Александр Александрович Винниченко
Лес незначительных событий. Часть 1. Бытовая сколопендра
Все было хорошо, но где-то месяц спустя, я начал слышать, как мой сосед что-то громко рассказывает, глядя в потолок. Поначалу это меня сильно напугало, но потом я понял, что Валерий Федорович просто читает стихи Есенина вслух. За столом на один из праздников он рассказал мне, что молодым просто обожал Есенина. Потом спустя еще месяц я и дед стали петь по ночам, приблизительно с полдвенадцатого до часу ночи, а то и до двух. Песни не слишком разнились, их было три или пять. Иногда одна и та же песня повторялась по три раза. Но я и к этому смог привыкнуть, у меня не было выбора, ни денег, ни жилья. Благо была работа. Рано утром я уходил на работу и возвращался не раньше восьми. Дед нормально относился к моим пьяным приходам под утро. «Все нормально, Дим, ты ведь молодой! Как говорила моя мама, «пить нужно к месту, а без повода лучше не пить!»
Спустя два месяца моего проживания с этим стариком я стал замечать, что когда возвращаюсь с работы, то что-то в моей комнате непременно меняется: то стул переставлен, то зеркало исчезло. Мне было крайне неприятно, что Валерий Ф. в мое отсутствие шарил по комнате, трогал мои вещи и т.д. Но что тут поделаешь, он ведь хозяин. Когда на выходных я оставался дома и никуда не ходил, я стал понимать, что эта квартира значила для деда. Было отлично слышно через дверь, как тот ходил туда-сюда часами, и заставлял себя двигаться, чтобы не превратиться в камень. Квартира на протяжение десятков лет была его собственным миром, где он знал каждую трещинку и каждый сантиметр. Все здесь лежало на своих местах так, как этого хотел хозяин. Он практически не выходил из нее, лишь на двадцать минут в магазин и поскорее обратно, чтобы снова и снова сновать из угла в угол часами напролет. В голове я даже в шутку прозвал его «бытовой сколопендрой». Выйду на кухню готовить ужин, и он тут же щурится и улыбается мне. Иногда по ночам он выл во сне. Напоминало волка, попавшего в капкан. Иногда я, не выдержав заходил к нему в комнату и просил не кричать или не петь, но чаще всего по ночам он ругался на сленге, который был распространен в Советском Союзе. Снова и снова, одно и тоже: «…А они все Сволочи! Сволочи! Их… Их убить мало!, – а потом добавлял, – «граждане называется!». Когда я выходил покурить на балкон или на кухню, «бытовая сколопендра» не упускал возможности рассказать, как работал электриком на атомной электростанции в закрытом городе «К» и какой уровень секретности был у этого города. Чтобы поехать в соседний город требовалось специальное разрешение. Никого так просто не выпускали из поселения.
С самого моего переезда в эту квартиру я плохо спал. «Мы всей бригадой заселились в этот дом, – рассказывал сколопендра, – все мастера, знаешь ли, там подкрутили, там просверлили и теперь, когда во всех домах зимой тепло, у нас жарко». Я считал, что плохо сплю из-за духоты, но я ошибался. У меня богатое воображение, и с детства я вижу странные сны, но сны в этой квартире казались странными даже мне. Мне стало казаться, что дед уж как-то слишком добродушен ко мне и, все щурясь, улыбается. Что-то в этом было подозрительное. Одной ночью мне снился странный сон. Снится мне, будто стою я посреди комнаты в темноте, смотрю – на диване мирно спит мое тело. Прикоснулся ладонью в темноте к стене, а стена вся липкая в какой-то слизи, и со всех стен сползает темно-фиолетовая слизь, медленно так сползает, и вонь стоит невыносимая. А где-то вдалеке слышно, как кричит женщина. Крик пронзительный, слух режет. Мне страшно и душно, дышать тяжело. Слышу приближающиеся медленные шаги (это шорканье я везде узнаю), за дверью был сколопендра. Темнота, едва ли можно что-то разглядеть. Дверь комнаты медленно отворилась, в комнату вошел Валерий Федорович, щурится и улыбается. В его руке блеснуло лезвие ножа (этот нож он не разрешал мне брать под предлогом, что тот очень острый, специально для капусты заточен) Я хотел было броситься будить свое тело, но ни пошевелиться, ни закричать не получилось. Смотрю с ужасом на диван, а там, рядом с моим телом спит женщина. Ее темные локоны по всей подушке, лица не видно, и бедняжка не подозревает о том, кто подкрался к ней ночью. Сколопендра поднял руку, готовый нанести удар, и как только рука сорвалась вниз, – я проснулся. Проснулся среди ночи весь в поту, слышу через стенку: «А они сволочи! Все сволочи!»
