Алекс Ключевской (Лёха)
Граф Рысев

От всех вопросов снова разболелась голова. Пойду и правда полежу, а то что-то хреново мне.

Но уйти мне не дал громкий плач забытого котёнка. Наскоро помыв руки от крови в снегу и сунув кристалл в карман, склонился над телегой.

– Прости, мелкий, – пробормотал я, забирая его себе за пазуху. – У меня совсем голова не варит. Мало того что всё забыл, так ещё и на ходу забываю.

Котёнок плакал не останавливаясь. Да и вообще вёл себя неспокойно.

– Ну что тебе ещё надо? – тихо спросил я у своего маленького найдёныша.

– Извините, граф, но я не припомню, чтобы что-то у вас просила, – от неожиданности я вздрогнул и обернулся. Мария стояла прямо за моей спиной, нахмурив бровки. – Даже помощи у вас просил и убежища дядя…

– Прежде чем вот так наезжать, нужно выяснить, а к вам ли я обращался, баронесса, – я прищурился, девушка же несколько раз моргнула.

– Я не понимаю, – наконец, осторожно произнесла она. – Наезжать?

– Забудьте, – голова болела всё сильнее, а ещё я почувствовал, как всё тело охватывает жар. Вот только этого мне не хватало. – Я нашёл котёнка рыси. Её мать убили, и теперь кроха плачет, а я не знаю, чем ей помочь.

– Вы думаете, я знаю? – она нахмурилась ещё больше.

– Вы же женщина, – я пожал плечами. – По идее должны понимать потребности детей, а кто этот котёнок, как ни дитя рыси?

– Знаете, что, граф, не все женщины имеют тягу к материнству, и не все умиляются при виде милых крошек, – в её голосе прозвучал сарказм. – Так же, как не все мужчины идут учиться в Военные академии. Уж вам ли об этом не знать?

– А, собственно, почему я должен об этом знать? – голова уже просто раскалывалась, грозя на части разорваться.

– Как, а разве кроме вас, у вашего дедушки есть ещё один внук Евгений, который чуть не довёл главу своего рода до удара, когда настоял на том, чтобы не брать в руки оружия? – вот теперь в её голосе прозвучала насмешка. – И хорошо ещё, что блажь эта пришла вам в голову после шестнадцати лет, хоть чему-то вас всё-таки успели обучить, – и эта язва кивнула на труп зверюги. – Ведь не в вашей же Академии изящных искусств вы научились так стрелять.

– В какой академии? – я уставился на неё, на мгновение почувствовав, что голова уже не просто болит, а кружится с невероятной скоростью.

Мария что-то мне отвечала, но я её уже не слышал, потому что земля качнулась под ногами, и я полетел в телегу, успев перевернуться так, чтобы упасть на спину. Котёнок заворочался, но пищать перестал, наверное, испугался, бедняга. Но, самое главное, я его не придавил своей тушей. Эта мысль была последней, после чего я потерял сознание.

Глава 3

– Я же не знала, дядя Юра, – голос Марии, в котором уже не было столько самоуверенности, как во время нашего разговора во дворе, отразился от стенок черепной коробки, заставив прийти в себя. Может быть, это произошло из-за того, что её голос раздался у меня над головой? – Я не знала, что он ранен. Когда стрелял, выглядел вполне здоровым.

– А корку крови, запёкшуюся на затылке, ты не разглядела? – А вот голос Соколова прозвучал откуда-то сбоку, и я его услышал только сейчас. – И вот как тебя в училище отдавать, если в тебе ни грамма наблюдательности нет, только гонору целый воз с маленькой тележкой?

– Дядя, я не разглядывала графа так пристально, чтобы рану его увидеть, – Мария всё ещё пыталась оправдаться. – И прав ты, известие, что приняли меня на этот первый женский факультет военного училища, голову вскружило. Да ещё и когда узнала, где граф учится.

– И это не является поводом, чтобы надоедать юноше и доводить его до бессознательного состояния. Как он вообще с таким ранением выжил? Неудивительно, что память потерял. – Так, всё-таки Тихон проболтался. Собственно, неудивительно, когда барон моё ранение увидел, то у него сразу же вопросы возникли, по-другому просто и быть не могло. – Я такие случаи видел, даже целители ничего сделать не могли. Просто однажды память возвращается резко, словно по щелчку. Или не возвращается, это уж как повезёт. Заканчивай тут, а я помогу Тихону освежевать тушу, пока окоченение не пошло. – После того как он сказал последние слова, я его больше не слышал, наверное, он вышел из комнаты.

Ещё немного полежав, почувствовал прикосновение к своей злополучной голове, застонал и приоткрыл глаза. Больно, как ни странно, от этих прикосновений не было, но и приятного мало, кожа на шее, к примеру, вся мурашками покрылась.

А вот память, вопреки моим ожиданиям, не вернулась. Сознание же я потерял, похоже, из-за банальной усталости и перенапряжения всё-таки, если верить Соколову, долбанули меня по затылку не слабо. Действительно, как только жив остался?

Немного повернув голову, осмотрелся. Как оказалось, лежал я на кровати в довольно просторной комнате. Мария склонилась надо мной замерев. Она заметила, что я очухался, но ничего не говорила, просто смотрела взглядом слегка побитой собачки. Если ощущения меня не подводят, она только что закончила перебинтовывать мою рану. Протянув руку, я дотронулся до целого тюрбана, который соорудила эта кукла на моей голове.

– Почему так много бинтов? – спросил тихо, потому что башка раскалывалась, хорошо хоть не до тошноты. Но каждый громкий звук, даже собственный голос, отдавал набатом.

– Мы вас принесли в дом, граф, ваш денщик и дядя сумели вас раздеть и смыть грязь, меня, естественно, не пустили, чтобы помочь, – ну ещё бы, кто тебя, дитя неразумное, пустит на голого мужика смотреть? – А когда Тихон корку кровавую смыл, то кровь пошла. И никак не останавливалась. – Я покосился на девчонку, которая в этот момент разглядывала собственные руки. Что-то ты уже не настолько дерзкая и боевая, как хотела казаться, подруга.

– Я могу ошибаться, но количеством бинтов кровь не остановить, – в голове, кроме нарастающей пульсирующей боли, ничего не наблюдалось. – Тут какое-нибудь обезболивающее есть? Хоть анальгин банальный? – пробормотал я, прикладывая руку к глазам, в которых боль отражалась горением.

– Я не понимаю вас, – отняв руку от глаз, я посмотрел на девушку, которая смотрела на меня немигающим взглядом. – Вы про нечто новое говорите? Или то, что в изнанке используется, где ваша Академия стоит?

– Вот кто бы знал? – я снова закрыл глаза. – Мария, вы вообще слышали, что вам дядя говорил? Я ни черта не помню из-за ранения, и вы мне собственными ручками тюрбан намотали, непонятно, правда, зачем.

– Не нужно со мной разговаривать как с недалёкой заносчивой дурочкой, – девушка вскочила со стула, на котором сидела и прижала руки к горящим щекам. – Я пытаюсь извиниться, но вы не даёте мне такой возможности.

– Ваше сиятельство, – в комнату вошёл Тихон, неся в корзинке жалобно мяукающего котёнка. – Я уже не знаю, что делать. Кроха кушать хочет.

– Так накормить надо, – по-моему, ответил я вполне логично, вот только Тихон вздохнул и сунул корзинку мне в руки.

– Дык не знаю, чем, – денщик развёл руками. – Уже всё перепробовал, не есть ничего.

– И чем же всем пробовал? – я приподнялся на локтях, посмотрев на денщика.

– Хлеб размачивал, мясца предлагал… – начал перечислять Тихон. – Вы уж меня, ваше сиятельство, извиняйте, но я же из вояк потомственных, не знаю, что там котята мелкие едят.

– Ты бы ещё крови нацедил с той хреновины, которую я застрелил, – судя по метнувшемуся взгляду, цедил и пробовал кормить. – Охренеть, – резюмировал я, откинувшись на подушку. – А молоко не пробовал найти?

– Нету, – Тихон снова развёл руками. – Я же не совсем без понятия, ваша светлость. Это первое, что искать кинулся.

– У меня кобыла жеребёнка кормит, может, можно попробовать как-то у неё добыть? – внезапно спросила баронесса, которая внимательно следила за нашим разговором.

– А жеребёнок где? – я повернул голову в её сторону. Очень осторожно, чтобы не спровоцировать тошноту. – Его, случайно, не порвали, когда вы от тварей драпали?

– Нет, ну что вы, мы не думали, что задержимся, и оставили его на конюшне. У барона Свинцова целая конюшня. А жеребёнок уже взрослый, ему материнское молоко не нужно, чтобы выжить. – Ответила Маша, а я долго и пристально смотрел на неё. Она глаз не отвела, за что уважаю, но вот всё остальное… М-да. Я хоть и без памяти, но такое помню, как разделку туши, например, или стрельбу.

– То есть, вы хотите сказать, что до сих пор не избавили несчастное животное от страданий?

– Что вы хотите этим сказать, граф? – Маша поджала губы. – Вы считаете, что я способна убить кобылу, только потому, что рядом с ней нет жеребёнка?

На этот раз я смотрел на неё ещё дольше, прежде чем задать вопрос.

– Где вы проходите обучение, баронесса?

– Мои документы приняли на первый курс Иркутского военного училища, – в голосе девушки прозвучала такая гордость, что я невольно восхитился.

– Понятно, – я отвёл взгляд от хорошенького личика и принялся подниматься с постели, стараясь не делать лишних движений. – Вы даже не представляете, как я за вас рад, просто счастлив. Вот только я не имел в виду, что лошадь нужно пристрелить. Её нужно подоить, потому что ей больно, но, вы всё равно не поймёте, так что даже не пытайтесь вникать.

Баронесса пыхтела от возмущения, пока Тихон помогал мне надеть куртку. Судя по тому, что рубашка и штаны всё ещё на мне, возникает вопрос, как меня мыли, не раздевая, что ли? Зачем тогда девицу выгнали? Даже разбираться не буду, наверняка всему этому есть вполне логичное объяснение.

– Тихон, тут есть чем уменьшить боль? – тихо спросил я.

– Ох, ты, вот дурья башка, всё с котёночком возился, да про лекарство совсем забыл. – Тихон хлопнул себя по лбу и вытащил из кармана флакон с мутным содержимым. – Вот, ваше сиятельство, выпейте, головушка враз болеть перестанет.

Спорить я не стал, вряд ли Тихон вот прямо сейчас вздумал меня отравить. Выхлебав мутную тошнотворную бурду из флакона, прислушался к ощущениям. Боль прошла вдруг. Только что голова готова была расколоться на сотни мелких частей, и тут на тебе, ничего не болит, и лишь тяжёлый тюрбан на голове напоминает о ранении.

– Тихон, что это было? – спросил я, сделав несколько движений головой. Боль не вернулась, и это было просто отлично.

– Так, ведь стандартная вытяжка от болей разных, – ответил Тихон. – Домик охотничий, а на охоте всякое может случиться. Вот вернёмся домой, я графу всё доложу. Сколько флаконов лекарства истратили, сколько бинтов… Хм… – Он посмотрел на тюрбан, крякнул и закончил. – Сколько бинтов извели. Чтобы его светлость человека послал и возвернул всё на свои места.

– Хорошая идея, – я постарался запомнить, что надо такие вот флаконы всегда под рукой держать. Записать бы, а то я на память не слишком надеюсь.

Мои размышления прервал плач голодного котёнка, и холодный голос Марии.

– Полагаю, вы уже передумали, граф, идти на конюшню, чтобы спасти мою кобылу от страданий, а своего пушистика от голода?

– Пять минут роли не сыграют, – спокойно ответил я. Похоже, что в том обезболивающем составе присутствовало что-то успокаивающее. А баронесса, вскинув голову, вышла из комнаты, в которой и так уже неприлично долго засиделась. Проводив её взглядом, я сел на кровать. – Перебинтовывай. Или тащи бриллиант в сто каратов.

– Зачем? – Тихон опешил.

– Что зачем? Бриллиант или нормальная повязка? – я решил уточнить.

– Конечно, бриллиант, – Тихон открыл неприметную дверь и исчез за ней, чтобы буквально через полминуты выйти, вытирая руки о кусок бинта. – То, что повязку надо бы поменять, и так понятно. А уж как его благородие господин барон хохотал. Аж слёзы из глаз брызгали, и нож из рук выпал.

– Бриллиант, чтобы как самый крутой падишах выглядеть, зачем же ещё, – по мере разматывания бинтов, голове становилось легче. – Ай, аккуратнее, чуть полскальпа вместе с волосами не выдрал.

– Так, ведь длинные волосы-то, ваше сиятельство, запутаться успели, – оправдывался Тихон, продолжая сворачивать в избытке использованный бинт, тур за туром, метр за метром.

– Да отрежь ты их к хренам собачьим, мешают жутко, – посоветовал я денщику. Тихон в этот момент снял последний тур бинта с головы и осмотрел рану.

– Ну вот, зарубцевалось уже. Не зря орлапера приговорил. Ещё кольца не получил, а уже потихоньку дар начал проявляться. Да исконно наш, Рысевых. Раны вон быстрее заживают. Им только настоечкой и надо немного помочь. Жаль сотрясение, кое у вас в мозгах произошло, так не лечится. Но вот рана уже рубцеваться стала. – Сказал Тихон довольно и принялся вытаскивать из кармана очередной флакон и смачивать его содержимым корпию. – А волосы, как можно стричь, да ещё мне…

– Хорошо, не хочешь ты, я сам обрежу. – Собрав волосы в хвост, я взял нож и одним движением отрезал его чуть ли не у затылка. Голове стало ещё легче. Я же бросил волосы на стол. – Сожги их к такой-то матери.

Я обернулся и посмотрел на застывшего Тихона, который глядел на отрезанные волосы со смесью ужаса и облегчения. Потом тряхнул головой и подошёл ко мне, быстро и ловко перевязав голову.

– Будем надеяться, ваше сиятельство, что, когда вы всё вспомните, вы меня не четвертуете за то, что я позволил вам причёску попортить. – Он закрыл флакон и сунул обратно в карман. Рану немного жгло, но ощущения были вполне терпимыми.

Словно дождавшись, когда мы закончим, завозился и запищал котёнок.

– Пошли, малыш, попробуем тебя покормить. – Подхватил корзинку и вышел из комнаты.

Тихон шёл за мной на этот раз, не оставляя одного и контролируя каждое движение. А ну, граф снова решит завалиться? А рядом мягкой соломки не окажется.

Во дворе почти ничего не поменялось. Из-за ворот раздавался рёв, но всё реже и реже. Тихон вроде говорил, что твари долго не живут вне той клоаки, из которой вылезли. Так что, немного потерпеть осталось, чтобы уже ехать туда, где позовут целителя, и он поможет мне вспомнить.

Возле туши суетился барон Соколов. Он весьма ловко снял перья вместе с кожей не выщипывая. При этом умудрился не повредить ни пёрышка. Надо же, я тоже не люблю щипать дичь. Особенно боровую. Предпочитаю вот так от перьев тушку избавлять.

– Что он делает? – спросил я тихо Тихона, так, чтобы ни барон, ни стоящая возле него с задумчивым видом Маша ничего не услышали.

– Предложил помочь, – Тихон задумался, также тихо добавив. – Молодость вспомнить, да навыки освежить. Нам-то этот экземпляр без надобности. Трофейные части в галерее славы его сиятельства выставлены. Клыки, правда, я выдрал уже, чтобы в витрину добавить, с табличкой, что именно граф Евгений добыл эту особь. Туда же можно и макр поставить. Клан-то Рысевых, поди, не нищий, последнее продавать не требуется. А так, будет всегда под рукой, в случае чего. Собственно, госпожа баронесса шла к вам, Евгений Фёдорович, чтобы позволение на это спросить, но вон как получилось.

Мы подошли к конюшне, неподалёку от которой расположился гараж. Инструменты, детали машин, колёса – всё это не давало усомниться, что это именно что гараж.

– Тихон, а почему я пошёл искать вдохновение в меланхолии подальше от боевой девицы Марии не на машине? – спросил я, прикрывая дверь гаража и направляясь уже непосредственно к конюшне.

– Дык его сиятельство, не позволил. Дюже вы поссорились. Он тогда крикнул в сердцах, чтобы вы прекратили его позорить хотя бы перед гостями, иначе хрен вам без масла, а не перстень родовой. Вы тогда словам главы рода не вняли и заявили, что встретите покровительницу нашу, и она вас с дедом-то рассудит. – Тихон остановился, и его голос задрожал, когда денщик вспомнил убитую рысь. Но долго скорбеть он не посмел, а встрепенулся и подошёл к стойлу. – Ну вот она красавица, – он открыл дверь стойла и посмотрел на меня. – И как будем молочко добывать? Я, конечно, попробовать могу, много доярок на своём веку перещу… видел. Как доить коров, примерно знаю. Кобыла же не сильно от коровы в этом плане отличается?

– Да не сильно, собственно, она от той же доярки в этом плане мало чем отличается, разве что статью, – задумчиво проговорил я, и тут перед глазами резко поплыло, и я вынужден был ухватиться за столб, чтобы на ногах удержаться.

Пожилая женщина, меньше всего похожая на какую-нибудь графиню, пристраивала корову в станок. Заметив его, улыбнулась и поманила к себе.

– Баб Тань, а зачем ты её привязываешь? – звонкий детский голос заставил женщину ещё раз улыбнуться.  

– Так с характером она. Того и гляди лягнёт, или, паразитка такая, ведро с надоем опрокинет. Зато молочко больно вкусное даёт. Хочешь попробовать подоить? – он сильно закивал, опасаясь, чтобы бабушка не передумала. Она села на низкую скамеечку и поставила его перед собой. – Обхвати сосцы, видел же, как я делаю, вот так, – поверх детских ручонок легли натруженные, сильные руки женщины и в подойник брызнули первые струйки молока…

– Ваша светлость, что с вами? – Тихон с тревогой заглядывал ему в лицо.

– Голова слегка закружилась, всё уже прошло, – я сфокусировал взгляд на Тихоне. Что это только что было? – Давай чистое ведро, попробуем тоже освежить навыки, – пробормотал я, подходя к лошади и поглаживая её по шее, чтобы успокоить.

Молоко мне добыть удалось, и даже накормить котёнка. Наконец-то насытившись, он свернулся клубочком и засопел. Кормить пришлось с пальца. Лакать он ещё не умел, а соски в этом сиротском домике почему-то не оказалось.

– Недосмотр со стороны графа, между прочим, – я поднял палец вверх. – Не всё предусмотрел.

Тихон в ответ только насупился и пошёл к воротам.

– Кажись, ехать можно, – почему-то шёпотом сообщил он. – Все передохли. Изнаночники проклятущие.

– Вы не будете возражать, граф, если мы с Машей составим вам компанию? – ко мне подошёл Соколов, успевший вымыть руки. – До вашего поместья куда ближе, чем даже до границы с землями Свинцова. А день у нас всех был сегодня очень насыщенный.

– Да я-то не против, – на самом деле, мне было плевать и на него, и на его Машу. Снова начала болеть голова и хотелось просто лечь, свернуться клубком, как этот мелкий, и уснуть. А что уж там дед с гостями будет делать, меня не волнует. – С другой стороны, не выгонит же граф Рысев вас на улицу, да ещё на ночь глядя.

Ехать верхом я не мог, да и не было у нас свободных лошадей. Поэтому, дождавшись, когда Тихон запряжёт лошадь в телегу, я завалился в сено, пристроив рядом корзинку. В доме нашлась шапка и большое одеяло, в которое я укутался, чтобы не замёрзнуть. На улице стремительно темнело. Конечно, не так быстро, как в настоящие зимние месяцы, но возможность остаться ночью на улице заставляла поторопиться.

– Может, здесь останемся? – спросил я, поглядывая на Тихона. Но ответил мне не денщик, а Соколов.

– Сейчас точно в течение нескольких часов не будет прорывов, но никто не знает, что будет утром. Так что, если у нас есть шанс быстро добраться до более надёжного убежища, кои, без сомнения, является ваша усадьба, граф, то, не будем его упускать. Тем более что здесь почти нет еды.

Еды и правда не было. И живот подтвердил это особенно громкой руладой. Тот кусок хлеба, которым Тихон хотел накормить котёнка, лежал у него в кармане, дожидаясь своего часа, а не был им найден на кухне. И если утром будет прорыв, то мы эту вроде бы несъедобную тушу жрать начнём в итоге чего не хотелось бы. Так что, признав правоту барона, я сделал знак выдвигаться.

Глава 4

Последние километры до графской усадьбы мы ехали уже по темноте. У лошадей не было фар, поэтому скорость передвижения заметно снизилась. Не хватало нам ещё, чтобы кони ноги переломали оступившись.

Я уже не лежал, развалившись в сене, а сидел, сжимая в руках заряженное и снова поставленное на предохранитель ружьё. Почему Тихон подаёт мне его всегда заряженным, я понять пока не мог. Вроде бы что сложного в том, чтобы переломить стволы и подать в патронник патроны? Но, нет, ружьё мне подавалось заряженным, словно кремневое, чтобы зарядить которое, нужно целый танец с бубном станцевать.

Глядел я в темноту с таким напряжением, что ещё немного, и глаза на лоб бы полезли. Когда начала возвращаться головная боль, темнота вокруг, внезапно стала серой. Исчезли все краски, и мне удалось разглядеть вдалеке силуэт какого-то животного. Судя по всему, это был волк. Он был почему-то один, хотя, скорее всего, это был разведчик, который пристально смотрел в нашу сторону. Разглядев много вкусного мяса, волк не побежал за нами, а сел, запрокинул голову и завыл, призывая стаю, которая ответила ему протяжным воем вдалеке.

От неожиданности я моргнул, и меня снова стала окружать темнота, скудно подсвеченная то появляющейся, то снова исчезающей в тучах луной. Темнота была насыщенная красками. Я, наверное, только сейчас понял, что даже у чёрного цвета существует множество совершенно неожиданных оттенков. А вот когда я разглядывал волка, то сам он был светло-серым на тёмно-сером фоне.

Если честно, то я едва не пальнул в сторону волчары, но вовремя опомнился. Было слишком далеко, чтобы выстрел даже испугал его. Про то, чтобы убить, или хотя бы ранить, речи вообще не шло. В какой-то момент мне показалось, что волк просто привиделся, что был обман зрения, и никакого исчезновения красок на самом деле не было.

Поместье было освещено. Свет лился не только из окон виднеющегося вдалеке в глубине обширного парка дома. Парк пересекало много дорожек, заканчивающихся в самых неожиданных местах беседками. Это кроме довольно широкой подъездной дороги, ведущей от ворот прямиком к входу в дом. И все эти дороги, и дорожки были освещены мощными фонарями, испускающими ровный белый свет.

Мой медальон сверкнул. И ворота открылись. Вот только на въезде нас тормознули дюжие охранники, которые к тому же были не дураками, если судить по цепким взглядам. Нас быстро осмотрели, командир нахмурился, глядя на мою перебинтованную голову и спящего в корзине котёнка, и не стал долго задерживать.

Проехали мы по дорожке прямо до широкого, но не слишком высокого крыльца. К телеге и моим спутникам тут же подбежали мальчишки, чтобы принять лошадей и увести их обихаживать на конюшню. Тихон помог мне вылезти из телеги и практически насильно вырвал из рук ружьё, в которое я вцепился мёртвой хваткой, потому что мне постоянно мерещилось, что нас нагоняет стая волков. В итоге пальцы на цевье замёрзли и вдобавок их свело судорогой, так что я с трудом их разжал, когда Тихон решил меня разоружить.

Корзину с рысёнком я забрал из телеги и шагнул к крыльцу, на котором стоял высокий, поджарый старик, одетый в костюм-тройку. На его плечи было наброшено кашемировое пальто. Лицо старика слегка вытянутое, морщин не слишком много, седые волосы довольно коротко и аккуратно подстрижены. Зеленовато-жёлтые глаза смотрели пристально, но я точно видел промелькнувшую в них тревогу.

– Женя, что за детские выходки? – он шагнул ко мне навстречу, не обращая внимание на гостей.

– Вы кто? – невольно вырвалось у меня, и я сделал шаг назад.

Старик нахмурился ещё больше, но тут вперёд вылез Тихон.

– Ваше сиятельство, на Евгения Фёдоровича напали, да по голове приласкали, хорошо хоть не до смерти. Прямо на старом тракте. Много их было, истоптано там всё вокруг. – Он замолчал, а потом выпалил. – Рысь тати проклятущие убили. Котёнка, видать, защищала она. Судя по кровище, подрала как минимум троих.

Тут взгляд старика остановился на корзине с шевелящимся пушистым комочком внутри, а затем метнулся к моему лицу. Я-то уже понял, что это граф и мой предполагаемый дед. Вот только как-то исправлять ситуацию было поздно. Теперь он точно будет уверен, что боги за какие-то грехи его ущербным внуком наградили.

Но старик шагнул ко мне и весьма бережно снял шапку. Я молча наблюдал за ним исподлобья. А он осторожно ощупывал мою повреждённую голову.

– Кто? – я даже не разобрал поначалу в вырвавшемся шипении, что же конкретно он сказал.

– Не знаю. Я позже Евгения Фёдоровича прибыл на место, – покачал головой Тихон. – Только и смог что-то по следам прочитать, а потом не до этого было.

Я же готов был ещё раз пробить себе башку, теперь уже самостоятельно. Охотник херов. Даже не заметил, что там полно следов было. Ещё потоптался по ним, попрыгал, идиота кусок. Меня оправдывает только то, что действительно было лихо. Когда блюёшь в тридцать три струи, не считая мелких брызг, как-то не до чьих-то следов, которые вокруг твоего тела были натоптаны.

Зато теперь понятно, почему меня не ограбили до трусов, и котёнка не забрали, или не убили, Тихон громко моё сиятельство звать начал. Тут не то что бандиты сбежали, я в себя пришёл, хотя не сомневаюсь уже, что как раз почти при смерти валялся.

– Женя, я твой дед, Сергей Ильич Рысев, – он заглянул в корзинку и присвистнул.

– Не свисти, денег не будет, – машинально произнёс я.

– Что? Почему? – граф удивлённо вскинул брови.

– Не знаю, так говорят… – Тут фонарь, под которым мы стояли, мигнул и погас. Всё пространство вновь, как и тогда с волками окуталось в серые цвета.

– Женя… – Граф слегка запрокинул мою голову и заглянул в глаза. Затем отпустил меня и обхватил себя за руку на безымянном пальце которого красовался массивный перстень. А когда отнял руку от своего кольца, то я увидел, что у него на ладони лежит второе, почти точная копия, только тёмно-красный камень печатки был чистый, хотя у самого графа на камне была изображена рысь. Он протянул мне перстень. – Надень.

Я возражать не стал и надел кольцо на безымянный палец левой руки, пользуясь подсказкой в виде руки деда. А граф тем временем кивнул Тихону, и денщик потянул меня в дом, оставляя деда с непрошенными гостями, чтобы тот уже определился, что же с ними делать.

Комната, куда меня притащил Тихон, мне понравилась. Большая, светлая. Дорогая мебель, собственный санузел, мольберт у окна. Так, стоп. Мольберт?!

Пока Тихон суетился, готовя ванну, я подошёл к мольберту. Набросок был сделан карандашом, но черты всё равно узнаваемые. Маша Соколова на только что начатом портрете улыбалась, наклонив головку с венком из полевых цветов. А не потому ли я сбежал, что девица всё-таки произвела на меня впечатление? Откуда же я её увидел, если Тихон сказал, что к гостям я не спускался? Тут мой взгляд упал на окно. Ну, конечно. Они выходили прямо на крыльцо. Я видел, как она приехала, и мне, похоже, этого хватило.

Вот только почему я сейчас не ощущаю этого трепета, который заставил увидеть в пацанке чуть ли не богиню Весны? Но, я, похоже, и правда учусь в Академии изящных искусств. И вообще, кто мне запретит рисовать понравившийся объект вот так? Я художник, вашу мать, я так вижу!

Взяв в руки карандаш, которым был сделан набросок, я задумчиво поднёс его к холсту. Нет, не могу. Словно не просто забыл, как меня зовут, но и как карандаш в руке держать. А что, если… Прикрыв глаза, я постарался не думать, позволив рукам действовать самим. Тут произошла история, противоположная той, когда я орлапера завалил. Тогда я знал, что нужно делать, только руки не слушались, а теперь я понятия не имею, что творю, но руки, как оказалось, помнят.

– Красотища какая, ваше сиятельство, – я вздрогнул, и рука тут же провела слишком жирную линию. Растушевав её пальцем, я посмотрел на то, что получилось. В принципе, довольно прилично. Девушка на портрете была юная, хорошенькая и очень женственная. В общем, мало похожа на воинственную баронессу, но вполне узнаваемая. – Зря его сиятельство Сергей Ильич на вас гневаться изволит. Вот увидит эту красотищу, сразу простит и не будет ворчать про выброшенные на ветер деньги. – Тихон подошёл и начал настойчиво подталкивать меня в сторону ванной комнаты. – Пойдёмте, ваше сиятельство. Вымыться вам надо, пока целителя привезут.

Я бросил карандаш и позволил себя утащить мыться. Только погрузившись в горячую воду, я понял, насколько устал и замёрз. Ноги гудели, и я всё никак не мог понять, как я очутился так далеко от дома, да ещё и пешком. Голова кружилась, а глаза так и норовили закрыться.

– Тихон, как я так быстро убежал от тебя, что ты на телеге не мог догнать? – тихо спросил я, пока денщик осторожно намыливал мне спину. Было немного больно. – У меня там что, синяк? Вроде почки не отбитые, мочусь нормально, без крови.

– Синяк, – вздохнул Тихон. – Вот здесь прямо промеж лопаток. А то, что догнать не мог, так не пешком вы из дома рванули, а с оказией. Почту как раз графскую привезли на почтовой карете, вот с почтарями до развилки и доехали, а там пешком до заповедных мест, где покровительницы наши появляются. Пока хватились, пока охрану на воротах расспросили. У них же не было наказа не выпускать наследника, как и докладывать о его отлучках. Седлать коня было некогда, на машине не угонишься, да и не проедет она много где. А во дворе телега стояла, молочко свеженькое из деревеньки привезли. Ну я в неё запрыгнул и рванул за вами. Лошадка вроде справная, не должна была утомиться. Его сиятельство, похоже, выкупил и телегу, и лошадку, потому как мужика того я здесь не вижу. Голову наклоните вперёд, ваше сиятельство. – Мне на шею полилась тёплая вода и я закрыл глаза, едва не мурлыча от удовольствия.

Целитель заявился, когда я свежевымытый, свежевыбритый и в свежей одежде сидел на кровати и изучал в зеркале свою физиономию. Зеркало было на длинной ручке в серебряной оправе с завитушками и мелкими макрами по ободку. Макры выполняли роль подсветки, наверняка, чтобы женщинам было ловчее брови выщипывать. В целом же зеркало отличалось красотой, в отличие от лица, в нём отражённого.

Волосы какого-то неопределённого цвета, пёстрые – самое лучшее определение. Глаза почти как у деда зелено-жёлтые, только желтизны поменьше. Рот крупноват, нос с горбинкой. Красавец, просто глаз не отвести. И самое главное, я совершенно не узнавал этого лица. Вот никаких вспышек озарения при виде физиономии в зеркале не появилось. От этого меня охватило раздражение. Бросив зеркало на прикроватную тумбочку, я подумал, что найду тех ублюдков, которые рысь убили и меня лишили возможности самого себя в зеркале узнавать. Найду и на ленты распущу. И буду делать это долго и с непередаваемым удовольствием.

Скрипнула дверь, и в комнату вбежал невысокий энергичный человек. Полноватый с красными от мороза щеками.

– Доброго вечера, ваша светлость, вы меня помните? – сразу же спросил он, ставя на стол, стоящий недалеко от мольберта объёмный саквояж.

– Нет, а должен? – хмуро спросил я.

– Так, интеллект не нарушен, очень хорошо, просто отлично, – проговорил целитель, если это, конечно, он был. – И, нет, ваша светлость, вы меня помнить не должны, потому что мы видимся с вами сегодня впервые. Но радует, что вы не пытались меня «вспомнить». Кстати, Аристарх Григорьевич Лебедев, целитель первого класса к вашим услугам, – он поклонился, после чего нырнул в свой саквояж.