Александр Афанасьев
Силовой вариант
© А.Афанасьев, 2018
© ООО "Остеон-Групп", 2018
* * *
От автора.
Худшие враги получаются из бывших друзей
Бальтазар Грасиан
Эта книга, которая первоначально должна была называться «Экспансия», но стала называться «Холодная война» – это своего рода гимн. Гимн тем временам, прежде всего восьмидесятым годам, времени наивысшего напряжения двух сверхдержав, последнего десятилетия уверенного развития мира.
Холодная война закончилась – и в ней проиграли не мы, Советский союз, в ней проиграли обе державы. Соединенные штаты сейчас напоминают Римскую Империю на закате ее величия: подорванная экономика, безответственные политики, размывание морально-нравственных ценностей. США идут по пути СССР, и конец уже близок. Кто мы? – так называется новая книга американского футуролога Самуэля Хантингтона. Сильно ли это отличается от зловещих слов Ю.В. Андропова «Мы не знаем общества, в котором живем»? США – это монстр, случайно выживший динозавр родом из той эпохи – и новые хищники, злые и проворные уже атакуют его, ожидая пока динозавр истечет кровью и его можно будет начать рвать на куски. Время настает – нелегкое, жестокое время.
Какой мирный дивиденд мы получили, отказавшись от холодной войны, от сверхнапряжения сил? В столовой производителя оружия мирового класса, завода «Ижмаш» – теперь клуб для гомосексуалистов – а в США открытым гомосексуалистам разрешено служить в армии, на флоте теперь венчают гомосексуальные пары моряков прямо на борту кораблей. Мы к этому шли, мы этого хотели? Что нового мы смогли сделать за два десятилетия мира? Что нового вошло в нашу жизнь? Да ничего, по сути – развитие остановилось вместе с холодной войной. Осталось – загнивание и проедание.
Эта книга – дать памяти тем, кто воевал на фронтах той войны. Как же они отличаются от нас, нынешних… Как же отличается девятнадцатилетний пацан, беззащитный в кабине идущего на перевал Саланг КамАЗа – но все равно раз за разом выходящий в рейс – от нынешнего водилы – контрактора, который приходит к моджахедам и договаривается о том, чтобы разворовать груз, а машину поджечь, чтобы потом получить за нее страховку. Как отличается пацан, который написал домой из Афганистана «Мы – первые солдаты Третьей мировой войны» – от тех, кто есть там сейчас.
Кстати, а ведь пацан этот – был прав. И советские солдаты в Афганистане – они по факту и стали – первыми солдатами Третьей мировой войны.
Те, кто воевал на этих фронтах – были совсем другими людьми. Жесткими, не толерантными, держащими свое слово, рискующими своей жизнью и уважающими своего противника больше, чем своих политиков. Они воевали не за деньги – они воевали за идею, за правду, которую они знали.
За что мы – воюем сейчас? Кто – нибудь задумывался?
Не знаю – сколько книг будет в этой серии. Может одна, может больше. Не будем загадывать будущее, давайте лучше попробуем вспомнить прошлое. Итак, прямое продолжение дилогии «Наступление» и мой новый проект из альтернативной истории – Холодная война…
Пакистано-афганская граница. Район населенного пункта Чаман. 12 июня 1988 года
Переселение народов…
Иначе нельзя было назвать ту картину, которая открылась перед «журналистом» Джекобом Шифтом в пограничной зоне, в нескольких километрах от КП на афгано-пакистанской границе. Вместо знаменитого Хайберского прохода, сообщение через который оборвалось после ядерного взрыва в Пешаваре, унесшего до двадцати пяти тысяч человеческих жизней – теперь был южный маршрут, намного ближе к Карачи – через Кветту, Спинбулак и Кандагар, по построенной американцами дороге, которую так и звали – американка. Пограничная зона в этом месте превратилась в чудовищный цыганский табор. В Пакистане было много лагерей беженцев, много лагерей моджахедов – и все они после ядерного взрыва снялись с места и переселились на юг, ближе к основному каналу поступления гуманитарной помощи, и к крупнейшему городу страны – Карачи, в котором можно было найти работу. В Афганистан их, по понятным причинам, пускали в час по чайной ложке – вот почему временные поселения беженцев начинались уже за пятнадцать километров от границы, а последние километры перед границей на автобусе или машине можно было преодолеть лишь со скоростью беременной черепахи.
Джекоб (Яков) Шифт (Шифф) был евреем, бывшим советским, ныне американским гражданином, журналистом по документам, и агентом ЦРУ. Его родители жили в Ташкенте, во время Великой Отечественной войны их, родителей и их самих, еще маленьких, полумертвых от голода вывезли из блокадного Ленинграда сюда, в Ташкент, обратно они уезжать не пожелали, остались здесь, в этом теплом и гостеприимном краю. Мать работала учителем немецкого в школе, отец – в городской филармонии. В семидесятых, оба они, верующие евреи, решили эмигрировать в Израиль, потому что кто-то разнес слух, будто Сара Левин, их соседка, эмигрировала в Израиль и там ей выдали подъемные сто тысяч долларов США. Шиффы считали, что советское государство им катастрофически не доплачивает – а сто тысяч долларов будут им совсем не лишними. Да еще и вызов пришел по почте – причем от женщины, которую они не знали, но которая написала, что она их родственница и ждет их в Израиле. Вопреки общепринятому мнению, документы на выезд удалось выправить достаточно быстро…
Израиль стал для интеллигентных Сары и Михаэля Шиффов настоящим потрясением. Естественно, никто их не встретил в порту Хайфа с цветами, оркестром и сотней тысяч долларов подъемных. Министерство по делам эмиграции выдало небольшое, можно даже сказать нищенское пособие и ключи от временного жилья, настоящего клоповника в дурном районе Тель-Авива. Квартирка была на первом этаже, по размерам меньше, чем та, которая была у них в Ташкенте, в районе жили наркоманы, бандиты, эмигранты из Африки. Причем – через год квартиру надо было освободить, и куда они пойдут с детьми – мало кого волновало. Всех записали в ульпан – школу для изучения языка для эмигрантов, а Якова Шиффа – вдобавок еще и в ешибот[1], причем согласия его никто не спрашивал. Два месяца их таскал на допросы ШАБАК[2], проверяли, не являются ли они агентами КГБ, заброшенными на землю обетованную. Потом, слава Иисусу отстали.
Из ешибота Яков сбежал, заявив публично в классе, что Бога нет – хорошо, что это произошло уже после того, как они нашли свое жилье, не менее мерзкое, но все же свое. Иначе – бесплатное жилье могли бы отнять. Отец вместо филармонии устроился ассенизатором, мать вместо школы – прислугой в дорогой отель. Так началось житье – бытье семьи Шиффов на земле обетованной.
Яков Шифф, уже успевший проучиться несколько классов в советской школе, при появлении в школе израильской поразил учителей своими знаниями – то, что он знал по математике в Израиле вообще проходили только в институте. Ему дали стипендию, потом за стипендию же он поступил в институт, потом его отправили по программе обмена ни куда-нибудь, а в США, в Джорджтаунский университет. Большинство преподавателей этого университета сотрудничали с ЦРУ, вот почему паренька из Израиля сначала втянули в деятельности антисоветской группы в университете, а потом – предложили остаться в США и стать сотрудником американской разведки. Яков – не раздумывая, согласился.
Еще в Израиле – Яков стал завзятым антисоветчиком, и возненавидел свою Родину. А как не стать – когда все разговоры матери и отца сводятся к этому, к тому, что с ними сделал проклятый советский режим? Просто удивительно, но и Сара и Михаэль Шиффы, происходящие из семьи ленинградских интеллигентов – во всем том, что с ними произошло, винили не себя, а Советский союз! Прежде всего, потому, что СССР не потрудился дать им дипломы о высшем образовании, которые были бы признаны здесь, в Израиле. Они сами приняли решение уехать, сами наслушались разговоров о ста тысячах долларов, и как не удивительно, поверили в это, они сами собирали документы на выезд, бросили квартиру и налаженный быт – но во всем был виноват СССР. Они говорили об этом каждый день на тесной кухоньке, в которой двое помещались с трудом, они повторяли это детям – во всем виноват СССР. Иного у них просто не было – иначе пришлось бы признаваться, что во всех своих бедах виноваты исключительно они сами, признаваться перед детьми и перед самими собой. Так что – антисоветизм Якова Шиффа, переделавшего на американский манер свои имя и фамилию и ставшего Джекобом Шифтом – имел богатую почву для развития, американским вербовщикам почти не пришлось работать над ним.
В ЦРУ бывший советский паренек с университетским образованием и уникальным набором языков – английский, немецкий, иврит, русский, точики-фарси (фарси таджикского диалекта, почти дари) и узбекский – оказался настоящей находкой. Его сразу взяли государственным служащим четвертой ступени[3] с окладом в двадцать шесть тысяч долларов в год и оплаченной медицинской страховкой, меньше чем через три месяца его повысили, потом опять повысили. Карьеру он делал в отделе по борьбе с советской угрозой. Сейчас он являлся уже государственным служащим десятой ступени и, после прохождения курса подготовки на «ферме» в лесах Виргинии – агентом с правом вести оперативную деятельность…
В отделе он продвинулся наверх примерно полгода назад, когда там нашли русского шпиона и выгнали всех, кто был с ним связан. Сейчас он был начальником сектора, и именно ему – предложили ехать в Афганистан. Больше – было просто некому, кто погиб, кто был отстранен во время «охоты на ведьм», кто ушел сам. Его журналистская карточка, знание узбекского на хорошем уровне, восточная, еврейская внешность и умение вести себя как узбек – в Пакистане и Афганистане должны были послужить пропуском куда угодно…
Джекоб Шифт прибыл в Пакистан рейсом из Маската, обычным коммерческим рейсом с Востока, потому что рейсов из США в Пакистан теперь было мало, пассажиров было куда проще отследить. Самолет из Маската приземлился в Карачи, крупнейшем городе страны и крупнейшем порту региона, единственном, где продолжали действовать хоть какие то законы и нормы цивилизации. Оттуда, он сел на автобус, идущий коротким маршрутом – на Кветту и Спинбулак, к Южному переходу…
Беда чувствовалась везде. Она чувствовалась по спешно установленным во всех людных местах дозиметрах, по которым можно узнать, что беспокоиться об уровне радиации не стоит, по белым бронетранспортерам сил ООН, введенным в страну и обеспечивающим порядок до всеобщих парламентских и президентских выборов, по маскам на улицах, скрывающим лица и защищающим органы дыхания от радиоактивной пыли. Радиоактивной пыли не было – была беда. Во всем.
* * *
Четыре – ноль. Государство Пакистан проиграло четвертую в национальной истории войну. Да проиграло так, что сейчас речь шла о дальнейшем существовании пакистанской государственности…
Государство Пакистан, его создание – вообще было исторической ошибкой. В сорок девятом году рухнуло вековое британское господство над Индией, принесшее немало зла этой стране и этому народу. Одним из последних деяний британцев был раскол некогда единой Индии на мусульманскую и индуистскую части. Джавахарлал Неру и Мухаммед Али Джинна, лидеры двух основных общин, борцы за независимость лишь по несчастливой случайности не смогли договориться об условиях сосуществования в условиях независимости, и так на карте появилось государство Пакистан, который находился под британским протекторатом еще несколько лет после раздела. Раздел проходил «по живому» – и сопровождался резней, при разделе было перебито миллион человек, это только то, что известно, в некоторых местах людей вырезали целыми поселениями. Пакистан оказался разбит на две изолированные части, а местность под названием «Джамму и Кашмир» стала индийским штатом, хотя население там было преимущественно мусульманским. И то и другое – в будущем приведет к большой крови.
В государстве Пакистан изначально было много чего неправильного. Правящий класс остался в основном пробританским, это были дети аристократов и образованных людей, воспитанных британскими нянями и в британских детских садах – а детские впечатления очень живучи. Почти все они группировались около армии, потому что армия, вооруженные силы – были единственным, что позволяло им оставаться на плаву в безбрежном море нищего крестьянства. Основной религией для крестьянства был ислам – но не агрессивный, агрессивный ислам в страну принесут многим позже. Люди просто верили местным муллам и богословам – это, несмотря на то, что муллы творили харам, брали с людей последние деньги и сожительствовали с маленькими мальчиками. Была в стране и достаточно сильная, имеющая влияние среди городского пролетариата коммунистическая партия.
Три войны – Пакистан проиграл, проиграл Индии, поддерживаемой Советским союзом, причем последняя война сопровождалась территориальными потерями и была просто омерзительной. Жители Восточного Пакистана – сейчас это называется «государство Бангладеш» были в основном не мусульманами и не поддерживали генералов, рвущихся к власти в стране – тогда пакистанская армия начала войну против собственной страны. Десантные части высаживались в Восточном Пакистане и солдаты получали приказ изнасиловать как можно больше женщин, чтобы «улучшить породу» восточных пакистанцев и создать-таки единый пакистанский народ, пусть и таким вот варварским способом. Создать не удалось – Восточный Пакистан превратился в Бангладеш, а генералы, битые в бою и опозорившиеся – пришли к власти.
Во главе государственного переворота, приведшего к десятилетию военной диктатуры – встал начальник генерального штаба армии Пакистана, генерал Мухаммед Зия уль-Хак, личность примечательная. Родился в офицерской семье, отец работал в британской армейской штаб-квартире в Дели. Окончил академию в Вест-Пойнте, участник боевых действий, грамотный и инициативный офицер. Затем был направлен в Иорданию на службу королю Иордании Хусейну и там, в сентябре семидесятого года принял участие в геноциде палестинцев, позднее ставшем известным как «Черный сентябрь» – генерал чужой страны и американский агент принял командование второй механизированной дивизией иорданской армии и бросил ее против иорданского народа. В семьдесят шестом был назначен начальником генерального штаба Пакистана, в семьдесят девятом совершил государственный переворот в Пакистане, приказал повесить демократически избранного главу государства Зульфикара Али Бхутто, высказывающего симпатии к Советскому союзу и размышляющего об «исламском коммунизме». Сразу после начала событий в Афганистане занял открыто антисоветскую позицию, пригласил в страну бандитов со всего Востока, американских инструкторов, разрешил устроить в стране десятки лагерей по подготовке боевиков. Именно при уль-Хаке в стране появились проповедники из Саудовской Аравии, занесшие сюда совершенно нетипичный для Пакистана ваххабизм. В восемьдесят пятом году во время восстания в Зоне Племен приказал применить химическое оружие против собственного народа. В восемьдесят седьмом году, после переворота в Москве и эскалации противостояния в Афганистане – принял решение о вооруженном нападении на Афганистан и находящиеся там части Советской армии. Это стало роковым для него решением – генерал уль-Хак вместе со всей военной верхушкой и представителями китайской и американской военной миссии погиб при ядерном взрыве недалеко от аэропорта Пешавара. Еще один ядерный взрыв – уничтожил пакистанский завод по производству ядерного оружия. Обезглавленная и отрезанная от нормального тылового снабжения пакистанская армия потерпела тяжелое поражение, потеряв четыре пятых своего танкового парка и две третьих самолетного.
Американцы пришли на помощь гибнущему пакистанскому государству, поставив в Совете безопасности ООН вопрос об обуздании советско-афганской агрессии и жестко предупредив уже изготовившуюся к наступлению Индию. Советский союз заблокировал американскую резолюцию и поставил на голосование свою – об обуздании пакистанской агрессии против суверенного государства Афганистан. Были представлены доказательства того, что именно пакистанская армия совершила акт агрессии против суверенного государства Афганистан и вторглась на его территорию значительными силами механизированных войск.
Соединенные штаты Америки обвинили советское руководство в том, что СССР нанес по территории третьей страны ядерный удар. Советский представитель заявил, что нет никаких доказательств того, что это сделал СССР и заявил о том, что Пакистан сам разрабатывал ядерное оружие в нарушение договора о нераспространении и ядерный взрыв или взрывы могут быть следствием плохо закончившихся ядерных экспериментов или случайным взрывом готовых изделий, произведенных самим Пакистаном. Сразу же после этого представитель Афганистана положил на стол фотографии сгоревших американских танков и сбитых в афганском небе американских самолетов с авианосца и потребовал привлечь США к ответу как соучастника пакистанской агрессии. Представитель США заявил в ответ, что он не признает ни самого афганского представителя, ни его требований, потому что в Афганистане нет законной власти. Представитель США также обвинил СССР и Афганистан в убийстве законного руководства Пакистана. Представитель СССР заявил, что генерал уль-Хак, правитель Пакистана, причастен к преступлениям против человечности, в частности к актам геноцида палестинцев и пуштунов, пришел к власти в Пакистане в результате государственного переворота и убил законно избранного главу государства – поэтому его власть никак нельзя считать законной.
Препираться на дипломатическом уровне можно было долго – поэтому стороны решили разойтись примерно по нулевой ничьей. Ни Афганистан с Пакистана, ни Пакистан с Афганистана не получали никаких компенсаций, ни СССР ни США не признавались агрессорами либо сторонами, пострадавшими от агрессии. Поскольку в Пакистане отсутствовала законная власть как таковая – страна переходила под управление временной администрации ООН, во главе этой временной администрации встал югославский дипломат. Главным консультантом временной администрации и, что греха таить, наиболее вероятным кандидатом на президентских выборах, которые планировалось провести в стране в течение двух лет – стала дочь убитого Уль-Хаком последнего премьер-министра страны Беназир Бхутто. На все время до президентских выборов – в стране вводилось чрезвычайное положение.
Обеспечивать какое-то подобие порядка в стране должны были войска миротворческого контингента Организации объединенных наций, которые должны были состоять из войск государств, не входящих ни в блок НАТО, ни в блок ОВД. Таких было не так много, основой частей ООН стали солдаты армии Союзной республики Югославия, СРЮ. Они были перевезены в Карачи морем – и уже при высадке вынуждены были вступить в бой с мародерами и исламскими экстремистами, занимавшими сильные позиции в порту. Почти сразу стало ясно, что одними югославскими силами тут не обойдешься и контингент надо немедленно увеличивать.
Тогда же, на заседании Совета безопасности ООН Афганистан и СССР одержали свою единственную, пусть зыбкую – но все же победу. Афганский представитель заявил о праве территорий Пакистана, населенных пуштунами, так называемых «территорий под федеральным управлением» на самоопределение и создание независимого пуштунского государства. Конечно, не могло быть и речи о том, чтобы включать это заявление в итоговый текст резолюции или даже в коммюнике по пакистанскому вопросу, США мгновенно воспользовались бы правом вето. Но слова были сказаны и все, кто должен был их услышать – их услышали. Потому что договор аренды указанных территорий у Афганистана, заключенный еще между афганской и британской монархиями – истекал в одна тысяча девятьсот девяносто четвертом году.
Что же касается Афганистана – то там, после войны и измены большей части Политбюро – партия НДПА была распущена, как полностью дискредитировавшая себя на пути строительства социализма в Афганистане. К власти пришло внепартийное правительство во главе с бывшим полевым командиром Ахмадом Шахом Масудом. Первым же решением на посту председателя правительства, Масуд подтвердил неизбежность социалистического пути развития Афганистана и обратился к Советскому союзу с просьбой оказать помощь в ликвидации последствий иностранной агрессии.
Удивительно – но большей частью афганцы восприняли это спокойно. Масуд был хоть и не пуштуном – но храбрым воином, а здесь это уважали. Партийная грызня в НДПА надоела всем, когда не стало Политбюро – многие вздохнули с облегчением. Пуштуны услышали слова Масуда, когда он пообещал всеми силами бороться за восстановление единства Афганистана – и решили, что с такой властью – им точно по пути, так жестко ни один афганский правитель не выступал вот уже лет сто. К тому же – Масуд объявил свободу вероисповедания и многие этому поверили, в отличие от лицемерных заявление доктора Наджиба. Наджибуллу кстати, так и не нашли – возможно, он погиб, возможно – где-то скрывался.
Естественно, заявления Масуда не вдохновили ни остатки пакистанских властей, ни остатки групп моджахедов. Однако, Пакистан был сейчас слаб как никогда, потеряв армию как хребет, как стержень, вокруг которого строится государство, Пакистан погряз во внутренних дрязгах и разборках, а моджахеды были очень слабы. Та «новая армия», которую готовили в лагерях под Пешаваром, была деморализована, частично попала под ядерный удар, а внутренние силы моджахедов в самом Афганистане потерпели тяжелое поражение, рискнув выступить в открытую. Многие банды были уничтожены до последнего человека.
Джекоб Шифт ехал в Афганистан с миссией оценки обстановки и налаживания контактов, утерянных во время войны. Его не ориентировали на длительное залегание, миссия должна была продлиться максимум три недели. За эти три недели он должен был оценить обстановку в стране, прежде всего в Кабуле и Кандагаре, попытаться наладить контакты с агентами ЦРУ в стране и, вне зависимости от успеха последней миссии – проследовать обратно в Карачи. Там сейчас организовывалась новая опорная резидентура ЦРУ под видом миссии «Врачи без границ[4]», и там он должен был работать как минимум до конца 1991 года…
* * *
Несмотря на журналистские документы, Джекоб Шифт был одет как афганский узбек, правда цивилизованный узбек, в довольно чистую и опрятную одежду. Переоделся он в туалете, в аэропорту, «западную» одежду бросил там же, на радость уборщикам. Одежда, а, особенно обувь – здесь ценились…
Их колонну сопровождали не югославы, а румыны, еще одна страна – пария Восточного блока. Николае Чаушеску хоть и поворчал – но дивизию собственной мотопехоты и еще некоторые части сюда прислал. Усатые, небритые, расхристанные румыны в выкрашенных свинцовыми белилами касках сопровождали колонну автобусов и грузовиков по дороге, идущей на Белу, Сураб, и на Кветту, столицу федеральной территории. Колонна была просто чудовищной – больше пятидесяти одних большегрузных машин ООН в белой раскраске, автобусы, частные машины, разукрашенные как передвижные храмы. На всех на них из охраны было примерно два десятка румын в грузовике Раба и двух бронетранспортерах, примерно таких же, как у русских, но только с тремя осями вместо четырех. Уже сидя в автобусе, Шифт заметил идущих вдоль колонны румынских солдат, им водители давали деньги. Это был способ заработка: машины в белой раскраске ООН ехали бесплатно, но за плату к охраняемому конвою ООН могли присоединиться все желающие, вот почему конвой получался таким большим и разномастным, настоящий цыганский табор на марше. До того, как прибыть сюда – Джекоб знакомился с оперативной обстановкой в регионе и отметил, что румыны, похоже, здесь не столько миротворят, сколько зарабатывают. Генерал румынской армии Анастасие Виктор Стэнкулеску[5], отправленный Чаушеску командовать миротворческой миссией – открыто ездил на новеньком Даймлере…
На улицах Карачи было шумно и дымно, Шифт заметил, что многие машины выглядят побитыми, а по дороге нет – нет, да и попадается сожженное здание. Адское пламя междоусобицы полыхнуло здесь сразу же: как только все узнали, что убит глава государства и все генералы – народ ринулся жечь и грабить…
На выезде из города они миновали блок-пост, совмещенный с постом дозиметрического контроля: танк, то ли югославский, то ли румынский: мрачные люди в ОЗК[6] и с автоматами Калашникова, большая арка дозиметра, которые раньше применялись только при таможенном досмотре, огромная очередь на въезд в город, шустрые бачи, ныряющие между машинами и собирающие плату за право пройти по «зеленому коридору» без досмотра, покорные судьбе лица пакистанцев. Джекоб Шифт не знал точно, что здесь произошло, не знал истории пакистанского народа – но решил, что и здесь во всем виноваты Советы. А кто же еще?
Потом они наткнулись на свалку. Во время бунта, больше смахивающего на начало гражданской войны в стране и с трудом подавленного, жители Карачи с удовольствием жгли машины, которые им чем-то не нравились: в итоге в городе остались десятки, если не сотни тысяч сожженных машин. Их вывозили сюда, в несколько километров от города, в пустынную местность и бросали тут, превращая мирный пейзаж в апокалиптическую свалку. Сначала их свозили в порт, вроде как японцы планировали бесплатно вывезти их на металлолом, но потом пустили слух, что машины эти – из зоны заражения, и японцы вежливо отказались. Так и громоздилась здесь эта свалка, прирастающая в размерах каждый день – памятником политической ненависти и религиозному безумию.
На обочинах дорог жили люди…
Эти палаточные города простирались километров на двадцать от города по любой дороге, ведущей в сторону от Карачи, единственного крупного города, где поддерживается какое-то подобие порядка, где можно найти хоть какую-то работу или сесть на пароход и уплыть. Куда угодно уплыть, только прочь из этой страны с ее мертвой, не дающей урожаев землей, с ее диким народом, с ее радиацией, убивающей медленно, но верно.
Палатки, контейнеры, какие-то куски шифера, стали, доски, сложенные в безумного вида хижины, дети, полно детей, нищих, голодных, разутых, протягивающих руки к проходящим по дороге машинам – гуманитарную помощь не прекратили разворовывать даже перед угрозой социальной катастрофы. Такова была цена политических решений маньяка у власти. Такова была цена военного угара, охватившего страну. Такова была цена джихада, цена отказа от цивилизации во имя торжества варварства.
Джекоб Шифт вдруг подумал, что все это напоминает ему Апокалипсис. Если и не сам апокалипсис – то его преддверие. Проигранную третью мировую войну.
Когда его отправили сюда – директор ЦРУ, так же как и Шифт ненавидящий СССР до зубовного скрежета сказал ему – вы будете работать на переднем крае. На самом переднем крае. Мы проигрываем войну Советам. Наша страна, наши ценности, весь наш образ жизни, вся западная цивилизация – под угрозой.
Теперь он видел, что это значит на самом деле.
Потом палаточные лагеря и свалки кончились, и пошла земля. Где-то распаханная – но большей частью нищая, урожаев не дающая. Здесь, больше чем на сто миллионов человек – приходилось меньше акра пашенной земли на каждого.
Колонна шла по дороге, встречая другие колонны – пустые, спешащие в порт на погрузку грузовики под белым флагом ООН. Здесь была, без преувеличения – дорога жизни для миллионов людей…
Шли очень медленно. Кое-где останавливались, часть машин уходила из конвоя, часть – принимали.
К утру следующего дня, преодолев примерно несколько сот миль, они прибыли к самому жерлу ада. Погранпереход на границе Афганистана и Пакистана. Южный переход, после прорыва крупных сил моджахедов и пакистанцев афганцы здесь все заминировали, выставили сторожевые посты. Каждый день несколько десятков человек подрывалось на минах в самоубийственной попытке проникнуть в Афганистан – где есть советская помощь и нормальное, пытающееся быть справедливым общество. Ходили слухи, что севернее есть тайные тропы в горах, там людей проводят в Афганистан за большую плату.
Джекоб Шифт заметил ориентир – примерное место, оно было на фотографиях в досье как отправная точка его путешествия в Афганистан. Позиция пакистанского пограничного патруля, пара километров от самой границы, на холме, господствующем над местностью. Там было выстроено что-то вроде опорного поста пограничников, мини-крепость, каменная, с бойницами. Шифт знал, что это одно из любимых мест для посещения высокопоставленными американскими разведчиками во время их визитов в Афганистан: фотографии с этого места были и у бывшего директора ЦРУ Кейси и у нынешнего Одома, и у Збигнева Бжезинского и у конгрессмена Чарли Уилсона, вложившего огромный вклад в финансирование моджахедов и не раз лично бывавшего в Пакистане. По преданиям, ходившим в ЦРУ – особенно неистовствовал здесь Бжезинский: взобравшись на крышу, маленький злобный поляк обратился лицом на Запад и долго что-то орал на смеси русского, польского и английского, потрясая сухоньким кулачком. После того, что произошло в Пакистане – Бжезинский не показывался на людях, по Вашингтону ходили недобрые слухи, что он проходит лечение в закрытой психиатрической клинике…
Здесь – табор начинался километров за двадцать до таможенного и пограничного поста, дозиметры были везде, их колонна пробиралась в час по чайной ложке, а потом и вовсе встала. Потом они продвинулись вперед на несколько сотен метров – и водитель автобуса заявил, что дальше их не повезет. Дорога и впрямь была перекрыта, лучше туда было не соваться…
В отличие от обычных пассажиров автобуса, Джекоб Шифт путешествовал налегке – с дорожным чемоданом и большим баулом, здесь это было налегке. Стоило ему только сойти с автобуса – как толпа бачат осадила его со всех сторон, бачата вопили, кто-то хватался за чемодан, то ли предлагая помочь нести, то ли пытаясь украсть, кто-то откровенно лез в карман, кто-то протягивал руку, прося о помощи. Вспомнив советы более опытных товарищей, не раз бывавших в таких странах, Шифт разделил все наличные деньги, какие у него были на несколько частей, две тонкие стопки купюр засунул под стельки ботинок, еще две – в нашитые изнутри карманы безрукавки. Туда же сунул и паспорт, и карточку с аккредитацией, и рекомендательные письма, в карманах не оставил ничего. «Деньги» на фарси было «пуль», он знал фарси, и можно было бы бросить горсть медных монет, чтобы отстали – но человек, готовивший его к заброске, и сам не раз здесь бывавший, делать подобное не советовал. Ограбят уже по-серьезному, а то и убьют.
