадоров!»[7]
Версия сколь красивая, столь и пошлая, уравнивающая в правах покровительства святого и «кое-кого из матадоров».
На деле все обстояло куда сложнее.
В «монарших святцах» XVIII столетия среди мужских имен не было Александра (как не было и Константина, и Николая). Сознательно отступая от этой традиции, Екатерина тем самым указывала европейскому миру на новый вектор российской политики, новое измерение российского исторического бытия. «Греческое», «константинопольское» имя. Не столько о святом благоверном князе Александре Невском, сколько о расширившем границы своей власти Александре Македонском и закрепившем свое безграничье Константине Великом должны были напомнать прозванья двух старших ее внуков; об устремлении на бывший греческий, ныне турецкий восток европейской цивилизации. Наречение молодой великокняжеской поросли предваряло и предрекало неизбежное расширение российской сферы влияния, создание Греческой империи со столицей в Константинополе, «малое» коронование Константина под неформальным покровительством «большого» венценосца Александра. Эти задачи стояли для Екатерины в одном ряду с присоединением Крыма. Недаром так настаивала она на том, чтобы внуки сопровождали ее в знаменитой «потемкинской» поездке по Крыму[8].
Замысел был понят – и не только адресатами Екатерины, французскими энциклопедистами и европейскими государями. Характерен анекдот, позже записанный поэтом Петром Андреевичем Вяземским:
«…<Иван Иваныч> Дмитриев гулял по Московскому Кремлю в марте месяце 1801 г. Видит он необыкновенное движение по площади и спрашивает старого солдата, что это значит. „Да съезжаются, – говорит он, – присягать Государю“. – „Как присягать и какому Государю?“ – „Новому“. – „Что ты, рехнулся, что ли?“ – „Да, императору Александру“. – „Какому Александру?“ – спрашивает Дмитриев, все более и более удивленный и испуганный словами солдата. „Да Александру Македонскому, что ли!“ – отвечает солдат»[9].
