Алекс Гаврилов
Одиночка
Одиночка
Рассуждения
Самоопределение – изгой. Нет не так. Вечный Изгой. Хм, звучит как Вечный Жид. Ну по сути правда. Детский сад он не помнил, память отказывала в деталях. Начиналось все рано утром, потом перерыв на тихий час и нескончаемый кошмар до вечера. Сжав зубы и тихо сидя в углу в одиночестве он смотрел на играющих детей. Вечер приносил облегчение, домой можно не торопиться – пять минут пешком ребенку, тихий парк, старики еще не собрались на вечерние посиделки, а горластые мамаши с такими же горластыми младенцами уже расползлись по домам. Голуби да, лениво взирающие на все, кошки – единственные свидетели его прогулки, его счастья. Один! Нет, его это никогда не тяготило. Единственное радостное воспоминание о дошкольной жизни. Вернее так – единственное четкое воспоминание. Дом как и детский сад пребывал в области ощущений. Мама, отец – слова не имеющие четких образов. Мама – тепло, ласка, веселье. Отец – сила и веселье. Наверное его родители были очень молоды и оттого очень радостны тогда. Собственная маленькая комната как оазис блаженного одиночества. Игрушки, в которые он почти никогда не играл, книги, которые не найдешь в детском саду. Читать он начал в четыре года и это тоже было счастье. К читающему ребенку особое отношение: «Ах какой умный малыш, сколько тебе, такой серьезный» и прочие благоглупости которые несут взрослые при виде ребенка с книгой.
Дальше школа. От школы тоже мало воспоминаний. Природа наградила его прекрасной памятью на тексты. Учебники по естественным предметам прочитывались в начале года. Русский и математика, позже физика и химия единственные которые оставались на столе – задачи решать. Одноклассники… мимо памяти. Прогулки из школы до дома по тому же парку. Он теперь взрослый. Можно по парку не спеша фланировать. Дома все равно никого, родители на работе. Оно конечно одиночество в пустой трехкомнатной квартире это не то что в галдящем дневном парке, но на природе тоже бывать надо. Деревьев здесь немного, но все же больше чем на проспекте.
Потом университет. Все прочили физмат, а он выбрал биофак. С живыми, но не отягощенными излишним интеллектом оказалось очень приятно иметь дело. Он еще в детстве, прогуливаясь по парку замечал – муравьи, жуки, собаки, кошки, голуби были ближе для понимания чем окружающие его люди. Позже, в школе, он научился понимать траву и деревья. Сокурсники… опять пробел. Исключение составляли девочки, но функция общения атрофировалась за ненадобностью еще в детстве и потому он только смотрел не решаясь заговорить. Со стороны посмотреть – полноценно вызревающий маньяк. Все ненадолго изменилось когда одно из этих волшебных созданий заговорило с ним. Все-таки несмотря на нелюдимость манеры родители ему привили. Он их выучил как математику и при необходимости, как сейчас, мог поддержать видимость «социально-адаптированного индивидуума». Разговор, в общем ни о чем, свелся к просьбе списать лабу. Ему было не жалко – лабораторки он делал на полном автомате и со второго курса вся группа стремилась оказаться в его тройке. Девочка была хорошенькая и умненькая, но любила погудеть в клубе и лабы иногда не успевала подготовить, а тут этот хмурый оказался настолько мил… В общем она пыталась приобщить его к клубной жизни «а что, у родаков бабки есть, в учебе отличник и не зубрила», но он в клубах забивался в самый неосвещенный угол и вытащить его оттуда не хватало всего ее обаяния. А смотреть со стороны на этот муравейник оказалось даже интересно. Все вместе и каждый одинок, и пытается это одиночество запить чем покрепче. Все боялись одиночества и хотели от него избавится. Наблюдать это было забавно, но быстро приелось, да и лабы закончились. Девушка осталась в клУбах или клубАх. Одиночество приняло его в свои пустынные объятья.
