bannerbannerbanner
Линка

Алекс Рок
Линка

Полная версия

Вы знаете, кто я? Могучая воительница с великанами, и один из них застыл передо мной, ожидая своей скорбной участи. Хотя нет, знаете, возможно я – искательница приключений, попавшая в плен, а мой друг – добрый тролль, наконец, пришел мне на помощь. А, возможно, я узница древнего Бога, что сейчас навис надо мной, грозно зыркает глазами и недовольно чешет густую и черную бороду.

Впрочем, знаете? На самом деле я – кукла. Безвольный кусок пластмассы, который ради потехи сунули в душный шкаф. А, может быть, моя хозяйка была художницей и использовала меня, как натурщицу, но случайно оставила здесь. Или забывчивая девчонка, играясь в дочки-матери, сунула за несуществующую провинность в шкаф, как будто наказала, и забыла. Много раз я думала над тем, как же оказалась в своем импровизированном узилище, а воображение каждый раз услужливо рисовало мне новую картину.

А сейчас я стою, привалившись спиной и волосами к стенке шкафа, улыбаюсь нарисованной улыбкой и терпеливо жду – что же будет дальше? Ответить на этот вопрос не так трудно – вскоре моя псевдожизнь закончится. Закончится, сгинет во тьму, куда я временами проваливаюсь, и всё. Сейчас человек, нашедший меня, возьмет и сунет в мусорный бак. Кто я для него? Игрушка-найденыш, кукла-потеряшка, ненужная вещь, мозолящая глаза? Выкинет и даже думать не станет, а я потону в гуще нечистот ближайшей помойки. Остается разве что грустно вздохнуть и подметить, что такова жизнь.

Но, знаете что? Я не хочу умирать. Не хочу уходить в страшную, всепоглощающую, густую как сметана, тьму. Не хочу уходить навсегда, не видеть солнечного света, не слышать пения птиц, не думать. Не хочу быть бездушным куском пластмассы, каким меня и задумывали. Пожалуйста, помогите мне, кто-нибудь!

Великан медленно протягивает ко мне руку. Большой, сытый, довольный жизнью человек, но сильно уставший. Он только что приехал – я слышала, как скрипел под его шагами пол, как несло из дорожной сумки недоеденным завтраком, как водопадом лилась вода в душе. Часто моргая глазами, поправляя свободной рукой очки, он поднес меня поближе к лицу, потом провел пальцем по волосам. Скажите, вас когда-нибудь хватало существо, гораздо больше вас по размерам, разглядывая, как некую диковинку? Воображение подсказывало мне, что сейчас добрая улыбка обратится хищным оскалом, а он откусит мне голову… хотя. Подождите, люди же ведь не едят кукол? Или едят? Я не помню.

Я сжалась от страха, точнее, сделала бы это, если бы только могла. Еще там, стоя в ящике шкафа, я надеялась, что однажды, если буду стараться – смогу двигать руками и ногами самостоятельно, но у судьбы были свои планы на этот счет. Все мои попытки шли прахом…

Человек шагнул в сторону стола, а меня резко качнуло из стороны в сторону. Взгляд уцепился за мусорное ведро. Вон она, моя смерть, стоит под столом, оправленная черной каймой пакета. Сейчас нагнется, протянет руку и я окажусь на дне – останется дождаться только уборки комнат. Мне бы зажмуриться, мне бы только не видеть, мне бы…

Он поиграл моими ногами, раздвинув их чуточку пошире, нашел терпения, чтобы поставить на стол. Дальше я наблюдала только за тем, как мой новый хозяин рыщет по сумкам, в надежде отыскать сменную одежду. Большой, рыхлый, с неопрятной и плохо пробритой бородкой, клочьями торчащей в разные стороны. Самый обыкновенный парнишка-неряха, коими полнится мир. И мне жутко хотелось сказать ему спасибо. Сколько времени я проторчала там, в ящике, пока дожидалась его спасительной руки? Не знаю. Помню только, что предыдущие гости часто шумели водой, громко разговаривали. Иногда моих ушей касались детские голоса и я в тайне надеялась, что однажды любопытство какой-нибудь девочки возобладает, и я буду найдена! У меня вновь появится хозяйка, с которой мы обязательно будем играть, смотреть телевизор, учить уроки и читать книжки. И жутко боялась, что однажды дверцу моей импровизированной тюрьмы грубо рванет на себя какой-нибудь мальчишка. В памяти всплывало заплаканное лицо веснушчатой, светловолосой девчонки с косичками, ухмыляющиеся хари ребят постарше, тупое жало маркера, нещадно мажущее мое лицо. Липкие пальцы срывали с меня одежду, желая как можно скорее узнать, что же под ней скрыто. И разочарование здоровенных лбов, что в моей промежности не оказалось абсолютным образом ничего. А давайте пририсуем, нахально предложил кто-то из них…

А я улыбалась, как и обычно, потому что куклы не умеют говорить, куклы не умеют постоять за себя, куклы безвольны. Безвольны, беспомощны, беззащитны…

– Ну и что мне с тобой делать? – поинтересовался он глядя на меня, будто в самом деле надеясь, что я ему отвечу. Встану в какую-нибудь причудливую позу и заговорю с ним в ответ. Вы представляете, а ничего подобного не произошло! Я все так же стояла, как и до этого, разве что немного потеряла равновесие и опасно накренилась, собираясь поддаться беспощадной силе притяжения.

Часто, когда приходила ночь, а в щели не было видно ни единого лучика света, я погружалась в раздумья – откуда я так много знаю? Кем я была, на самом деле, раньше? Иногда воспоминания всплывали во сне, заставляя меня сразу же проснуться и потерять сон на долгое время. А иногда я проваливалась во вселенское ничто. Густая чернота бездны, абсолютное ничто, и лишь, если прислушаться, где-то вдалеке слышен грохот тяжелой поступи. Кто-то идет, большой и страшный. Пройдет время – и я уйду к нему. День, может быть неделя, или даже целый месяц – и я больше никогда не проснусь, не смогу чувствовать, бояться, думать, мыслить. Кусок пластика, наконец, станет таковым, каким и должен быть – бездушным. А сейчас-то у меня есть душа? Не знаю, надо сначала понять, что такое эта самая душа…

Равновесие подвело меня. Точнее сказать, это мой негаданный спаситель меня неправильно поставил. Я приготовилась, что сейчас будет больно, а где-то на задворках сознанья червем скользнула мысль о том, что куклам больно не бывает, только неприятно. Мощная, большая ладонь возникла подо мной прежде, чем я успела врезаться резным носиком в крышку стола.

– Падать вредно, малыш, – подметил человек, прежде чем поставить меня обратно. На этот раз он уже был осмотрительней и привалил меня к большой бутылке, наполненной какой-то черной гадостью. Почему гадостью? Ну, черная жидкость ведь по определению полезной быть не может, разве не так?

Что теперь со мной будут делать? Я взывала к привычному инструменту – воображению, но сегодня оно молчало. Сама, мол, придумай, хватит уже без дела сидеть. Ну, ладно, оценим тогда ситуацию. Меня нашли – и это хорошо. Меня нашел молодой парень – это уже средне. Я не знаю, кто он такой и, возможно, никогда не узнаю – ничто не мешает ему, наигравшись со мной, выкинуть. Люди жестоки к тому, что считают простыми вещами. А я ведь, как ни крути, просто кукла.

Парень вытащил из сумки нечто напоминающее черную книгу, вот только, почему-то, состоящую из одной только обложки, без страниц. Недолго думая, он поставил её рядом со мной, раскрыл, щелкнул какой-то кнопкой. Краем глаза я могла видеть, как экран вспыхнул. Ага, я поняла – это никакая не книга вовсе, это переносной телевизор! Вот только зачем он ему, если вон там, в углу, чуть дальше стоит черный ящик-великан. Даже побольше будет, и с проводами возиться не надо. Толстые, похожие на змеи, они ложились позади меня. Мне захотелось вздрогнуть – а вдруг провода оживут? Оживут, и нападут на меня, скрутят, раздавят своей мощью. Мне вдруг вспомнилось, что я уже где-то видела подобное, вот только бы вспомнить где.

– Спасибо – тихо шепнула я. Точнее сказать, мысленно шепнула. Ну а что еще я могу сказать, кроме слов благодарности? Я ведь уже говорила, что в скором времени, скорее всего, кану во вселенское ничто, а тут, словно добрый бог, появляется этот пухлый парнишка и вытаскивает меня на свет. За окном высились громадами этажи небоскребов, гордо парили кричайки, ветер игрался с ветвями многолетних деревьев. Где-то там, внизу, шумели двигателями автомобили, рычали железные кони-мотоциклы, важно голосила сирена, возвещая о какой-то погоне. Впрочем, может быть, это огнеборцы спешат к кому-нибудь на помощь, а, может быть, врач пробивается сквозь толщу автомобильной пробки, чтобы запустить чужое сердце.

– Всегда пожалуйста, – отозвалось у меня в голове. Я чуть не упала во второй раз. Мой спаситель смотрел на меня без удивления, будто каждый день только и делает, что с куклами-найденышами разговаривает. Я испуганно примолкла. Разве люди могут разговаривать с куклами? Нет, потому что мы не разговариваем. За всех, конечно, говорить не буду, но что-то мне подсказывает, что это ненормально для обычного пластика – разговаривать. Хотя, впрочем, вдруг передо мной самый обыкновенный сумасшедший? Мне стало жутко и страшно – что сумасшедший может сделать со мной? Я слышала, что некоторые люди раздевают кукол, ставят в разнообразных позах, отрывают им головы. Мажут томатным соусом, изображая кровь и фотографируют. Вдруг этот один из них?

Мысль о том, что мой спаситель и не спаситель вовсе внезапно получила свое подтверждение: недолго погодя, как зажегся экран переносного телевизора, пальцы человека угрожающе нависли над кучей клавиш. Всего секунда – и они обрушились беспощадным градом на ни в чем неповинные клавиши. Те, в свою очередь, отзывались неприятным скрипом. Да и кому понравится, когда по тебе так долбят?

Впрочем, вдруг я ошиблась? Я продолжала разглядывать парнишку. Телевизор с кнопками, такого я раньше не видела. Но ведь есть же! Вдруг у него где-нибудь в ухе торчит еще какое-нибудь устройство и он разговаривает с другим человеком – на другом конце провода. Если так можно сказать? А сумасшедшей, на самом деле, окажусь всего лишь я. Как еще можно назвать мыслящую куклу?

А вдруг передо мной самый настоящий экстрасенс? Умеет читать мысли, я слышала, что такие существуют. Надо попробовать заговорить с ним еще раз. Сделать вид, что говорю, как и до этого, послать мысленный сигнал и посмотреть, что будет дальше.

 

– Привет?

Молчание в ответ и лишь скрипят кнопки странного телевизора. Ну, так я и думала: всего лишь показалось. Где-то внутри зло усмехнулся сарказм – неужели ты и вправду надеялась, что ЧЕЛОВЕК будет говорить с тобой?

– Ась? – оторвался ненадолго от своего занятия парнишка, посмотрев на меня. Сарказм в тот же миг изволил заткнуться и спрятаться куда подальше, а где-то внутри меня дала о себе знать странное желание. Что, если я буду разговаривать с человеком? Пускай, это будет глупо, наигранно и, возможно, он просто сумасшедший – пускай! Но если он будет отвечать мне – я приобрету собеседника.

Раньше со мной говорила только хозяйка, лица которой я даже не помню. Но она разговаривала, не слушая меня, не слыша меня, отвечая за меня. Мне хватало, но сейчас, раз появилась такая возможность.

– Ты… ты слышишь меня, да? Да?! – мне на миг показалось, что где-то в области моей груди стукнуло крохотное несуществующее сердце. Я ожидала, что сейчас человек встанет, стукнет пальцем по кнопке в своем ухе, уйдет в другую комнату, бранясь на невидимого собеседника, а я опять уйду в пучину собственной печали.

– Да, – ответил он. Я ждала. Долго ждала, что вот прямо сейчас рухнет неба, потолок пойдет ходуном, обрушит нам на головы белую штукатурку. Ждала, что слезут обои с причудливыми завитушками узора, трещинами разойдутся стены и мир изменится навсегда.

На окно села кричайка – огромная, пугающая, с большущим клювом и жадными до добычи глазами, постучалась в толстое стекло. Зыркнула на меня, словно собираясь утащить в своё гнездо, но, поняв, что это невозможно, вспорхнула и улетела. Мир не рухнул, ничего, в общем счете, не произошло. Просто мне отвечали. С вами, наверно, такое каждый день случается?

* * *

Скажите, что бы вы чувствовали, если бы вам сказали, что ваша жизнь кончится через десять дней, а перед этим исполнили ваше самое заветное желание? Если бы вам вдруг сказали, что вы не сможете двигаться, но зато сможете наблюдать за тем, что происходит и у вас будет всего один единственный собеседник, в руках которого ваша судьба?

Он уедет через десять дней, по крайней мере, так сказал. Начинающий писатель, возжелавший чуточку отдохнуть в столице и встретиться вместе со своей девушкой. То, что он полез в ящик – моя счастливая случайность, ибо ему было просто любопытно. Я гордо восседала прямо перед клавишами его компьютера – по крайней мере, то, что я приняла за телевизор, называлось именно так. Он уедет, а я, скорее всего, останусь. Лекса – он сказал, что его зовут именно так – ловко ушел от ответа и пожал плечами. Мол, не знаю, скорее всего, нет. Разве что напрямую не расхохотался прямо в лицо, спросив – на кой ты мне сдалась, маленькая?

Пальцы то и дело взлетали над клавишами, рожая очередную фразу, предложение или целый абзац. Но проходило мгновенье, и он, покрывшись холодной испариной, жал на кнопку отмены. Я с непонятным мне упоением наблюдала за тем, как гибнут недавно рожденные строки, чтобы через пару минут возродиться – в новом, улучшенном виде. И чтобы так же пасть жертвой прекрасному.

– Почему ты постоянно все переписываешь?

– Мне не нравится.

– Тебе не нравится? – я пробежалась взглядом по только что написанным строкам. Мне они казались идеальными, а ему – почему-то нет.

Он не так много говорил со мной, отвечал не на все вопросы. Может быть, просто не слышал их, а может быть, просто не хотел. Увлеченный, со странным огоньком в глазах, он исступленно рождал новый, пока еще непонятный мне мир. И лишь устав, откидывался на спинку стула, чтобы подарить самому себе секунду отдыха. Пройдет мгновенье и он вновь вернется туда – в мир рыцарей на мотоциклах, могучих джиннов, вихрелетов и магов смерти.

Элфи посмотрела на свою хозяйку и обиженно шмыгнула носом. Почему так? Где-то за спиной полыхал огнем погребальный костер, на котором упокоился добряк-толстяк Тарас. Девочке вспомнилось, как караванщик катал её на своих плечах, задумчиво хмыкал в роскошную бороду, даже давал подудеть в свою свистульку. А сейчас всепожирающий огонь наслаждался его плотью, унося вонючим дымом куда-то под облака. Хасс – могучий темнокожий великан тихо плакал на камне перед костром, безучастный ко всему, прятал лицо в громадной ладони, надеясь, что никто не увидит его слез. И хозяйка – добрая хозяйка, с которой они вместе прошли огонь и воду, в каких только передрягах не бывали – лежала перед ней и умирала. Маленькая эльфийка подобрала плюшевого кротокрыса, прижала его поближе к себе, упала рядом с женщиной, легла под бок. Пока она здесь, Смерть не посмеет тронуть хозяйку, не посмеет! Элфи очень хотелось верить в это.

– А кто такая эльфийка? – спросила я? Мне очень хотелось повернуть голову и посмотреть юному творцу в глаза. За что он обрекает несчастную маленькую девочку на подобные страдания? И почему у неё есть хозяйка? Может быть эльфийка – это слово синоним кукле? Но как куклы могут отгонять смерть и ложится рядом?

– Человек.

– Человек? – не веря своим ушам переспросила я? – тогда почему ты называешь её эльфийкой? Почему у неё хозяйка? Разве у человека может быть хозяин?

– Она в рабстве, малыш. Знаешь, что такое рабство?

– Нет, но звучит не очень красиво? Это что-то плохое, да?

– Да. Эльфы – люди, только уши у них чуточку длиннее.

– Ааа, – многозначительно протянула я, сделав вид, что мне всё вдруг стало понятно. Я не буду доставать его лишними вопросами, я буду читать. Постараюсь поспеть за его мыслью и постоянными правками и все таки пойму. Чудный мир, где барханами высится песок, Смерть приходит по ночам и позволяет маленьким девочкам спорить с ней.

Вечер подкрался незаметно. За окном падал снег – Лекса сказал, что сегодня Хладная Госпожа разошлась не на шутку и, верно, опрокинула на столицу недельный запас осадков. Я что-то помнила про эту самую Госпожу – кажется, каждую зиму она приходила, чтобы прогнать рыжую девчонку осень и занять её место. И так до прихода Веснушчатой весны. А пока она в своих правах – серебрит крыши и кристальные ели толстым слоем снега, злится жгучими морозами, заставляет ветер дуть сильнее. Мне представился толстяк-здоровяк, почти как Лекса, что смешно раздувает щеки и мне стало смешно.

Лекса встал из-за стола, щелкнул кнопку выключения компьютера, выдернул шнур – мы находились в комнате гостиницы, а он не желал, видимо, себе лишних проблем.

– Ты куда?

– Я же тебе говорил, что приехал сюда к своей девушке.

– Тогда почему же ты поселился тут, а не у неё?

– Ты слишком любопытная для куклы.

Очередной вопрос застрял у меня в глотке, а я сникла и замолкла. Он человек и находится в своем праве, может делать что захочет. И какое я имею право спрашивать его о личной жизни? Быть бы благодарной за то, что вообще тратит на меня своё время.

Накинув броскую шапку ушанку, он остановился у самой двери, проверил наличие бумажника в кармане. Вернулся к столу, и посадил меня чуточку удобней, а голову повернул в сторону окна – чтобы мне не было скучно, как пояснил он. А после скрылся, скрипнув на прощанье дверью.

Знаете, мне всегда казалось, что существует где-то тайная секта слесарей, что специально не смазывают ставни дверей, чтобы те противно скрипели. А, может, они и не скрипят вовсе, а говорят на каком-то причудливом, просто непонятном для нас языке.

Уходя, Лекса потушил лампу, погрузив комнату во тьму, а мне стало страшно. Что вот сейчас меня тряханет, а я очнусь – всё в том же душном ящике шкафа, что всё это – всего лишь причудливый сон, порожденный моей фантазией. И где-то над ухом зловеще усмехнется всеобщая тьма.

А за окном ожил город. Ожил тысячью огней, далеким жужжанием самолетов, разноцветной гирляндой фонарей и огней. Мне до жути хотелось ожить – прямо как это бывает в сказках на день Обновления. Маленькая куколка хорошо вела себя в этом обновлении, а Белый Лис делает очередной шаг, и потому силы добра превращают её в настоящую девушку. Сценарий, лучше некуда. Если Лекса вернется, обязательно предложу ему, вот он удивится.

А вдруг он не вернется? Вдруг, останется у своей девушки на ночь, спрячется в девичьих объятиях, утонет в обывательском тепле её кровати? И оставит меня здесь – совершенно одну. Страх уже ушел, его место заняла грусть. Почему я – кукла? Почему я не могу встать, подняться, пошевелить конечностями. Почему не могу подойти ближе и посмотреть туда, вниз? Кто так жестоко определил за меня, что мне позволено, а что нет? И кто милосердно, словно подачку, подарил не жизнь, жалкий обрубок? Оч-чень хотелось бы посмотреть ему в глаза.

На миг мне показалось, что я могу двигаться. Попробовала – моя рука коснулась черных, неухоженных и немытых волос. Глаза моргнули от счастья, а нарисованная улыбка обратилась самой настоящей. Шарниры и болты затянулись, обратившись самой настоящей, теплой кожей, где-то в груди колотилось самое настоящее сердце – мое сердце. Порыв внезапно налетевшего, теплого ветра подхватил меня, унося куда-то ввысь. Потолок пошел паутиной трещин, а после и вовсе, разорвался – могучий порыв уносил куски штукатурки, обломки досок и раствора, заставляя их исчезнуть в ночи. А я выпорхнула – прямо как та фея из рекламы игрушек, в ноздри ударил дурманящий запах ночной морозной свежести. Белесые, крупные снежинки мерно опускались на землю, торопились высадиться молочным десантом, но миновали меня, видимо, решив, что не достойна их внимания.

Я оттолкнулась ногой от воздуха, словно знала, что у меня это получится – и устремилась чуточку выше. Ухмыльнулась рябая насмешница луна, подмигнула большим и тусклым глазом, проводила меня взглядом. Ступай, словно бы говорила она мне, ступай дальше, взгляни на ночное покрывало, на россыпь драгоценных камней-звезд, что я щедро обронила сегодня. Тебе нравится? Мне нравится. А внизу, под моими ногами, копошатся сотни, тысячи крохотных человечков – почти игрушечных. Казалось, наклонись я прямо сейчас – и смогу поймать вон ту спешащую-девушку блондинку. Ухватить её за туловище, поднести к лицу. Нет, они слишком далеко. Они не видят, как я парю среди звезд, как я сама вот-вот стану крохотной звездой.

Рядом со мной парят остальные – куклы? Звезды? Не знаю, не могу разглядеть, просто лечу вместе. Склизкое и противное обвивается вокруг моей щиколотки – внезапно и неожиданно, резко дергает, останавливает мой стремительный полет. Я пытаюсь разглядеть, кто же мне мешает, трясу ногой, стараясь сбить неприятеля. Тщетно. Внизу уже нет города, ничего нет – черный туман заполонил собой тихие улицы, погасил огни, поглотил людей. Я вырываюсь из чужой хватки, оборачиваюсь – мои товарки уходят все дальше и дальше, не желая прийти мне на помощь. Я вскрикивая от ужаса, понимая, что уже не лечу, что меня тянет туда, обратно, в темноту. А мгла беснуется, исходит клубами дыма, разевает многочисленные беззубые пасти. У тьмы нет глаз, а мне кажется, что она смотрит на меня. С жадностью, с огромным желанием скорее добраться до меня, объять собой, сделать со мной тоже самое, что с городом. Вздыхает надкушенная печенька Луны, качая острыми краями плечиков – ничего мол, не могу поделать. И тут я уже готова зайтись безумным криком…

Когда ключ-карта с скрипом вошел в замок, а с той стороны повернули ручку, открывая дверь, я вздрогнула и проснулась. Сон-мечта развеялся, ушел, выплюнув меня обратно в реальность. К звездам, стало быть, потянуло? Живой быть захотелось? А вот н-на тебе! Получи абсолютную беспомощность, вкуси всю свою ничтожность на фоне чужого могущества!

Дверь отворилась, а на пороге застыл человеческий силуэт. Лекса вернулся – от одной только этой мысли мне стало теплей и спокойней. Не одна.

* * *

– Нуууу! – недовольно заголосила я. Была бы возможность, еще бы и упиралась. Мои штаны плавно опустились рядом с курткой. Еще немного и ловкие пальцы Лексы доберутся до белья.

Утро встретило меня в ванной. Стоило мне очнуться и придти в себя, как я заметила, что Лекса старательно меня раздевает. Причем, моё мнение об этом он узнать, конечно же, не посчитал нужным.

– И нечего нукать, – совершенно спокойно ответил он, положив остатки одежды на стол. Его рука высвободила мои волосы от резинок, а вскоре я осталась совсем без одежды. Вода в ванной неумолимо шумела. Много раз я мечтала о том, что смогу войти под теплые струи, вымыть голову. Воображение рисовало мне красивые картины того, что я величественной Богиней-Великаншей вхожу в теплое озеро, чтобы омыть своё тело под водопадом. А реальность плюнула мне в лицо тем, что меня собирались сунуть в самую обыкновенную раковину.

Нет, я вовсе не привередничаю, да и вымыть голову – некогда было пределом моих мечтаний. Теперь же – вот она, струя воды что есть мочи разбивается о керамическое дно, жаждет, когда же мне намажут волосы шампунем, а мне стало страшно. Мечтать о чем-то и делать это здесь и сейчас – вещи абсолютно разные, а иногда всё выглядит не так, каким казалось изначально.

 

Над раковиной висело зеркало и я смогла увидеть себя – щуплая, девичья фигура, космы черных, покрытых пылью волос, роскошные ресницы над глазами – не рисованные, а самые настоящие.

Коричневая масса сгущенным молоком пролилась мне на голову, а я почувствовала стойкий и приятный аромат шоколада. Это теперь так будут пахнуть мои волосы? Мне понравилось.

Посвежевшая и вымытая, я наслаждалась спокойствием. Хотелось закрыть голову и провалиться – не в черную бездну ничего, как обычно, а в некое подобие вчерашнего сна. Так вот что испытывают люди, когда примут душ? Или, не тоже самое? Надо будет спросить об этом у Лексы.

Парнишка занимался тем же самым, что и вчера. Грозно нависнув над клавиатурой – мой словарный запас пополнялся не по дням, а по часам, – он строчил очередные злоключения несчастной девочки эльфийки.

Я удовлетворенно выдохнула, и продолжила смотреть в экран компьютера. Смерть в очередной раз явилась затем, чтобы лишить малышку её драгоценной хозяйки. А несчастная рабыня, будто не осознавая своего счастья, противилась этому изо всех сил.

– Почему она спорит со Смертью? Ведь если хозяйка умрет, она станет свободной. – поинтересовалась я и, немного погодя, добавила, – своей собственной.

– А кому она кроме своей хозяйки нужна?

– Ну, она могла бы жить самостоятельно. Если она такая отважная девочка, что может спорить со Смертью и даже находит в себе силы, чтобы отогнать её – она и одна как-нибудь справится.

– А она не хочет – одна. Ей не нужна такая свобода, в которой нет хозяйки. Женщина была единственным человеком, который обратил на неё внимание. Единственная, кто всё это время заботилась, защищала, оберегала, изредка баловала сладостями…

Мне стало неудобно. Я представила, что ночью Лекса будет умирать, хрипя в агонии, страдая от нестерпимой боли, а некий шаман в черной накидке из шкуры медведя, нависнув над ним, с усмешкой будет смотреть на меня. А я буду протестующее пищать, пытаясь прогнать эту страшную бестию прочь. И, что справедливо, я в самом деле буду всеми силами стараться сделать это. Лекса уже успел стать для меня не просто человеком, нашедшим меня. Он успел стать для меня хозяином. Что будет, если я так и буду его называть? Неприятным уколом сознание напомнило о том, что через десять… уже через девять дней он упакует свои вещи обратно в сумку, обвесится подарками и сувенирами. А меня оставит здесь.

– Ты куда? – поинтересовалась я, стоило ему только встать из-за стола.

– Вернусь скоро. Подождешь?

Как будто бы у меня был хоть какой-то выбор. Юноша щелкнул парой кнопок на компьютере, запустил какую-то программу. Передо мной мелькало многообразие образов. Вспыхивали белые прямоугольники, вещая о каких-то очень важных вещах, угрожающе моргал красный круг, текст которого я не успела прочитать, моргнул синим треугольник, но через мгновение скрылся, как только Лекса с раздражением выругался.

– Что это? – экран моргнул белым, а передо мной возник целый список каких-то странных названий и застывших изображений. Лекса щелкнул по одной из них указателем – и в тот же миг крохотное изображение увеличилось в размерах, став шириной во весь экран. Немолодой мужчина в кепке и очках грозно и смешно хмурил брови.

– Посмотри, пока меня не будет. Я скоро вернусь.

Дверь отворилась, а Уставший Критик все продолжал и продолжал рассказывать о ошибках и нелепостях незнакомого мне фильма. Хоть я и видела его в первый раз, но мне он показался очень смешным. Лекса вернулся с большущим пакетом в руках, сквозь который черным проступала пузатая бутылка.

Пакет рухнул рядом со столом, а бутыль в тот же миг перекочевала в руку молодого писателя. Заученным движением Лекса скрутил голову-пробку. Засевший внутри змей отозвался грозным шипением, но изошел белесым дымком, растворился в воздухе.

– Что это такое ты пьешь?

– Черный ахес – довольно крякнув после первого глотка ответил мне Лекса. – Хорошая вещь, жаль, что ты не можешь попробовать.

Да, подумала я, наверное, жаль.

– Он же черный, этот твой ахес. Разве что-то черное может быть хорошим? Не знаю как у остальных. А у меня этот цвет всегда ассоциировался с чем-то плохим и нехорошим. Парень лишь пожал плечами в ответ – откуда мол, мне знать? Нравиться просто, вот и пью.

– А он не вредный?

– От него только жопа растет. Вкусный он. – отозвался он и зарылся в недрах пакета. Тот возмущенно зашуршал, но выпустил из своего чрева несколько пышущих жаром бутербродов с коричневой корочкой котлет.

– Вкусно… – проговорила я, поиграв этим словом на языке. – Что это такое ваше вкусно? Я слышала его раньше.

– Сложно объяснить, малыш. Сложно и. наверно, невозможно.

– Невозможно? Почему?

– Ну, ты можешь представить себя экономикой? Что купля-продажа, это ты. Что манипулирование фьючерсами на… – он вывалил мне на голову такой огромный поток слов, что я ничего не поняла. Решила, что лучше буду избегать подобных вопросов.

Глянув на часы, Лекса развалился на кровати. Критики все так же продолжал строить рожи и гримасничать. Красная лента с шариком на конце подходила к краю экрана, и, как я поняла, возвещала о том, что скоро веселье подойдет к концу. Интересно, а Лекса запустит мне посмотреть что-нибудь еще?

– Хозяин, а… можно мне посмотреть что-нибудь еще?

Парень поперхнулся, как только услышал подобный вопрос от меня, закашлялся, заскрипела старая кровать.

– Что? – словно не поверив тому, что услышал, переспросил он. Немедленно вскочив с кровати, он угрожающе навис надо мной, развернул к себе лицом. Словно ему было обязательно видеть мои глаза. – Как ты меня назвала?

– Хо… хозяин? – ничего не понимая, ответила я. А как еще мне называть его? По имени? Но ведь это как-то некрасиво. Фактически, он мой владетель, вот и…

– Никогда, слышишь, никогда больше не называй меня так. Поняла? – он не кричал, даже не раскрывал рта для того, чтобы сказать это. Слова сами по себе громом отзывались у меня в голове, пробуждая давно уснувший ужас. Захотелось в тот же миг согласно закивать головой и спрятаться куда-нибудь подальше. Словно в наказание, он выключил компьютер, отрицательно покачал головой, что-то вслух бурча себе под нос.

Повисла неловкая и неприятная тишина. Я смотрела на бликующий черный экран, не зная, чего сейчас во мне больше – удивления? Или все таки обиды? За что он так со мной и чем я это заслужила? Когда чувствуешь к себе отношение, как к настоящей живой девушке – начинаешь мыслить, как живая. Расплакаться? Но ведь у меня нет слез, а так хотелось бы. Большой, толстый и бесчувственный… я не знала, как его назвать. Молчала, стараясь сдержать обиду внутри самой себя.

Пата-пата-пата-пон – отзывалась где-то за моей спиной игровая приставка в его руках, а он молчал. И предавался тягостным размышлениям, костерил меня на чем свет стоит, взывал к мудрости белого лиса и подлости темневеда. Не слышала, но чувствовала, что чем-то задела его за живое. Задела, обидела, можно даже сказать оскорбила. Понять бы вот еще только чем именно…

Он ушел, ничего не сказав мне напоследок. Не попрощался, не провел рукой по волосам, накинул на свою голову шапку и скрылся – аккуратно и тихо закрыв за собой дверь. А я рухнула в пропасть собственного уничижения. Дура! Я обидела единственного человека, который проявил ко мне интерес, который решил позаботиться обо мне? День, начавшийся так хорошо, обернулся катастрофой, по крайней мере, для меня. Что. Если он больше никогда в жизни не заговорит со мной? Придет и со злостью швырнет в мусорный бак, а то и вовсе выкинет в окно? Я плакала без слез. Выла от чувства собственной ничтожности, от безысходности, что навалилась на меня, от обиды – на весь мир разом. Разве это я виновата, что родилась такой – куклой? Что где-то в мире станок неправильно ляпнул кусок пластика, а я вдруг осознала себя живой – моя вина?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27 
Рейтинг@Mail.ru