Александр Аксаков
Куда сбегают города

Глава 4

Аксаков и кухня

– Саш, я поехала к Насте. Не уходи никуда, сегодня кухня приедет, – сквозь сон пробивается в мои уши мать.

– Во сколько? – я максимально помятый, кое-как приподнимаюсь над кроватью, не в силах открыть правый глаз из-за опухшей брови.

– Не знаю. Сказали – с двенадцати.

– И до конца, что ли?

– Ну… видимо.

Дверь с грохотом закрылась, и я рухнул обратно на кровать. Суббота не могла не радовать своим присутствием, но вгоняла в тоску тем, что послезавтра опять начнется суета. Пусть я и выпускник, но всякие противные заморочки, вроде выпускных выступлений, доставляют хлопоты.

Каким бы асоциальным я ни был – стараюсь участвовать в общей жизни класса. Выступления, инициативные группы. Как бы муторно это ни было – это забавно. Сидите вшестером и репетируете роли к предстоящей постановке. Вроде тупо, но что-то в этом есть. Мы с самых младших классов занимались подобной самодеятельностью. И знаете что? Я не боюсь рассказывать вам свою историю только потому, что уже давно перестал бояться людей. Бояться толпы, что смотрит на тебя.

Кто-то скажет, что это все чушь, и перестанет читать. Кто-то увидит здесь себя. Кто-то поймет, что это написали специально для него. Но все это неважно. Важно то, что я добрался уже хотя бы досюда.

Время – полдень. Я нехотя встаю и, почесывая голову, иду на балкон. Пачка сигарет, что всю ночь лежала под дождем, уже покоробилась от влаги и выглядит не так презентабельно. Ну а я что? А я закуриваю.

Я стою, и легкий ветерок раздувает волосы. Стою и думаю, что есть тут что-то красивое. И сколько бы я ни плевался на эту маленькую однокомнатную квартиру, хорошее – есть. И каждое утро, независимо от времени года, я смотрю на это хорошее. Смотрю на этот вид из окна.

Тут нет ни высоких человейников, ни блестящих офисных зданий, что уходят вверх. Тут только серые панельки, стоящие друг от друга достаточно далеко, чтобы между ними было просторно. И отсюда, с предпоследнего этажа многоэтажки, я вижу небо. Оно простирается до самого горизонта, вдалеке упираясь в другую панельку, что уже не выглядит так массивно, стоя на расстоянии. Неба тут много. Много зеленой травы и молодых листьев внизу. Я стою тут круглый год и наблюдаю, как природа меняется. Снег сменился зеленью, и скоро все вокруг будет таким ярким, таким солнечным, что глаз будет резать от этой красоты.

А потом придет осень, моментально меняя цвета. Я бросаю окурок вниз и смотрю на полянку, что простирается под моими окнами. Тут сплошь заросли кустов и людей, как и всегда, нет. Даже в детстве, кидая пакет с водой, я очень расстраивался, что под моими окнами никто не ходит. У Женьки оживленный тротуар и сбрасывать всякую пакость было весело. У меня не так. У меня можно любоваться красивым небом, в каком виде бы оно ни предстало.

Звонок в домофон застал меня, когда я с трудом выбирался с балкона. Изрядно окосев от первой за день сигареты. Я лениво подошел и взял трубку. На часах было двенадцать.

– Да?

– Доставка.

– Ага… восьмой этаж.

Никто ничего больше не ответил. В трубке хрипели помехи и слышно было, как хлопают двери. Лифт загудел, передавая вибрации через бетон, и выиграл мне минуту, чтобы я оделся.

Минута – это мягко сказано. Ребята тащили коробки с деревом довольно долго, задерживая лифт на приличное время. Начали слышаться ругательства и шаги, что семенили по ступеням.

«Да ну и плевать», – думал я о тех нетерпеливых, что сыпали проклятья. Подумаешь, пройтись пешком. Не вверх же. С другой стороны, у тех, кто поднимался вверх, не было сил ругаться. Они пытались отдышаться, радуясь, что добрались.

Два здоровых мужика быстро занесли в квартиру восемь увесистых коробок и протянули мне бумагу.

– Распишитесь. Вот тут, – здоровяк ткнул пальцем в лист. – И тут.

– Без проблем, – ответил я и поставил две синие закорючки в накладной.

Ребята аккуратно свернули листок и удалились, считая ногами ступени до лифта.

– Спасибо! – крикнул я, но ответа не последовало. Они то ли не услышали, то ли им было без разницы.

Я оглядел коробки и начал волочить их на кухню.

«Это меня жизнь так наказывает. За то, что я сделал позавчера со спортсменом», – гудело в голове. Так вот опять же: «Не я же спортсмена-то бил. Так, пошутил. Кто ж знал-то, что он вспыльчивый такой. И вообще, он первый начал!»

Пока я оправдывался – коробки нехотя и лениво перемещались на выделенное им место. Я даже забыл умыться и почистить зубы, так увлекся, что мало того – перетащил все, так еще и распаковал.

В доме никогда не было мужчины. Не было ни отца, ни отчимов, как у многих. Я взял отвертку и шестигранник и принялся читать инструкции. Все просто и предельно понятно. Откладывая одни элементы кухни в сторону, я принялся собирать другие. Время шло, и это маленькое дело захватило меня целиком. Я никогда не думал о том, что не должен таким заниматься. Позиция нахлебника в доме хоть и была мне ближе, но не до такой же степени. Мать всегда говорила: «Саш, будь ты, блядь, мужиком», и я пытался им быть.

Она хорошая. Мать моя. Она одна меня вырастила. Не искала всяких уродов, чтобы облегчить свою ношу. Растила, работала, воспитывала. Я очень благодарен ей, и пусть порой она бывает невыносима, но все же – благодарен. Я собрал один шкаф и придвинул его к стене. Пора собирать второй.

Я вот собираю это все, и гордость берет. Я в своей жизни хотя бы уже ящик собрать смог. Кто-то и таким не наделен. Мать придет и увидит, что все готово. И скажет «Спасибо». Скажет, потому что опять придет уставшая от своей сестры, которая ни детей воспитать не может, ни ремонт в доме сделать. Во всем ей нужна помощь. А я? А мать? А мы всегда как-то сами… Как-то справлялись.

Мне это от нее досталось. Эта самодостаточность.

Вот так всегда. Я сегодня расскажу Женьке, что собрал целую кухню, а он завоет: «А че меня не позвал?». Ну не позвал и не позвал. А зачем? Я тут и один хорошо справляюсь. А с Женькой вышло бы дольше. Если бы вообще вышло. Он бы по-любому вскочил посреди дня и умчался бы в магазин за пивом или еще какой гадостью. Ни поработать, ни побухать толком.

Завибрировал телефон, и я моментально подхватил его. Мать звонит.

– Да? – приложил я это старье к уху.

– А ты че не в школе? – ошарашенно спросила меня мама.

– Кухню собираю.

– Уже?

– Ага…

– Ну ладно, давай, не буду мешать!

Я хлопнул крышкой телефона и в очередной раз удивился. Если бы не кухня, то мне бы опять устроили лекцию. А так… Странно она отреагировала, конечно, ну да и ладно.

К школе у нее хоть и серьезное отношение, но долгие годы упорных попыток привить мне такое же отношение не увенчались успехом. Когда я был в восьмом классе, она вдруг осознала, что если я не хочу, то и впихнуть в меня знания не выйдет. И с тех пор я учился сам. Да и она уже не могла мне помочь. Программа становилась сложнее, и решать квадратные уравнения и дифференциалы ей давалось еще с большим трудом, чем мне.

Телефон вновь зазвонил.

«Забыла что-то?» – подумал я и не глядя взял трубку.

– Ты че вчера не пришел, а? – раздался знакомый голос. – Сука ты эдакая!

– Романова, ты? Ты где мой номер взяла?

– Твой рыжий опездал дал. Поймала его, пока терся в курилке. Ты в курсе, что тебя ищут?

Нет, ну так-то логично. Мы обидели пацана. Теперь и он хочет обидеть нас. Ну тут уж скорее – меня. Я не смог быстро придумать какую-то язвительную шутку и просто захлопнул свой телефон.

К тому моменту, как она позвонила вновь, я уже вовсю дырявил перфоратором стены, чтобы повесить антресоль.

Кухню я собрал в этот же день.

Вышло криво.

Глава 5

Аксаков и вальс

Парты были отодвинуты к самым стенам и сложены штабелями в два ряда. Места в классе оказалось очень много. Я всегда старался участвовать в жизни окружающих меня людей. Даже сейчас я пришел, зная, что на меня повесят подготовку к последнему звонку.

– Танец, да? – пытался переварить услышанное. – Ты же знаешь, что я не танцую.

– Саш, ты тоже меня пойми. Все парни разбрелись, – мялась Юля, староста класса. Невысокая, худая, совсем непримечательная девушка. Я часто смотрел на нее, и мне становилось ее жаль. Казалось, будто она прикладывает все свои силы, чтобы оставаться на учебном плаву. Я не прикладывал, но и тонуть особо не приходилось.

– Сколько нас будет? Парней, я имею в виду.

– Пока что три. Ты, Саша Тропиков и Ваня.

– Так ты меня уже записала, да?

– Прости…

– Ладно. Я попробую что-нибудь придумать. Еще двоих хватит?

– Думаю – да.

Мне-то долго думать не пришлось. Я спустился вниз, перепрыгнул турникет и вышел на улицу. Шаг вправо, шаг влево, и я в курилке. Лестница, что вела на крышу бассейна, всегда была открыта, и я поднялся наверх.

– О! Сак-Сак! – встрепенулся Юрец. Он всегда тут сидел, ведь дома ему курить не разрешали. Он перевалился через отбортовку и протянул мне руку. – Здарова. Ты че только к концу дня пришел?

– Ага. Автошкола. Водил сегодня впервые, – я пожал ему руку. – А Димон че вялый такой?

– Че я вялый, спрашиваешь… – Димасик процедил слюну и уронил ее на асфальт под зданием бассейна. – Это долгая история, братан…

– Ну тогда не надо. Юрец, пошли со мной.

– Куда?

– А главное – зачем! Подготовим номер к последнему звонку.

– Да больно надо. Я домой ща попрусь, – Юрец кинул окурок вниз и встал.

– И че ты там делать будешь? Дрочить?

– Угадал. Уж всяко лучше, чем заниматься танцевальной хуйней.

– Да ну тебя. Давай без этой фигни. Я не готовил убедительную речь.

– Готовь на ходу.

– Ну бля… Тебе это зачтется. Закроют плохие отметки в аттестате немного завышенным баллом.

Юрец помотал головой.

– Вообще насрать.

– Бля, Юрец, ну ты ведь ждешь, когда я тебя уговорю. Ну так ведь?

– Ну допустим…

– Ладно. Слушай! – Я присел на отбортовку и закурил. – Как ты думаешь, почему одиннадцатый «А» всегда ставит танец? Из поколения в поколение…

Бедолага уже было открыл рот, не учитывая, что я спросил лишь риторически.

– Да все просто, Юрец! Это традиция! А знаешь, на чем она основана? – я в этот раз постарался не давать ему паузу для раздумий, да он вроде уже и думать-то бросил. – Да в том-то и дело, что за всем этим стоит школьная легенда. Говорят, что те, кто будет танцевать, – останутся со своим партнером надолго. Работает, конечно, не в ста процентах случаев, но в пятидесяти точно. Ты хоть представляешь, сколько пар женились после этого танца впоследствии?

Димас молча встал и пошел к выходу. Мы с Юрцом еле заметили его безжизненные движения.

– Димас! – хором крикнули ему мы вслед. – Ты че, куда?

– Танцевать…

Бедолага прогремел ботинками по железной лестнице и скрылся за поворотом.

– Сак, ты ведь напиздел?

– Ага.

– Ладно, пошли. Че делать-то? – Юрец поднял свой потертый пакетик с тетрадкой и ручкой и потопал к выходу.

– Юр, ты вот скажи мне: ты за Димона переживал или ты просто гнида компанейская?

– Гнида компанейская. Че танцевать-то будем?

– Пока не знаю, ща староста введет в курс дела, – я внезапно остановился. – Я вот все время забываю, что Димон-то не из нашего класса.

– Он, видать, тоже.

И вот мы почти все в сборе. Сидим, раскинувшись на старых стульях, посреди просторного кабинета. Юрец залипает в свой новенький «четыре эс», что батя привез ему из Америки, а Димас пускает слюни, глядя на старосту.

– Так… – растерянно начала староста класса Юля. – Думаю, нам стоит разделиться.

– Да, староста, – добавляю я. – Давай, дели.

– Угу… – подумала она и начала разглядывать присутствующих. – Так… Саша Тропиков с Настей… Юра, ты с Женей. Ваня… Ваня, давай ты с Эллой. Тогда, Дим, будешь со мной?

– Буду, – словно принял предложение, ответил Димон. Вот дебил.

Вообще, неудивительно, что староста оставила меня напоследок. Я тут не фаворит, и порой кажется, что все они меня избегают. С тех пор как сформировали наш класс, я ни с кем толком-то и не общался. Староста так вообще меня побаивается, честно говоря. И если бы ситуация позволяла, то она точно отстранилась бы на «вы».

– Так. Стоп, а я?

– Аня сейчас подойдет.

«Аня… Аня… В нашем классе всего одна Аня, и та Романова», – вдруг осознал я.

– Я совсем забыл, староста, – не обращая внимания на открывшуюся дверь, я продолжаю готовить план отступления. – У меня сегодня экзамен в автошколе.

– Ой! Тогда…

– Да пиздит он! – с порога заявила Романова. – Он от силы месяц туда ходит. Могла бы и догадаться.

Юля тут же сжалась от такого напора. Видимо, не с одним мной она хотела бы перейти на «вы», а в идеале – вообще сбежать.

– Ань, ну нельзя же так! Не выражайся такими словами, – в испуге сказала староста.

– К нему иначе нельзя! – Аня посмотрела на покрасневшего от блаженства Димасика. – А этот еблан че тут делает? Он вообще не из нашего класса.

– Дефицит, – развел я руками. – Выбирать нынче не приходится.

– Он хоть не бухой?

– Димас, ты бухой?

– Нет, – твердо и четко ответил он. Иначе я бы сам его выгнал, чтоб не позориться. Странно, что спросить это догадался лишь сейчас. Хотя бухой – это еще нормально. Он мог быть и под чем похуже.

– Так что получается? – посмотрел я на Романову, не вставая со стула. – Я с тобой танцевать должен?

– Не должен. Можешь валить на все четыре…

– Ребят! Ну хватит вам! – Юля внезапно подняла голос. – Нас и так с трудом набралось десять. Ну пожалуйста…

Аня отвела взгляд от меня и устремила его на старосту. Я вдруг понял, что она тоже с жалостью смотрит на нее. А еще понял, что я почему-то смотрю не на старосту. Я тут же перевел взгляд.

– Ладно, хрен с ним. Но трогать я его не буду, – выругалась Романова.

А Юля молодец. Ловко манипулирует всеми своим жалостливым видом. Мне б так, да я бы горы свернул.

– Тогда танцуем вальс! – взбодрилась Юля.

– Вальс? – отрезал я. – То есть: есть куча торжественных танцев, но ты выбрала вальс?

– Ну он…

– Не, погоди, – вновь перебил ее я. – Там же надо с партнером максимально синхронно двигаться. Мы же не будем как два варана в пылу сражения покачиваться, стоя на задних лапах?

– У тебя, я смотрю, проблемы? – вклинилась Романова.

– У тебя так нет? – я ткнул пальцем себя в грудь.

Тишина повисла в воздухе. Странно, что никто не встревал в эту идиотскую перепалку. Юрец все так же сидел в телефоне, а Димас уже встал наизготовку. Остальные ждали решения по танцу. Молчание все продолжалось и продолжалось. И было расценено неправильно.

– Ну так вот… Вальс… – староста начала разъяснять азы, и было уже поздно. Романова взяла стул и принялась слушать.

Юля подробно объясняла все движения, включая музыку на своем телефоне. Она подготовилась, даже не рассчитывая на то, что кто-то сможет изменить ее решение. Глядя на нее, я понимал, что это я ее должен бояться.

Время шло медленно. Я внимательно смотрел, как лениво передвигает ногами толпа народу, толкаясь в классе, что внезапно стал тесным. Одни наступали другим на ноги, третьи терялись в движениях, а я сидел и внимательно смотрел.

Я так и не сдвинулся с места.

– Саш, Ань, может, попробуете? – разминала отдавленные ноги Юля.

– Да не, – Романова не подняла даже взгляд от телефона, сидя в соцсети. – Мы потом, без вас.

– Ага, – подхватил я, – тесновато у вас тут. Я посмотрел на Юлю и слегка улыбнулся, чтобы разрядить обстановку.

– Ладно. Потом, так потом.

Еще час, на повторе, из динамика телефона хрипел вальс. Все уже изрядно устали, а на Димоне начало виднеться огромное пятно. Он мок, как грешник на сковородке, держа старосту за руки. Даже представить боюсь, что он рисовал своим воображением. Юрец, напротив, не особо напрягался, а вот партнерша старалась. Старалась держаться от его лица подальше, ведь от того разило сигаретами за километр. Все время курил какую-то крепкую дрянь.

У остальных было средне. Ни хорошо, ни плохо. Средне.

Вскоре, спустя пару проходов, ребята собрались и, попрощавшись друг с другом, разбрелись по домам. Каждый со своей парой. Я усмехнулся, глядя на это, ведь моя пара сидела и смотрела в телефон. Хвала Богам, что мне не пришлось с ней разговаривать все это время.

Я пришел налегке, а значит, налегке и уйду. Я встал и уверенно пошел к двери.

– Стоять, – вдруг подала голос Романова.

Я опешил.

– А?

– Стой, говорю. Или ты действительно хочешь свалить?

– Хм. Тогда потанцуем? – я протянул ей руку. Это блеф.

Романова встала и сняла с себя кожаную куртку. Куртка аккуратно улеглась на спинку стула и повисла.

Вот как так получилось? Почему мы танцуем, оставшись одни? Неужели она не могла подобрать момент лучше? Это точно какая-то ловушка. Я сейчас обосрусь, и она начнет издеваться. Я даже занервничал немного!

– Че замер? – раскинула она руки. – Бери и погнали. Раз-два-три. Раз-два-три. – Как староста.

Я подхватил ее руки и сделал шаг. Точно. Выверенно. Сделал второй. Она считала и шагала, а я вел ее ногу своей. Спустя минуту мы уже делали равные отшаги, вращаясь в центре обшарпанного класса. Еще чуть, и она перестала считать.

Внезапно она остановилась и вывернулась из моей руки, нарастив расстояние между нами. Она так и не отпустила мою ладонь. Она сделала оборот вокруг себя и завернулась в мою руку, прижавшись спиной ко мне. Я вдруг вспомнил, что она раньше занималась танцами. Даже в соревнованиях участвовала.

– Аксаков, а у тебя неплохо выходит. В твоем бомжатнике открыли кружок хореографии? – внезапно начала она, прижавшись ко мне спиной.

Я слышал, как ей весело. Решил подыграть.

Я сжал ее ладонь крепче.

– Да нет. Просто я стараюсь не думать, сколько членов ты сегодня трогала этими руками.

Звонкая пощечина эхом разнеслась по комнате. Дверь хлопнула, и я остался один.

Мало мне было разбитой брови. Сейчас еще и щека опухнет.

Грубо как-то получилось.

Глава 6

Аксаков и то, что осталось

Времени было достаточно, чтобы подготовиться, но я все еще нервничал. В автошколе меня сунули в группу, что занималась уже на порядок дольше меня, поэтому экзамен на вождение сегодня будет проходить в спешке. Я хоть и отъездил на учебке положенные мне часы, но все еще очень сильно переживал.

Нас тут целая толпа. Узбеки, женщины и я. Такое ощущение, что все мужчины уже давно ходят с правами на автомобиль, получая их в подарок и не сдавая никакие экзамены. Узбеки и женщины нервничают куда сильнее меня. Это радует.

Теоретическая часть была сдана без ошибок и с первого раза, а значит, дальше – автодром.

Я помню, как сидел на коленях отца и держал руль. Он сильно ругался, когда я загонял машину в сугробы, но всегда выезжал из них и вновь давал мне руль. Я тогда и не догадывался, что снизу есть еще и педали.

Вообще, отца я знаю плохо. Он живет отдельно. Мне было года три, когда он от нас съехал. Ему тесно было жить в однокомнатной квартире с матерью и мной. Они так и не успели расписаться. Мама говорит, что он в тот же год нашел себе новую бабу. Женился на ней, дом купил. Я его видел, но никогда не видел ее, новую жену. Он всегда приезжал ко мне повидаться, но никогда не приглашал в гости. Ни меня, ни мать.

До моих девяти лет он был хоть каким-то отцом. Но потом… потом он запил и провалился в синюю яму. Это – закономерность какая-то. Ни у одного моего близкого друга нет отца. Кто-то умер, кто-то ушел за хлебом. Кто-то сидит. Только у Юрца есть. Но у него нормальная, полная семья, с братьями и сестрами.

Вот и я отца уже давно не видел. Года два-три. Он звонит поздравить с днем рождения, но не более.

Однако я до сих пор помню его машину. Лупоглазый «японец». Черный как ночь. Злобная морда и огромный спойлер. Звук от него исходил пугающий: грохот вперемешку со свистом. Было в этом автомобиле что-то. Он купил его на аукционе в Японии еще в те времена, когда бандиты на междугородних трассах не перевелись, но уже были в меньшинстве. Машине уже лет десять, и есть ли она сейчас – не знаю.

– Аксаков, – тихо произнес инспектор.

Я сел в старенькую измученную «Приору» и захлопнул дверь.

Эстакада.

Змейка.

Параллельная парковка.

Заглох.

Потом в гараж.

Разворот в ограниченном пространстве.

«Почему он погнал меня по всем упражнениям? Из-за того, что заглох?» – вертелось в голове, и я начинал переживать.

Узбеки стояли и смотрели на меня, ожидая, когда бедную «Приору» выгонят в город, чтобы завершить все испытания. А вот женщин поубавилось.

Это сложно. Осваивать что-то новое всегда сложно. Ты потеешь, стараешься, и в итоге у тебя получится, если ты не бросишь это на полпути. По крайней мере, у меня всегда было так.

Так я учился ездить на сноуборде. Так учился играть на гитаре. Так же и с машинами.

Я слукавил, сказав, что впервые начал водить тут. Однажды, когда нам с Юрцом было по четырнадцать лет, мы купили старый «Москвич». Ох и досталось же этому «Москвичу» от нас. Купили мы его недорого, тысяч за пять. Документов на него не было, и самым сложным было пригнать его на поле, что простиралось от нашего спального района и до самого конца. Какого конца? Да все просто! Для нас это был конец существующего мира. Конец города, страны, да неважно. Поле упиралось в лес, четко очерчивая границы всего сущего. В лес мы не ходили.

«Москвич» носился по полю, подкидывая в воздух грязь. Прыгал, крутился как сумасшедшая собака. И однажды перевернулся. Мы с Юрцом и Женькой попытались поставить его обратно на лапы, но он не поддался, и решено было прийти на следующий день. Следующим днем он сгорел. Кто-то поджег его, сняв с машины все ценное.

Так и умер наш «Москвич», а вместе с ним и мечта стать гонщиками. С тех пор денег на утиль мы не тратили.

– Молодец, иди ожидай «город».

– Спасибо, – еле заметно поклонился я менту и встал к узбекам. Еще пара человек, и мы поедем дальше.

Машины – это здорово. Пусть я и начал ими интересоваться совсем недавно. Это, видимо, часть становления мужчиной. Сначала интересуют девочки, потом машины, а к тридцати годам у тебя появляются дрель и циркулярная пила. И все. Ты готов, птенец.

Жаль, что купить машину у меня не выйдет. Аня права: я бедный. Она всегда смеется над этим, словно я для нее не человек, и в эти моменты меня наполняет ненависть. Жаль, что она уже знает, что это задевает меня за живое.

«А почему я вообще о ней думаю?»

Неважно. Узбеки уже пошли.

Вот молодцы ребята. Они по-русски ни полслова, а в город выезжают. Это следующее поколение маршрутчиков, таксистов и прочих представителей профессии. Они болтают что-то на своем, а я ничего не понимаю. А может, и не надо.

Мы плотно забиваемся в «Приору», а в машину впереди садится инспектор. Первый узбек проехал, потом второй. Я трясусь в этом замесе из людей и думаю о том, как быть дальше.

Интересы сменяются один за другим. Раньше я катался на сноуборде, но потом стало не хватать времени, чтобы собирать экипировку, ехать на гору. Да и желание пропало. Я выучил бэкфлип и охладел. К тому же дорого это.

Потом я собрал группу, нашел студию, где можно репетировать. Мы выучили с полсотни каверов и даже записали свою песню. А потом студию прикрыли. Покупать оборудование – непосильная ноша для школьников. И мы бросили. Вот так все и проходит мимо.

Даже сейчас я понимаю, что куплю себе самую красивую «восьмерку». Отполирую, вымою. Буду радоваться жизни, а потом… потом мне придется стать обычным человеком. Найти девушку, купить машину надежнее и презентабельнее. Возможно, даже «Короллу» или «Солярис». На большее рассчитывать я и не смею. Если повезет – «Дастер». Если нет – «Логан».

Смешно, что я, сидя за рулем учебной машины, с инспектором за спиной, думаю о всякой ерунде. Даже не так: почему я не думаю о важном? Почему в мою тупую голову все никак не придет понимание, что пора уже выбрать? Школа кончается, и я вынужден идти дальше. Но куда?

– Развернитесь где-нибудь.

Я дожидаюсь, пока зеленый замигает, и выполняю разворот. Выполняю и думаю, что я так и не определился. Эта тревога напрочь выбила из меня все переживания по поводу экзамена, на котором я сейчас нахожусь. Самое страшное, что я ВЫНУЖДЕН идти дальше. А я так хочу остаться. Вот бы этот май никогда не заканчивался.

Но дальше июнь.

– Найдите место для остановки.

Дальше экзамены. И все пути будут открыты. Но я как-то не хочу идти. Я сижу и смотрю на мента в зеркало заднего вида и думаю о том, кем я хочу быть. Вот как мент понял, что он хочет быть ментом? Или его, как и всех, принесло сюда течением? Он сидит и молчит. Так сдал я или нет?

– Выйдите из машины.

Я поднял ручник с характерным треском и отстегнул ремень.

– Все. Сдал.

– Как? Уже?

– Да. Выходи, не задерживай. И про ручник не забывай.

– Ого! Понял! Спасибо! – Я вылетел из машины и только вслед услышал, что за правами нужно подойти завтра.

Одно увлечение сменяет другое. Все движется – меняется. А я не хочу. Мне было хорошо и в нулевом году, когда я в своей шубе бегал по двору и зарывался в норы с Женькой. Тогда все было прекрасно.

Так и выходит, что я плыву сейчас по течению. А так хочется какой-нибудь знак.