Александр Александрович Лукин
Обманчивая тишина
© Лукин А.А., наследники, 2024
© Ишимов В.Н., наследники, 2024
© Хлебников М.В., составление, предисловие, 2024
© ООО Издательство «Вече», оформление, 2024
«Ибо нет войны без разведки…»
Говоря об истории шпионского жанра в отечественной литературе, мы неоднократно отмечали, что в начале шестидесятых годов он вступил в эпоху кризиса. О его причинах у нас ещё будет повод рассказать подробно. Кризис имел ряд последствий, главное и очевидное из которых – резкое сокращение книг, рассказывающих о борьбе советских контрразведчиков с иностранными агентами и диверсантами. Поэтому выход практически любой шпионской повести или романа гарантированно привлекал к себе внимание ценителей опального жанра.
Журнал «Смена» в № 8 за 1966 год поместил обращение редакции к читателям: «С этого номера „Смена“ начинает печатать повесть Владимира Ишимова и Александра Лукина „В тишине, перед громом“».
А. Лукин – один из старейших чекистов, известен читателям как автор повестей, рассказов и очерков о советских разведчиках…
Повесть «В тишине, перед громом» основана на событиях сложной операции, проведенной советскими контрразведчиками-чекистами в начале тридцатых годов, в которой участвовал и сам А. Лукин.
Отдельной книгой под названием «Обманчивая тишина» повесть выходит в издательстве «Молодая гвардия».
Журнальную публикацию читатели оценили сразу и высоко. Последовавшее книжное издание, вышедшее стотысячным тиражом, также не залежалось на книжных прилавках. Причины того не только в дефиците шпионских книг. Повесть действительно удалась.
Несколько слов о сюжете. 1933 год. Алексей Каротин – руководитель отдела по борьбе со шпионажем одесского ГПУ – молодой, но уже опытный чекист. По его оценке германская разведка проявляет большой интерес к строительству новых военных кораблей в Нижнелиманске (Николаев). Семён Лисюк – непосредственный начальник Каротина – ставит под сомнение доводы Каротина. Тем не менее он соглашается командировать в Нижнелиманск небольшую оперативную группу во главе с Каротиным. Вместе с ним в поездку отправляются Леонид Славин и Кирилл Ростовцев. Леонид – артистичный, склонный к импровизациям одессит. Кирилл – внешне медлительный, но основательный, вдумчивый работник. Чекисты сталкиваются с проблемой – отсутствием явных связей германского резидента со своей нижнелиманской агентурой. Какие-то ниточки ведут в конструкторское бюро судостроительного завода. Мелькает фамилия таинственного Вермана, который предположительно работал на немецкую разведку ещё в годы Первой мировой войны. Со всем этим приходится разбираться, но так, чтобы не вспугнуть затаившегося врага.
Повесть хороша атмосферой тридцатых – времени тревожной приподнятости, когда и произошёл коренной перелом в сознании людей. Советская власть из факта политического переросла в нечто большее – став частью сознания подавляющей части народа. Время императорской России окончательно ушло в историю. Но, как ни странно, герои повести – молодые чекисты сполна расплачиваются по долгам старой России. Ведь они охотятся за теми, кто был впрямую причастен к гибели осенью 1916 года линкора «Императрица Мария»… Так парадоксально происходит «склейка» двух этапов истории нашей страны. Конечно, читатель может спросить, насколько слова редакции «Смены» о документальной основе книги правдивы? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к историям жизни авторов повести.
Биография одного из соавторов повести полностью соответствует расхожей формуле о том, что жизнь может быть интереснее любого лихо закрученного авантюрного романа. Лукин Александр Александрович родился в 1901 году в Херсонской губернии. Выходец из еврейской семьи, Лукин становится на сторону советской власти, участвует в Гражданской войне в рядах РККА. После ранения и контузии в 1920 году он поступает на службу в ЧК. В последующее десятилетие Лукин уверенно поднимается по карьерной лестнице, занимая ряд ответственных постов в системе ВЧК-ГПУ. В 1934 году в должности начальника Особого отдела Одесского управления ГПУ УССР он расследует поджог цеха по производству подводных лодок серии «М» на заводе имени Андре Марти в Николаеве. Нетрудно догадаться, что это событие – основа сюжета повести. Во второй половине тридцатых годов Лукина переводят в Москву. В 1937 году он назначается начальником 5-го отдела ГУГБ НКВД, который осуществлял контрразведывательную работу в РККА, РКМФ и войсках НКВД. К моменту смещения Ежова в сентябре 1938 года Лукин – заместитель начальника Особого отдела НКВД Московского военного округа. Пришедший к власти Берия постепенно избавлялся от «старых кадров». На фоне предыдущего, «ежовского», периода делалось это на удивление мягко. Многих чекистов комиссовали по состоянию здоровья. Старшего лейтенанта ГБ Лукина отправили в действующий резерв в марте 1939 года. Символично, что местом почётной ссылки выбрали Главспиртторг. Но уже в следующем, 1940 году Лукина исключили из партии. В подобных случаях о возвращении в органы можно было и не думать.
Ситуация поменялась во время Великой Отечественной войны. Перед советской разведкой была поставлена задача как можно быстрее сформировать разведывательно-диверсионные отряды для действий в глубоком тылу немцев. Профессионалов не хватало. Пришлось обратиться к тем, кто был по разным причинам «выведен за штат». Одним из «проштрафившихся» был хорошо всем знакомый Дмитрий Медведев. В 1939 году его уволили из органов с необычном формулировкой: «необоснованное прекращение уголовных дел». Бывший капитан госбезопасности трудился до начала войны на скромном посту управляющего межрайонной конторой № 3 треста Мосгорторпа. 22 июня 1941 года Медведев подаёт рапорт с просьбой вернуть его на службу. Его просьбу удовлетворили. Летом 1942 года группа советских разведчиков, которую возглавил Медведев, приземлилась на территорию Житомирской области. В её составе был Лукин, которого Медведев знал по совместной службе в Херсоне в конце двадцатых годов. Теодор Гладков в своей книге, посвящённой Дмитрию Медведеву, отмечает: «Одесское происхождение определяло во многом и его [Лукина] характер, и юмор, и жизнелюбие во всех его проявлениях. Как чекист Лукин питал пристрастие к делам запутанным, головоломным, за что и ценил его Медведев».
Группа Медведева стала основой отряда «Победители». В его составе действовал знаменитый советский разведчик Николай Кузнецов. Начальником агентурной разведки отряда назначили Лукина. «Победители» занимались не только разведкой и сбором информации. В боях отряд уничтожил более двух тысяч немцев, пустил под откос восемьдесят эшелонов противника. Работу Медведева и его соратников оценивали весьма высоко. В 1944 году Медведеву присвоили звание Героя Советского Союза. Не обошли наградами и Лукина. В декабре 1943 года ему одновременно присвоили звание подполковника и вручили орден Красного Знамени. Через год Лукина восстановили в партии, что можно считать формой его полной реабилитации.
После победы он ещё десять лет служит в 4-м управлении НКГБ СССР, которое занималось диверсионной деятельностью. В 1955 году подполковник Лукин уходит на пенсию. Он уже знал, чем будет заниматься на «заслуженном отдыхе». К литературе он тянулся всегда. В начале повести «В тишине, перед громом» есть показательный эпизод. Каротин доказывает руководству, что немецкая агентура активизировала свою деятельность:
«– А дальше корреспонденция. За последнее время исходящая почта германского генконсульства выросла втрое. По моим данным, львиная доля прибавки падает на того же Грюна. Немцы, как вы знаете, народ деловой. Зря бумаги не тратят. Значит, есть о чем писать в Берлин.
Ехидная усмешечка:
– А может, у них тоже свой писатель объявился? Романы строчит и в газеты отправляет?
Камешек в мой огород. Полгода назад я напечатал в областной газете заметку о пограничниках. С тех пор мое „писательство“ стало в управлении притчей во языцех».
Увы, времени для написания «романов в газеты» в те непростые годы у Лукина не было. Но теперь оно появилось. Результат не заставил себя ждать. В 1958 году выходит повесть «Сотрудник ЧК», написанная в соавторстве с Дмитрием Поляновским. Через пять лет выходит продолжение – «„Тихая“ Одесса», созданная также совместно с Поляновским. Книги приобрели популярность и переиздавались в шестидесятые годы несколько раз. Но в этот весьма благополучный период творческий тандем прекращает своё существование. Для следующей задуманной большой вещи Лукин ищет нового компаньона.
На фоне непростой, но яркой во всех отношениях биографии Лукина жизнь его соавтора выглядит откровенно блёкло. Владимир Ишимов в 1950–1980 годах занимался понемногу всем: журналистикой, литературой и даже киноведением. Как журналист в пятидесятые он работал литературным обработчиком мемуаров партийных деятелей второго-третьего ряда. В периодике его имя мелькало, но не часто. Так, в журнале «Юность» в середине шестидесятых мы видим его как автора небольшого очерка об одном из кавалеров ордена Славы. Встречается его имя в престижном «Новом мире», но и там его тексты проходят незаметно. Да и трудно рассчитывать на читательское внимание к статье о проблемах производства сельхозпродукции в Эстонии с жирным эпиграфом из отчётного доклада Л.И. Брежнева. Не менее «яркой» выглядит беседа Ишимова с известным в те годы драматургом Александром Гельманом с броским названием «Нравственность управления и управление нравственностью». В качестве киноведа Ишимов в соавторстве выпустил в 1985 году скромный труд «Встречи на опалённой земле», посвящённый такому увлекательному предмету как вьетнамское кино. С кино была связана и профессиональная деятельность Ишимова. Долгие годы он проработал в журнале «Искусство кино». Обычно такую судьбу принято считать рядовой. Поэтому трудно понять со стороны, чем руководствовался Лукин в выборе соавтора – явно не борзописца, без зримых серьёзных связей в литературном мире, необходимых для проталкивания рукописи или книги. Но у Владимира Николаевича Ишимова была непубличная биография, которая многое объясняет.
Начнём с его деда. Исаак Аронович Гурвич родился в Вильно в 1860 году. Уже в юности он принимал активное участие в революционном движении. Ссылку отбывал в Тобольской губернии. Семейный псевдоним объяснимо восходит к названию старинного сибирского города – Ишим. Своих детей Исаак Аронович называл в честь известных деятелей освободительного движения. Старший сын – отец Владимира – получил его в честь Николая Гавриловича Чернышевского. Кроме того, в семье были Искандер – привет Герцену, а также Роза, что заставляет вспомнить о Розе Люксембург. В тридцать лет Гурвич покидает Россию и отправляется в США. Там он активно печатается в социал-демократической прессе. Работу он находит себе достаточно странную для революционера – в министерстве внутренних дел.
Его сын Николай, родившийся в 1882 году, остался в России, продолжив дело отца. Он примыкает к большевикам. В 1910 году перебирается в США. Там он редактирует газету с интригующим названием «Новый мир», которая печаталась в Нью-Йорке. Как видим, судьба любит неожиданные параллели. Издание примечательно тем, что в нем активно печатались переехавшие в Америку Лев Троцкий, Николай Бухарин, Александра Коллонтай. После Февральской революции часть авторов газеты во главе с Троцким возвращается в «освобождённую Россию». Николай остаётся в Америке. Во многом благодаря ему в августе 1919 года в США возникла Коммунистическая партия. Вместе с Джоном Ридом – автором «Десяти дней, которые потрясли мир» – Гурвич в середине 1920 года приезжает в Советскую Россию. Здесь он участвует в работе Второго конгресса Коминтерна. На нём утверждается устав организации и принимается резолюция о создании всемирной Советской республики. Коммунистическую партию США представляют Джон Рид и Николай Гурвич, который был избран в состав Исполкома Коминтерна. В дальнейшем Гурвич отходит от непосредственного участия в международном коммунистическом движении и занимается преподаванием политэкономии в ряде московских вузов. Умирает он в относительно спокойном 1934 году. В семье Николая Исааковича и Полины Осиповны Гурвичей было два сына: Владимир (1924) и Карл (1926). Думаю, что не нужно пояснять, в честь кого были названы дети. Следует признать, что именно Карл убедительно показал широту и размах, присущие семейству Гурвичей-Ишимовых. Под псевдонимом «Николаев» он выступал на сцене и снимался в кино, а самое главное – получил известность как один из первых советских телепатов. Неоднократно он участвовал в опытах по передаче мысли. О нём часто писала пресса, включая такие популярные издания, как «Комсомольская правда» и «Литературная газета», помещавшие отчёты о результатах дерзких экспериментов. Как правило, они были неутешительны для Николаева. Конфузы случались и во время публичных демонстраций Николаевым своего «мистического» таланта:
«Однажды, выступая в Студенческом театре МГУ, он намекнул, что передача мыслей на расстоянии может найти применение и в разведке: „Ведь разведчику достаточно передать одно слово „Давай!“, и он поймет, как надо действовать“. Правда, затем Николаев оконфузился. Он попросил зрителя загадать фигуру и пообещал угадать ее. Вперившись взглядом в испытуемого, он начал выводить на доске овал. Однако зритель под хохот аудитории заявил, что загадал треугольник».
Полагаю, что Лукину пришёлся по нраву семейный бэкграунд Ишимова. Сотрудничество продолжается. Пишется следующая книга – роман «Беспокойное наследство». Увы, увидеть его в печатной форме Лукину не довелось. В 1975 году он умирает. Роман вышел в свет в 1977 году. Уже это свидетельствует о том, с каким всё большим трудом шпионская литература пробивала дорогу к читателю. В этой книге происходит отход от привычного для Лукина автобиографического материала. Речь в ней идёт о сложной контрразведывательной операции, в которую втянут молодой рабочий Павел Кольцов, который живёт в 1960–1970 годы. Но в «Беспокойном наследстве» Лукин «передал привет» городу своей юности и молодости. Городу, из которого Алексей Каротин с друзьями отправился в Нижнелиманск. Речь, конечно, идёт об Одессе. Павлика Кольцова затянула в свои сети шайка спекулянтов и воров. Но вскоре выясняется, что за спинами расхитителей и фарцовщиков скрывается куда более опасный и коварный враг…
Вернёмся к первой повести. Второе рождение «Обманчивой тишины» могло состояться в конце восьмидесятых. В 1989 году на телевизионные экраны вышел двухсерийный фильм Геннадия Полоки «А был ли Каротин?». До этого в 1971 году режиссёр снял удачный шпионский фильм «Один из нас», который и сегодня смотрится весьма свежо. К сожалению, повторить успех Полока не смог. Картина в пародийном ключе воспроизводит отдельные сюжетные линии книги. Вызывает вопросы выбор актёров. Темп слишком рваный, повествование сваливается в откровенную буффонаду, чувствуется желание создателей фильма соответствовать духу перестройки. Отсюда и нелепые сцены с обнажёнкой, отсылки к теме «сталинизма» и другим популярным темам того времени. Одним из сценаристов фильма числится Ишимов, который, видимо, не мог или не хотел повлиять на чересчур бурное воображение своих товарищей по киноцеху.
Как бы то ни было, книги Лукина и его соавторов будут интересны и сегодня, когда настоящее стремительно изменяет мир, делая вроде бы близкое «вчера» достоянием истории.
М.В. Хлебников, канд. философских наук
Обманчивая тишина. Повесть
Пролог
Если бы можно было начертить график, который бы показывал, как креп престиж СССР во всем мире, то мы увидели бы, что в 1933 году кривая этого графика резко взметнулась вверх: внутренние успехи страны тотчас отражаются вовне. Залы международных конференций бывали переполнены до отказа в те дни, когда там выступал нарком иностранных дел Советского Союза Максим Максимович Литвинов. «Чтобы понимать внешнюю политику Советского Союза, – спокойно и веско говорил нарком, – необходимо знать, что ее осью всегда был и есть мир…» И к его словам, к его предложениям, затаив дыхание, прислушивались капитаны политики во всех столицах мира.
Новый президент Соединенных Штатов Франклин Делано Рузвельт предложил председателю ЦИК СССР Михаилу Ивановичу Калинину установить между обеими странами дипломатические отношения. Так самая могущественная капиталистическая держава признала наконец первое государство рабочих и крестьян.
Но 1933 год принес миру и события совсем иного толка. 30 января фюрер нацистов Адольф Гитлер-Шикльгрубер стал рейхсканцлером Германии. И хотя первое время гитлеровская клика делала все, чтобы обмануть народы и изобразить себя сонмом ангелов-миролюбцев, все здравомыслящие и трезвые люди понимали: Гитлер – это война. Лучше всего это видели в нашей стране. И делали выводы.
Люди, которым страна доверила оберегать свой покой, свой напряженный труд, свою жизнь, понимали, что наступило серьезное время. Красную армию вооружали новейшим оружием – танками, самолетами, пушками; разрабатывали новейшую тактику боя; высшие командиры готовили планы отражения и разгрома агрессора, откуда бы он ни напал.
Но первыми вступили в бой с врагом чекисты. В незримый и неслышный бой. Потому что война, знали они, раньше всего начинается на невидимом фронте. Потому что фашизм, собираясь напасть, знали они, раньше всего пошлет к нам своих лазутчиков. Ибо нет войны без разведки. Гитлер захочет основательно подготовить свой удар, нанести его не вслепую, ослабить нас, обречь на поражение еще до первого выстрела.
Итак, тысяча девятьсот тридцать третий год. Лето. Июль…
Часть первая. Комплексная экспедиция
1. Центробежная сила
Далеко позади осталась Одесса, и тихая улица Энгельса, и красивый бывший особняк миллионера Маразли, где помещается областное управление ГПУ. Но всю дорогу мне казалось, что товарищ Лисюк из своего просторного пустого кабинета на втором этаже особняка неотступно смотрит нам вслед. И взгляд его повторяет: «Имейте в виду, какая на вас ответственность. Лично на вас…»
Я отгонял мысли об этом. Хотя кошки скребли на душе. Я знал, что прав.
Наш «газик» стремительно несся по шоссе. Гена Сокальский выжимал из пятнадцатисильного двигателя все двадцать пять полновесных лошадиных сил. Ветер рвал с нас нахлобученные по брови кепки. На правых крутых виражах меня нещадно вжимало в мощное Генино плечо. Когда машина резко брала влево, я ждал, что тот же закон физики швырнет Гену на меня. Но Гена сидел монолитом, прикипев руками к баранке. Ему было не до центробежной силы. Он вел машину.
Мы спешили в Нижнелиманск. Мы спешили в Нижнелиманск, потому что там ничего не случилось.
2. Соображения и воображение
– Вечно у вас фантазии, товарищ Каротин.
Лисюк сложил сочные губы в улыбку и глядел в чистый лист бумаги.
Меня, по правде говоря, смущала эта манера нашего нового начальника: улыбается, но на тебя не смотрит. А ведь в невежливости Семена Афанасьевича никто не упрекнет. Едва переступишь порог его кабинета, сразу же широким жестом укажет на кресло, к фамилии обязательно прибавит «товарищ», а уж с «вы» на «ты» и подавно не собьется. И всегда ровен, спокоен, благожелателен. Прямо-таки непробиваемо благожелателен. А вот на тебя не смотрит… Неприятно. Но в конце концов что поделаешь – начальство, как маму и папу, не выбирают.
– То Москву, председателя ОГеПеУ – лично! – беспокоите своим, простите, непродуманным рапортом, – говорил Лисюк, сцепив пальцы и уткнув мизинцы в стол. – То вот в командировку проситесь без оснований. Занимались бы чем положено, и вам легче, и делу польза.
Лисюк, конечно, во веки веков не простит мне «непродуманного рапорта». Что ж, это можно было предвидеть. Разве мне улыбалось испортить отношения с начальством? Нет. Но что оставалось делать? С рапортом получилось так. В один прекрасный день Лисюк разразился приказом. Не называя фамилий, в том числе и моей, он долго распространялся о том, что некоторые сотрудники посещают рестораны «Интуриста», где всегда много иностранцев, прибывающих в наш международный порт, среди которых могут оказаться агенты зарубежных разведок, и заканчивал приказ тем, что объявил рестораны для всего личного состава «табу». Не могу сказать, чтобы я числился в ресторанных завсегдатаях, но запрещение это меня взбесило. Почему мне, начальнику отделения по борьбе со шпионажем, нельзя появляться в заведениях, где вращается именно та публика, которая по роду работы может представлять для меня интерес? Если ты боишься, чтобы твои сотрудники сталкивались с возможными иностранными разведчиками, как же ты доверяешь этим сотрудникам борьбу с ними?!
Все это я высказал Петру Фадеевичу Нилину, заместителю начальника управления, которого все мы почитали и уважали. Петр Фадеич снял свои профессорские роговые очки, привычным жестом протер их и суховато сказал:
– Начальник управления не последняя инстанция.
Я отправил короткий рапорт в Москву и вскоре получил ответ: если это вызывается необходимостью, в посещении ресторанов нет ничего предосудительного. После этого Лисюк, понятно, воспылал ко мне не очень нежными чувствами.
– Разрешите доложить свои соображения, – корректно говорю я.
– Какие там соображения? Одно воображение.
Улыбка не сходит с губ Семена Афанасьевича, поза не меняется, но мне сдается, что он слегка раздражен.
– Разрешите изложить, – настаиваю я.
Начальник управления вздыхает и откидывается в кресле. Глаза его прикрыты, улыбка приобрела чуточку мученический оттенок: мол, что с вами сделаешь, валяйте, излагайте. Не разреши вам – тут же какой-нибудь демагог станет болтать, что Лисюк, дескать, не прислушивается к мнению подчиненных…
И я начинаю излагать.
Я докладываю, что с ранней весны оживилась деятельность генерального консульства Германии. Новый секретарь консульства Отто Грюн, который любит именовать себя доктором, весьма общительный человек. У него много приятелей. Но прямо-таки неразлучен он с одним – с секретарем японского консульства Митани. Кроме того, Грюн заражен бациллой странствий. В Одессе он всего три месяца, а уже много путешествовал по области, в частности несколько раз съездил в Нижнелиманск.
– Ну и что же, товарищ Каротин? Эти поездки были Грюну разрешены.
– Я знаю, что разрешены. Но ведь маршрут-то он выбирал сам. Правда, по нашим данным, во время поездок Грюна не замечено ничего подозрительного, но…
– Вот видите, ничего подозрительного.
– А может, на местах проморгали? Вот, например, его визиты в Нижнелиманск. Он там бывал по два-три дня, вроде без дела, ни с кем, как сообщил Нижнелиманский горотдел, не встречался, бродил по городу, сходил в кино, в театр, попросил, чтобы его покатали на яхте. Для этого ехать в Нижнелиманск?! Что, в Одессе кино нет? Наш знаменитый театр хуже нижнелиманского? Морскую прогулку ему б не устроили? Не думаете же вы, товарищ начальник, что Отто Грюн – и впрямь заядлый турист и вояжирует исключительно ради собственного удовольствия!
– А что мне мешает думать именно так? Все эти ваши штучки-мучки – интуиция, дедукция, индукция – все это беллетристика. Народ что говорит? Вы не обижайтесь, но народ говорит так: дурная голова ногам покоя не дает. Вы положьте мне на стол более точные данные. Вот тогда поговорим.
– По моим данным, товарищ начальник, Грюн – достаточно ясная фигура. Почему, например, сам генконсул тянется перед ним в струнку? Некоторое время назад в консульстве было торжество по поводу дня рождения Гитлера, и этот самый доктор Грюн появился в форме СА и с золотым значком национал-социалистской партии. Я убежден, что это разведчик высокого полета. И не зря он прибыл к нам!
– Дальше.
– А дальше корреспонденция. За последнее время исходящая почта германского генконсульства выросла втрое. По моим данным, львиная доля прибавки падает на того же Грюна. Немцы, как вы знаете, народ деловой. Зря бумаги не тратят. Значит, есть о чем писать в Берлин.
Ехидная усмешечка:
– А может, у них тоже свой писатель объявился? Романы строчит и в газеты отправляет?
Камешек в мой огород. Полгода назад я напечатал в областной газете заметку о пограничниках. С тех пор мое «писательство» стало в управлении притчей во языцех. С легкой руки товарища Лисюка. И вот опять. Но я твердо решил, что не дам себя отвлечь. Я напомнил начальнику о фирме «Фаст унд Бриллиант».
Дело в том, что на Украине и в Поволжье испокон веку, переселенные из Германии еще Екатериной II, жили и трудились селами и целыми районами так называемые «колонисты» – немцы-земледельцы, теперь равноправные граждане Советской страны. Многие немецкие колхозы славились своим хозяйством, своей зажиточностью по всей Украине и даже за ее пределами. Немало юношей и девушек из немецких деревень перебрались в города – учиться и работать.
И вот в последние месяцы, после прихода к власти нацистов, многие советские граждане-немцы в нашей области стали получать из Германии небольшие денежные переводы в валюте – по двадцать-тридцать марок. Переводы эти всегда бывали анонимными, отправитель себя не объявлял. При этом большинство адресатов не имело за границей ни родственников, ни друзей, которые могли бы о них «заботиться». Иные «облагодетельствованные» сами приходили в советские учреждения, сообщали о странных переводах, а некоторые даже сдавали валюту, не желая получать ее из неизвестных источников, несмотря на то что в магазинах «Торгсина»[1] они могли на эти деньги купить дефицитные товары.
Нам удалось установить, что «автор» у всех этих переводов был один – германская торговая фирма «Фаст унд Бриллиант». С чего это прижимистые коммерсанты заделались вдруг бескорыстными человеколюбцами?!
– Как вы знаете, товарищ начальник, – сказал я, – у нас создалось впечатление, что эти подарки относятся скорее к сфере политики, нежели филантропии. Это своего рода переводы политические. Вроде бы сигнал: немецкий фатерлянд помнит о своих «детях» на чужбине. Пусть же и они не забывают свой фатерлянд.
Лисюк выслушал меня, не перебивая, и сказал:
– Все это так. Могу даже добавить, что Москва сообщила мне: за вашим «Фастом унд Бриллиантом» стоит… знаете, кто?
– Кто?
– Отдел национал-социалистской партии по делам немцев за границей. Им руководит некий фон Боле. Это его штуки.
– Вот видите!
– Что я вижу? – хмуро спросил Семен Афанасьевич. – Вы клоните к тому, что налицо активизация германской разведки? Так это я и без вас знаю. И все-таки не вижу, почему вам надобно ехать именно в Нижнелиманск. Почему, скажем, не в Тирасполь или Вознесенск? Не в немецкие районы? Ведь ваш Грюн побывал и там.
– А я, товарищ начальник, подумал про себя так: предположим, ты Грюн. Ты прибыл в Одессу, чтобы создать агентурную сеть и начать сбор развединформации. Что в нашей области привлечет твое внимание? Конечно, и Одесский порт и погранполоса, но прежде всего Нижнелиманск. Судостроительный завод. Крупнейший промышленный объект, выполняющий теперь спецзаказ. Это подтверждается, между прочим, и тем, что большинство переводов «Фаста унд Бриллианта» падает на Нижнелиманск и его район. И если проанализировать поездки Грюна по немецким колониям, то господин доктор тоже предпочитает те, что находятся вблизи Нижнелиманска.
– Дотошный вы товарищ, – не то одобрительно, не то с иронией протянул Лисюк, глядя на свои мизинцы.
– И еще об одном я подумал: не ищет ли Грюн в Нижнелиманске старые связи?
– То есть?
– Немецкая разведка ведь здорово работала там в мировую войну.
– Та-ак… – Семен Афанасьевич, наморщив нос, снова улыбался. Доброжелательно так. Мягко. Доверительно. – Что ж, молодчага, товарищ Каротин. Ценю вашу настойчивость. Уж я и так и эдак расшатывал ваши доводы. Но вы твердо стоите на своем. Хвалю!
Что он, серьезно или издевается? Вроде серьезно.
– Значит, так. На сборы вам два дня. Кого намерены взять в опергруппу? Или еще не подумали?
– Подумал. Прошу включить в нее Славина и Ростовцева.
– Согласен. Не задерживаю вас больше. – И Лисюк углубился в бумагу.
Я уже закрывал за собой тяжелую дверь кабинета, когда Лисюк вернул меня обратно. Впервые начальник смотрел прямо на меня. Оказывается, у него большие карие глаза. Зря он их прячет!
– Еще один момент, товарищ Каротин. Имейте в виду, какая на вас ответственность. Лично на вас!
Вот так. Понимай это напутствие как знаешь.
