Алекс Рауз
Алиса видит сны
Я так рада, что вернуласьвовремя, что тоже втягиваюсь в бодрую энергетику выспавшихся работников. Уже к обеду тон Алии Вадимовны смягчается, и я снова становлюсь "Алисочкой", и один раз мне улыбается даже Никита. Он договорился о крупной поставке, и теперь щедро распыляет свою гордость на всех окружающих. Его ждёт крупная премия, а потом и новое место в конторке покрупнее. Никита у нас засиделся, он птица амбициозная, скоро его размаху будет тесно в этом скромном кабинете.
За весь день я бросаю взгляд на Максима лишь дважды. Мне всё ещё не по себе от его спокойного утреннего "поймал". Он стал финалом моего трипа и каким-то образом вписался в эти воспоминания, будто на мгновения связал два моих мира в один. И это страшно.
Один раз я ловлю его ответный взгляд, но по каменному лицу не могу считать эмоций. Чёрные волосы взъерошены, густые брови нахмурены. Я отворачиваюсь от сверлящих серых омутов быстрее, чем стены кабинета снова поплывут. Я уже тонула и больше не хочу.
Сегодня я исполнительный работник, и пусть эта реальность останется единственной. Хотя бы до вечера.
Офис пышет единой машиной, все механизмы отлажены, и даже такие ржавые винтики, как я, не подают скрипу. Весь день я ловлю этот ритм и двигаюсь как все. Я почти забываю об утреннем кошмаре, пока в окно не стучатся ранние осенние сумерки. Пока не гаснут белоснежные экраны, и машина не замирает до следующего утра, исторгая радостный гомон работников в коридор.
Они спешат на свободу, довольные своей продуктивностью. И лишь я замираю у погасшего монитора в страхе перед дорогой домой.
– Молодость – не время для офисных вечеров, – рука Алии Вадимовны покровительственно опускается мне на плечо. Я не слышала, как она подошла, и вздрагиваю. – Дорогая, ты меня беспокоишь временами.
Я паникую. Я была уверена, что ничем не выдала себя сегодня. С трудом поднимаю глаза наверх и опять натягиваю неловкую улыбку. Наверно, в офисе её считают моим фирменным знаком. Алисочка, которая всегда неловко улыбается. Алисочка, которая тихо говорит. Алисочка, которая никогда не конфликтует. Что там нужно для полного набора? Креативность, ответственность, умение работать в команде. Да, с этим я подкачала.
– У тебя есть молодой человек? – в лоб спрашивает она.
Конечно, Алия Вадимовна, между офисом и моими шизоидными трипами, я нахожу время для всего. Как мой парень относится к тому, что я могу выпасть прямо посреди свидания? Да нормально, он привык. Все любят психичек.
С души падает камень – я выдала себя не больше, чем обычно. Просто, насмотревшись телевизора, всяких модных приговоров, такие, как Алия Вадимовна рвутся спасать серых мышек. Вот только мне нужны не её советы, а своя палата в клинике. Или пуля в лоб.
– Пока ничего серьёзного, – уклоняюсь я. Чужая рука выпускает меня из хватки, но на лицо заползает хитрая улыбка. Противная улыбка человека, решившего, что вскрыл чужой секрет.
– Так кто-то есть! – она радуется так искренне, что я тут же укоряю себя за внутренний выпад в её сторону. Она довольная возвращается к своему столу и натягивает узкое ей красное пальто. – Начало отношений такая трепетная пора… Постарайся завтра не опаздывать, хорошо? В пятницу освободимся пораньше.
– Но я не говорила… – замолкаю. Пусть думает, что у меня кто-то есть. Иметь отношения – это нормально.
Я наконец поднимаюсь, вытаскиваю свою куртку из шкафа и смотрю вслед начальнице. Мой взгляд по инерции провожает её до двери и падает на стол Максима, который как на зло стоит рядом с ним.
Он всё ещё работает, но рука с мышкой замерла. Либо у меня начинается паранойя, либо он слушал наш разговор. Вот чёрт! Кажется, я опять краснею и пулей вылетаю из кабинета, бросив тихое "пока" у двери.
– Пока, – доносится до меня уже из-за спины. Прежде мы никогда не прощались, и только что я сама прервала тишину радиоэфира. Чёрт, чёрт....
Отсчитав положенные сорок шагов до проходной, я замираю как загнанный кролик. Не могу взять себя в руки, и стою прямо на проходе. Моим плечам опять достаётся, вслед летят скомканные ругательства.
Обычно в день не бывает двух "выпадов", но этот день больше не кажется мне обычным. Решаюсь быстро – раз в месяц я могу позволить себе отдохнуть. Достаю телефон и открываю приложение такси. В избранном всего два адреса. Всего два места, где я бываю.
Машина подъезжает уже через минуту, я влетаю на заднее сидение и выдыхаю. Я почти справилась. Дорога до дома будет дольше, по вечерам город всегда стоит, но монотонный поток за стеклом успокаивает. Я пристёгиваюсь – всегда пристёгиваюсь, будто это сможет меня удержать – и прикрываю глаза. Размеренная качающаяся пробка медленно несёт меня в тихую гавань безвременья.
Глава 3. Алиса встречает Кролика
Вхожу домой в полной темноте. После яркого лета ранний осенний мрак всегда врывается непривычно. Кажется, наверху кто-то устал от пёстрых красок и теперь выключает рубильник преждевременно. Смешно, но я совершенно не боюсь темноты – только если это своя темнота. Захлопываю дверь, бреду по коридору по памяти, на ощупь включаю первый ночник.
Долго любуюсь растёкшимся жёлтым светом, прежде чем включить следующий. Слушаю, как в тишине моё едва успокоившееся сердце вновь набирает темп. Даже мой дом не в силах спасти меня от себя самой. Я могу чувствовать здесь безопасность, но не могу остановить поток мыслей, образов, воспоминаний. И отголосок утреннего охотничьего рога вновь звучит в голове. Он говорит, что мне нужно бежать.
Бежать в первую очередь от себя. На втором светильнике я останавливаюсь, разуваюсь и прямо в куртке сажусь перед ноутбуком. Я даже забываю задёрнуть шторы, и в окне отражается свет загоревшегося экрана и моё испуганное лицо перед ним.
Страх так давно поселился в моих пальцах, что они мелко дрожат, когда я вытягиваю руку вперёд. Никто не замечает, потому что ко мне никто не приглядывается так пристально. Я никому не позволяю в меру своих неловких сил.
День становится долгим, вдвое дольше обычного. Я кошусь на диван, под которым пылится тетрадь, но одёргиваю себя. Я не буду. Не сейчас. Пожалуйста.
Был один совет, дурацкий совет, как перестать бояться.
Передо мной загорается почти пустой рабочий стол Винды.
Нуу… Можно сказать, что сегодня мне вожжа ударила под хвост. Или утренняя погоня заставила бежать быстрее, искать хоть какую-то спасительную ниточку, что привяжет меня к реальному миру. Позволит хотя бы частично с ним примирится.
Аккаунт я завела уже очень давно. После другого трипа, от которого я отходила не один день. Тогда я тоже жаждала спасения. Даже набрала номер психолога, отзывы о котором читала не один месяц. А вот войти сюда, в новенький аккаунт, и начать, я не смогла.
Сегодня у меня больше решимости. Я всё ещё загнана. Я хочу искать выход. И утренние серые тени скользят на периферии…
Два раза кликаю по ярлыку и открываю сайт анонимного чата. Напротив моей пустой аватарки появляется жизнерадостный зелёный кружок. Я онлайн.
Не помню, где именно я отыскала этот чат, но он идеально подходит для таких, как я. Ты просто заходишь в сеть, и загадочные алгоритмы рандома подбирают тебе собеседника. Ты всегда можешь закрыть диалог, можешь соврать или выложить всю правду о себе – полная анонимность и никакой ответственности.
Первые минуты ничего не происходит. Смотрю на расплывчатый силуэт своей аватарки – ни лица, ни фото. На этом сайте у меня только имя и номер. Интересно, что это может сказать обо мне? Придёт ли в таком чате хоть одно сообщение… Дурацкая затея, нужно идти спать.
Я почти успеваю успокоиться, убаюканная мерным миганием зелёного, когда тишину нарушает звук входящего сообщения. Мой дом больше не территория безвременья, сюда постучался кто-то извне.
Тут же хочу закрыть ноут. Нет. Для меня это слишком. Я не могу его открыть, я не могу.
Нажимаю на мигающий кружок и читаю. Щёки мгновенно обжигает. Что я ждала? Но этот хлёсткий удар под дых заставляет меня остаться. Что бы ни было в этой норе.
Black_Rabbit: Привет, Алиса) Исследуешь глубину кроличьей норы, или так, мимо проходила?
Боги…прости, прозвучало немного пошло, но я не это имел ввиду)
Thirteenth_Alice: Упала лет двадцать назад, а дна всё никак не достану🤪
Ну здравствуй, Кролик.
Что я пишу?? Буквы сами вырываются из-под пальцев. Это я, и одновременно совсем не я. А кто-то определённо гораздо смелее. Добавляю смайлик, чтобы не выглядеть слишком серьёзной.
Всё ещё сижу за ноутбуком? Это какое-то наваждение. Быть может, я уже немного умерла сегодня, чтобы попасть сюда.
Black_Rabbit: Ахахаха, да, тут законы физики работают иначе. Честно говоря, я и сам не в курсе в какой стороне это дно) Но куда бы не повернул, все равно движешься к нему))
Thirteenth_Alice: Ну дно твёрдое и материальное, на нём проще, чем барахтаться в полёте. Скорее бы приземлиться…
Или не выглядеть слишком честной? Нет, тут смайлик уже не подойдёт.
Black_Rabbit: Звучит тревожно. Еще ненароком зашибёшь себя или какого-нибудь дноходца.
Thirteenth_Alice: Дноходца? Я думала, дно пустое. Ведь все хотят наверх. А тут можно и задохнуться.
Black_Rabbit: Пустое? Как бы не так! Снуют туда-сюда со своим особо важным мнением и нескончаемо бухтят. Не могут они наверх, вот и топчутся злые у себя на дне.
Я улыбаюсь, неожиданно для себя самой. Будто я сходу попала в какую-то игру, правил которой не знаю.
Могла ждать от незнакомцев что угодно, но не этот странный разговор. В игре я могу быть откровеннее, чем где-либо. Мне это нравится? Не понимаю своих чувств, но я уже играю. В который раз за день падаю в неизвестность.
Black_Rabbit: А всех летающих за версту чуют! Так что ты осторожней. Лучше уж разбиться, чем оказаться среди них.
Thirteenth_Alice: Они не чуют падающих. Падающие – всегда тени, и никому нет дела до теней. Но оно и к лучшему, правда?
Ты первый за многие годы, у кого получилось поговорить с тенью. Я сама зачем-то разбила барьер молчания.
Первая бомба в моей груди плавно опускается на землю. Всего десять минут за экраном, и этот взрыв пока тихий. Но осколки рвут мне лицо.
Black_Rabbit: Я бы хотел уметь обращаться тенью.
Долго молчу. Включаю и выключаю настольную лампу. Путаюсь в тяжести наших метафор. Больше не контролирую дыхание, не контролирую ничего вокруг себя.
И отпускаю…
Thirteenth_Alice: Я бы хотела, чтобы у меня не было такой нужды.
Кролик, все тени разбиваются. Рано или поздно. Или в полночь.
Разве ты не хочешь быть наверху?
Black_Rabbit: Я не очень хорошо летаю. Зато высоко прыгаю! Хоть на какое-то время можно почувствовать себя свободным, пока лапы не касаются земли))
Thirteenth_Alice: Тогда тебе точно не нужно в тени. Ты знаешь запах свободы…
В мире теней всё пахнет отчаянием. Когда единственная свобода – единственный доступный выбор – решение разбиться быстрее.
Black_Rabbit: Думаешь тут иначе? Ха. Это не мир источает этот запах, а те, кто его населяют.
Уж прости, что говорю сплошными метафорами, они иногда могут описать гораздо больше.
Мне кажется, что мы схоже звучим. Спасибо тебе, это приятное и редкое чувство, Алиса))
После этих строк меня прорывает. Глаза нещадно щиплет, и дрожащие руки выводят сообщение, самое искреннее, что я когда-либо кому-либо говорила.
Thirteenth_Alice: Никогда не думала, каково "тут". Я трачу всё время и силы на то, чтобы казаться "как все", делать вид, что я лечу и карабкаюсь наверх, а не падаю. Жду, когда разобьюсь… И совсем не чувствую других, за стеной.
И вдруг ты постучался ко мне. Спасибо за метафоры.
Только через них я могу сказать то, о чём мне запрещено думать. О чём я думаю постоянно, но никак не сделаю. Теперь я подписала договор со своим психологом, и точно не сделаю, пока мы не закончим наши сессии…
Black_Rabbit: Как же я тебя понимаю
Моё еле живое сердце бухает в груди совсем как настоящее…
Black_Rabbit: Но я бы не хотел разбиваться. Если бы я так сильно не боялся одиночества, то мечтал бы стать тенью, незримым ни для кого.
Я хочу ещё что-то написать, сказать спасибо или просто слова, совершенно любые… Но руки на мгновение каменеют над клавиатурой, а потом обхватывают плечи, и горькая солёная волна сносит меня с горизонта.
Я захлёбываюсь и тону уже в этом мире, еле держась на стуле, срывая и вновь натягивая куртку, укрывая ею лицо. Прячась от своей боли, которая разрушает плотину немоты вслед за Кроликом. Прячась от сладкого слова "понимаю", которое я никогда не хотела слышать, которое я так жаждала знать.
Мои вены вскрываются и растекаются по полу разноцветными пятнами. И новые чувства, такие живые и настоящие, наполняют их неведомо откуда. Они режут нутро тупым ножом жёлтого света моих ночников. Я не могу их принять и не могу отказаться.
Я вижу спасательный круг, который кинули мне прямо в лицо. Вижу и не могу схватиться. Все мои реальности взрываются одновременно, и их ударная волна способна меня убить.
Я бы так хотела не хотеть разбиться…
Я бы хотела ответить Кролику, но сегодня уже не смогу.
Я так и не достаю тетрадку. Засыпаю далеко за полночь перед ноутбуком, совершенно без сил, с открытой перепиской. И с открытой душой, которую я давно похоронила.
Глава 4. Алиса находит дно
Пронзительная трель будильника отдаётся резкой болью во всём теле. Я с трудом поднимаю голову и первое, что вижу – опять эта переписка. Дёргаюсь как от удара током и резко закрываю ноутбук.
Спина разгибается с трудом, на щеке отпечаток клавиатуры. Разбереженная вчера душа прячется за заслоном сокрушающего бессилия.
Упорно отказываюсь понимать, как обычная переписка с незнакомцем, наша странная игра в метафоры, смогла меня добить. Как всего несколько сообщений… У Кролика странный язык. Может, я выдумала его? Может, это новый виток моей шизофрении, и на самом деле ничего не было.
Залезать в ноутбук и проверять я не стала. Меня ждёт очередной день, когда я буду из последних сил изображать нормальную. Молиться всем богам и дьяволам, чтобы не вылететь на изнанку. Ходить, считать шаги, стараться понять, что ещё от меня хотят коллеги и этот безумный мир. Дышать ровно и размеренно. Пытаться выжить непонятно ради чего.
И меня ждёт вечер и незнакомый человек, первый в жизни, кому я хочу сказать правду. Ждёт ли? Рискну ли я снова заговорить?
Расчёска. Лифт. Автобус. Одна пересадка. Двести тринадцать, проходная, сорок, три этажа, третья дверь. Я всё ещё без сил. Я не здесь почти так же сильно, как во время трипов.
Я ору внутри.
– Привет, – новый голос совсем рядом. Звучит эхом в пустой голове и почти забивает мой собственный немой крик.
Не сразу понимаю, что это сказал Максим. Я не привыкла слышать его голос. Поворачиваюсь медленно, как в бреду, и киваю в ответ. Слов не выдавить.
Вдруг мне отчаянно хочется, чтобы он и был тем самым Кроликом. Чтобы то самое понимание, как незримая рука помощи, было прямо здесь, рядом. Чтобы…
Я не знаю, что бы я стала делать. Но ищу в серых глазах искру узнавания, следы возможного разговора. Не понимаю, что именно я могу там искать – двери заперты, в его жизни прошлым вечером ничего не поменялось. Я смотрю и не двигаюсь слишком, неприлично долго.
Но он прямо смотрит в ответ. Я не могу читать по его лицу, хотя мне кажется, что он тоже чего-то ждёт. Моего ответа? Сейчас бы выдать одну из тех неловко-вежливых улыбок, которыми я так часто разбрасываюсь в этих стенах.
Надо бы, но я не могу. Я почти уверена, что сквозь мои пустые глаза на светлый ламинат выливается всё моё отчаяние. И прямо сейчас где-то на самой глубине этой пустоты настоящая я. Та, кого я и сама толком не знаю.
Максим замер, затаил дыхание. Будто видит этот отвратительный поток. Будто он хирург, вскрывающий скальпелем труп и с интересом изучающий его. Чтобы назвать причину очередной глупой смерти.
Потому что смерть всегда глупа.
Я с трудом торможу полёт странных ассоциаций. Мне больше не до вежливости, так и выдать себя недолго. Всё ещё не сказав ни слова, я отворачиваюсь и разрываю наш немой разговор.
– Алисочка, дорогая! – как всегда не вовремя и не к месту прилетает с противоположного стола. Можно ли понадеяться, что вечно сующая во всё свой накрахмаленный нос женщина средних лет не заметит моего состояния и "вот этого всего жутко странного", что только что не было у нас с Максимом? Можно ли мне хоть на мгновение побыть оптимисткой? – Надо срочно разослать договоры. Сбегай, завизируй и вызови курьера.
Я сбрасываю куртку на стул и всё-таки натягиваю эту долбанную улыбку. И только подняв глаза под гул загрузки старенького компьютера, я ловлю и её взгляд и сразу чувствую – не пронесло. Она всё видела, всё поняла по-своему и только чудо удержало её от расспросов.
Моя улыбка тут же тухнет, как воскресная яичница в холодильнике, которую я так и не заставила себя съесть или выкинуть.
Когда я выйду, внимание Алии Вадимовны накинется голодным хищником на нашего айтишника. Кажется, впервые за год. Поэтому я киваю и медлю, будто задержка сможет его спасти. Жду, когда загрузится компьютер, просматриваю почту, так и стоя у своего стола. Наконец забираю договоры, которыми уже нетерпеливо помахивает начальница, и иду.
В пустом коридоре я снова останавливаюсь, оглядываюсь, часто дышу. Хочется схватиться за стену, удержаться на плаву, потому что меня продолжает нести… Но это слишком подозрительно, это я не могу себе позволить вне дома, это не нормально. Глубоко дышу. Иду дальше.
Преодолеваю этот день с трудом и многого от себя не требую. Не смотрю никому в глаза, все важные звонки оттягиваю как могу, все рабочие переписки отодвигаю на завтра. Мой вчерашний заряд продуктивности прощально машет мне из надвигающегося тумана.
Никиты сегодня нет, и в кабинете царит небывалая тишина, прерываемая лишь деловыми звонками. Алия Вадимовна меня больше не трогает, и впервые мне действительно наплевать, что она думает обо мне. Пусть думает это молча. Я сегодня расчесалась, хватит и этого.
Ровно в шесть я отрываюсь от потухшего экрана и обнаруживаю, что в кабинете я одна. Влезаю в куртку и убегаю.
Три пролёта, сорок шагов, проходная, ещё двести тринадцать. Бурлящее, пихающееся метро, пересадка, автобус. Лифт, двери, замок. Много, много проворотов ключа. Долгий выдох. Я падаю на пол прямо в прихожей.
Не знаю, сколько сижу так. Будто я пропадаю из всех миров одновременно, и это почти блаженство…
В следующее мгновение нахожу себя уже в комнате, рука по локоть утопает в пыли, пытаясь нашарить проклятую тетрадь. Если падать в бездну, то без остатка. Поэтому я не торможу себя. Карандаш лежит там же, изгрызанный обрубок, который я не меняю уже много лет – он пережил предыдущую тетрадь. Но вместо него я хватаю новенькую, невскрытую пастель.
Давно моё безумие не было настолько цветным.
Очередную страницу заполняет бушующее синее море травы, штормовые волны которого затмевают горизонт. И кроваво-красное небо, проливающееся вниз дождём моих страхов. И бледный ветер из-под копыт призрачных всадников, так и не догнавших меня в то утро… Инструмент сам порхает в моих пальцах, но держит так крепко, что не уйти, не разжать, не оторваться. Я вновь и вновь погружаюсь в свой трип, чувствую и живу его. Опять и опять, и опять. Безумие прорывается в эту реальность, стирая границы, разматывая крупицы моего сознания по белой бумаге, обрывая нити, что держат меня в мире "нормальных".
Я окончательно прихожу в себя уже за полночь и тут же отшвыриваю тетрадь в сторону. Меня сильно мутит от одного взгляда на неё. Ногой толкаю и снова хороню в царстве пыли и детских кошмаров. Жаль, что не навсегда.
Она – самое реальное доказательство того, что я не в себе.
С трудом поднимаюсь на ноги и только сейчас скидываю куртку. Она тоже в пыли, но сил больше не осталось. Пусть пыльная куртка будет моей единственной проблемой завтра. Так и не закрыв шторы, под светом единственного ночника я проваливаюсь в глубокий сон. И уже там, где-то на грани с явью, меня охватывают липкие путы неприятных предчувствий.
Первым делом я не слышу будильник. Подскакиваю с постели во вчерашней одежде, уже ощущая накатывающие волны ужаса. На телефоне пропущенный с работы, на часах девять.
Все утренние ритуалы я всегда делаю в нужном темпе. Мне нельзя спешить. Я могу сбиться, могу неверно сосчитать шаги. Может случиться что угодно.
Вторым делом я пропускаю чай. Судорожно отряхиваю одежду, трясу куртку и вновь закидываю на плечи. Бегу к остановке, и только там вспоминаю, что не погасила светильник. Он будет гореть весь день, и чёрт знает что ещё случится.
Третьим делом… Делом? У метро мой телефон опять разрывается звонком. Трясущимися руками я роюсь в рюкзаке в его поисках и не замечаю, как мир вокруг сужается и плывёт. Всё ещё нервничаю из-за грядущей гневной тирады Алии Вадимовны, которая может расползтись на половину дня, и тихо падаю. Падаю, падаю, плыву…
Слишком часто. С самого детства не было так часто.
Надо мной снова кровавое небо. Теперь оно больше похоже на неумелый рисунок пастелью, который вчера выходил из-под моих пальцев. Кривыми мазками оно закручивается к горизонту, вдали плывут насыщенные бордовые облака. Металлический привкус на языке вызывает лёгкую тошноту.
Но на этот раз небо не только сверху. Красно-алая каша под моими ногами по мягкости напоминает мох. И гробовая тишина до боли сдавливает уши. Пока её не нарушает всё тот же охотничий рог.
На этот раз он гораздо ближе, но в багряных сумерках я едва могу различить свои ноги. Вместо телефона руки сжимают пустоту, и я снова бегу.
Слышу свист и пронзительный вой собак, почувствовавших свою добычу. Они лают так близко, что впору запускать обратный отсчёт. Могу ли я умереть здесь? Погибну ли я в реальности? Сойду под рельсы очередной безымянной жертвой бурлящего нутра мегаполиса, в котором я так и не научилась жить.
Один неловкий шаг здесь, пропасть, туман, зубы на шее – как острое лезвие колёс на стальных рельсах.
Замедляю шаг. Может, это и будет лучшим выбором? Я хотя бы попробовала бороться, а не молча смирилась в реальном мире… Раздавленная не обстоятельствами, а самой собой.
Здесь голодные гончие бегут по моему свежему следу. Здесь пахнет кровью и страхом. Здесь всё такое настоящее, и волосы липнут к намокшему лицу…
Уже слышу голоса, улюлюкание и хриплое дыхание целой своры псов. Помимо воли опять ускоряюсь. Наверно, я боюсь боли. Этот инстинкт заложен в нас всех, даже в самых пропащих. Даже во мне, не желающей летать, мечтающей о последнем падении. Жаждущей разбиться на осколки, которые уже никогда не соберутся в целого человека.
Я забываю всё это и бегу. Бросаю позади все иные мысли и страхи, и оставляю себе лишь один, самый важный порыв – продолжать быть живой как можно дольше. Если моё "дно" где-то близко, то ещё не здесь.
Алая пелена кажется удушливой, мне не хватает воздуха, в боку нестерпимо колет, а ноги утопают в мягком мхе – двигаться вперёд становится всё труднее. Сердце покрылось ледяной коркой и больше не делает удары – по крайней мере, мне кажется именно так.
Мимо меня проносится серая тень. Это человек, но движется слишком быстро для этого вязкого места. Ещё одна жертва погони или часть кавалькады, идущей за мной? Но почему тогда он прошёл мимо, будто и не заметив никого на своём пути?
Ответ находит меня быстрее, чем хотелось бы. Я вновь вижу серую тень, замершую и обретшую вполне человеческие очертания – чёрную фигуру окутывает плащ, трепещущий в сильных порывах ветра. Капюшон скрывает голову, под ним – чёрно-красная пелена, за ней не разобрать лица. Мужчина это или женщина, взрослый или ребёнок. Он выше меня на полголовы, и это всё, что я могу отметить.
От неожиданности при виде его я резко останавливаюсь. Колени подгибаются, хочется рухнуть в объятия мха под ногами и уже никогда не вставать. Это и спасает меня.
Ветер больно ударяет в лицо, тут же унося выступившие слёзы, и только сейчас я замечаю, что стою на краю обрыва. Следующий шаг мог стать моим последним.
– Нужно спускаться, – голос раздаётся совсем рядом. Мужской, хриплый от долгой погони, но слишком спокойный. От него волна холодного пота прокатывается по спине, и я на мгновение перестаю дышать.
В моих трипах бывают люди, хотя и не часто. Разные люди, редко похожие на людей. Я стараюсь не разговаривать и обходить их стороной, насколько это возможно. От них стоит ждать чего угодно, но я не жду хорошего.
Я не знаю, встречаю ли я их в реальном мире в этот момент, говорю ли с ними. Но, когда молчишь, легче не ошибиться.
Смотрю на чернеющий провал перед собой, дна которого не разглядеть. И всё же спрашиваю:
– Зачем?
Мне совсем не хочется погружаться в этот мрак ещё сильнее. Вдруг я больше никогда не найду выхода на поверхность.
– Ты можешь прыгнуть в пропасть. Тогда ты тоже им не достанешься, – он не поворачивается в мою сторону, меряет шагами край обрыва, вглядывается в бездну перед нами. И кажется, будто бездна внизу живая, бурлящая, вглядывается в нас в ответ.
Нет, я не хочу упасть. Не так, не буквально. Я боюсь боли.
– Не достанусь кому?
– Подожди ещё минуту и сама увидишь, – он наконец замирает, приняв решение, опускается на колени, вгрызается пальцами обеих рук в алую землю и заносит ногу над провалом. Одну, потом вторую, и вот уже только его руки остаются на поверхности, а вся фигура тонет там.
А я слышу топот копыт по мягкому мху…
– Ты идёшь? – его голова с чёрным провалом капюшона вновь показывается над землёй. – Здесь есть, за что уцепиться. Если лезть аккуратно.
На секунду со всей силы закрываю глаза и мечтаю очнуться. В метро, на проходной, на лестнице, в офисе. Где угодно, только не у бездны, один взгляд на которую высасывает последние силы.
За эту секунду ничего не меняется. Спасения ждать неоткуда, моё безумие поглотило остатки реальности. И я лезу.
Колени мгновенно намокают, когда касаются этого странного мха. Стараюсь не вдыхать металлический запах, которым пропитано всё вокруг, и не думать, отчего он такой знакомый, а земля красная и мокрая. Так пахло, когда мать впервые разрезала свои руки.
Впиваюсь пальцами как можно глубже, разворачиваюсь спиной к пропасти и опускаю ногу вниз.
Её хватает чужая рука, и я чуть не взвизгиваю. Рука тут же толкает мою ступню на первый выступ. Твёрдый, широкий, устойчивый – и я доверяюсь. Уже не дёргаюсь, когда мой внезапный спутник помогает поставить вторую ногу.
Мы идём вниз.
В алом тумане вершина, с которой мы бежали, тут же сливается с небом. Все звуки пропадают, и я слышу только своё учащённое дыхание. Мне ужасно страшно.
Но всё те же руки аккуратно подхватывают меня, когда я слишком долго шарю в поисках новой ступени. Один раз нога соскальзывает, и я кричу, но голос мгновенно уносит ветер. Сердце всё ещё не бьётся и будто вообще пропадает из груди.
Минуты растягиваются в вечность, и мне кажется, что этот обрыв, этот камень вперемешку с землёй – всё, из чего будет состоять жалкий остаток моей жизни.
Я всегда считала себя пассивной. Немой рыбой, плывущей по течению. Странной рыбой, не умеющей дышать под водой и постоянно захлёбывающейся. Я не принимала решений, я только бежала от всего – от проблем, от родителей, от чужого взгляда и самого мира. Искала путь наименьшего сопротивления, как принято говорить.
И только сейчас я понимаю, что всегда боролась. Мне сложно выходить на улицу – но это необходимо для выживания, поэтому я выходила. С моей болезнью мне место в жёлтых стенах, но я в них до сих пор не попала. Пусть для других это зовётся обычной жизнью, но для захлёбывающейся рыбы это всегда была отчаянная борьба. Я себя недооценивала, как бы смешно это не звучало.
Если этот трип станет моим финалом…
– Спустились, – доносится снизу от моего ангела-хранителя. Ещё пара рывков, и я стою на твёрдой земле. Я добралась до дна и не разбилась.
Опускаюсь, сажусь на землю и обхватываю колени трясущимися руками. Роняю голову, дышу и, кажется, улыбаюсь.
Здесь я и дождусь возвращения в реальность. Не сделаю больше ни шага в этом алом аду.
– Идёшь?
Открываю глаза и вижу протянутую мне руку. Робкая улыбка растворяется в тумане, которым окутана вся бездна. Чёрный провал под его капюшоном всё так же непроницаем.
– Зачем? – глухо повторяю свой недавний вопрос.
– Они и здесь догонят, лишь вопрос времени.
Время – это всё, что нужно мне, чтобы выбраться. Чтобы очнуться.
– Как знаешь, – спустя мгновение он пожимает плечами и отворачивается. Уходит вдаль, не прощаясь. Скоро я не разгляжу даже его тени, и останусь здесь совершенно одна.
Эта перспектива опять оживляет все страхи. Я тоже поднимаюсь, ноги тяжелы как никогда и гнутся с трудом, но я делаю шаг.
– Подожди, – кричу ему вслед. – Куда ты идёшь?
– Вперёд, – отвечает он, не оборачиваясь. Только сейчас я догадываюсь оглядеться.
Справа почти отвесная стена, по которой мы спускались, уходит далеко, насколько может видеть глаз. Слева в десятке шагов от меня новый обрыв. И серая дорога, вьющаяся между ними, на которой нет ни следа живого, кроме цепочки, оставленной этим человеком. И кто бы он ни был, я не хочу быть здесь одна.
С трудом нагоняю его. Он ступает неспеша и уверенно, не глядя по сторонам, не сомневаясь. Он не похож на потерянного и бегущего, и я совершенно не понимаю, как мы оказались в одной лодке. Кого же мне подкинуло моё безумие?
Если это мой кошмар, то всё, чем он наполнен – это часть меня, моего подсознания и воображения. Но ни одна часть меня не может так уверенно идти в неизвестность.
– Где мы? – сама не знаю, зачем я это спрашиваю. Ответ очевиден – в моём бреду. Так не всё ли равно?
– На дороге, – я слышу лёгкую усмешку в голосе. Видимо, для него ответ также очевиден, и короткую реплику он не продолжает.
Предпочитаю больше не спрашивать его ни о чём. Мне не станет легче от ответов, я просто хочу очнуться. Но туманный кошмар не заканчивается, мы всё идём вперёд по бесконечной дороге. Кажется, она расширяется, но сложно сказать в полумраке.
Есть ли в этом мире солнце? Почему я так редко вижу его в бреду? И оно никогда не похоже на себя, будто мой воспалённый мозг не готов принимать тёплый ярко-жёлтый шар, и взамен рисует мне всякую пакость.
Слышу шум воды впереди, мой невольный спутник сбавляет шаг. Ещё через несколько мгновений мы набредаем на сам поток – бурная река льётся водопадом с вершины и перегораживает наш путь. Вода абсолютно чёрная, будто поглощает те немногие краски, что сохранились в бездне. Мне неприятно на неё смотреть, и я отворачиваюсь, блуждаю взглядом по мгле вокруг. Нужно было выбрать другую сторону.
Он тоже замирает. Дорога окончена… Но почему я всё ещё здесь?
– Нужно отдать что-то ценное, чтобы идти дальше, – вдруг говорит он, молчит недолго и добавляет чуть тише. – Я видел это место, во снах.
