Александр Николаевич Афанасьев
Народные русские сказки
Поп угодил в солдаты
Попадья попу говорила: «Поп, что нам Северная пчела принесет?» – «Вестимо, не смолу, а мед; к нам не прильнет – размешаем мы с кутьей да съедим с тобой, любезною попадьею». – «Да нет, поп! Я тебе говорю не задор». Поп рассердился, попадье в шею сунул, пошел полосьмушки клюнул. Не проспится поп ни ночью, ни днем; повезли попа на прием. Поп возопил: «Прощай, моя питательная кутья; оставайся, моя горемышная попадья! Будешь теперь ты ни матушкой, ни маткой, а навеки солдаткой!» Попал поп в солдаты, говорит себе: «Наполню теперь водою манерку, забуду до веку пить горелку; насыплю в ранец сухарей – я солдат, не иерей. Может, заслужу чин генерала, а покамест хоть дойти до капрала».
Поп, попадья, дьякон и работник
Жил-был поп да пападзья, дзьякон да дзьяконица. Тольки и случись так, што попадзья-то полюби дзьякона, а ни попа. У папа был казак,[490] такой парень работсяга. А йон и узнай, што пападзья-то любит не папа, а дзьякона; только и думаит, как бы эдак отучить дзьякона ат пападзьи, а пападзью ат дзьякона. Вот ланно! Анной парой поехали яны с папом на пустыш. Пападзья и блиной, и пирагов напекла, а сама атпустила сваво папа с коркай хлеба. Казак смикнул, што яна настряпала для дзьякона. «Постой-ка, – байт, – я те дам знатсь!»
Лишь только поп с казаком уехали, а дзьякон и шмык к пападзьи и ну угащатсьцы. Дзело приходит к вечиру. Поп, наработавши, стал ложитьцы спать, а казак: «Пусти-ка, – байт, – батя, я схожу на беседки к дзевкам, а на зари – байт, – опятьсь приду к тебе работатсь». – «Што дзелатсь, – байт поп, – ступай погуляй, да матри приходзи раньше». – «Нешто», байт казак и ушол. Только не к дзевкам, а к пападзьи – посмотреть, што яна дзелает.
Пришел да пад акном[491] и слушает. А дзьякон сидзит у пападзьи да и гаварит: «Ну што, – байт, – если поп или казак придет таперичка, куда мне будзет дзеватьця?» – «Я тя, – байт пападзья, – спрятаю так, што ни каторый из них не найдзет; вот матри: тольки лишь стукнет к нам в окно каторый нибудзь, ты скорея под печку». Только лишь яна этое молвила, казак стук в окно. «Хто тама?» – «Я», – байт. «Зачем ты?» – «Черт бы вас драл с папом-та: день работай, да и ночью покою нет! Откутай-ка»[492] – «Ну што?» – «Вишь, – байт, – поп велел завостринныя кольи пад печку накидать, штобы яны тама высохли». – «Ланно, – байт пападзья, – ступай атдыхай; я сама пакидак». – «Да черт знает, каво из вас слушатсь! Мне батька велел, так я сам перекидаю. Посто-ка. Што это так, как ровна мешает?» – «Эта камни», – байт пападзья. – «Ну, так ланно! прощай покаместо; я опять пойду к папу на пустыш».
Еще гдзе да зари, а уж казак будзит папа: «Ставай, – байт, – батюшка, пара на работу!» Поп скочил и ну работатсь. Весь день бенной работал – не линился. Приходзит ночь. «Пусти-ка, батя, опять меня на беседки; мне нешто полюбилось!» – «Ступай, – байт поп, – да матри, приходзи завстра нонешней порой». – «Нешто!» Пашол, да вместо посидзелок к пападзьи.
Падашол под окно да и слухат. А дзьякон-та тама так все и гостил. «Ну што, – байт, – если апятсь тот азарник придзет, куды мне дзеватьця-та?» – «Вот уж таперичка знаю, – байт пападзья, – я тебя спрятаю туды, што ион уж никогда не найдзет. Матри, как тольки ион стукнитцы пад акном, ты вота в этот мешок, што с рожью-та, и садись, а я тее[493] завяжу». – «Ланно, – байт, – дзело будет».
Только лишь успела это вымолвить, а казак как тут да и стучитцы пад акном. Наш дзьякон как прыснет, развязал мешок и сел в нево, а пападзья завизала да и кричит: «Хто там?» – «Я», – байт казак. «Зачем ты?» – «Вишь поп-та покою мне не дает: день работай, ночью на мельницу поезжай!» – «Экой какой! Да так и быть, – байт пападзья, – отдыхни ночь-та, а на мельницу-та съездзишь и завтра, а не то и послезавтра; а то што теперь за езда! Ступай, ступай, атдахни». – «Да ведь черт знает, каво из вас слухать! Мне што велено, то я и дзелаю». Взял мешок, поднял на плечо. «Ох, – байт, – что-та дюжа грузна». Да как с плеча-та фуркнет. Дзьякон тольки тама здыхат. Вот ион апятсь да и апятсь: поднимит да кинит, поднимит да кинит. «Ну, – байт, – измучился… Черт с ним, што хочет, то и дзелает, а теперичка ни за што ни паеду на мельницу; и без таво устал. Прощай, матушка».
Паутру ранешинько, а уж казак апятсь на работи. Папу ничево ни байт а вчерашнем, работаит сибе. Апятсь вечир на дворе. Наш казак папрежнаму проситцы у папа пагулятсь. «Ступай, братец, да матри приходзи раньши!» – «Небось». Пашол опятсь туды жа, стал пад акном да и слухат. А дзьякон весь избитай, абвязавшись сидзит в переднем углу да охает: «Ох, – байт, – как меня ваш казак изувечил. Беда, как апятсь придзет!» – «Вот уж таперичка, – байт пападзья, – амману – так амману». – «А как?» – «Тольки лишь ион стукнитцы пад акном, ты, – байт, – скарея и пабегай в клев,[494] разденься да распусти волас-та, да и ходи на карачках».
Тольки лишь успела яна вымолвить, как тут казак и стучитцы; а дзьякон уж давно тама. «Што скажешь?» – «Черт вас дзери и с папом-та! измучился, а он йешщо велел напоить телят». – «Ланно, – байт пападзья, – я сама напою». – «Йевота! я сам пойду; гдзе плетсь-та? Все ли телята дома?» – «Все». – «Ну так ланно».
Вашол в хлев, поставил пойво; тппррось. тппррось, тппррось! Теляте все падашли, только адзин стоит в углу прижавшись. «Тппрруся, бог с тобой, тппрруся!» – не идзет. Вот ион и плетсью йиво – нейдзет. Вот йищо, йищо да и йищо. Дзьякон видзит дзела неланно, стал на ноги. «А, отсец дзьякон! эта ты? Как так?» – «Малчи, брат, – байт дзьякон, – ни гавари папу; вот тси[495] сто рублев». – «Ланно, ланно, отсец дзьякон. – байт казак, – так и быть – никаму не скажу. Только матри к пападзьи не ходзить!» Пришол дамой в избу с дзьяконам; а пападьзя йиму: «Батсюш-ка, вот тси двестси рублев, ни гавари никому». – «Так и быть, хазяюшка, никому ни скажу; тольки матри дзьякона не любитсь!»
Наш работник прожил летсину у папа, взял йищо с ниво дзенежек за работу, и стал жить да поживать, да йих паминать.
* * *
Жил себе поп. Нанимается к нему в батраки дурак. «Что же с меня, – говорит поп, – возьмешь?» Батрак отвечает: «День работать, а ночь на улицу гулять». Поп тому и рад. Вот он день работал с попом в поле; ночь приходит – батрак на улицу пошел. Вернулся домой, стучит в воротах; встречает его попадья. «Что ты, батрак, зачем?» – говорит. «Да вот день паши, а ночью опять работай на вас, – говорит батрак, – поп велел под печь колья класть – сушить». Приносит батрак колья и начал под печку пхать; а под печкой-та сидит любовник попадьи – дьякон; все ему бока исколол. Дьякон жался, жался, не в мочь стало – лезет из-под печки. «Батрак, молчи, пожалуйста, не сказывай, что был у попадьи».
Батрак смолчал; приходит он опять к попу в поле работать. «Ну что, батрак, хороша ли улица была?» – «Эх, батюшка, славная!» Настает вечер, поп опять отпускает его на улицу. Приходит батрак домой, слушает под окном, что попадья разговаривает с дьяконом. «Ну, как дурак опять придет? куда тебе спрятаться?» – «Да куда! В закуту к овцам». Вот батрак стучится: «Отворитя ворота!» – «Что ты?» – спрашивает попадья. – «То-та, у вас день-то паши, а ночью иди скотину пой!» – «Сама поила». – «Да не знаю: не то поила, не то нет; батька велел напоить».
Батрак выгнал скотину, а дьякон с овцами на четвереньках ползет; боится, чтоб как его не признал. Скотина пьет, а дьякон уперся – не идет в реку. Вот батрак его раз десять дубиной огрел. «Что ж ты, скотина, нейдешь?» Дьякон жался, жался, да домой бежать. Батрак вернулся в избу и давай сажу обметать. «На что это, батрак?» – спрашивает попадья. – «Я не знаю; так попу захотелось». Намел кошву большую сажи, поставил на полати, а сам пошел к попу в поле пахать.
Вот опять настал вечер – батрак на улицу идет. Слушает опять под окном: дьякон тут, али нет? Дьякон спрашивает: «Куды-то мне спрятаться будет?» – «Лезь в кошву[496] с сажею – на полатях стоит; авось дурак не догадается», – отвечает попадья. Батрак застучал в ворота. Попадья спрашивает: «Кто это?» – «Это я, матушка!» – «Зачем ты, батрак?» – «Вот тогда увидишь зачем». Схватил веретье,[497] идет в избу, накрыл кошелку с сажею, где дьякон сидел, увязал-упутал, вынес на телегу и повез со двора. «Куда ты? погоди, не езди, поужинай». – «Некогда».
Вот едет он мимо одной мельницы, а навстречу ему помещик. «Что ты, мужик, везешь?» – «Черта везу». – «Покажи, пожалуйста, чтой-то за черт? Я сроду не видал!» Отвечает батрак: «Нет, он уйдет; показать нельзя». – «Что же он тебе стоит?» – «Сто рублев». – «Покажи». – «Да ведь уйдет!» – «Я тебе плачу сто рублев за эвто». Батрак развязал и говорит дьякону: «Смотри же, беги прямо в речку». Как выскочит дьякон, как бросится – бултых в воду! Барин ужаснулся: «Эх, жаль, – говорит, – ведь взаправдуушел». Отдает барин батраку деньги, а он, получимши сто рублев, поехал к попу в поле. «Что ж, батрак, хороша ли улица была?» – «Еще какая знатная!»…
Целой день они работали; настает ночь, батрак опять на улицу просится. Приходит, слушает под окном, дьякон опять говорит попадье: «Экая шельма! Как он меня осрамил. Ну, – говорит, – завтра я сам в поле поеду – пахать стану». – «А я тебе, – отвечает попадья, – наварю каши, нажарю поросятинки, лепешек наделаю, полуштоф вина припасу да все и принесу. Да как тебя найтить?» – «Я будупо дороге стружки стругать; по тем стружкам прямо ко мне придешь. А лошадь у меня, сама знаешь, пегая – не то, что у попа, вороная».
Вот поутру встает попадья и принимается обед готовить, а батрак уже давно к попу воротился. Стали пахать. Пахали, пахали. «Что, батрак, – говорит поп, – а не пора ли обедать?» – «Нет, ище рано. Погоди маленько, нам попадья принесет славной обед». – «Эх, батрак, она сродясь не нашивала». – «Небось, батюшка, принесет». Тут батрак взял – скинул с себя белые портки и навязал на свою лошадь, а стружки уж он давно перетаскал к себе на дорогу. Вот попадья несет обед по стружкам. «Батька! Смотри-ка, вон попадья идет, обед несет». – «И то никак она». Попадья увидала, что не туда попала, хотела было назад воротиться, а батрак во все горло кричит: «Сюда, сюда неси, матушка». Нечего делать, пошла прямо; поп обрадовался, бежит к ней, гриву растрепав: «Айда мать! Право слово умница». А батрак стоит без портков. «Прости, – говорит, – матушка, что без порток пахал, вишь какая жара».
Вот сели они обедать; попадья глядь-глядь по сторонам: «Это кто там пашет?» – «Отец дьякон», – говорит поп. «Позови, поп, дьякона, а то скажет: вишь, не позвал». – «Батрак, поди позови». Батрак пришел к дьякону и говорит: «Ну отец дьякон, поп узнал, что ты с его попадьею живешь, хочет топором тебя срубить. Нарочно затем и зовет тебя». Дьякон не пошел. Батрак приходит и говорит попу: «Нейдет – не хочет». Попадья говорит: «Эй, поп, поди сам, позови». Поп пошел. Батрак и кричит ему «Захвати, батюшка, топор, у него собаки злы». Поп захватил топор.
Вот дьякон увидел, что поп идет с топором, да скорее бежать с пашни; поп за ним. «Что ты, дьякон, постой, постой!» – Нет, тот все улепетывает. Попадья за ними вслед. Батрак подобрал все съестное-та, вышел на большую дорогу, сел, поедает да водочку попивает.
Наезжает на него помещик с борзыми и гончими собаками. «Не видал ли ты, мужик, каких зверей тут?» – «Э, да вон тут побежал в яругу волк, за волком медведь, за медведем лисица». Помещик кинулся в яругу, распустил всех гончих и видит: поп бежит за дьяконом, попадья за попом… Плюнул и поехал куда ему надобно.
Поп у бабы и батрак
Жил мужик (хохол) да баба; у них был работник – хитрый, молодой. И повадился к той бабе поп ходить; как только услышит, что мужа дома нет, сейчас и прибежит к ней. Работник это заметил. Вот дело было в самый сенокос – собрался мужик вечером ехать к морю за песком, запряг лошадей и выехал на улицу. «Послушай, хозяин, – говорит работник, – не езди нонче за песком, воротись потихоньку назад, – увидишь, как твоя жена с попом гуляет». – «Как же мне это сделать?» – «А вот как». Взял работник лошадей, поворотил назад в сарай и говорит хозяину: «Вот тебе нож и мешок; садись в мешок, я тебя завяжу, а вот как хозяйка пошлет меня за щепками – я тебя и принесу в избу. Тогда сам узнаешь, как твоя жена с попом прохлаждаются. Станут они пить, гулять и меня с собой посадят, а после заставят петь песни. Ты хорошенько слушай, что я запою – так ты и делай».
Завязал мужика в мешок и пошел в избу. «Что, проводил хозяина?» – спрашивает работника баба. – «Проводил». – «Ну, ступай скорей – позови попа». Работник сбегал за попом; сели они за стол, стали угощаться. «Ну, работник, садись с нами; ведь ты, чай, совсем управился». – «Совсем, хозяюшка! только вот щепок надо принести – завтра печь топить по утру». – «Ну, ступай, – принеси». Работник побежал в сарай, притащил в избу мешок и положил под печку. Принялись они пить, гулять, песни затягивать. Поп порядком-таки подкутил и говорит работнику: «Спой-ка, свет, ты нам песенку». – «Нет, пускай прежде хозяюшка споет». Хозяйка затянула: «Ой, пошхав мой Григорий! Да пошхав вин до моря! Ой, бог знае – ой, бог висть, чи буде вин дома!» Потом запел работник: «Да чи чуешь ты, Григорий, што твоя жена говорить? Возьми нож, мех пореж; бери швидче макогон,[498] давай жинки перегон – жинку раз, попа два… трактата-трактата» – «Славная песня, – говорит поп, – вот тебе за нее стакан водки! Спой-ка еще разок».
Работник запел в другой раз; мужик разрезал мешок, выскочил из-под печки, ухватил макогон и давай лупить бабу – раз, попа – два. Поп насилу выбрался; в окно улизнул.
Поп ржет как жеребец
В некотором селе жил-был поп, великий охотник до молодых баб: как только увидит, бывало, в окне, что мимо двора его идет молодка – сейчас высунет голову и заржет по-жеребячьи. На том же селе жил один мужик, у которого жена была оченно хороша собой. И ходила она кажный день за водою мимо поповского двора; а поп только усмотрит ее – сейчас высунет в окно голову и заржет. Вот баба пришла домой и спрашивает у мужика: «Муженек, скажи, пожалуй, отчего это; иду я за водой мимо попова двора, – а поп на всю улицу ржет по-жеребячьи». – «Эх, дура баба! Это он тебя любить хочет. А ты смотри, как пойдешь за водой и станет поп ржать по-жеребячьи: иго-го! – ты ему и сама заржи тонким голосом: иги-ги! Он к тебе сейчас выскочит и попросится ночевать с тобой; ты его и замани; вот мы попа-то и обработаем: пусть не ржет по-жеребячьи».
Взяла баба ведра и пошла за водой. Поп увидел ее из окошка и заржал на всю улицу «иго-го! иго-го!». А баба в ответ ему заржала: «иги-ги, иги-ги». Поп выскочил, надел подрясник, выбежал из избы к бабе: «Что, Марьюшка, нельзя ли того…» – «Можно, батюшка! вот муж сбирается в город на ярманку, только лошадей нигде не добудет». – «Ты давно бы сказала! присылай его ко мне – я дам свою пару лошадей и с повозкой: пусть себе едет». Воротилась баба домой и говорит мужу: так и так, бери у попа лошадей.
Мужик сейчас собрался и прямо к попу, а поп давно его ждет. «Сделайте милость, батюшка, дайте пару лошадей на ярманку съездить». – «Изволь, изволь, свет!» Запряг мужик поповых лошадей в повозку, приехал домой и говорит жене: «Ну, хозяйка, я выеду за деревню, постою немножко, да и назад. Пусть поп приходит к тебе гулять, а как я ворочусь, да застучу в ворота, он испугается и станет спрашивать: где-бы спрятаться? Ты и спрячь его в энтот сундук, что с голанской сажей стоит; слышишь?» – «Ладно!»
Сел мужик в повозку и поехал за деревню. Поп увидел и сейчас бросился к бабе: «Здравствуй, Марьюшка!» – «Здравствуй, батюшка, теперь нам своя воля – погуляем! Садись-ка за стол да выпей водочки». Поп выпил рюмку и не терпится ему: поскидал с себя рясу и сапоги… Вдруг как застучат у ворот. Поп испугался и спрашивает: «Кто это, Марьюшка, стучится?» – «Ах, батюшка, ведь это мой муж домой приехал, кажись что-то позабыл». – «Куда ж мне-то, свет, спрятаться?» – «А вон порожний сундук стоит в углу, полезай туда». Поп полез в сундук и прямо попал в сажу; улегся там, еле дышит; баба сейчас закрыла его крышкой и заперла на замок.
Вошел мужик в избу. Жена и спрашивает: «Что воротился?» – «Да позабыл захватить сундук с сажею; авось на ярманке-то купят. Пособи-ка на повозку снести». Подняли они вдвоем сундук с попом и потащили из избы. «Отчего он такой тяжелый, – говорит хозяин, – кажись совсем порожний, а тяжел?» А сам тащит-тащит, да нарочно об стенку или об дверь и стукнет. Поп катается в сундуке и думает: «Ну, попал в добрый капкан». Втащили на повозку; мужик сел на сундук, и поехал на поповых лошадях в город; выехал на дорогу, как стал кнутом помахивать да коней постегивать, помчались они во весь дух.
Вот едет ему навстречу барин и говорит лакею: «Поди, останови этого мужика, да спроси – куда так шибко гонит?» Лакей побежал и кричит: «Эй, мужичок, постой, постой!» Мужик остановился. «Барин велел спросить, что так шибко гонишь?» – «Да чертей ловлю, оттого шибко и гоню». – «Что же, мужичок, поймал хоть одного?» – «Одного-то поймал, а за другим гнался, а вот ты помешал. Теперь за ним не угонишься». Лакей рассказал про то барину; так и так, одного черта мужик поймал. Барин сейчас к мужику: «Покажи, братец, мне черта; я с роду их не видывал». – «Дашь, барин, сто рублей – покажу». – «Хорошо», – сказал барин.
Взял мужик с барина сто рублей, открыл сундук и показывает, а в сундуке сидит поп весь избитый да вымазанный сажею, с растрепанными патлами. «Ах, какой страшный, – сказал барин, – как есть черт! Волосы длинные, рожа черная, глазища так и вылупил». Потом мужик запер своего черта и опять поскакал в город. Приехал на площадь, где была ярманка, и остановился. «Что, мужик, продаешь?» – спрашивают его. «Черта», – отвечает он. – «А что просишь?» – «Тысячу рублей» – «А меньше как?» – «Ничего меньше. Одно слово тысячу рублей». Тут собралось около мужика столько народу, что яблочку упасть негде. Пришли двое богатых купцов, протолкались кое-как к повозке. «Мужик, продай черта!» – «Купите». – «Ну что цена будет?» – «Тысяча рублев, да и то за одного черта без сундука, сундук-то мне нужен: коли еще поймаю черта, чтоб было куда посадить».
Купцы сложились и дали ему тысячу. «Извольте получить!» – говорит мужик; открыл сундук. Поп как выскочит – да бежать! Прямо в толпу бросился, а народ как шарахнется от него в разные стороны… Так поп и убежал. «Экой черт! К эдакому коли попадешься, совсем пропадешь!» – говорят купцы промеж себя. А мужик воротился домой, отвел к попу лошадей. «Спасибо, – говорит, – батюшка, за повозку; славно торговал, тысячу рубликов зашиб!»
После того баба его пошла за водой мимо попова двора, увидала попа, и ну ржать: иги-иги-иги! «Ну, – сказал поп, – муж твой славно меня угигикал!» С тех пор перестал поп ржать по-жеребячьи.
Муж да жена
Жил мужик да баба; она была больно востра, не любила мужика, полюбила попа; сама не работала, да и мужу не давала, все больной прикидывалась, да посылала в разные места за лекарствами: хочется как-нибудь да извести мужа. Вот посылает его раз в Ревель[499] за лекарем. Муж пошел, повстречался с мужиком. Тот спрашивает: «Куда идешь?» – «Да жена больна, иду приискать лекаря». – «Давай, я вылечу». – «Пойдем, батюшка! Помоги Христа ради, замучилась бедная».
Вот вернулись, стали подходить к избе; лекарь и говорит: «Погодит-ко на дворе, дай я наперед посмотрю, что с ней деется?» Заглянул в окно – она с попом гуляет, харчей, вина и браги – всего вдоволь. Он и просится: «Хозяюшка, пусти ночевать». Она было не хотела, да поп говорит: «Пусти, ведь он не знает: ни кто ты, ни кто я».
Пустила его в избу и накормила-напоила, мужик говорит: «Хозяюшка, мне бы соломки надобно». – «Пойди в пелевню,[500] возьми сколько надобно». Он пошел, завернул хозяина в солому и принес в избу. После ужина баба с попом заплясала. «Мужичок, – говорит, – спой песенку». – «Прежде ты спой, а потом я спою». Она пляшет и поет: «Пошел мужик до Ревеля, пошел мужик до лекаря; ему дома не бывать, жены не видать». А мужик запел: «Слышишь ли, солома, что деется дома? Кнут висит на стене, быть ему на спине». Мужик выскочил из соломы и ну дуть попа да хозяйку. Важно отдул. Перестала хворать.
Хитрая баба
Жил-был мещанин, у него была пригожая жена. Жили они и прожилися. И говорит жена мужу: «Надо нам с тобой поправиться, чтоб было чем свои головы прокормить». – «А как поправиться?» – «Уж я придумала, только не ругай меня». – «Ну, делай, коли придумала». – «Спрячься-ка, – говорит жена, – да выжидай; а я пойду приведу к себе гостя, ты и застучи: тут мы дело и обделаем». – «Ну, хорошо!» Вот взяли они короб, насыпали сажею и поставили на полатях. Муж спрятался, а жена набелилась, нарумянилась, убралася и вышла на улицу, да и села подле окошечка – такая нарядная.
Немного погодя едет мимо верхом на лошади поп, подъехал близко и говорит: «Что, молодушка, нарядилася, али у тебя праздник какой?» – «Какой праздник, с горя нарядилася: теперь я одна дома». – «А муж где?» – «На работу уехал». – «Что ж, голубушка, твоему горю пособить можно; пусти-ка меня к себе в гости, так и не будешь одна ночь коротать». – «Милости просим, батюшка!» – «Куда ж лошадь девать-то?» – «Веди во двор. А я велю батраку прибрать ее».
Вот вошли они вдвоем в избу. «Как же, голубушка, надо наперед выпить; вот целковый – посылай за вином». Принес батрак им целый штоф водки; они выпили и закусили. «Ну, теперь пора и спать ложиться», – говорит поп… Поп только улегся на кровать, как муж застучал шибко-нашибко. «Ох, беда моя! Муж воротился! Полезай, батюшка, на полати и спрячься в короб!» Поп вскочил в короб и улегся в саже. А муж идет в избу да ругается: «Что ты, мать твою разъедак! Дверь долго не отворяешь!»
Подошел к столу, выпил водки стакан и закусил; вышел потом из избы и опять спрятался, а жена поскорей на улицу и села под окошечком. Едет мимо дьякон. С ним то ж случилось. Как застучал муж, дьякон, раздетый догола, чебурах в короб с сажей и прямо попал на попа: «Кто тут?» – «Это я, – говорит поп шепотом. – А ты, свет, кто?» – «Я, батюшка, дьякон». – «Да как ты сюда попал?» – «А ты, батюшка, как? Уж молчи, чтоб хозяин не услыхал, а то беда будет».
Потом таким же образом заманила к себе хозяйка дьячка. Очутился и он в коробе с сажей; ощупал руками попа и дьякона: «Кто здесь?» – «Это мы, я и отец дьякон, – говорит поп, – а ты, кажись, дьячок?» – «Точно так, батюшка». Наконец пошла хозяйка на улицу и звонаря заманила. Звонарь только разделся, как раздался шум и стук, он бултых в короб: «Кто тут?» – «Это я, свет, с отцом дьяконом и дьячком; а ты, кажись, звонарь?» – «Так точно, батюшка». – «Ну, свет, теперь весь причт церковной собрался».
Муж вошел и говорит жене: «Нет ли у нас сажи продажной? Спрашивают, купить хотят». – «Пожалуй, продавай, – говорит жена, – на полатях целый короб стоит». Взял он с батраком, взвалили этот короб на телегу и повезли по большой дороге. Едет барин: «Сворачивай!» – кричит во всю глотку. – «Нельзя, у меня черти на возу». – «А покажи», – говорит барин. – «Дай пятьсот рублей!» – «Что так дорого?» – «Да коли открою короб, только и видел их: сейчас уйдут». Дал ему барин пятьсот рублев: как открыл он короб – как выскочил оттуда весь причт церковный да во всю прыть бежать – настоящие черти, измазанные да черные.
