Александр Амфитеатров
Стрелки в Тоскане

– Отдайте ему! – презрительно указал он на уничтоженного племянника и, вскинув штуцер на плечи, скрылся в толпе. Но Изидоро тоже отказался от приза.

Мрачный и гневный возвращался Витторио домой узким горным ущельем, поросшим буками и молодым дубом. До деревушки оставалось не больше мили, когда старик заметил шагах во ста впереди себя какую-то тень, юркнувшую за толстый ствол старого орешника. Вслед за тем его окликнули:

– Дядя!

– Что надо? – сурово отозвался старик.

Изидоро вышел на тропинку и загородил дорогу Витторио. В руках у него было ружье – какое-то новое, незнакомое Витторио.

– Вы меня очень оскорбили, дядя! – начал Изидоро после некоторого молчания.

– А ты меня еще больше… Лучше бы тебе не родиться на свет, чем так опозориться!..

Изидоро прервал его:

– Оставим это, дядя! Я, может быть, хуже вас стреляю, но обид прощать не умею и привык за них расплачиваться.

– Это хорошо, – спокойно одобрил Витторио, – я сам такой. Откуда у тебя это ружье?

– Я украл его у Сбольджи, когда он пошел с товарищами в трактир выпить за свою победу, – ведь второй-то приз присудили ему.

– Украл, чтоб убить меня, не так ли?

– Да, дядя. Нам теперь нельзя жить вдвоем на свете.

– Гм… Отчего же ты не выстрелил в меня, когда спрятался за орешником?

– Мне показалось нечестным, если я нападу на вас врасплох.

– Это хорошо! – опять одобрил старик.

– Спасибо на слове, дядя… Теперь я вас предупредил, дядя! Берегитесь!

– Берегись и ты, Изидоро!

Оба взяли ружья на прицел, и оба их спустили.

– Изидоро!

– Что, дядя?

– Я думаю, что пред таким делом нам не мешало бы помолиться.

– Я уже молился, дядя, пред статуей Мадонны на фонтане у железнодорожного моста… Но вы молитесь, я мешать не буду.

Витторио стал на колени, прочитал Pater noster и Credo^[10] поцеловал образки на своей шляпе и поднялся.

– Я кончил, Изидоро.

– Как вам угодно, дядя.

Изидоро отступил за свой орешник. Витторио укрылся за пнем разбитого молнией дуба. Воцарилась мертвая тишина, только дятел стукал носом в дубовую кору над самою головою Витторио да иволга аукала где-то в стороне. Зеленый зимородок сел на тропинку, повертел любопытною головкой с черными глазками и упорхнул.

Опять молчание. Опять стукотня дятла и крик иволги. Но вот у букового дерева расплылось серое пороховое облако, и лес затрещал отголосками выстрела. Изидоро, держа ружье над головой, бросился к упавшему дяде и с ужасом отступил: Витторио был безоружен… Штуцер его валялся, отброшенный по крайней мере на пятнадцать шагов…