Александр Альбертович Казакевич
Блудный сын. Рождественская сказка для взрослых
И в этот момент колеса самолета коснулись рулежной полосы. В салоне все захлопали, а Варя на мгновение потеряла сознание, отчего обед все-таки выпал из ее рук, но по счастью, упаковка не раскрылась, хотя и перевернулась вверх дном.
– Ну что, сестры, с прибытием! – поздравила всех статная монахиня.
– Сейчас сразу поедем в Иерусалим? – заволновалась Варя.
– Подожди еще, – сдержала ее худая Мария, – сначала будет очередь к пограничникам. Они паспорта проверят. Потом багаж получим.
– А у меня нет багажа.
– Ну, ты можешь сразу ехать, а лучше нас подожди. А потом мы возьмем такси и поедем по своим монастырям. Завезем тебя на Елеонскую гору, а сами отправимся дальше. Нас в Горненском ждут.
– Меня в Горненский монастырь тоже приглашали, но я хотела поближе к центру Иерусалима.
– Не знаю, права ты или нет, – заметила статная ее попутчица. – Пешком оттуда до Храма Гроба Господня, конечно, не пойдешь. Но место благодатное! Ведь туда Дева Мария пришла к своей родственнице Елизавете, когда узнала о своем непорочном зачатье!
– А сколько она туда шла? – спросила Варя.
– Из Назарета – дней пять! И три месяца там прожила. Но зато у тебя под боком будет семейная усыпальница рода Христа, где находятся могилы и Девы Марии, и Иосифа, родителей Богородицы Иоакима и Анны.
– А зачем Богородице могила? Ведь ее там нет? – недоумевала девушка.
– Ее в гробе нет, а благодать там есть. Сама все прочувствуешь, – ответила ей старшая Мария.
– А мы можем сразу к Храму Воскресения заехать и Кувуклии приложиться? – переживала Варя.
– Ты сможешь, потому что Елеонская гора близко. А мы приедем туда позже. Храм находится в старом городе, такси туда подъехать не может и ждать водитель не будет. Да и дорого это. Поэтому мы тебя высадим у Яффских ворот и подскажем, куда идти. Ты не потеряешься. Обязательно найдешь дорогу, – успокоила ее Мария статная.
«Какое счастье!» – подумала про себя Варя.
13.
Было очень рано, когда Тимур растолкал Василия и прошептал ему на ухо:
– Надо уходить, потому что сейчас придут вагоны убирать, на нас кричать начнут. Пойдем к вокзалу. Там купим горячего чая, съедим хлеб с маслом!
– У меня денег нет! – ответил Вася.
– У тебя раньше были – у меня не было! Теперь у меня совсем немного есть, а у тебя нет. Ничего страшного! – успокоил его узбек.
Обитатели ночных поездов высовывались из всех дверей и разбредались по окрестностям. На улице было зябко и туманно. Изо рта выходил белый пар, даже когда они не разговаривали. С вокзала их в такую рань никто не гнал – охраны не было. Они зашли в теплое помещение. Какая радость, что еду здесь продают круглые сутки! Выпили по стаканчику горячего напитка с мягкими булочками и хлебом с маслом. Тимур протянул деньги, но продавщица, крупная румяная баба в мохеровой шапке, от него отмахнулась:
– Что ты мне, сердечный, свои деньги каждый раз предлагаешь! Знаешь ведь, что у меня для вас всегда специально отложено! Захочешь еще перекусить – еще подходи!
– Спасибо вам! – в два голоса ответили приятели.
– Затем так же, без денег, Тимур провел Васю в туалет. Их туда пропустили бесплатно по другой причине: человек, который продавал билеты на входе, оказался земляком Тимура. Они немного пообщались на своем языке, и Вася получил возможность впервые за почти два дня умыться, прополоскать рот, посмотреть на себя в зеркало. Это был другой человек! Не тот, которого он знал. Другая одежда. Изменившееся лицо. И совсем неузнаваемые глаза. Таких у него не было никогда. Словно бы невидимый хирург вырезал у него прежние, с насмешливым и лихим взглядом и вставил новые, тихие и печальные, которые боялись лишний раз взглянуть на этот мир и на людей вокруг.
На вокзале они просидели часов до восьми утра, а потом Тимур повел Васю на автобусную остановку. Как несоциальные элементы, они позволили себе поездку без билетов. Как назло, в автобусе скоро, буквально через три остановки, появились контролеры. Но и они не кричали на друзей и не требовали штрафа, а просто кивком головы показали, чтобы Вася и Тимур вышли отсюда на улицу.
– Как они понимают, что мы бомжи? – спросил Вася, – ведь на мне дорогой плащ, я не пахну, я умыт. У меня хорошая обувь. Но буквально сразу, как только я попал в эту ситуацию, люди безошибочно видят, что я нахожусь на социальном дне. Кто-то помогал, кто-то гнал. Но не ошибся никто.
– Нам не надо пахнуть и ходить в лохмотьях, – ответил Тимур, глядя не на Василия, а куда-то в сторону, – наша человеческая природа изменилась. Считается, что собаки чувствуют, когда пешеход их боится, и налетают на трусливого человека с лаем. Нас остальные тоже чувствуют, как собаки. У нас другой голос, другая осанка, взгляд, даже движения рук, походка – все из другого мира.
– Из мира униженных и оскорбленных, – уточнил Вася.
– Ну, пойдем! А то можем опоздать, – скомандовал узбек.
– Куда мы идем? Куда ты меня хочешь привести? – наконец-то, Вася решил спросить об этом.
– Я веду тебя устроиться на работу.
– Да что ты? А я думал, что так теперь и буду кормиться в вагончике у Курского вокзала, спать в электричках, – удивился Вася, – думал, что это и есть моя новая жизнь.
– Тебе нельзя! – серьезно ответил Тимур, – Ты еще молодой и сильный. Ты еще можешь сам зарабатывать и когда-то найти что-то новое. Ты не должен оставаться бомжом.
– А ты должен?
– И я не должен. Но мне из-за больной спины работу трудно найти. Я пытаюсь! Каждый день пытаюсь. Обязательно найду как-нибудь! А пока побомжую.
– Куда ты хочешь устроить меня работать? – интересовался Василий.
– Строить дороги. Там все время люди нужны. У них есть общежитие. там ты будешь в тепле. Деньги будут на еду. Там люди хорошие. Много моих земляков. Они тебя не оставят. Всегда помогут. Идем!
– Уже в этот день Вася работал в дорожной бригаде. Было удивительно, что никто ни на кого не кричит, никто не матерится. Все спокойны и добросовестны. У него спросили только паспорт. А у Васи-то из имущества только и оставалось, что два паспорта – обычный и заграничный. Бригадир, полистав страницы документа, заметил, что Вася будет у них первый человек с московской пропиской. Сказал, чтобы паспорт убирал подальше! Для остальных работников такой документ – просто мечта.
– Украсть могут? – испугался Вася.
– Нет! Наши не воруют, – успокоил его бригадир, – но если потеряешь, восстановить будет трудно. А жилье тебе нужно?
– Нужно! Обязательно нужно!
– Подойди ко мне после работы, когда будем деньги за день выдавать, я скажу, где есть свободное место. А пока бери лопату и иди остальным помогай щебенку под асфальт раскидывать. Только комбинезон возьми, как у остальных, вон из того автобуса.
Вася орудовал лопатой и думал, как же ему повезло! И работа есть! И ночевать устроят! И деньги уже сегодня дадут! Мечта!
Очень быстро он заметил, что его непривычные к работе руки начали сигналить еще немного и от черенка лопаты пойдут по ладоням мозоли! Ну, конечно же! Его руки после отъезда с фермы отца ничего серьезного не делали! Вася вспомнил, что в пакете с вещами из вагончика с Курского вокзала, который дал ему Тимур, были еще и перчатки. Он переложил их в карманы плаща, который оставил в рабочем автобусе, когда переодевался в комбинезон. Вася сходил за ними. И эта защита сработала. Теперь он мог махать лопатой до вечера, не опасаясь за свои изнеженные руки.
14.
Варвара со своими спутницами вышла из здания аэропорта. И встала прямо в дверях, потрясенная: воздух на улице был горячим. Даже непонятно, зачем нужна одежда, когда ты находишься в бане. Ну, пусть не в самой парилке, а в предбаннике точно! Инокини потянули ее за обе руки, чтобы Варя отошла немного от дверей, где мешала пассажирам выходить из здания. А еще Варвару поразили запахи. Невероятные. Каких только цветов в них не было намешано! В деревне даже в период августовского сенокоса пахло проще. А здесь были и мед, и кокос, и малина, и ваниль, и шоколад, и еще много-много чего. Старшую Марию оставили с Варей, чтобы она присматривала за растерянной девушкой, а статная и худенькая побежали узнавать по поводу такси.
И только в машине Варя чуть отошла. С удивлением она смотрела в окно на новую жизнь, которая теперь должна ее окружать. Теперь этот мир мог стать ее миром. Старушка толкнула ее в бок:
– Знаешь, что это за дорога, которую мы сейчас проезжаем? Это дорога на Эммаус. Помнишь в Святом Писании?
– Конечно, помню! – почти беззвучно ответила Варвара.
– Два человека шли из Иерусалима на Эммаус. Они шли, потому что их надежды были разбиты: Иисуса распяли. Он не освободил Палестину от римских иноземцев, не дал своему народу свободу, как от него ожидали. Его последователи расходились по своим землям. Мне так говорили, что один из этих двоих был евангелист Лука, у которого мы читаем про этот случай. И как раз этим путникам встретился Христос. Они Его не узнали. Уговорили, чтобы он остался с ними, потому что час поздний, продолжать путь опасно. Что сделал Христос? Он преломил хлеб и дал его этим людям. Он их причастил! Только тогда они Его узнали. А он стал невидимым. Тогда они, несмотря на поздний и опасный час, возвращаются в Иерусалим, чтобы всем рассказать о происшествии. Они снова обрели надежду. К ним пришло понимание, что смерть Иисуса не была напрасной, а за ней стоит что-то такое удивительное, что они сейчас еще не могут осознать! А это уже Иерусалим! Варенька! Мы въезжаем в вечный город!
Все сестры перекрестились. А статная Мария спросила Варвару:
– Ну как тебе? Что первое скажешь о Иерусалиме?
– Он белый! Он такой белый! И горячий!
– Белый и горячий! Ну, ты и подметила! – засмеялась худая инокиня.
Через полчаса они подъехали к высокой стене, которая обрывалась большими воротами. Старая Мария повернулась к Варе:
– Ну что ж, моя золотая. Нам ехать дальше, а ты выходи здесь. Пойдешь к Гробу Господню?
– Конечно, пойду!
– Тогда я тебе покажу. Подожди! Выйду из машины, немного пройдусь с тобой. Вот смотри. Иди прямо, а на том повороте, видишь, где белая вывеска, поверни налево. Это большая улица, мимо не пройдешь. Иди по ней. И считай улочки, которые будут отходить от тебя вправо. Их будет пять. На пятой остановись. Как особый ориентир, там должен будет стоять продавец гранатового сока. У него такая давилка будет для гранатов. Если его увидишь, значит, все правильно. Принюхайся. От улочки справа должно идти особое благоухание. Как в храме. Явное. Сильное. Вот на него и иди. По этой улочке придешь к Храму Воскресения. А там разберешься. А после Кувуклии, как приложишься, подойди к любому монаху в храме. Они, скорее всего, окажутся греками. Скажи им одно слово: «Елеон»! Они тебя поймут. И покажут, куда идти. Там недалеко. Не пропадешь. И экскурсий там полно. Любой гид тебя направит. Главное, не бойся! Господь поможет!
Варя слушала ее и старательно кивала головой. Ей не терпелось быстро-быстро пойти к заветному месту, о котором она столько думала. Монахиня перекрестила ее. Слегка оттолкнула от себя:
– Ну, иди. Иди к своему заветному!
И Варя засеменила в указанном направлении.
А монахиня ее окликнула:
– Варвара!
Девушка оглянулась.
– Варвара! А ведь это ты на литургиях с Господом и Девой Марией общалась?! Ты ведь? Нам про тебя рассказывали?
Варя только засмеялась и помчалась к Храму Воскресения.
15.
Вечером Васе дали первые деньги. Совсем небольшие за такой тяжелый труд. Но он и им был рад. Наконец-то, сможет сам купить себе еды! Одного из рабочих попросили отвезти его в общежитие. Молодой парень молча кивнул и они пришли к рабочему автобусу. Он ехал минут сорок. Пошли какие-то серые районы. Вася и не думал, что в Москве такие есть. Здания были все небольшие, пятиэтажные. Автобус затормозил возле одного из них, с желтыми полосками. На входе в общежитие сидела полная, ярко накрашенная женщина в парике. На ней был синий халат. Вася обратил внимание, что все ее руки в перстнях и браслетах. Она громко разговаривала, отмечая по замусоленной тетради всех прибывших. Когда все прошли, парень подвел к ней Василия:
– Это новенький.
– Фамилия! Паспорт есть? – строго на весь коридор спросила дама.
Вася назвался, дал ей паспорт. Она начала записывать его в тетрадь. Открыла прописку и, как сирена, огласила на весь коридор:
– Ой, да посмотрите! К нам москвичи теперь стали заселяться! Что ж такие уважаемые люди здесь среди нас делать будут?
И громогласно рассмеялась.
Таджики и узбеки, которые толпились у входа, тоже засмеялись.
– Я тебя заселю в 47 номер на третьем этаже. Там твоя бригада – не проспишь. Сейчас выдам тебе белье. Относись к нему бережно. Пока весь комплект не сдашь, я тебя отсюда не выпишу. Белье меняем раз в две недели по четвергам до обеда. Запомнил? – дала ему женщина краткий инструктаж.
– Вася кивнул. Получил пододеяльник, простыню, наволочку и полотенце. Все было влажным и серым. Но все равно лучше, чем сидения в ночной электричке. Робко Вася зашел в свою комнату и обомлел, потому что совсем не ожидал увидеть, что кровати здесь стоят в два яруса, заполняя все пространство комнаты, оставляя только узенький проход к столу, заставленному банками и кружками.
– А где свободная кровать? – тихо спросил Вася.
Тот парень, который довел его до вахтерши, ответил:
– Там, брат, у окна на втором этаже! Ты туда залезай!
От окна дуло. Вася понял, что это самое холодное место в комнате, поэтому оно свободно. Но что ему было делать? Последнее время он не мог ничего выбирать. Спокойно принялся стелить белье, думая только о том, что надо будет успеть до закрытия общежития сбегать в магазин, а потом помыться. Здесь ведь должен быть душ! Они же моются после работы!
Магазин был прямо в здании общежития, на первом этаже. Васе хватило на несколько пакетиков чая, упаковку китайской быстрозавариваемой лапши и шоколадный батончик. Еще он купил себе кружку, клейкую ленту и мыло. Когда вернулся в комнату, поставил местный чайник на плитку, а лентой заклеил окно, чтобы не сквозило. Чайник долго не закипал. Он попробовал его рукой – холодный. Хотя красный огонек на плитке горел.
– Не работает плитка! – сказал один из его соседей, – Сломалась сегодня. Чайник можно на общей кухне подогреть.
Вася снял чайник на стол, пододвинул к себе плитку и начал искать причину поломки. Оказалось, что шнур перекрутился и отошел. Вася взял один из ножиков, лежащих на столе, зачистил контакты, вставил медные провода в пазы, закрутил их. Воткнул в розетку. Что-то стрельнуло, и в комнате погас свет. Он выглянул из комнаты в коридор общежития – там тоже света не было. Но через несколько минут все лампочки снова загорелись.
– Я не хотел! – сказал Вася, – Простите!
– А это не ты, – ответил ему кто-то с полки, – у нас такое время, когда мы после работы приходим, и в каждой комнате много используют электричество, щиток не выдерживает и пробки вылетают. Зато смотри, плитка работает!
Плитка действительно нагрелась и спираль накалилась. Вася поставил на плитку чайник, взял полотенце и пошел искать душ.
В душевой было много народа. Человек десять голых мужчин с мылом и шампунями в руках ждали в очереди, когда освободится какая-нибудь из душевых кабинок. Их было шесть. В каждой стоял намыленный человек. Вася разделся и встал в очередь. Он думал, что будет долго, но все мылись быстро, понимая, что остальным тоже надо. И Вася поторопился, несмотря на то, что ему так хотелось подольше постоять под горячей струей. Вытерся, оделся, вернулся в комнату. Чайник, видно, уже закипел, потому что кто-то его снял с плитки и переставил на дощечку на столе. Вася заварил чай и лапшу. Сел, ожидая, когда его ужин будет готов.
Неожиданно парень, который привел его в общежитие, соскочил с полки, достал из холодильника, стоящего у дверей, банку с консервированными помидорами и поставил перед Васей:
– Ты ешь! Голодный, наверное!
Тогда другой сосед принес из своего угла банку с вареньем и без слов выставил перед Василием. А узбек или таджик – Вася еще не научился их различать – высыпал перед ним горку изюма. Другой сосед достал пару плодов перезревшей хурмы.
Получился пир на весь мир.
Все происходило тихо, бессловесно, очень деликатно. Оказывается, все всё про Васю понимали и незаметно хотели сделать так, чтобы ему было лучше.
Ему и правда стало лучше. После ужина он забрался на свою кровать, лежал и улыбался.
Улыбался впервые с того момента, как остался без денег.
16.
Варвара была, как во сне. Конечно же, она не запомнила все эти повороты и количество уходящих вправо улочек, на которые должна ориентироваться. Она шла, как говорило ей сердце. Ей казалось, что эту дорогу она проходила уже много раз. И теперь ОН взял ее нежно за руку и повел к Себе. Вокруг в своей скорости шли люди, сменялись лица, когда промелькнул продавец гранатового сока, и она свернула направо, ее окружил благоуханный запах, сила которого нарастала с каждым шагом. И вот после низкой арки открылась площадь, заполненная народом. Так удивительно, что среди них не было ни одного человека, который бы выглядел удрученным или расстроенным. От каждого человека передавалась ей тихая, светлая радость. И у нее на душе не было никакой тяжести и скорби. Это казалось так удивительно. Она думала, что это тяжелое место, где ей будет трудно находиться. Но нет! Она разве что не запела во весь голос. А может и запела тихонько, едва шевеля губами. А затем начались волны. Их было несколько. Одна волна накрыла ее у входа в Храм Гроба Господня. Волна светлой печали и любви. Ее тут же сменила другая волна – у камня миропомазания, напротив входа. Вот откуда разносятся благоухания по близлежащим улочкам! Это была волна сострадания и грусти. А третья волна окатила ее у Кувуклии верой и надеждой. Там стояли люди очередью, которая огибала Гроб Спасителя. Варя не встала в конец очереди, а сразу пошла ко входу в Кувуклию. И никто ее не попытался удержать. Греческий монах, который следил за порядком и пропускал ко Гробу людей, взглянул на Варвару и посторонился. Она вошла внутрь, миновала придел Ангела и подошла к гладкой от рук и губ паломников каменной плите. Осторожно дотронулась до нее и тут же чуть отстранилась. Варе показалось, что плита горячая и она может обжечься. Очень тихо девушка снова опустила на нее свою ладонь, а потом поцеловала, окропляя слезами. Варя и не чувствовала, что уже несколько минут плачет от чувств, которые не вмещала ее душа. Слезы выливались крупными каплями, проливались на плиту и тут же исчезали, будто камень мог впитывать воду. Времени для нее больше не было. И звуков не было. И никакого движения. Бурлящий мир остановился и затих, потому что сейчас происходила особая сокровенная встреча девушки и Того, кому она хотела посвятить жизнь.
А потом словно бы щелкнул выключатель, и мир вторгся в их свидание. Она оторвалась от плиты и, пятясь, вышла из Кувуклии.
Варе не надо было спрашивать, как пройти к Елеонской горе. Чего тут спрашивать? Неужели ее ноги сами не выведут на улицу Виа Долороса. Улица скорби, по которой вели Спасителя на казнь. Здесь ошибиться нельзя. Долороса. Такое красивое название. И такое жестокое. Не случайно это слово оканчивается на «роса» – почти что «роза». Этот цветок, как и эта улица, красивый, но с шипами.
Варя брела по каменной мостовой, пока дорога не вывела ее из старого города. Она вышла за ворота, сделала несколько шагов и ей открылись золотые купола монастыря Марии Магдалины.
Варвара перешла дорогу, и начала подниматься по Елеонской горе вверх, к обители. Ей становилось тяжелее каждым шагом. Это была тяжесть не от усталости. Это что-то неподъемное зарождалось в ее душе.
Она позвонила в зеленые двери обители. Ей открыла молоденькая инокиня. Варвара рассказала, что ее сюда пригласили из России.
– Да, да! – закивала девушка. – Мы вас ждем! Проходите. Я сейчас доложу о вас настоятельнице. Подождите здесь, на лавочке возле храма.
И радостно убежала. Варя немного посидела на лавочке, поднялась, открыла двери в храм и зашла внутрь.
Первое, что она увидела, – это изображение на стене громадной фигуры императора Тиберия, которому Мария Магдалина протягивает окрашенное в красный цвет яйцо со словами «Христос Воскрес!»
Почему-то картина на стене так напугала Варвару, что она выскочила на улицу. Как раз к дверям храма шустрая молоденькая инокиня подвела матушку настоятельницу.
Варвара взглянула на них и твердо сказала:
– Я здесь не останусь!
17.
В первый день было несказанно трудно вставать в шесть утра. Вася проснулся от движений в комнате. Его соседи уже одевались и пили кто чай, кто кофе. Он понимал, что времени у него мало. Надо умыться, а там наверняка очередь. И в туалет, конечно, тоже очередь. А автобус, который развозит на объекты, ждать не будет. Сам туда не доберешься. Надо всюду успеть.
И он успел, правда, с большим трудом. Чай не допил. Только полкружки проглотил наспех, когда его соседи уже выходили из комнаты. Схватил свой свитер. Поскольку он выходил последним – должен был закрыть комнату и отдать ключ на вахте. Расписывался в журнале и из-за этого чуть не остался без автобуса. Выскочил на улицу, когда тот уже начинал движение. Прямо на ходу переодевался в комбинезон. А вот перчатки забыл. Пришлось целый день махать лопатой голыми руками. И, конечно, домахался до мозолей. Но выхода не было.
А на следующий день руки покрылись волдырями. Работать стало невыносимо, но никому не пожалуешься. И как-то боль сама отступила. А через день и волдыри сошли. И больше таких проблем, как мозоли, у Васи не было.
Шаг за шагом, он влился в рабочую колею. Ни о чем не жалел. Вспоминал иногда свои загульные дни. Относился к себе, тогдашнему, как к не очень умному человеку. Праздников ему захотелось! А сейчас дождя нет – вот и праздник. Кто-то из соседей посылку получил из дома – тоже праздник. Да что там посылка. Горячий душ после работы – вот это настоящее счастье! И все-таки было странно, что тогда он столько денег распылил на разных людей. И никто из них не сохранился в его жизни. Не осталось никаких отношений. А здесь его окружали люди, которые и по-русски-то плохо говорили, но они делились с ним поровну всем, что у них было, улыбались ему, когда он затемпературил, – приносили лекарства, заваривали чай с травами, имбирем, лимоном и медом. В их комнате никто за все время не поругался, не напился, ничего ни у кого не пропало. Они и работали, и жили вместе. Васе было даже проще, чем остальным, потому что он был один, а его соседи умудрялись экономить деньги, чтобы хотя бы раз в неделю переправить небольшую сумму домой.
Узбек Тимур навестил его несколько раз. Рассказывал, что живет без новостей, а один день похож на другой. Работа так и не появилась. На улице жить становится сложнее, потому что все холоднее становится. Уже пару дней снег выпадал. Он даже подумывает тоже пойти в дорожные рабочие, но спина еще сильнее разболелась. Трудно ему.
Они пили чай с халвой, радовались встрече. Васе казалось, что они почти родные люди. Если бы не Тимур, он, возможно, мог бы пропасть. Благодаря этому щупленькому человеку у него появилась теплая одежда, еда и работа. А сам как бы он разобрался в этом сложном мире бездомных людей?
Работы Вася никакой не боялся. И не сторонился. С усмешкой вспоминал, как не любил ранние подъемы на ферме у отца. А теперь еще до шести утра глаза сами открываются. Был соблазн позвонить в родительский дом или приехать туда. Но Вася запретил себе даже думать об этом. На телефоне стер номера отца и брата, чтобы в минуты душевной слабости – а они, конечно, были – не позвонить им. Не мог он признаться, что прогулял огромные деньги и превратился в нищего, бездомного человека без прав и средств к жизни. Сам в такую ситуацию попал – сам и выкручивайся, приказал он себе. Было бы хуже, если бы он вернулся вот таким потерянным человеком, а ему дали от ворот поворот. Особенно брат. Это было самым серьезным препятствием возращению с повинной – услышать его слова «я же говорил!», увидеть его ухмылку.
Иногда Семен вспоминал Надю. Как она там живет в его квартире? Может, жалеет, вдруг это было всего лишь мгновением, когда она испытала раздражение от ситуации, в которую они попали из-за него? А потом одумалась! Возможно, он сам все испортил, что не пошел тогда за ней, не вернулся в квартиру. Они могли бы вместе искать варианты новой жизни, а она, скорее всего, в душе оказалась совсем не такой циничной, как показалось ему в момент их последней размолвки на улице. «Ах, – отвечал он сам себе, – если бы жалела – позвонила бы!» Зарядку он к своему телефону купил на второй день работы. Номер оставил прежний. Вот только тариф взял самый дешевый. Его соседи-узбеки подсказали, как можно сэкономить на звонках. Впрочем, никаких звонков не было. Васе звонить было некому. Никто из прежней жизни его не беспокоил. Он не отключал телефон только потому, что в его душе жила надежда: вдруг о нем кто-то вспомнит! Поинтересуется, как он живет! И все изменится.
Но ничего не менялось.
Однажды их привезли на ремонт дороги неподалеку от дома, где у них с Надей была квартира. Надо было положить новый асфальт. Вася смотрел на элитный небоскреб отстраненно, холодными глазами, не испытывая никаких чувств. Он уже настолько оторвался от своей прежней жизни, что его душа даже не делала попыток тосковать об утраченном.
Он разбрасывал лопатой битум, когда в трех метрах от него затормозило такси, которое из-за них не могло подъехать прямо к подъезду. Из такси выскочила дама, которая обложила всех рабочих матом, таким же черным, как битум. Он не сразу сообразил, что это и есть его Надя. Она была не похожа на ту респектабельную даму, в которую Вася ее превратил. Никаких изысканных нарядов. Снова короткая оранжевая юбка, вульгарный начес, чулки в широкую клетку, кричащая помада, сигарета в руке. Он такой ее встретил в Париже. И она опять вернулась к самой себе. Значит, вот такой она и была настоящей. А все, что он в ней любил, Вася сочинил сам. Сам дурак.
Он повернулся к ней спиной. И пока Надя пробиралась по бордюру к дому, не замолкало ее сквернословие. Василий повернул голову и смотрел, как она удаляется. Когда до подъезда оставалось несколько шагов, Надя оступилась, сапог с высоченным голенищем подвернулся, непомерно длинный каблук оторвался и отлетел в сторону. Она проковыляла за ним, подняла и погрозила рабочим кулаком, выкрикивая оскорбительные эпитеты в адрес дорожных служб. И тут все, кто занимались укладкой асфальта, не выдержали и рассмеялись.
И Васе было тоже смешно. До слез.
18.
Варвара не могла себе объяснить, почему она так поступила. И что ее напугало и оттолкнуло от той обители, она не осознавала. Просто ушла. В никуда. И действительно, куда ей было сейчас идти? В чужой стране, где она не знает ни одного человека. Она решила подняться по горе вверх просто для того, чтобы во время движения внутри у нее все перекипело. Она у себя дома, в деревне, поступала подобным образом, когда было что-то не так: быстро-быстро шла, все равно, куда. Иногда, даже в детстве, по тропинке уходила за несколько километров в лес. Не боялась, когда садилось солнце и вокруг темнело. Ее искали, ей кричали, она не отзывалась до тех пор, пока в душе не успокоится бурление чувств и все эмоции не улягутся по своим полочкам. И здесь она пошла по дорожке. Не искала ответа, а ожидала, пока ответ найдется сам. Начались какие-то арабские лавки, магазинчики. Чумазая ребятня бегала вокруг. Варвара захотела есть и вспомнила, что у нее в сумке лежит обед, который она забрала из самолета. Она высмотрела более-менее спокойное место возле темно-зеленого забора и разместилась на камне, разложив трапезу на коленях. Рыба была совсем безвкусная. Но голод заставил объесть ее до костей. А вот рис и вареные овощи были замечательны, как и салат в маленькой пластиковой коробке с прозрачной крышкой. А еще к обеду прилагались хлеб с брикетом сливочного масла. Красота!
В этот момент из-за поворота прямо на Варю вылетел автомобиль. Он затормозил с визгом на всю улицу. Но очень скоро выяснилось, что это визжала Варвара от испуга, потому что там, где только что лежал почти доеденный обед, к ее груди прижимался передний бампер машины. А сумка ее валялась под колесами джипа. Как при звуке выпускаемых шасси самолета, Варя потеряла сознание и откинулась назад. Из автомобиля выскочила полная монахиня и две инокини, поменьше ростом и похудее. Они забегали вокруг Вари, закудахтали, побежали за помощью. Через несколько минут из ворот выскочили мужчины, которые на руках внесли Варю внутрь.
Она очнулась в больничке, на чистой кровати, в пустой палате. С ней сидела женщина в белых одеждах сестры милосердия, как на черно-белых фотографиях прошлого века. Варя покрутила головой и увидела на тумбочке рядом с собой подавленную и развороченную сумку с ее вещами. Сестра милосердия, заметив, что Варя открыла глаза, вскочила и забегала вокруг нее. Она, как ни странно, говорила по-русски. Правда, с легким акцентом:
– Ой! Да не может быть! Как я рада! Вы пришли в себя! А то мы все переволновались. Что с вами? Может быть, вы ранены! Где у вас болит? Покажите мне! Где-нибудь есть какая боль?
Никакой боли Варя не чувствовала. Она резко поднялась и села на кровати. А женщина продолжала голосить:
– Как вы себя чувствуете? Скажите мне, пожалуйста! Вы хотите поесть? Я принесу! Вот вода попейте, пожалуйста!
Варя спокойно выпила стакан воды и попросила еще. Внимательно посмотрела на удивительную женщину и спросила ее:
– Где я?
Но сестра милосердия ничего не успела ответить, потому что в палату отворились двери и вошла та самая властная монахиня. В руках у нее был черный посох настоятельницы с золотым набалдашником в виде орла, клюющего змею:
– Пришла в себя! Я пятьдесят лет за рулем! Ни одного даже замечания не получила. И тут под старость лет, у порога своего монастыря чуть не задавила паломницу. Что ж ты там сидела?
– А что это за монастырь?
– Так ты еще и наша? Русская? Это монастырь Вознесения на Елеонской горе, организованный в 70-х годах XIX века пятым начальником Русской Духовной Миссии на Святой Земле архимандритом Антонимом (Антонином?) (Капустиным), – громогласно объявила она.
– Вознесение – это Христос вознесся? – догадалась Варя.
– Христос вознесся в ста метрах от нашего монастыря, – громко и четко рассказала ей женщина. – Ты лучше скажи, девочка, не поранили ли мы тебя, как твою несчастную сумку, нашим джипом.
– Вроде нет.
– А ты встань. Пройдись. Проверь, чтобы все было цело!
Варвара под наблюдением нескольких внимательных глаз поднялась с кровати и сделала около десяти шагов по палате.