Капитан нервничал бы намного сильнее, если бы видел, что происходило в это время в кабинете Домогарова, начальника московского РУБОП (с приставкой «и.о.», но этот вопрос был почти решен).
Полковник Домогаров – плотный, сильный, крепкий в кости, рано поседевший – сидел за стулом и курил, пуская в потолок клубы дыма. Окно было открыто, назойливый московский шум – полз в окно, мешался с дымом в какофонию звуков и запахов, присущих большому городу. Подполковник Латыпов, ниже, но такой же крепкий, с жесткой щеткой усов – сидел справа, у приставного стола. По столу – были разбросаны личные дела, но ни тот ни другой не обращали на них внимания. Они получили приказ – точнее, полковник Домогаров получил утром – для чего его вызывали в ГУВД. Понятно, что и ГУВД это не само придумало – спустили ещё свыше. Но исполнять – им.
И отвечать – тоже им.
Оба – слишком хорошо знали друг друга, чтобы понимать мысли без слов.
– К этому все шло… – сказал полковник, пуская к потолку очередную струю дыма и наблюдая, как она растекается по дырчатому покрытию потолка. Ремонт в кабинете полковника – тоже оплатили спонсоры, он был похож на кабинет крупного чиновника. Портреты Папы и министра внутренних дел – висели за спиной. Но полковник – был слишком порядочным и попросил сделать ремонт во всех кабинетах, а не только в своем – пусть косметику.
– К чему? – коротко спросил Латыпов. Как и все татары – он был очень конкретным человеком, не лез в дебри и в отличие от русских мало думал о вселенской справедливости.
– Да вот к этому. Сначала нас заставляли заявления укрывать, помнишь.
Латыпов помнил. Оба они – начинали операми и помнили, как заставляли скрывать заявления от потерпевших, чтобы не омрачать совершенно лживую, безумную статистику. К девяти очевидным преступлениям – можно было брать не более одного неочевидного, висяка. Девяносто процентов раскрываемости – это безумие, ни в одной стране мира не было такого! Но это там, на загнивающем Западе, а у нас… У нас некоторые начальники брали на себя повышенные социалистические обязательства. Один, говорят, взял обязательство обеспечить раскрываемость в сто два процента. Как? А так! За счет раскрытий прошлых лет! Именно тогда была поломана нормальная, выстраивавшаяся ещё со времен Империи система службы. О чем речь, если самих милиционеров заставляли быть преступниками, укрывая преступления от регистрации? А ведь это было кругом и везде. Но это был всего лишь первый шаг на скользкой, очень скользкой дорожке… Коготок увяз – всей птичке пропасть. Они так говорили подследственным – но то же самое относилось и к ним самим. Всё – идет оттуда.
…
– … потом нас стали заставлять разваливать дела. Отпускать заведомо виновных. И мы что? Мы взяли под козырек. Так или нет?
– Ну?
– Потом появилась система заказных дел. И мы снова взяли под козырек – попробуй, рыпнись. Так мы начали сажать заведомо невиновных.
…
– А теперь нас заставляют людей убивать!
– С чего ты это взял? – спросил Латыпов. Они слишком долго служили вместе, слишком часто один выручал другого – чтобы обращаться на «вы».
– А что – не так? Может, хватит хоть себе-то врать? Негласно создать специальную боевую группу… из ветеранов боевых действий… сообщить заместителю министра спецсвязью. Для чего это?
– Порядок наводить.
– Под выборы? Ага…
Полковник с силой раздавил окурок в пепельнице.
– Уйти? – спросил он словно советуясь сам с собой – так те, что придут, они же ещё хуже. Лат, они же ещё хуже.
– Который раз?
– Что?
– Уходишь? Который раз.
– Да просто зае… всё.
Латыпов хмыкнул.
– Да не уйдешь ты, Володя. Сколько раз я это слышал.
– А чего? Открою частное детективное агентство, как многие. Слыхал про Пасечника?
– Пасечник не показатель. Он всегда волком был. А ты – пёс. И я – пёс. Псы мы. Сторожевые.
– Эх, ё…
Лат усмехнулся в усы.
– Чего раскис, Батя? Или мы с тобой не опера?
…
– Дай команду, у меня в группе уже завтра два-три засланных казачка будет. Они же наши. В одном я на 99 % уверен.
– В ком?
– Юра Воробьев?
…
– Парень правильный. Прошел Ирак.
– У него же постстрессовое.
– Да какое постстрессовое… он, когда брали Луку в одиночку троих привалил. Правильный он парень. Наш[26].
Домогаров – посмотрел на своего вечного зама, словно решая, доверять ему или нет. Хотя – вместе пуд соли съели. Киевский вокзал, на котором они оба начинали – это полбеды. А временный Заводской РОВД города Грозного не хотите? Когда ночью – личный состав вместо того, чтобы отдыхать, посменно становится с автоматами к амбразурам и никто не знает, доживет ли до следующего утра…
Но они прошли и это…
То, что он просит приказ – правильно, в милиции ничего без приказа не делают. И понятно, что приказ он просит устный. Но тут дело такое. Они не просто укрывают заявление потерпевшего от регистрации. Они идут против самого опасного человека в системе – заместителя министра Прута, серого кардинала министерства, который сумел и манежную власть пересидеть, и Папу… и многих он ещё пересидит. И если Лат просто скажет несколько слов в министерстве, или кто-то из тех, кого он будет вербовать проговорится – то им конец. Созданная система не терпит ни малейшего неповиновения. И это ещё хорошо, если просто выпрут на пенсию. Могут и без пенсии, а могут и в Нижний Тагил[27]. Благо закон написан так, что каждый кто работает – априори виноват. И тем кто наверху выбирать – кто будет продвинут наверх, а чья карьера будет безжалостно оборвана…
Но тут и дело такое. Все они взрослые мужики и все всё прекрасно понимают. Выборы на носу. Формируется команда для незаконных силовых акций из сотрудников МВД, которые прошли горячие точки и которым применять силу не впервой. Правильно… вчера дела закрывали, потом начали виновных отпускать, потом – невиновных сажать, а теперь – невиновных будут убивать. Одно за другое цепляется и где край – неизвестно.
Но он должен быть. Иначе – незачем работать в органах. Лучше уйти – как тот же Пасечник. И работать на олигархов – за деньги. Так честнее.
Домогаров взял ручку и карандаш, написал в блокноте.
Работай.
Латыпов кивнул.
Больше об этом – ни слова – приписал Домогаров.
Груша – прискакал через час с небольшим. Воробьев – выдал ему люлей, пошел доложился. Латыпов – посмотрел на него странно, но ничего не сказал.
Груша, Груша…
Страшно смотреть, как гибнет человек. Тупо убивает себя, не в силах простить себя за всё то, иракское. ещё страшнее от того, что ничем не можешь помочь.
Ровно в назначенное время – Воробьев вышел из здания РУБОПа, сразу наткнулся взглядом на стоящий на стоянке для гражданских машин микроавтобус Хундай. Оп-па… А ведь он бронированный! У прошедшего Ирак опера – глаз был на это наметан, даже скрытое бронирование можно опознать прежде всего по стеклам.
Это что – СОБРа[28] машина? Или как?
Машинально повел локтем, проверяя, на месте ли Стечкин. Подошел к машине, постучал в стекло – точно бронированное.
– Воробьев.
Прокатилась по направляющим дверь. Документы у него не проверили.
– Садись!
Из РУБОП – они забрали ещё одного парня – Юру Уса. После чего – машина встроилась в автомобильный поток Москвы, покатила куда-то на юг, без сирены…
Москва…
Сам Воробьев – родился не в Москве, во Владимире – в Москву переехал двух лет от роду, с родителями. Для таких в Москве существовало понятие «лимита», потому что расширение Москвы раньше всеми силами пытались сдерживать. Но он любил этот город. Во многом, поэтому он выбрал милицию после военной службы. Чтобы защищать людей уже здесь – тем более, после всего того, что он видел в Ираке…
Он старался быть аполитичным – но быть аполитичным не получалось. На выборах 2005 года[29] – его, как и всех солдат, загнали на участок голосовать за власть – но большинство из них поддерживали Оранжевую революцию. Верили, что что-то можно будет изменить. И, конечно, ненавидели ментов.
Теперь, когда он сам стал ментом, кое на что взгляды его поменялись…
Правильно говорят – называй человека свиньей, и он захрюкает. В милиции – всё ещё оставались профессионалы своего дела, которые за мизерную зарплату защищали общество от преступников – просто потому, что по-другому жизнь не представляли. Он видел и таких людей, которые в каких-то случаях брали взятки – но при этом и работали, и людям помогали – реально. Как бы в это не сложно было поверить. Хватало конечно и мрази – хватало, ничего не скажешь. Но большая часть ментов – была просто людьми, которые пытались делать свою работу, находясь между молотом и наковальней…
Больше всего в этом бесило, знаете, что? То, что те самые обыватели, которые клеймят и поносят милицию как только могут – они же потом бегут к милиции, как что-то случилось. Обнесли квартиру, выстегнули на улице – милиция, помогите! А потом – они будут возмущаться, что не могут раскрыть или ещё чего там.
И ещё одно. Вот все эти обличители – чего греха таить, во многом они правы. Но – только попробуй, предложи им пойти в милицию работать. Тут же рожу кривят – не барское это дело. Критиковать – барское, а помогать…
И ещё. Вот, видишь, что совершается преступление – или хотя бы что-то подозрительное делается. Как думаете, сколько процентов сподобится на то чтобы снять трубу и тупо позвонить ментам? Каждый пятый – и то это в лучшем случае. А потом – про раскрываемость. А откуда взяться раскрываемости, если в Германии – стоит тебе превысить скорость в потоке, сосед берет трубку и звонит в дорожную полицию – а у нас друг другу мигают, предупреждая о машине ГАИ. Если общество объявило милиции войну и ведет её – то что тогда требовать-то?
Место, куда их привезли – находилось где-то в Московской области. Но это была не Балашиха, и не базы Альфы в Мытищах, Долгопрудном или Мосрентгене. Воробьев знал эти базы – потому что перед отправкой в Ирак их тренировала Альфа – чтобы не ударить в грязь лицом.
В грязь лицом они не ударили…
Приехали уже под вечер. Их накормили (выбор блюд был явно больше чем в армейской столовке, было большое блюдо с мясом) и положили спать в армейской казарме. Казарма была явно отделана по стандартам НАТО, скорее всего и деньги – тоже давали они.
Особо друг с другом они не разговаривали – опера есть опера – но он понял по разным приметам, что примерно половина из них – ОМОН, другая половина – оперативные подразделения. Пару человек он знал – переглянулись.
Утром – их покормили завтраком. После чего – по правилам жанра должно было быть физо – но вместо этого их повели на стрельбище…
Набор упражнений был в общем-то стандартный, включал в себя пистолет и автомат. Правда, автомат не обычный для милиции АКС-74У – а десантный АКМС. Упражнения включали в себя реакцию на внезапно появляющиеся мишени на коротких дистанциях, в том числе знаменитое «Эль Президенте» – упражнение, которое научили их стрелять американцы. Он знал все эти упражнения и прошел без сучка и без задоринки.
Настораживали две вещи. Первая – боеприпасов было столько, сколько ни на одном стрельбище до этого он не видел. Хочешь, бери хоть сто, хоть двести, хоть пятьсот патронов. Второе – как ему показалось офицер, выдававший патроны, не записал расход в журнал.
Настораживающе.
Потом – со стрельбища их по одному начали дергать к психологу.
– Иногда мне в голову приходят такие нехорошие мысли, что лучше о. них никому не рассказывать.
– Запоры у меня бывают редко (или не бывают совсем).
– Временами у меня бывают приступы смеха или плача, с которыми я никак не могу справиться.
– Бывают случаи, что я не сдерживаю своих обещаний.
– У меня часто болит голова.
– Иногда я говорю неправду.
– Раз в неделю или чаще я безо всякой видимой причины ощущаю жар во всем теле.
– Бывало, что я говорил о вещах, в которых не разбираюсь.
– Бывает, что я сержусь.
– Теперь мне трудно надеяться на то, что я чего-нибудь добьюсь в жизни.
– Бывает, что я откладываю на завтра то, что нужно сделать сегодня.
Этот бред – на самом деле был опросником из восьмидесяти четырех вопросов, разработанным Ленинградской военно-медицинской академией и направлен на выявление уровня стрессоустойчивости. Понятно, что для бывшего военного, ставшего сотрудником УГРО – такой тест так… семечки.
Потом он попал в руки «психологини» – была у них такая в Ираке, драли её все кому не лень и у кого доллары были. Там он провел ещё час, после чего – его вызвали на собеседование. А вот там было уже серьезно…
Любой хороший опер, настоящий, а не тот кто по мохнатой лапе в органы пришел – он по натуре психолог, людей должен уметь раскалывать мгновенно, на-раз. Ошибка – может стоит пера под ребро или пули в живот. Так вот – того, кто с ним проводил собеседование, – капитан определил его как «зверя». И «зверь» был очень опасным.
Милицейская форма, новая, знаки различия полковника МВД[30], но вот табличка с именем была спорота, так что непонятно – его эта форма или нет. Обычный такой дядя, с усами, в очках. Но впечатление от него… очень неприятное на душе. Как будто сидишь рядом с неразорвавшейся гранатой.
Полковник что-то потыкал в своем ноуте, пристально посмотрел на Воробьева.
– … Капитан… Песню знаешь? Никогда ты не станешь майором?
Воробьев – проигнорировал это.
– Как думаешь, про тебя песня? Про тебя. Тебе сколько званий вышло? Одно. А почему? А потому, что после Ирака – все как прокаженные, кто там был. Для любой власти. И потому лучшее, что может сделать власть – любая, заметь, власть – это по-тихомсгнобить нас. Кто сопьется, кто застрелится.
Капитан снова не ответил. Он был опытным опером и понимал: при встрече с более сильным противником лучше молчать. Кто говорит – тот поневоле подставляется, раскрывает себя. Так что лучше молчать.
– Молчишь, капитан? Молчишь. Это правильно.
…
– Чтобы тебе ничего не думалось…
Полковник достал из портмоне (не из ящика стола, заметьте) и перебросил капитану фотографию небольшого формата. Капитан посмотрел, не прикасаясь.
Все правильно. Стена и три человека с оружием. Стена – это та самая стена, в Зеленой зоне Багдада. Один из тех, кто с оружием – полковник. ещё один – Багров, тогда старший советник, сейчас – первый зам министра МВД, командующий Внутренними войсками. Третьего – он никогда не видел.
– И что?
– Да ничего. Это чтобы тебе не думалось лишнего. Я, между прочим, сейчас на службе.
– Это что за служба, товарищ полковник?
– Обычная. Мы должны сделать всё, чтобы навести порядок.
– Где?
– В стране.
– Масштабно.
Лицо полковника вдруг исказилось злобой.
– А ты что, думал – эти наведут? А ты будешь отсиживаться? Нет. Хрен! Не выйдет так!
Капитан покачал головой.
– Вы мне собственно, что предлагаете, товарищ полковник?
– Что… в министерстве создается внутренняя спецслужба. Ты – один из кандидатов в ее состав.
– То есть – спецслужба?
– То и есть. Соображать надо. В стране беспредел. Олигархи создают вооруженные дружины. Воры в законе усилились до того что стали представлять опасность для государства, спелись с определенными… партиями. Кто-то должен это прекратить?
…
– Должен. Вот мы и прекратим.
Капитан думал. То о чем идет речь – известно с 90-х, в народе это называлось (и называется) Белая стрела. Тайная организация спецслужб, которая выносит противоправные приговоры тем, кого нельзя отправить в тюрьму законным способом и приводит их в исполнение. Тогда об этом много говорили, слухи подогревало то, что многие из братков – в те времена погибли от высокопрофессиональных убийств – снайпер, управляемая мина. Но капитан Воробьев был в системе и прекрасно понимал, что никакой Белой стрелы в ней нет и быть не может. Чтобы это понимать, достаточно видеть и понимать мотивацию тех людей, которые шли в органы в 90-е и нулевые. Не фанатики службы и закона, отнюдь нет. Зато он знал и о том, что такое «красная крыша». В конце 90-х, после нескольких лет беспредела – кое-кто из офицеров милиции вдруг осознал что «снимать бабло» с бизнесменов он способен ничуть не хуже чем мутноглазая рекетирская братва. У них и возможностей больше – оружие законное, дисциплина, врагов они могут не пристрелить, а вполне легально отправить на зону, тем более что к тому времени невиновных не было. Вот такие вот люди и начинали доить бизнеров, вовлекали в свои схемы всё больше и больше сослуживцев, коллег. Так образовывалась «красная крыша» в противовес уголовной «чёрной». За многие регионы шла настоящая война между милицией и рекетирами – вот отсюда и взялись слухи про Белую стрелу. Как говорится – Федот, да не тот. Не исключено что и этот полковник – формирует под себя очередную группировку в составе МВД. Против этого говорило только то, что так никто не делает. Людей чаще всего вербуют по одному, в собственном отделе, перед этим присматриваются. Пытаются замазать на чём-то: если человек виноват, он уже не может пойти в УСБ и что-то рассказать[31]. А тут – стрельбище… люди из разных подразделений… да и его вызвали через Латыпова.
Не делается так. Но тогда – что это такое? Неужели и в самом деле Белая стрела?
– А новая спецслужба – она чем будет заниматься, товарищ полковник? Приказы будут или… так?
– А тебе в Ираке нужны были приказы?
– Так то Ирак.
– А здесь тоже самое. Чем будем заниматься… всем. Всем, что нужно для обеспечения безопасности и стабильности в стране.
…
– Ты все правильно понял, капитан. И ты понимаешь, что просто так – тебе не предложили бы такое дело. Откажешься – подставишь менее подготовленного товарища. Порядочно ли это?
– Вот только про порядочность не надо, а?
– Надо. Не хватает ее у нас.
…
– У тебя есть время. Три дня. Согласишься – звание майора получишь в тот же день. Подполковника – тоже обещаю. Числиться и работать будешь там же, где и до этого, если надо будет – тебе оформят командировку. Повышение квалификации… всё такое.
– Шеф не подпишет.
– Домогаров?
– Он самый.
– Подпишет.
Значит, и внутреннюю структуру отдела знают. Хреново.
– Думай, капитан. И думай хорошо. Подумай, ради чего ты работаешь в органах и вообще, ради чего ты живешь. Небо коптить – или…
Капитан встал.
– Я могу идти?
– Иди…
Вечером субботы – их доставили обратно в Москву. Все воскресенье было у них, они потеряли один день отдыха. Впрочем, у ментов это дело обычное, особенно у московских – то и дело на усиление дергают.
Юра Ус, коллега из РУБОП – незаметно скосил глаза, когда их высаживали из микроавтобуса, подмигнул.
Встретились они в пельменной. Такие заведения были популярны в советские времена, потом начали закрываться, и вот сейчас, когда вроде как стал появляться средний класс, способный позволить себе питаться вне дома – начали открываться вновь.
Юра Ус – щедро сдобрил двойную порцию пельменей солью и уксусом. В отличие от советских пельменных, здесь были сидячие, а не стоячие столики.
– Желудок сожжешь.
– Понял, на что нас подписывают? – сказал Ус.
– Первый раз что ли?
…
– Похоже, что наш министр решил быть таким же нужным, как директор ФСБ. Не находишь?
– Если бы. По-моему это ещё по-детски.
– А по-взрослому?
Ус достал из кармана гильзу.
– Видел такое?
Воробьев взял гильзу, повертел в руках. Гильза как гильза.
– А что я должен видеть?
– Маркировка. Код двести семьдесят два – чей?
– Понятия не имею.
– Это Украина. Луганский патронный завод.
Воробьев поставил гильзу на стол.
– И что?
– Да ничего. Просто повод для размышления. На военном стрельбище раздают левые патроны.
…
– Ты тоже заметил, что в журнал не записывали?
– Заметил.
Мент он и есть мент, он всегда будет ментом – если конечно он идейный, а не случайный пассажир. А угрозыск вообще – голубая кровь милиции. И мимо него – не проскользнет ни одна мелочь. Выдавали левые патроны, произведенные в другой стране – такого быть не могло. Потому что согласно внутренним инструкциям, опирающимся на закон «О милиции» – использовать можно только то оружие и только те патроны, которые прошли испытания и приняты на вооружение. Простой пример. Милицейские снайперы с Ирака – привезли в большом количестве американские снайперские винтовки – М21, М24. М39[32], М110. Конечно, все неофициально – но русский человек все что угодно достанет. Все эти винтовки – намного лучше нашей СВД, и вроде можно их использовать – а как дали по рукам! Выговорешники, у кого-то и оружие отобрали. Нельзя – нештатное оружие под нештатный патрон[33]. Нарушение закона «О милиции», применять нештатное оружие к гражданам нельзя.
И с патронами тоже самое. Не могло быть на стрельбище украинских патронов – потому что их не могли закупить, закупать иностранные патроны на ГОЗ запрещёно. Конечно, выкручиваются, для снайперов спецназа с 338 винтовками закупают на спортобщество Динамо и патроны и сами винтовки, но…
Левые патроны на стрельбище – это уже серьезный повод задуматься, где они и с кем они. И под что их подписывают. После Манежки – много тех, кто тупо выполнял приказы сверху стали позором органов. А такие вещи помнятся долго, и авторитет власти не укрепляют.
– И чо делать будем?
Воробьев пожал плечами.
– А знаешь, народную мудрость – подальше от начальства, поближе к кухне.
Юра нехорошо усмехнулся.
– Не ожидал. Вот от тебя, Вор – не ожидал.
– А чо предлагаешь? Пресс-конференцию собрать, как Литвиненко[34]? Или?
Юра Ус встал. Они оба работали в одной системе – и понимали друг друга даже без слов.
– Бывай здоров.
– И тебе не кашлять…
Информация к размышлению
Документ подлинный
Доклад ЦРУ США о будущем России от 2004 года
Российская политическая элита была повержена в шок недавно рассекреченным докладом ЦРУ, в котором говорится, что приблизительно через 10 лет Россия, самая крупная страна мира, может распасться на восемь мелких государств.
Доклад, названный „Глобальные тенденции 2015“ (Global Trends 2015), явился причиной оживленных споров в России по поводу территориальной целостности страны, а также вызвал ряд резких заявлений со стороны некоторых видных российских политиков. Доклад был негативно воспринят в российских правящих кругах, ибо пророчит стране незавидные перспективы, причем именно тогда, когда правительство изо всех сил пытается создать экономике позитивную репутацию.
Сам факт, что автором такого печального прогноза является бывший противник в Холодной войне, делает его ещё более оскорбительным. Однако многие простые россияне, похоже, разделяют точку зрения аналитиков из ЦРУ.
Согласно данным опроса общественного мнения, проведенного радиостанцией „Эхо Москвы“ в начале этой недели, 71 % респондентов (3 380) считают, что развал страны представляет „реальную угрозу“.
Во вчерашнем номере газеты „Комсомольская правда“ была опубликована карта, отражающая вероятные очертания России к 2015 году, в том случае, если прогноз ЦРУ сбудется. Согласно этой карте, на территории Сибири возникнет четыре отдельных государства; западная часть России также должна распасться на несколько мелких стран.
…
Как говорится в докладе ЦРУ, падение уровня рождаемости приведет к депопуляции страны и снижению численности населения до 130 миллионов в 2015 году. Для сравнения напомним, что в настоящее время в стране проживает 146 миллионов человек. В целом, американцы считают, что такой вариант развития событий для России неизбежен.
„Экономические пороки советской системы, унаследованные новой Россией, по-прежнему будут продолжать тормозить ее развитие“, – говорится в докладе. „Помимо физического развала инфраструктуры, годы варварского отношения к окружающей среде негативным образом сказываются на населении России. Всё это усугубляется социальными последствиями крушения старой системы, такими как алкоголизм, сердечно-сосудистые заболевания, наркомания и ухудшение системы здравоохранения. Население России не только уменьшается, но и становится все более больным и менее способным быть двигателем экономической стабилизации“.
http://inosmi.ru/inrussia/20040430/209368.html