Александр Андреевич Войкин
Бескостный. Книга 1. Путь свободы
Лето. Свежий ветерок ласково колышет травинки и ветви деревьев, гуляет по полям и лугам, залетает во дворы и на улицы. Погожий день освещен лучами яркого полуденного солнца.
На лужайке под раскидистым дубом дерутся двое. Подростки, лет четырнадцати-пятнадцати. Один – высокий и широкоплечий, уже сейчас видно породу, будет сильным и статным воином. Другой – пониже, худощавый, нескладный, но в глазах ярко горит злость. В этом достаточно духа, чтобы заставить себя уважать.
У обоих видны кровоподтеки на лице, носы разбиты, но прекращать ни один, ни второй не желают. Собравшиеся вокруг ребята подбадривают громкими криками того, что повыше. Он ухмыляется, внимание ему явно льстит. Его противник, впрочем, не испытывает ни капли сомнений, пусть на его стороне нет ни одного человека. Чуть согнув ноги в коленях и покачиваясь с носка на пятку, он внимательно глядит на более высокого соперника, выжидая момент атаки. Вот парень шагает вперёд и бьёт, без особого замаха, но удар всё равно выходит сильным за счёт роста и комплекции. Худощавый мальчишка уклоняется, пропуская кулак совсем рядом со скулой, изогнувшись, бьет в корпус, под ребра. Противник сгибается, хватает ртом воздух, и нужно лишь шагнуть вперёд и добить его.
Но это обманка. Высокий парень вдруг резко выпрямляется, заряжает ударом в центр груди, отбрасывая противника на несколько шагов. Мальчишка не удерживается на ногах, падает, кувыркается через спину, вновь вскакивает, принимая стойку. Его лицо кривится от боли, но в глазах ни тени страха.
И это бесит высокого. Он набрасывается с остервенением, бьет без замаха и паузы, с левой, с правой, охаживая по корпусу и голове. Худощавый противник блокирует большинство ударов, но многие всё равно проходят, и ему больно, он слышит хруст костей. Похоже, пара ребер сломаны. Очередной удар отбросить не удается, и он получает прямо в лицо, теряя равновесие. Небо и земля меняются местами, в голове звенит, во рту привкус крови, а тело болит так, что не хочется вставать. Но надо.
С трудом он выпрямляется и почти встает, когда в живот прилетает мощный пинок от высокого мальчишки. Он не хочет играть в благородство, он тоже чувствует усталость и желает закончить бой поскорее.
Худощавый перекатывается по земле на бок, тяжело дыша и чувствуя, как горят внутренности. Ощущение, будто что-то лопнуло в животе, разорвалось, даже хватануть ртом воздух теперь проблематично. Но он не может проиграть вот так.
На подгибающихся руках он пытается встать, но высокий уже наготове, приближается, надеясь ударить в голову и выбить сознание из противника. Его ноги уже почти рядом, принимают стойку перед ударом. И тут худощавый замечает возле себя тонкую ветку. Из последних сил он хватает её и вонзает в голень высокого. В лицо брызжет кровь, а из груди соперника вырывается болезненный крик, переходящий в вой. Высокий падает, катается по земле, рыдая и схватившись за ногу. К нему бросаются другие ребята, но никто не спешит помогать худощавому мальчишке. Он лежит, восстанавливая дыхание и чувствуя удовлетворение. На губы сама собой наползает довольная усмешка. Он победил. Одолел ублюдка, который задирал его много лет. Больше никто не посмеет его тронуть.
Просвечивающее сквозь кроны деревьев солнце вдруг заслоняет чья-то большая тень. Это староста, явно поспешил на крики раненого и других детей. Его лицо кривится от гнева и ярости, а взгляд не предвещает ничего хорошего. И улыбка исчезает с губ худощавого мальчишки. Он знает, что староста любит высокого парня, ведь тот приходится ему внучатым племянником. Да и вообще, вся деревня души в нём не чает: сильный, добрый, отзывчивый. Для всех, кроме него. Только с ним этот золотой ребенок показывает истинное обличье – жестокого и кровожадного ублюдка. Но за ним – люди, а люди – сила.
Не повезло.
– Шейл, ты перешел все границы, – голос старосты звенел от плохо сдерживаемой злости. – Я терпел твои выходки все эти годы после смерти твоей матери, но, видят Семеро, ты не оправдал моё доверие. Больше я не желаю видеть тебя в своей деревне. Ты отправишься на арену!
Мальчик ощутил, как всё внутри похолодело от ужаса. Он ждал какое угодно наказание, но только не арену. Даже за куда более тяжелые преступления староста обычно раздавал плетей, но не отправлял сражаться на песке. Тем более подростка, ребенка.
– Почему? – одними губами прошептал он, чувствуя, что больше не в силах даже подняться.
Улыбка старосты напомнила оскал.
– Ты – зараза, которая отравляет наш дом, и так я смогу от тебя избавиться. Ты сам к этому подвёл, Шейл. Прими последствия.
Короткий взмах рукой, и сознание покинуло мальчика, а староста, сплюнув под ноги, отправился помогать раненому, возле которого уже хлопотали прибежавшие женщины. Такой сильный и перспективный юноша наверняка останется калекой, а из-за кого? – маленького отброса, чья мать-шлюха, нагуляв ребенка, не смогла даже вспомнить, кто его отец. Вернулась в родные края без гроша за пазухой, с завернутым в обмотки малышом и попросила крова. Ей дали старую хижину на окраине, работенку – пасти коров, но даже с этим тупица справлялась кое-как. В конце концов, она умерла, не оставив своему мальчику ничего. Ему пришлось самому работать, чтобы обеспечить еду и жильё.
Староста покосился на бессознательного Шейла. Да, сила воли у мальчишки высока, но упрямство и жестокость рушат все надежды, которые он когда-либо связывал с этим ребенком. Из такого звереныша вырастет только зверь, а ему в деревне хищники не нужны.
Иначе станет неясно, кому стричь шерсть с безвольных овец.
Глава 1. Арена
Очнулся Шейл от скрипа колёс и громких голосов. В воздухе воняло старым сеном, дерьмом и выпивкой. Мальчишка открыл глаза, увидел над собой безоблачное синее небо. Случившееся пронеслось в голове в один миг, и он содрогнулся от страха. Выходит, его и впрямь продали на арену.
– О, гляди, очухался, – сказал кто-то веселым грубым голосом. Приподнявшись и обернувшись, Шейл увидел мордастого мужика в обносках, сидевшего на козлах. Рядом с ним находился похожий тип, но одетый поприличнее. От обоих несло выпивкой. Шейл их знал, это были братья Офли, сыновья мельника. Похоже, именно им староста поручил доставить его в город.
Ну, мельниковы дети никогда не отличались умом, сбежать от них не составит труда. Только вот…
Шейл вдруг понял, что руки связаны спереди, щиколотки тоже перетянуты веревкой, не сильно, но так, чтобы далеко не убежать. Староста всё предусмотрел.
– Здорово ты в этот раз влип, приятель, – добродушно сказал первый мужик. Кажется, его звали Корт. – Покалечил кузнецова сына! Повезло, что его папаша тебя на месте не кончил. Хотя, вроде как, хотел, да староста отговорил.
– Ничего, арена все решит, – глухо добавил второй. Взгляд, которым он наградил Шейла, не предвещал ничего хорошего.
Мальчик сглотнул, чувствуя, как пересохло в горле. Всё, что он знал об арене – там смерть. Арены есть во всех более-менее крупных городах, и туда постоянно свозят преступников, чтобы те решили между собой в поединке, кому жить, а кому умереть. И очень редко случалось так, что какой-либо удачливый воин добивался звания чемпиона и получал свободу. Пожалуй, в их деревне о таком и не слыхали.
Корт ещё что-то говорил, явно подшучивая над Шейлом, но затем, поняв, что мальчишка никак не реагирует, отвернулся. Шейл сел, прислонившись спиной к борту телеги, и уставился прямо перед собой.
Сколько себя помнил, он всегда вынужден был бороться. Сначала за жизнь, ведь родился хилым и слабым, с трудом начав дышать. Затем за существование, когда мать потеряла всё, и ей пришлось вернуться обратно в деревню с малышом на руках. После, когда она умерла, для него наступили и вовсе самые черные времена: голод, отсутствие денег и понимания, что делать дальше. Ему помогла старуха-травница, через старосту выпросила работу пастуха, изредка подкармливала, не доедая сама.
Она тоже умерла пару лет назад, но перед этим научила Шейла всему, что нужно знать. Показывала травы, как их находить, как хранить, смешивать и какие настои можно делать. Это знание мальчик никому не открывал, берег, как нечто сокровенное и личное. Взамен старухи травницей в деревне стала её дочь, которая была влюблена в кузнеца и всячески помогала его сыну – рослому Тайку.
А Тайк ненавидел Шейла. Причем мальчишка даже не понимал причину этой ненависти. Когда они только появились в деревне, он даже дружил с Тайком, они вместе играли, бегали и веселились. А затем, когда обоим исполнилось по семь лет, сын кузнеца переменился: стал задирать Шейла, насмехаться, собрал компанию других ребят и все вместе они зачастую колотили мальчишку.
Ему пришлось научиться давать сдачи. Он дрался, вырывая победу, или оказывался бит, предварительно хорошенько отоварив пару противников, а после возвращался домой, где мать тихо вздыхала и лечила его ссадины и кровоподтеки.
Тяжело стало, когда она умерла. Тайк словно с цепи сорвался и цеплялся к нему каждый день. Последний раз стал решающим, и Шейл не выдержал, решил биться до конца.
Как итог – он покалечил бывшего товарища и врага, тем самым обрёк себя на куда более страшную смерть.
В чём же его вина? Что он сделал не так? Родился не в той семье? Или выглядит хуже других?
Почему он?
Мальчик ощутил, как по щекам покатились злые слезы, но не издал ни звука, чтобы не потревожить конвоиров. Сыновья мельника не упустят возможность поиздеваться над ним и его слабостью. Все жители проклятой деревни ненавидят его и покойную мать. Если бы только он был больше и сильнее, то обязательно убил бы их всех!
Шейл почувствовал, как разгорается в груди ледяное пламя. Да, теперь у него есть цель. Он должен выжить на арене, убить всех, кто встанет на пути, а затем вернуться и отомстить. Только так мама обретёт покой на том свете.
Мальчишка вытер слезы рукавом рваной рубахи, а затем уткнулся лицом в колени – и задремал.
Очнулся он уже на подъезде к городу. Стража на воротах остановила телегу с конвоирами, командир потребовал документы. Корт, вытерев сальные пальцы о рубаху, протянул стражнику сложенный вдвое пергамент. Командир пробежался по нему глазами, затем, хмуро глянув на сыновей мельника, кивнул.
– Проезжайте.
Шейл впервые оказался в городе. Он, конечно, родился в одном из них, но в то время еще не был способен осознавать себя, поэтому всё, что он помнил – деревню, насмешки, неприязнь окружающих. Да и деревня, в сущности, была небольшая – десяток домов, плюс хижина травницы, кузня, да дом старосты. И небольшой кабак, куда деревенские мужики хаживали после работы пропустить кружку-другую.
Город разительно отличался. Здесь были широкие улицы, высокие, в два-три этажа, дома, всевозможные вывески и много людей, куда-то спешащих, или наоборот, медленно шагающих. Шейл глазел по сторонам открыв рот и даже позабыв о том, куда его везут. Из этого состояния его вывела остановившаяся телега.
– Приехали, – мрачно бросил второй брат Офли, спрыгивая на землю. Корт последовал его примеру, спустившись и стянув с телеги мальчика. Правда, сперва пришлось развязать ему ноги, чтобы Шейл мог идти сам. Оглядевшись, он увидел рядом небольшое одноэтажное здание, приткнувшееся в проулке между трехэтажными домами. Вывеска сопровождалась словами, но читать мальчик не умел, зато картинка меча и шлема сказала ему о многом.
Это была контора по найму гладиаторов. Правда, так она называлась лишь официально, по существу же сюда привозили беглых преступников или бродяг, которым некуда податься и нечего больше терять. Здесь они могли как сдохнуть в первый же день, так и выжить, стяжав славу и деньги. Такое, правда, получалось далеко не у всех, но шансы были.
Хмурый сын мельника знаком показал Корту остаться у телеги и охранять, а сам, грубо схватив Шейла за плечо, повёл в контору. За деревянной дверью оказалось погруженное в полумрак помещение, единственным источником света в котором было лишь маленькое грязное окно возле входа. И ещё одинокая свеча на столе, но от нее толку было мало, даже неясно, как худощавый усатый мужчина в потрепанной одежде способен что-то видеть в такой темноте. Он сидел за столом, что-то записывая на пергамент, и скрип двери заставил его прекратить. Подняв взгляд, мужчина сразу оценил обстановку, хмыкнул.
– Что, воришка? Украл буханку хлеба?
– Хуже, – мрачно бросил Офли. – Покалечил единственного сына кузнеца.
Насмешка пропала с лица вербовщика. Кузнец – важный человек в деревне, и любому известно, сколь много от него зависит. И, как всякий мастер, кузнец обязан передать умение другому, чаще всего, конечно, сыну. А хромой помощник не способен в полной мере стать кузнецом, и человек, покалечивший его, обязан понести строгое наказание.
– Бумаги есть? – равнодушным тоном поинтересовался вербовщик, окинув мальчика ледяным взглядом.
– Нет, – покачал головой сын мельника. – Прибились к нам с мамашкой много лет назад, без гроша и марок. Беспутные и бесполезные. Мать умерла, а мальчишка как взбесился. На такого даже денег жаль тратить, чтобы обучить. Тем более, он не шибко умён.
В другой ситуации Шейл огрызнулся бы на такие слова, но сейчас понимал всю бесполезность этого. Офли всё равно, как и вербовщику, если он начнет буянить, его просто вырубят и бросят в клетку, и тогда он вообще не будет понимать, что происходит. Лучше уж помалкивать.
– Тогда по стандартной процедуре, – ничуть не расстроился вербовщик. Он взял из стопки лист пергамента, черкнул пару строк, затем поднял взгляд на Офли. – Как звать-то звереныша?
– Шейл, – почти сплюнул сын мельника. Вербовщик вписал имя мальчика, затем подвинул лист в сторону Офли.
– Поставьте подпись внизу. Плата – двадцать медяков.
– Обычно ведь тридцать, – нахмурился сын мельника.
– Тридцать за взрослого и крепкого гладиатора. А этот – кожа да кости, к тому же почти ребенок. Сдохнет тут в первый же день, убытки, понимаешь. Так будете подписывать-то?
– Буду, – буркнул Офли, черкнув снизу листа какую-то закорючку. – Забирайте мелкого ублюдка.
Тут Шейл не выдержал.
– Сам ты ублюдок, – тихо произнёс он. – И семья твоя недолго проживёт.
– Что сказал? – мигом взъярился сын мельника. Удар, и мальчишка отлетел к стене, задыхаясь от боли в груди. Офли подошел, грубо схватил Шейла за волосы, приподнял. Злобные глаза мужчины, казалось, способны пробуравить в нём отверстия. – Что сказал, щенок?
– Семеро всё видят, – хрипло засмеялся Шейл и тотчас дернулся от хлесткого удара в лицо. Под носом стало мокро, на губах появилась кровь. Офли что-то прошипел едва слышно, отпихнул мальчика и выпрямился.
– Забирайте, пока не убил твареныша, – бросил он через плечо и, не глядя, покинул контору вербовщика.
Мужчина проводил Офли задумчивым взглядом, затем дотронулся до маленького колокольчика на столе. Из смежного помещения, которое было незаметно от входа, вышел высокий крепкий человек в клепаной кожаной куртке и таких же с виду штанах. Похожее носили охотники, но у этого наряд выглядел богаче и лучше.
– Бери мальчишку и веди к остальным, – приказал вербовщик. Охранник кивнул, подошёл к Шейлу, рывком поднял на ноги и, схватив за плечо, повел через соседнюю дверь по длинному коридору. За ним оказалась лестница куда-то в подвалы, по ней они спускались довольно долго, после чего попали в темное помещение, где из света был лишь один факел, чадящий на стене. Охранник подвёл Шейла к решетчатой двери, отпер замок и впихнул мальчишку внутрь, кажется, клетки. Снова звякнул замок, после чего мужчина ушёл, а Шейл остался один.
Впрочем, ненадолго.
– Не ожидал увидеть здесь ребёнка, – раздался позади низкий мужской голос. Мальчик обернулся и встретился глазами с худощавым широкоплечим человеком, на котором из одежды были лишь разодранные до колен штаны. В свете факела он казался незаметным, и Шейл понял почему – кожа незнакомца была смуглой.
Вслед за первым обитателем клетки начали шевелиться и другие, подтягиваясь к свету и разглядывая мальчика, как диковинку. Всего здесь была дюжина гладиаторов. И все они выглядели старше двадцати.
Шейл был самым младшим среди них.
– Что ты натворил, мальчик? – спокойно осведомился смуглый гладиатор. Его взгляд не выражал угрозы, как и общий вид, но Шейл чувствовал исходящую от мужчины опасность. Этот человек – воин, такой способен разорвать голыми руками, стоит лишь косо посмотреть. Его надо остерегаться.
– Покалечил сына кузнеца в деревне, – тихо сказал он, стараясь не смотреть в лицо незнакомцу. Тот хмыкнул.
– Зря. Впрочем, полагаю, у тебя были свои причины на это. Как звать?
– Шейл.
– Я – Торсо. Присаживайся куда-нибудь, Шейл, до вечера ещё много времени.
– А что будет вечером? – спросил мальчик, садясь недалеко от входа. На полу была постелена старая слежавшаяся солома, пропахшая мочой, потом и кровью. Подспудно он уже знал ответ, но хотел услышать его, надеясь, что ошибся.
И прогадал.
– Вечером состоятся бои, – спокойно пояснил Торсо. Взгляд смуглого гладиатора скользнул по мальчику. – Если повезет, ты выживешь и вернешься сюда. А если нет…
Ему не требовалось продолжать фразу, Шейл всё прекрасно понял. И мелко задрожал от накатившего страха. Ещё никогда в жизни он не оказывался в такой смертельной опасности.
И, что ещё хуже, он не знал, как это пережить.
Глава 2. Первая кровь
Время тянулось медленно. Гладиаторы, по большей части, молчали, или тихонько что-то обсуждали между собой, поделившись на небольшие группы. Торсо сидел в стороне, прикрыв глаза, будто заснул, но Шейл не обманывался – смуглый гладиатор наверняка способен отреагировать на любую угрозу. Сам мальчик так и сидел в углу, подрагивая от страха. Ещё очень хотелось есть, но, судя по всему, это желание неосуществимо.
Кроме прочего, он не знал, какие правила действуют на арене и что получает победитель поединка. Никто из присутствующих почему-то не захотел это объяснять, гладиаторы лишь посмеялись и вернулись к своим делам.
– Если переживешь этот день – сам узнаешь, – спокойно пояснил Торсо. – А нет, так мёртвым знание ни к чему.
Спокойствие этого человека напрягало и раздражало Шейла, но он понимал, что злостью ничего не решить. Лучше поддерживать пламя ярости по отношению к деревенским жителям, чем к тем, кто оказался с ним в одной лодке.
Шейл не знал, сколько прошло времени, но, услышав шаги охранника, гулко раздававшиеся под сводами коридора, гладиаторы встрепенулись. Один за другим они подходили к решетке, и, когда охранник отпер дверь, цепочкой направились за ним. Шейл встал последним.
Охранник, или, скорее, надзиратель, повёл их в сторону, противоположную той, где была контора вербовщика. Здесь тоже шёл длинный коридор, сменившийся затем просторным помещением, заполненным стойками с оружием. Гладиаторы споро хватали явно уже привычные им мечи, цепы и топоры, а Шейл замер, не понимая, что брать. Из оружия он был знаком лишь с топором, да и то, как с инструментом – рубил дрова для очага. Ни разу в жизни ему не приходилось применять оружие для убийства или нанесения увечий.
Если не считать ту злосчастную ветку, которой он покалечил Тайка.
Ни один из гладиаторов, казалось, не замечал мальчишку, и Шейл понял – им все равно. Наплевать, выживет он или умрёт, для каждого из них важна лишь собственная жизнь. Он снова один против всего мира.
Как всегда.
Стиснув зубы и ощущая, как в груди бушует злость пополам с обидой на несправедливый мир, Шейл подошёл к стойке и взял меч. Ему казалось, что клинок должен быть гораздо легче, поскольку он едва не выронил оружие из рук. Как этим размахивать в бою, Шейл представлял с трудом.
– Это мой, – раздался чей-то голос, и высокий толстый гладиатор довольно грубо вырвал меч из рук мальчика, отпихнув того в сторону. Шейл зашипел от боли, но не посмел выступить против обидчика. Бросив взгляд на стойку, он едва не выругался: там осталось лишь старое потрепанное копье, даже на вид едва живое. Выдержит ли оно хоть один удар?
Ему ничего не оставалось, кроме как взять это оружие.
Гладиаторы, тем временем, выстроились возле надзирателя, который окинул их мрачным взглядом.
– Правила те же. Задача – убить противника. Ограничений нет. Победитель получает еду и возможность драться дальше. Основная цель – выиграть вражескую команду. Вперёд, псы!
Собравшиеся что-то глухо замычали, подобие боевого клича, а затем направились вслед за надзирателем вверх по лестнице. Там обнаружилась комната, похожая как две капли воды на ту клетку, где они сидели раньше. С той лишь разницей, что здесь сквозь решетку видно было проход, заканчивавшийся выходом на арену – в свете вечернего солнца песок казался окрашенным кровью.
А ещё слышны были голоса зрителей. И распорядителя боев.
– Жители славного города Лекрона! Сегодня мы собрались, дабы оценить воинское искусство свежей партии гладиаторов и уже полюбившихся вам умельцев. Внимание, в правом краю – бойцы, выступающие на стороне милостивого господина Зарга. В левом краю – воины мудрого и опытного господина Фирона. И первыми выпала честь драться двум братьям-дикарям с далекого теплого острова! С правой стороны – могучий Хорс!
Толпа снаружи разразилась криками и аплодисментами. Похоже, этого гладиатора знали.
– С левой стороны – непобедимый Торсо!
Шейл вздрогнул и посмотрел на смуглого гладиатора. Тот, казалось, стал ещё спокойнее, лишь подрагивающие веки выдавали волнение. Получается, ему придётся драться с родным братом?
Мальчик не успел обдумать эту мысль, как впереди медленно поползла наверх решетка, выпуская гладиатора на бой. Торсо крепко сжал рукоять изогнутого меча и зашагал к выходу. Его крепкие мышцы перекатывались при ходьбе и казалось, будто смуглый воин вытесан из камня. Шейл невольно позавидовал ему. Если у кого и есть все шансы выжить и стать чемпионом, так это у Торсо.
Он ничего не видел, слышал лишь, как начался поединок и взревела громогласно толпа. Сюда доносились звуки ударов стали о сталь, болезненные стоны и гомон толпы. Прошло, наверное, всего несколько минут, прежде чем распорядитель объявил:
– Какой стремительный удар! Победитель – Торсо!
Смуглый гладиатор так и не появился в клетке, вероятно, победители уходят в другую сторону. Вслед за ним пошёл другой, затем третий…
Шейл с трепетом ждал своей очереди, чувствуя, как трясутся колени и крутит живот. Он до ужаса боялся идти на арену, но, вместе с тем, куда страшнее было стоять вот так, дожидаясь. Чтобы не сойти с ума, мальчик мысленно считал победы и поражения своей команды.
В конце концов, он остался один. Последний поединок закончился проигрышем бойца из их команды, и текущий счёт был вничью. Зрители замолкли, предвкушая финальный бой.
– А теперь, вас ожидает нечто необычное, – заговорил распорядитель, прибавив в голосе таинственности. – Новичок на арене, необузданный степной воин, крепкий и быстрый – Хуннав, на стороне господина Зарга!
Толпа выкриками и свистами приветствовала степняка. Шейл когда-то мельком слышал о степных племенах, промышляющих скотоводством и грабежами. Вроде как они сильные воины и умелые охотники, преследующие добычу до самого конца. Неужели ему предстоит драться с таким человеком?
– В левом краю, такой же новичок, но, пожалуй, самый юный из всех, кого видел этот песок. Юноша по имени Шейл!
Решетка медленно поползла вверх. Мальчик сжал древко копья вспотевшими пальцами, молясь Семерым, чтобы те даровали ему силу и скорость. Дождавшись, пока решетка окончательно поднимется, Шейл, с трудом переставляя ноги, направился к выходу.
Арена почти ослепила его.
Солнце как раз садилось напротив, и мальчик зажмурился, выйдя наружу. Сморгнув выступившие слезы, он увидел множество лиц по краям арены – все они, казалось, с болезненным любопытством смотрели на него.
И на крепкого загорелого парня напротив. Узкий разрез глаз, твердые мышцы и злоба во взгляде – это был его противник. В руке он сжимал изогнутый меч, похожий на тот, с каким выходил Торсо.
Шейл облизнул губы.
– Начали! – крикнул распорядитель, и в тот же миг степняк сорвался с места. Мальчик же, наоборот, буквально прирос к песку, не в силах ни двинуться, ни отпрыгнуть. Он просто стоял и смотрел, как смерть несётся навстречу. В голове поселилась гулкая пустота, сердце колотилось как бешеное, но конечности не могли совершить ни единого движения. Неужели он так и умрёт здесь? И мама останется неотмщенной?
Эта мысль неожиданно взбесила Шейла. Мальчик дернулся влево, едва не нанизав себя на вражеский меч. Степняк проскочил мимо, не ожидая такой прыти от соперника. Зарычав что-то сквозь зубы, он крутанулся на пятке, сверкнула сталь. Шейл отшатнулся, но поздно – вражеский меч резанул грудь наискось, от плеча до паха. Острая боль ударила по нервам, из горла вырвался крик. В иной ситуации мальчик упал бы и свернулся в клубок, но сейчас ранение вдруг придало сил.
Он крепче перехватил копье и сделал выпад. Степняк ловко отклонился, отбивая наконечник копья мечом, шаг вперёд, и лезвие клинка уже несется в лицо Шейла. Мальчик бросился влево, пригибаясь к земле, копье само устремилось вверх. Так получилось, что одновременно с этим степняк шагнул чуть ближе, и наконечник копья оцарапал ему щеку, едва не вспоров шею. Удивленный, враг отшатнулся, ощупал обильно кровоточащую царапину, взглянул на Шейла. В глазах степняка стремительно разгоралась ярость.
Мальчик не стал медлить. Очередной выпад копья, который противник с легкостью отбил, шаг навстречу и чуть в сторону, перехватить копье ближе к наконечнику, выставить древко между собой и лезвием меча. Удар, треск – и оружие Шейла переломилось пополам. Растерявшись, мальчик замер, уставился на древко в одной руке и часть копья с наконечником в другой. Всё же не выдержало, сломалось от одного единственного удара…
Степняк не медлил. Рывком приблизился, острие меча ударило мальчика в плечо. Пальцы разжались, выпуская оружие, Шейл упал на песок, крича от боли. Кровь заливала тело и все вокруг, боль пульсировала в висках, с каждым ударом сердца его сковывала слабость.
Он взглянул на противника, в чьем взгляде уже виднелось торжество победы. Степняк замахнулся…
Пальцы Шейла неожиданно сами сжались на двух половинках копья. Опереться на левую ногу, податься чуть вперёд, выставив древко навстречу вражескому клинку. Отдача от блока ударила в руку и плечо с такой силой, что раздался хруст и конечность повисла плетью. Но это не важно, главное, он выиграл время. Правая рука с наконечником копья ударила степняка под ребра, заставив того крикнуть от боли и отшатнуться. Шейл не медлил, подался следом за врагом, сильнее вгоняя острие в рану. Степняк упал, и мальчик рухнул следом, придавив противника к земле и, выдернув наконечник копья, вогнал повыше, прямиком в ложбинку между шеей и челюстью. Крик степняка оборвался бульканьем, кровь толчками выплескивалась из раны, а невидящий взгляд уставился в небо.
Шейл с трудом разжал пальцы, выпуская оружие, упал набок, лицом в песок, тяжело дыша, чувствуя, как жизнь утекает вместе с кровью и видя перед собой желтые крупицы, пропитанные красным. И ещё – лица зрителей, полные удивления, радости и восторга. Шум аплодисментов, кажется, заглушил боль в голове.
– Невероятная победа! – закричал распорядитель. – Юный Шейл, гладиатор господина Фирона, буквально вырвал жизнь из цепких рук степного воина, тем самым заслужив право драться дальше!
Толпа что-то скандировала, но гул в ушах не позволял Шейлу расслышать ни слова. Он увидел, как кто-то подошел, чьи-то сильные руки подняли его и повели в другую сторону, подальше от арены, окровавленного песка и омерзительных лиц тех, кто наслаждался зрелищем смерти.
Оказавшись в тени прохода, Шейл с трудом поднял голову и увидел Торсо. Гладиатор усадил его на скамью и кивнул мужчине в тёмно-зеленом балахоне, стоявшему рядом. Тот присел возле Шейла, поводил ладонями около ран, и мальчик с изумлением ощутил, как остановилась кровь и отступила боль. Она не исчезла полностью, но стала тише, будто его ранам не меньше пары дней. Выходит, мужчина – целитель?
Шейл слышал о людях, обладающих способностями к магии исцеления, но ни разу в жизни не встречал их. Сегодня он на многое взглянул впервые.
И также впервые ощутил вкус смерти.
Стоило целителю уйти, как мальчика ударила дрожь. Дрожали пальцы, руки и ноги, стучали зубы, его бросало то в жар, то в холод. Вновь и вновь он переживал в памяти момент поединка и понимал, насколько близок был к тому, чтобы остаться мертвым телом на песке арены.
Торсо положил руку на плечо Шейла, отгоняя тяжелые мысли, заставил того подняться.
– Идём, тебе надо поесть. Исцеление отнимает много жизненных сил, ты сейчас крайне истощен.
Шейл, с трудом переставляя ноги, отправился вместе с гладиатором по коридору, который окончился просторной комнатой с длинным столом, уставленным яствами. За ним уже сидели бойцы их команды, а также, по-видимому, члены другой. Они не выглядели враждующими, и это даже несколько удивило мальчика. Ему казалось, между гладиаторами обязательно будет соперничество и ненависть.
Торсо усадил его с краю, сам сел рядом, подвинул к мальчику блюдо с жареным поросенком.
– Ешь, – приказал он, и Шейл послушно принялся отрывать куски мяса от туши и жевать, с трудом ворочая челюстями. Впрочем, каждый последующий кусок придавал сил, и вскоре он уже не чувствовал себя ходячим мертвецом. Взяв небольшую лепешку, мальчик взглянул на смуглого гладиатора.
– Почему ты мне помог?
– Я – старший, – обронил Торсо, не глядя на него. – Я слежу за порядком в команде. Сегодня ты сделал невозможное, и это показывает, что в тебе есть потенциал. Зрителям ты пришелся по душе, а значит, господин получит много денег.
Остальные гладиаторы не обращали на них внимания, занятые едой и вином. Они смеялись, что-то обсуждая, казалось, для них подобная жизнь вполне нормальна. В этот самый миг Шейл осознал случившееся. Он больше не дома, теперь его судьба – биться на арене. Сегодня он чуть не умер, но смог выжить и одолеть сильного врага. Ему повезло, но будет ли такое везение длиться вечно?
Вряд ли.
Он должен научиться драться.
– Ты сильный, – сказал Шейл, глядя на Торсо. – Научи меня, как стать таким же сильным. Мы же деремся не каждый день, верно?
– Ты прав, – кивнул смуглый гладиатор. – Бои проходят раз в месяц. Тебе не повезло оказаться с нами в этот день. Весь месяц до поединков мы тренируемся, оттачиваем навыки. Ты новичок, тебе придется работать во много раз усерднее остальных.
– Я справлюсь, – упрямо произнес Шейл. Торсо не ответил, лишь пригубил вина из деревянного кубка. Было что-то странное в его речи, порой он говорил короткими рубленными фразами, а иногда использовал слова, подходящие умному человеку навроде старосты деревни. Но распорядитель ведь назвал Торсо и его брата дикарями. Что-то здесь не сходилось.
