Алекс Рудин
Немой. Книга 3. Охота на Кощея
Глава 1: Людоед
Женщина лежала на спине, нелепо подвернув обгрызенную правую ногу. Обе руки были отъедены полностью. Обрывки тряпья, в которые превратился синий сарафан, пропитались засохшей кровью.
Лица женщины я не видел. Его закрывал лоскут кожи с длинными слипшимися волосами, сорванный с головы. Волосы когда-то были светло-русыми, но теперь выглядели бурым неопрятным комком. Над лоскутом голо белел череп. Над черепом, жужжа, вились крупные зелёные мухи.
– Любава это, – хрипло подтвердил боровский староста.
Высокого жилистого мужика с длинными нечёсаными волосами мы прихватили с собой из деревни. Он не был охотником, но здешние леса знал хорошо – промышлял диким мёдом, насколько позволяли лешие.
– Любава, – снова сказал староста и сглотнул. Его длинное лицо побелело, губы вытянулись в тонкую бледную линию.
– Три дня назад пошла за клюквой и пропала. Всей деревней искали. А она – вот где.
Староста отошёл в сторону и отвернулся. Его крепкие плечи сутулились.
Чупав наклонился над трупом.
– Медведь задрал, – уверенно сказал он. – Сшиб с ног, кожу на глаза натянул, а уж потом заел.
– А зачем медведь ей голову ободрал? – спросил я.
Чупав ухмыльнулся.
– Не выносит человеческого взгляда. Волку – тому по хер. Хоть обсмотрись. Но волк валит и горло рвёт. А медведь непременно кожу на глаза натянет первым делом.
Я посмотрел на нетронутую шею женщины. Потом повернулся к старосте.
– Сколько людей у вас в деревне пропало?
Староста пожал плечами и повернулся ко мне, стараясь не смотреть на труп.
– С зимы пятеро уже. Серёжка Чёрный по весне на рыбалку пошёл – не вернулся. Потом пастух исчез, и двух коров волки загрызли. Летом две женщины за грибами ушли – и тоже с концами.
– Искали их?
Староста кивнул.
– Как не искать? Когда Серёжка пропал – всю реку с баграми обшарили. И пастуха искали тоже. Думали – может, убежал. Волков испугался.
– А почему раньше никому не сказали?
Мужик отвёл глаза в сторону.
– Так ведь оно как… Если на реке человек пропал – значит, русалки утопили, или водяники. Если в лесу – леший закружил, или болотник в трясину завёл. Так-то у нас редкий год без этого обходится.
Староста совсем отвернулся и еле слышно добавил:
– Нечисть, одно слово.
Чупав сплюнул.
– Слыхал, Немой? Опять нечисть виновата!
Джанибек неопределённо хмыкнул. Местный леший, которого позвали показать места, скривил жёсткий рот. Он и привёл нас к трупу Любавы по её следу. И вёл так уверенно, словно знал, где можно её найти.
Я покосился на Всеволода.
– Ну, что, княже! Поохотимся на медведя?
О пропаже людей в Старгород сообщил местный священник. Три дня назад он вместе с обозом добрался до города и не поленился достучаться до самого Божена. Жители деревни грешили на нечисть.
Ну, понятно, хер ли! Кто ещё будет добрым людям козни строить?!
Ну, и кому разбираться с этим делом, как не князю нечисти?
– Не ленись, Немой, съезди! – сказал мне Божен, когда вечером зашёл с новостями к Сытину. – Покажи людям, что ты о них заботишься. Это важно.
Прав был святоша. Тем более, заняться в Старгороде было особо нечем. Дела государственные шли сами собой. Соловей с разрешения князя Всеволода крепко взял бояр в ежовые рукавицы. Из Лопухинки исправно прибывали телеги, гружёные тяжёлыми ящиками с золотом.
Боярин Иван Горыня, приставленный смотреть за золотым рудником, в Старгороде не появлялся. То ли не успел ещё наворовать, то ли нашёл другого покупателя, вопреки моему приказу.
Ничего! Съезжу, проверю!
На высоком берегу Волхова неторопливо строился новый терем. Каменщики уже сложили крепкий фундамент из гранитных валунов на известковом растворе. Теперь пришёл черёд плотников. Звонко стуча топорами, они клали срубы первого этажа.
Мы с Глашкой по-прежнему жили в доме у Сытина. Князь Всеволод предлагал переехать к нему в терем. Но на хер оно надо? Там вечно куча народу – не протолкнёшься. То бояре, то послы, то дружинники.
Я собрался, не раздумывая. С собой позвал Джанибека и Чупава. Решил, что втроём мы с любой хернёй справимся. Отъезд назначили на утро, а вечером все вместе ужинали у Сытина. И тут на огонёк заглянул князь Всеволод.
– Я с вами поеду, – решил князь после третьего стакана медовухи.
– На хера? – удивился я.
– Да мне тоже остописдило в городе сидеть, – откровенно признался Всеволод. – Мысли всякие в голову лезут. Съезжу, проветрюсь.
Мысли его я знал. На каждой пьянке князь заводил старую песню о дочке хазарского хана. Идея жениться на ней крепко засела в княжеской голове.
Ну, и что – я его отговаривать буду, что ли? Хочет жениться – пусть женится. Хочет ехать – пусть едет.
– Разумно, – кивнул Мыш.
Я в изумлении уставился на него.
Ипать! Он что, мысли читать научился?
Мыш с укоризной покачал головой.
– Ты, Немой, когда выпьешь – часто думаешь вслух. Не замечал?
Мыш задрал кверху розовый блестящий нос.
– Пожалуй, я с вами поеду. Мыслителю полезна перемена мест. Да и за вами пригляжу.
Князь посмотрел на меня, потом на тело Любавы и крепко стиснул ладонью ясеневое древко рогатины.
– Поохотимся!
– Сможешь найти медведя? – спросил Чупав местного лешего. Тот пожал плечами.
– Найду, дело нехитрое. Только вот его вы бы в деревню отправили.
Он показал на боровского старосту.
– Как бы со страху не натворил чего.
Староста отчаянно замотал головой.
– Нет! Я с вами пойду! Куда тут одному по лесу шастать? Что вы!
В глазах его был такой страх, что я не выдержал.
– Ладно. Только иди сзади и не мешайся.
Леший, как и Чупав, тоже сплюнул на усыпанную хвоей мягкую землю.
Высоко над нами чуть качнулась тяжёлая еловая лапа. Я посмотрел наверх. Там с ветки на ветку беззаботно прыгала белобокая чернохвостая сорока. Она чистила клювом перья и изредка поглядывала на нас любопытным блестящим глазом.
Над моим ухом раздался сухой щелчок. Стрела свистнула в воздухе и сшибла сороку с ветки. Птица закувыркалась вниз растрёпанным комком перьев.
Джанибек довольно ухмыльнулся и опустил лук. Подошёл к птице, наступил сапогом и выдернул стрелу. Обтёр её о штанину и убрал в колчан.
Я с недоумением посмотрел на дружинника.
– Зачем ты птицу сшиб?
– Она давно за нами летит, – ответил Джанибек. – Подойдём ближе к медведю – закричит и предупредит его.
Хера себе!
Леший внимательно оглядел нас.
– Ты, – он ткнул длинным пальцем в Джанибека, – иди рядом со мной. Если что – сразу стреляй, не жди.
Джанибек кивнул, прищурив глаза.
– Вы, – леший показал на меня с Чупавом, – идите за нами. Близко не теснитесь. Так, чтобы удобно было оружием пользоваться.
Чупав закинул на плечо рогатину с длинным стальным наконечником. Такую же, как у князя Всеволода. Они и мне пытались навязать эту дуру, но я предпочёл привычный меч.
– Ну, а вы позади, – сказал леший князю Всеволоду и старосте. – И надень шлем, князь. Мало ли что!
Князь Всеволод недоверчиво нахмурился, но спорить не стал. Надел на голову островерхий стальной шлем с кольчужной сеткой, закрывающей шею.
– Шагайте тихо, – предупредил нас леший, – и смотрите под ноги. На сухие ветки не наступайте. Спугнём зверя – уйдёт, и не заметим.
– Может, похоронить её? – неожиданно предложил староста, показывая на труп женщины. – По-человечески, а? Земля мягкая. Можно палками могилу вырыть.
– Убьём медведя – придёшь с сельчанами и похоронишь, – сказал ему леший. – Всё, идёмте!
Мы медленно продвигались вперёд, осторожно ступая по мягкому длинному мху. Отводили в стороны ветки, придерживая их руками, чтобы не хлестнули по лицу идущего следом.
По заросшему травой косогору спустились к лесному ручью. Прозрачная вода быстро бежала, вихрясь возле серых камней и затонувших брёвен, поросших зелёными водорослями. В воде сновали серые рыбёшки, с ладонь величиной.
Леший решительно зашлёпал на другой берег. Я вслед за ним ступил в ледяную воду. Просочившись сквозь швы сапог, она обожгла ступни холодом.
Перейдя ручей, мы вышли на песчаную отмель. Леший задержался на ней, показывая что-то Джанибеку. Я тоже подошёл взглянуть.
На мокром зернистом песке отчётливо отпечатался след. Набольшие косолапые подошвы и длинные борозды от когтей. След уходил вверх, на заросший лесом берег.
– Крупный зверь, – тихо сказал Чупав. – Осторожный.
– Ничего, – так же тихо ответил леший. – Мы к нему против ветра зайдём. Не учует.
Леший приложил палец к губам и стал подниматься наверх по травянистому склону.
На этом берегу ручья рос низкий березняк. Похожая на золотые сердечки листва обвисла, прибитая осенними дождями, но пока ещё держалась на ветках.
Да тут хер что разглядишь!
Кривые берёзы крепко сплелись ветками, словно боялись упасть поодиночке. Продираться через них было бессмысленно. На весь лес шум поднимем.
Леший подумал и повёл нас в обход березняка. Показал рукой на рыжие стволы сосен, которые возвышались над берёзами.
– Обойдём березняк вокруг, я поищу след. Если не найду – значит медведь в березняке и залёг. Тогда пойдём напрямую.
Джанибек наложил на тетиву лука стрелу с острым калёным наконечником.
Леший вдруг остановился и тревожно повёл носом. Я тоже принюхался и уловил резкий звериный запах.
Бля!
Берёзы затрещали под тяжёлой тушей. Зверь с рёвом выпрыгнул прямо на нас.
Староста отлетел в сторону от мощного удара когтистой лапой. Только грязные лапти мелькнули в воздухе. А затем медведь одним прыжком очутился рядом с князем Всеволодом и подмял его под себя.
Я отчётливо услышал, как скребут когти по стальному шлему.
Вот тебе и рогатина! Как ей ткнёшь, если зверь придавил тебя к земле?!
Я выхватил меч, и тут же над ухом дважды сухо щёлкнуло. Одна стрела впилась медведю в нос, вторая вошла глубоко в левый глаз. Зверь отчаянно заревел. В его рёве слышалось что-то жутко первобытное, почти человеческое.
Остриём меча я полоснул зверя по мохнатой жопе, почти отрубив ему заднюю ногу. Рядом крякнул Чупав и всадил в медведя свою рогатину. Кровь ручьями побежала по бурой шерсти.
Медведь резко извернулся, вырвав рогатину из рук Чупава. Огромная пасть клацнула зубами рядом с моей правой ногой. По спине побежали холодные мурашки. Я отпрыгнул в сторону и снова замахнулся мечом.
Ещё один сухой щелчок. Джанибек целился в правый глаз медведя, но промахнулся. Стрела вошла глубоко в мясистую щёку. Зверь взмахнул лапой и переломил тонкое древко стрелы. Уцелевшим глазом уставился на меня. Взгляд его был точь-в-точь как человеческий!
Я с силой рубанул мечом широкую лобастую голову.
Глава 2: Избушка на ножках
Мой удар не убил медведя, но на мгновение остановил его. Этого мгновения хватило Чупаву, чтобы схватить рогатину князя Всеволода и засадить её глубоко под левую лопатку зверя.
Медведь снова взревел. В груди у него что-то забулькало, захрипело. Тёмная, почти чёрная кровь потекла из оскаленной пасти, пачкая светлую манишку на груди. Уцелевший правый глаз подёрнулся матовой пеленой.
Я глубоко всадил меч прямо между жёлтых клыков. Лезвие пробило затылок и вышло наружу.
Леший подскочил к Чупаву и всем весом налёг на рогатину. Вместе они спихнули медведя с князя Всеволода. Огромный зверь мягко рухнул набок, несколько раз дёрнул в воздухе страшными когтистыми лапами и затих, вытянув морду.
Я бросил на хер меч и подбежал к князю. Всеволод весь в крови, лежал, заслоняя руками бледное лицо. Помятый шлем кое-как держался на его голове.
– Князь! – заорал я. – Ты жив?!
Бля! Мишка меня убьёт!
Князь слабо застонал и пошевелился.
Слава богам! Жив!
Опираясь на руки, Всеволод кое-как сел, расширенными зрачками глядя на меня.
– Ч-ч-то эт-то?… – попытался спросить он. Нижняя челюсть князя дёргалась, зубы громко стучали друг о друга.
Я присел рядом с ним на корточки.
– Ты цел?
Князь осторожно покрутил головой. Подтянул к животу длинные ноги.
– В-вроде. Охереть! Немой, у тебя выпить есть?
– Сейчас!
Я нашарил в кармане серебряную фляжку с дед Мишиным самогоном и протянул её князю Всеволоду. Он сделал жадный глоток, закашлялся. Самогон струйкой потёк по его сивой бороде. Князь со свистом втянул в себя воздух и уже твёрже повторил:
– Охереть!
Я оставил его приходить в себя, а сам пошёл посмотреть, что там со старостой.
Чупав и леший рубили молодые ёлки, делая носилки.
– У старосты рёбра сломаны, – озабоченно сказал мне Чупав. – Нести придётся.
Я взглянул на мужика. Лицо его было бледным, на грязном лбу выступили мелкие капельки пота. Староста держался за правый бок и дышал часто, прерывисто. Но крови на губах не было. Значит, лёгкое не пробито. А остальное заживёт.
– Понесём, – кивнул я, прикидывая – сколько нам шлёпать до деревни. Выходило порядочно. К ночи хрен доберёмся.
– Ч-что это? – в голосе князя Всеволода я услышал страх и быстро обернулся.
– А?
Ипать!
Медведя не было. Вместо зверя на залитом кровью мху лежал голый коренастый мужик. Голова его была разрублена, кучерявые чёрные волосы слиплись от крови. Из распахнутого рта торчала рукоять моего меча.
– Всеблагие боги! – прошептал староста и отвернулся, хрипло дыша.
От увиденного и от сладкого, тяжёлого запаха крови меня вдруг замутило. Я прислонился к сосне, уткнулся лбом в шершавую холодную кору, пытаясь прийти в себя.
– Перекидыш, – мрачно сказал Чупав, и повернулся к старосте.
– Знаешь его?
– Это Серёжка Чёрный. Тот, что по весне утонул.
– Значит, не утонул.
Чупав зло сплюнул себе под ноги.
– Понимаешь, князь, чем дело оборачивается?
Я вопросительно посмотрел на него.
– Откуда здесь перекидыш взялся?
– Ну, мало ли! – пожал я плечами.
– Раньше за этим Серёжкой что-то странное замечали? – спросил Чупав старосту. – Может, из дома пропадал?
Староста еле заметно покачал головой.
Князь Всеволод попытался подняться, но со стоном плюхнулся обратно на мох.
– Что, княже?
– Нога!
Он виновато показал глазами на левую ступню.
Бля! Двоих мы не унесём!
– Идти сможешь? – на всякий случай спросил я Всеволода.
– Если костыль вырубить – смогу, – кивнул он.
Один с костылём и четверо с носилками. Ипать, мы так неделю до деревни будем добираться!
Коней мы оставили в деревне.
Я с надеждой посмотрел на лешего.
– Может, лошадей приведёшь?
Леший мотнул косматой головой.
– Мне без вас в деревню хода нет. Не отдадут коней.
И то правда. Если леший вернётся без нас, да ещё и лошадей попытается увести – деревенские заподозрят неладное.
Леший поднял глаза к хмурому осеннему небу, что-то прикидывая.
Я тоже посмотрел на небо. Похоже, ещё и дождь собирается. В воздухе пахло зябкой сыростью. Всё одно к одному, бля!
– К Яге пойдём, – решительно сказал леший.
Я вытаращил глаза.
– К кому?
– Увидишь, к кому, – криво усмехнулся он.
Мы очистили от веток две длинные еловые жерди, продели их в широкую рубаху Чупава и крепко связали поперечинами. Получились мягкие носилки. На носилки уложили боровского старосту.
Голый по пояс Чупав поёжился на холодном ветру.
– Идёмте скорее! Холодно, бля!
Мы с Джанибеком взялись за передние ручки носилок. Леший и Чупав стали позади. Князь Всеволод опёрся на обмотанный тряпкой костыль.
– Точно сможешь идти? – ещё раз спросил я его.
– Смогу, – отмахнулся князь.
– Говори – куда нам, – кивнул я лешему.
– Я покажу, – вмешался Мыш. – Тут рядом.
– Ты бывал тут, что ли? – удивлённо спросил я его.
Мыш мотнул головой.
– Чтобы знать дорогу, необязательно ходить по ней раньше, – сказал он.
Я только хмыкнул. А леший недоверчиво посмотрел на Мыша.
Двигались мы со скоростью ежа, одолевшего гадюку. То есть, очень медленно. Грубо оструганные жерди немилосердно оттягивали руки. Приходилось часто останавливаться, чтобы отдохнуть и поменяться.
Князь Всеволод плёлся со своим костылём без единой жалобы. Лицо князя было суровым, губы плотно сжаты. Мужик, что ещё сказать!
В одном месте мы наткнулись на небольшой ручеёк и от души напились холодной чистой воды. Я предложил было устроить основательный привал, но леший возразил.
– Торопиться надо! После захода солнца Яга к себе не пустит.
Ну, надо – значит, надо. Я взялся за надоевшую ручку и распрямил затёкшую спину.
Ещё через час мои ноздри уловили запах дыма.
– Яга печку топит, – подтвердил мою догадку леший. – Уже близко.
Мыш не подвёл. Он вывел нас прямиком к ограде из кривых жердей, которая огораживала небольшую поляну посреди высокого елового леса. На первый взгляд, ограда вряд ли сдержала бы животное, крупнее кота. Но на торчащих вверх кольях висели выбеленные дождём и солнцем черепа волков и кабанов. А над калиткой приветливо улыбался жёлтыми зубами человеческий череп.
Посреди поляны на восьми основательных столбах стояла бревенчатая избушка, крытая дёрном. Избушка хмуро смотрела на нас двумя небольшими окошками, которые охеренно напоминали глаза. Двери я не видел. Может, с другой стороны? Хотя, кто так строит-то? Чтобы от калитки к двери вокруг дома переться?
Калитка была приоткрыта. Мы с Джанибеком сунулись внутрь ограды, но леший нас остановил.
– Куда вы без приглашения? – сурово спросил он. – Неприятностей хотите?
Мы опустили носилки на траву. Князь Всеволод тяжело опустился рядом.
Леший почтительно поклонился в сторону избушки.
– Яга-матушка! Не откажи в помощи! Приюти на ночь, вылечи раненых!
Избушка не отозвалась. Так и продолжала глядеть на нас тёмными окнами.
Леший поклонился снова.
– Яга-матушка! – без особой надежды повторил он. – Не откажи в помощи, вылечи раненых!
Избушка молчала. На поляне потемнело, начал накрапывать дождь.
Да какого хера?! Что нам – под дождём ночевать с ранеными?!
Я отодвинул лешего в сторону и решительно шагнул в ограду.
– Нет!
Леший вцепился мне сзади в рубаху, потащил в сторону.
– Нельзя, князь! Хуже будет!
– Пусти его! – сказал позади нас глубокий женский голос. – Ему можно.
Пальцы лешего выпустили мою рубаху. Я оглянулся. За моей спиной стояла русоволосая женщина в белом сарафане до пят.
На её лице не было ни морщинки. Чёткий овал лица, щёки с лёгким бронзовым румянцем. Высокий гладкий лоб.
Но глаза… Их взгляд был невыносимо тяжёл. Так смотрят люди, которые не просто прожили долгий век, но и немало на этом веку повидали.
Леший торопливо поклонился.
– Прости, матушка, что потревожили без разрешения!
Яга улыбнулась кончиками губ, не отрывая от меня тяжёлого взгляда.
– Ему можно, – повторила она. – Он князь нечисти. А я ведь – тоже нечисть. Значит, он – и мой князь.
Она замолчала и снова стала глядеть на меня.
Бля! Прямо сверлит взглядом.
Я чуть было не поёжился, но сдержался.
– Раненые у нас, – сказал я Яге. – Им на земле ночевать нельзя. Мы переночуем, а утром уйдём.
Она чуть наклонила голову.
– Входите!
Без лишних слов мы подхватили носилки и направились к избушке.
Бля!
Пока мы разговаривали, избушка словно повернулась к нам другой стеной. Окон в этой стене не было, зато нашлась крепкая дощатая дверь. Над дверью, под самой крышей чернело небольшое отверстие, через которое выходил едва заметный сизый дым.
И тут колдовство!
К двери вела крутая деревянная лестница.
Ладно, хер ли раздумывать?
Мы подтащили носилки к ступенькам.
Яга поднялась первой. Что-то шепнула возле двери, и дверь сама собой открылась.
Мы подняли носилки со старостой и втолкнули их в дверь. Затем я поднялся по скрипучей лестнице и перешагнул через старосту. В его лице не было ни кровинки – переход по лесу дался ему тяжело.
Джанибек шёл следом за мной.
Я огляделся.
Внутри избушка оказалась куда больше, чем снаружи. Посередине стояла огромная печь, сложенная из гранитных валунов. И как только пол не проваливается?
Дым от печи не поднимался под потолок, как казалось снаружи, а уходил из дома по высокой кирпичной трубе.
Ну, хрен ли тут удивляться?
Возле печи прислонился крепкий стол, сбитый из толстых досок. Вдоль бревенчатых стен горели восковые свечи в деревянных подсвечниках.
Окон в противоположной стене было не два, а три. Одно тщательно задёрнуто холщовыми занавесками.
Яга проследила мой взгляд и улыбнулась.
– Не в каждое окно в моём доме можно выглядывать, князь. А уж тем более – вылезать. Обратно потом не влезешь.
Она показала рукой в угол, где стояла широкая лавка.
– Положите раненого туда. Погодите!
Яга сняла с гвоздя овчинную шубу и постелила на лавку.
– Теперь кладите. Я сейчас.
Она отошла к печке, громыхнула заслонкой. Вытащила ухватом из печи чугунок с каким-то дымящимся варевом и поставила его на стол. По комнате поплыл вязкий сладковатый запах.
Возле лавки я увидел закрытую дверь. Такая же была и в противоположной стене.
Интересно – что за этими дверями? Ещё комнаты? Охереть!
Тайком от Яги я осторожно подёргал ручку. Заперто.
Мы с Джанибеком положили раненого старосту на лавку. Он слабо застонал и закусил губу, испуганными глазами глядя вокруг.
– Ничего, – сказала от печки Яга. – Сейчас будет легче.
Она открыла сундук у стены и достала из него широкую чистую тряпицу. Быстрыми движениями с треском разорвала её на полосы.
Я вышел из избушки, спустился вниз. Оглянулся.
Неказистый домик на подпорках. Из отверстия под крышей всё так же идёт дым.
– Пойдём, княже, – сказал я Всеволоду, который по-прежнему сидел на траве. – Помогу тебе подняться.
– А поместимся все в таком домишке? – с кривой улыбкой спросил князь.
– Поместимся, – ответил я.
Пусть сам охренеет, когда увидит избушку изнутри.
