Алекс Д
Имитация. Насмешка Купидона

– Как она оказалась замешана в той сделке? – задаю следующий немаловажный вопрос, и Квентин морщится, словно съел что-то горькое. Выражение его глаз становится нечитаемым, отрешенным.

– У меня была длительная рабочая поездка в другой город. Дайана осталась одна. Я не знаю, что произошло, Джером. У меня нет ответа на этот вопрос. Я узнал, что Кертиса задержали, когда находился на переговорах в другом штате. И уже по приезду узнал, что моя жена участвовала в сговоре с полицией, что она спала с ним, а потом сдала. Почему? Я до сих пор не знаю, Джером. То, что произошло, меня потрясло и опустошило. У нее я спросить ничего не мог, Дайана исчезла, попав под программу защиты свидетелей. А Кертис упорно молчал. Думаю, он словил кайф, наблюдая, как меня ломает. Я приходил к нему в тюрьму минимум раз в месяц, но сукин сын так ни о чем и не рассказал. Я думаю, он сделал это.

– Что именно?

– Использовал на ней Имитацию или Купидон. А потом она забеременела и испугалась, что я не прощу, что убью ее.

– Ты бы это сделал? – всматриваясь в резкие, словно вырезанные из камня, черты лица, спрашиваю я.

– А ты? Если бы узнал, что жена спит с твоим лучшим другом, что беременна от него? – ожесточенно дернув головой, переадресовывает вопрос Моро. М-да, не в лоб, а в глаз.

– Если Кертис использовал препарат, то Дайана была не виновата, – озвучиваю единственный ответ, который могу дать.

– Невиновные не сбегают, Джером, – сдвинув брови, напряженно отвечает Моро.

– Ты сомневаешься, возможно, этого она и боялась – что ей не поверят. Или Дайаной двигала месть. Кертис сказал мне, что взял ее силой. Что она не хотела и не любила его.

– Он сказал тебе? – нахмурившись, Квентин впился взглядом в мое лицо и заметно побледнел.

– Да, – кивнул я уверенно. – Думаю, она боялась тебя, не Морганов. Не понимаю, почему?

Действительно, почему? Что заставило мою мать так поступить? Стыд? Страх? Или все-таки она была неравнодушна к Моргану? Зачем тогда сдала?

– Нам уже не узнать, о чем думала Дайана, Джером, – словно прочитав мои мысли, произнес Моро, и теперь боль в его голосе прозвучала искренне, в уголках опущенных губ затаилась настоящая горечь. Цинично, но я не испытал ни малейшего сожаления либо сочувствия к этому человеку.

– Вы создали препарат, который сыграл против вас, Квентин. Теперь ты сам не знаешь, что было имитацией на самом деле – чувства твоей жены к тебе или к Кертису Моргану.

Моро вздрагивает, словно мои слова задели его за живое. Снова смотрит на надгробный камень с выражением глубокой скорби.

– Скажи, Джером, ты совсем не помнишь Дайану? Неужели ничего? Она не рассказывала тебе об отце? Обо мне? Или о чем-то еще?

– Нет. Ничего. Размытые образы. Глаза, волосы, ароматы, ощущение ее объятий. Возможно, это работа подсознания, а не настоящие воспоминания. Но я помню, что любил ее. Очень сильно любил.

– И я любил ее, Джером, – с горечью произносит Моро, но что-то в его интонации заставляет меня усомниться в искренности произнесенных слов.

– И что теперь? – спрашиваю я.

– Ты вернешься в Сент-Луис и будешь дальше работать. Постарайся сделать так, чтобы Логан не смог дискредитировать тебя или добраться до каких-то твоих слабостей. Тщательно следи за ближним кругом. Приятели, любовницы, коллеги. Будь предельно осторожен. Усиль охрану в доме, в офисе. Замени шофера, пилота, повара, прачку, кухарку, всех, с кем установлен стабильный контакт. На тебя должны работать настоящие профессионалы, дорогие, но надежные. Выбирай людей, которым важна репутация, а не деньги. Это легко проверить. Пока ты неплохо справлялся. Продолжай в том же духе.

– А Логан?

– Мы устроим ему сюрприз в день твоего двадцатипятилетия. Сюрприз, от которого он не сможет оправиться, – со зловещим блеском в глазах ухмыляется Моро.

– Я войду в правление? – решаю прояснить еще один важный для меня момент. Квентин снисходительно скользит по мне внимательным изучающим взглядом.

– Не сразу, – после небольшой паузы отвечает он. – Ты будешь изучать многочисленные направления, принципы работы и другие важные факторы. Это может занять годы, которых у меня нет. Я сделаю все от меня зависящее, чтобы сократить этап обучения, – Моро окидывает меня внимательным взглядом.

– Сейчас я оставлю тебя одного, Джером. Подумай обо всем, что я сказал. Как только будешь готов, вертолёт доставит тебя в Сент-Луис.

– Спасибо, Квентин. Я ценю твою откровенность, – благодарю вежливым тоном.

– У моей откровенности есть цена, Джером, – сухо отзывается Моро. – Та информация, которой ты теперь владеешь, может стоить тебе жизни. Будь осторожен, принимая решения. И, разумеется, все, о чем мы говорили, не предназначено для обсуждения с кем-либо еще, включая членов семьи. И еще, Джером. Насчет Зака Моргана. Он не так глуп, как хочет показаться, и вполне способен вести двойную игру.

– Я это понимаю, Квентин. Но спасибо за предупреждение. За оба предупреждения.

После ухода Моро я простоял на могиле Даши Ветровой – моей потерянной матери, и Дайаны Моро – потерянной жены Квентина, еще много минут, сплетающихся в бесконечные часы тяжелых размышлений, светлых и страшных воспоминаний. Я не мог заставить себя уйти, упустить снова неуловимую связь, которую почувствовал здесь, глядя на ее имя на неживом, холодном и равнодушном камне. Пару часов назад моя душа скорбела по Эмме Спенсер, и вот я здесь, и нет ничего мучительнее осознания, что мои поиски закончены. Дайана или Дарья… там, в вечном холоде, одинокая, непонятая. И она забрала с собой свои тайны, боль и горе. Мне никогда не узнать, зачем моя мать хотела вернуться в Америку, понимая, какой опасности себя подвергает. И что стало причиной ее участия в сговоре с полицией. Кого любила на самом деле моя мать, а от кого хотела сбежать. Я знаю, она пыталась спасти меня в тот самый последний роковой день своей жизни. Но ее саму защитить было некому. Никого не оказалось рядом.

И все-таки Дайана Моро вернулась домой. Не думал, что мы встретимся вот так, сегодня. Я убираю зонт, снова позволяя холодным ручьям стекать по моему лицу. Она просила меня ждать, и пятилетний ребенок запомнил ее слова, он ждал часами, ночами, неделями и месяцами. Он научился ждать так, как никто другой. Ему пришлось ждать снова… спустя двенадцать лет. Кошмар повторился. Теперь я точно знаю виновных, но сил для ожидания и вынашивания возмездия больше не осталось. Присев на корточки, я кладу правую руку на ледяное надгробие, скольжу пальцами вдоль надписи и выгравированного Бога любви, играющего в этой истории противоположное разрушительное значение. Его стрелы достигали цели, но в пронзённые сердца вместе с острием входила не любовь, а лишь временная имитация плотской страсти. Зачем Квентин оставил напоминание, выбрав для гравировки Купидона? Наказание для себя? Или для нее?

С волос и носа капает вода, пальцы покраснели от холода, и на какой-то момент я вспоминаю ощущение ее ладони на своей щеке, теплое, нежное. И словно чувствую его снова. Прикрываю глаза, чтобы продлить иллюзию. Девятнадцать лет назад, когда я замерзал у сарая, заблудившийся и напуганный, я тоже ее услышал. Это невозможно забыть, тихий, льющийся, как горный ручеек, мелодичный голос. Он утешал, нес облегчение, покой, он согревал. Я мог уйти с ней…. Все закончилось бы уже тогда. Но раз я выжил, значит, у меня совершенно другая судьба. И думаю, что я правильно понял ее замысел.

Я никогда не задумывался, почему нам так важно иметь место для скорби, ставить памятники, закапывать гробы, вместо того, чтобы развеивать по ветру пепел ушедших близких в самых удивительных и красивых местах планеты. В моих воспоминаниях Дайана была живой, она спаслась, скрылась, снова сменила имя и путешествовала по миру все такая же молодая и прекрасная. Я знал, что ее больше нет, но моя память и разум отрицали это, они цеплялись за вероятность, за иллюзию. Мы хороним своих близких, чтобы не надеяться на то, что они вернутся, чтобы отпустить их, смириться с потерей.

Но смирение – совершенно не то, что я чувствую, опускаясь коленями на мокрую газонную траву. Я разбит, оглушен свалившимися на меня открытиями, правдой, которую так долго искал, ответами, которые наконец-то получил. Рой мыслей нарастает, кружит в голове, бьет набатом, принося физические страдания. Я поднимаюсь на ноги и, бросив последний полуслепой взгляд на надгробие, бреду к выходу с кладбища. Меня шатает, как пьяного, я не разбираю дороги. И ни о чем не способен думать. Мне требуется перезагрузка, чтобы не свихнуться.

У меня есть несколько вариантов куда пойти, чтобы или залить свое горе, или сбежать от него, или осмыслить в одиночестве все, что я узнал от Моро, или забыться в работе, или найти утешение в обжигающих объятиях Фей, или же просто побыть в одиночестве. И для воплощения каждого варианта у меня есть дом Дракулы, офис, уютная квартирка мисс Уокер, есть пентхаус. И имеется в запасе время на выбор, пока вертолет, рассекая воздух и чернеющие тяжелые облака, доставляет меня обратно в Сент-Луис. Гребаный мобильный звонит, когда я почти принял решение и даже открыл рот, чтобы озвучить его Брекстону, прибывшему к воротам городского кладбища на моем автомобиле. Моро четко следует своим обещаниям – откуда забрал туда и доставил.

– Да, – рявкаю со свирепостью, удивившей даже меня. Рони оглядывается на меня, и я отрицательно качаю головой, давая понять, что все нормально.

– У кого-то дерьмовое настроение? – отзывается на том конце не менее раздраженный голос Зака Моргана. – Сейчас я испорчу его еще больше.

– Говори, – приказываю я.

– Ты не охренел, Джером? – почти рычит он мне в ответ.

– Или говори, или я вешаю трубку, – констатирую категоричным тоном.

– Попрощайся с полутора миллионами, кузен. Наш несостоявшийся осведомитель сегодня задохнулся выхлопными газами в собственной машине в гараже своего дома.

– Что, бл*дь? Ты прикалываешься? – сжимаю айфон до хруста.

– Я похож на того, кто шутит подобными вещами? – огрызнулся Зак. – Я тебе сообщил, а дальше уже смотри сам. Я умываю руки.

– Кому ты проболтался, Зак?

– Иди на хрен, – резко отвечает Морган. – Я сделал тебе одолжение. И я предупреждал, что твоя затея может обернуться полным дерьмом. Так и вышло.

И прежде, чем я успеваю сказать хоть слово, связь прерывается. Сукин сын сбросил вызов.

– Проблемы, босс? – вопросительно глядя на меня в зеркало, спрашивает Рони Брекстон.

– Похоже на то, приятель, – выдохнув, киваю я. – Мне нужно усилить охрану, Рони. У тебя есть проверенные парни? Желательно с боевым опытом и в хорошей физической форме.

– Конечно, босс, – утвердительно кивает Брекстон. – Сколько человек необходимо?

– Пять. Это минимум. Работать придется круглосуточно. Два днем, два ночью, один на подмене и ты как обычно. Но Рони, мне нужны люди, которым ты с лёгкостью доверил бы собственную жизнь, а не только мою.

– Без проблем, босс.

– И желательно сделать так, чтобы я их не видел.

– Как пожелаете, босс.

– Джером, Рони. Называй меня по имени.

– Я понял, босс.

Я качаю головой, понимая, что этого парня сложно переделать. Грубоватый и прямой, и несгибаемый, как шпала. Фигура боксера, сломанный нос, резкие неправильные черты лица, устрашающий взгляд, и огромные плечи, едва помещающиеся на водительском сиденье. Брекстон мог закончить свои дни прикованным к койке, но даже когда я впервые увидел его с пробитым позвоночником и застрявшей пулей в голове, он выглядел точно так же, как сейчас. Брекстон не из тех, кто позволит жизни поиметь его. Если бы я не оплатил его операции, то засранец поимел бы гребаную жизнь, сведя с ней счёты. И это не было бы слабостью с его стороны.

– У тебя есть сигарета? – спрашиваю бесцветным тоном, проводя ладонью по влажным волосам. В салоне работает обогрев, но мало спасает от начинающегося озноба. – И виски?

– Сигарета есть, босс. А виски… я как бы не пью. Нельзя мне.

– Я тебе и не предлагаю, – раздраженно отзываюсь я и беру протянутую сигарету и зажигалку. Открываю окно и делаю глубокую затяжку.

– Я бы вам не советовал.

– Иди к черту. Мои легкие.

– Я про окно, – и он автоматически поднимает стекло с моей стороны не спрашивая. Это его работа. Не поспоришь. – Куда едем, босс?

– Пентхаус, – коротко отвечаю я. Автомобиль оживает и плавно выезжает на трассу. А я набираю номер Эверетта. Он отвечает после трех гудков. Спокойный сдержанный голос. Я облегченно выдыхаю.

– Я отменяю последнее задание, Грант, – коротко сообщаю я.

– Как скажешь, Джером. Вопрос больше не актуален? – сдержанно интересуется он. Еще один профессионал до мозга костей. Никогда не будет лезть в то, о чем его не просили. И я ценю это качество в людях.

– Да, я узнал ответ, – отвечаю я.

– Хорошо. Я на связи.

– Спасибо, Грант.

Сбросив вызов, откидываюсь назад. Логан облажался. Он может и дальше охранять свои секреты, уничтожая каждого, кто к ним подойдет. Мне похер. Я знаю все, что мне нужно. Мрачно ухмыляюсь, глядя на летящие навстречу огни.

– Какие планы завтра, босс? Полярис или Бионик? – подает голос Рони. Если бы я знал… Машинально открываю почту, чтобы найти составленное три дня назад недельное расписание. Моя память сегодня не работает, нуждаясь в подсказках.

– Бионик, – отвечаю, всматриваясь в ежедневник на экране и потирая переносицу. – Черт, голова совсем не работает, – скидываю пепел в выдвижной отсек и поднимаю голову. – В винный супермаркет заскочим? По-моему, у меня в баре ничего нет. Пора пополнить запасы. Завтра рано не приезжай. Опоздаю немного. В десять совещание.

– Хорошо, босс.

Оказавшись в квартире, не раздеваясь направляюсь в ванную комнату, прихватив с собой бутылку виски. Включив горячую воду, скидываю в гору мокрую одежду. Погружаюсь в обжигающее тепло, откупоривая пробку зубами, и вдыхаю влажный пар, поднимающийся над ванной. Плохая идея, признаю. Но воспаление легких как-то совсем не входит в мои планы. С похмельем я справлюсь. Аспирин и апельсиновый сок в помощь. Я редко позволяю себе злоупотреблять алкоголем, но сегодня особый случай. Иногда, чтобы привести мысли в порядок, их требуется как следует тряхануть, повергнуть в шоковое состояние, заставить работать нешаблонно. Измененное состояние сознания порой способно дать ответы на вопросы гораздо быстрее, чем трезвый разум.

Глотаю виски прямо из бутылки, прокручивая в голове весь безумный день, каждое слово, сказанное Квентином Моро, каждую приоткрывшуюся тайну, спрятанную от меня за семью печатями. Я не уверен, что действующий президент Медеи выдал мне полную версию истории. Люди, подобные ему, никогда не говорят всей правды, оставляя про запас самые интересные детали. Но основную суть я уяснил. Мотивы Квентина выглядят убедительно, однако это не значит, что я слепо доверюсь ему. Нет. Мне нужно время, чтобы понять, насколько он откровенен и по-настоящему заинтересован в том, что предлагает.

Слов мало. Мне нужны конкретные действия с его стороны. Я ничего не теряю, принимая его помощь и покровительство. А приобрести могу то, о чем даже и не мечтал. Однако моей благодарностью за его щедрость будет вовсе не то, на что он рассчитывает. К тому же ответ на вопрос – почему я, так и остался открытым. Я не поверил в его объяснения. Смертельная болезнь, отсутствие наследника, сын любимой женщины – одна сторона медали. Но есть и другая – практически юнец, без достаточного опыта, сын заклятого друга. И в его прощение над гробом Кертиса Моргана я не верю. Такие поступки не забываются, никакая смерть не сгладит то, что он сделал. Я не простил. И Моро тоже не похож на святого. Им движет что-то еще. Со временем я узнаю, что именно.

Глава 2

– Фей… – бормочу сонно, притягивая к себе теплое обнажённое тело, зарываясь лицом в белокурые ароматные волосы. Они пахнут свежестью, лаймом, апельсином и мятой. Моя ладонь покоится на упругой груди, соблазнительная попка вжата в мой, не подающий признаков жизни пах. О, черт, неужели это случилось? Впервые не чувствую ни малейшего волнения в объятиях Фей Уокер. Долбанный виски. Сколько я выпил вчера? Моя ладонь находит ее грудь, мягко сжимаю, и снова… ничего. Мне нужен душ, зубная паста, пара стаканов апельсинового сока и пачка аспирина. Головная боль и тошнота накатывают волнообразными приступами. Глухо застонав, я снова зарываю лицо в волосах Фей, бормоча ее имя.

Стоп… Откуда в моей постели взялась голая Фей?

Мгновенно проснувшись, приподнимаю голову, пытаясь установить свое местоположение. Обстановка до боли знакомая и обыденная. Все правильно. Я в своей спальне. И рядом безмятежно раскинувшись в своей естественной красоте сном младенца спит Фей, а не случайная вызванная шлюха. И ни малейшего намека в моей памяти, откуда она взялась. Пошарив ладонью на прикроватной тумбочке, нахожу там свой телефон.

Шесть утра. Отлично. Хорошо, что не проспал. Проверяю исходящие. Я звонил Фей трижды в период с часу ночи до половины второго. Видимо, малышка не выдержала и приехала. Вспомнить бы, о чем мы говорили, и что, вообще, происходило в тот промежуток времени, который мой мозг не счел нужным сохранить.

Осторожно выбираюсь из постели, чтобы не разбудить белокурого ангела, и в чем мать родила шлепаю на кухню. Стакан воды и две таблетки аспирина, холодный душ. Взгляд скептически цепляется за отражение в зеркале, показывающее мне весьма помятую физиономию с двухдневной щетиной. Не уверен, что запасов физической энергии хватит на борьбу с растительностью на лице. Зубная щетка дрожит в руках, и, скорее всего, не стоит рисковать здоровьем и браться за бритву. Закончив с гигиеническими процедурами, выхожу из ванной комнаты и с удивлением вдыхаю аромат свежезаваренного кофе. Боги, эта девушка и правда фея.

Я нахожу ночную гостью на кухне. Она «колдует» над плитой, одетая в мою рубашку с закатанными рукавами. Светлые волосы в беспорядке струятся по плечам, стройные ножки выставлены на мое обозрение во всей своей красе. Она умопомрачительно выглядит, а я чувствую себя… хреново – слишком мягкое выражение, не отражающее широкого спектра ощущений. Фей делает тосты, и, судя по аромату, яичницу с беконом, но это не тот завтрак, который способен принять мой желудок после неизвестного количества алкоголя, выпитого накануне.

– Не стоило беспокоиться. Просто кофе для меня достаточно, – бормочу я, с мученическим вздохом опускаясь на стул. Она разворачивается, и мне сложно понять, злится на меня Фей или сочувствует. Ее взгляд задумчиво изучает мое лицо.

– А кто сказал, что завтрак для тебя? – вскинув бровь, насмешливо спрашивает девушка и ставит передо мной кружку с кофе. – Мне подкрепиться после такой ночи точно не помешает.

Ее слова «такой ночи» вызывают во мне смутные подозрения. Я пристально всматриваюсь в черты ее лица, потом опускаюсь ниже, замечая несколько темнеющих следов от слишком страстных поцелуев на шее. Когда мой взгляд забирается в вырез собственной рубашки, надетой на Фей, я снова чувствую, как во рту пересыхает, но на этот раз причина не похмелье – смущение, недоумение. И когда я смотрю на хрупкие девичьи запястья с проступающими красными полосами – стыд, потрясение.

– Это я сделал? – хрипло спрашиваю я, глядя в бирюзовые глаза, взирающие на меня с холодным любопытством.

– А ты видишь тут кого-то еще? – она демонстративно фыркает и ставит на стол тарелку с тостами и жареными яйцами, и только потом садится. – Ничего не помнишь? – с наигранным равнодушием спрашивает Фей, продолжая измываться надо мной. Я отрицательно качаю головой и подавленно молчу.

– А вчера был таким разговорчивым, – ехидно замечает она, намазывая тост джемом и откусывая кусок. Нежные, манящие губы выглядят припухшими. Черт, я же не мог? Или мог? – И как звонил, не помнишь?

Я снова отрицательно киваю, наблюдая за тем, как она жует свой тост и пьет кофе, рассматривая меня с возрастающим удивлением.

– Первый раз, когда ты позвонил и заплетающимся голосом приказал мне прийти, не попросил, а именно приказал, я тебя послала. Второй раз произошло то же самое. А в третий я поняла, что ты не помнишь о предыдущих двух и тебе действительно нужна компания. К тому же мы три дня не виделись. Я скучала, несмотря на то, что ты бросил меня сразу после возвращения из Лос-Анджелеса и больше не появлялся, – с укоризной произносит она.

– Я не бросал тебя, Фей. Я же говорил, что у меня работа, – пытаюсь оправдаться и практически не лгу.

– У меня тоже работа, Джером. Все работоспособное население мира занято зарабатыванием денег, в той или иной степени. Но твоя «работа» намного важнее моей или чьей-то еще. Ты так считаешь?

– Меня не было в городе, – говорю чистую правду, но Фей, скептически ухмыльнувшись, явно придерживается другого мнения.

– О, да, и о том, где ты был, я сделала собственные выводы. Когда я пришла, ты разгуливал по квартире голый с бутылкой виски в руках. Еще одну пустую я нашла в ванной. И знаешь, что ты мне сказал? Угадаешь? Самую первую фразу, которую я услышала, переступив порог твоей квартиры?

– Понятия не имею, – честно выдыхаю я, потянувшись к пачке с сигаретами.

– Ты ни слова не сказал, Джером, – сине-зеленые глаза яростно сверкают. Фей позволяет мне увидеть эмоции, которые испытывает, и, черт, я налажал по-крупному. – Затолкал меня в спальню и швырнул на кровать, как какую-то одноразовую проститутку. Потом раздел и связал мои запястья. Своим галстуком. Романтично? Интересно, в какой порнушке ты это подсмотрел? Или твои другие пассии испытывают склонность к подобного рода вещам?

– Нет никаких других… – отрешённо бормочу я, проводя пальцами по волосам. Что происходит, а?

– Не ври мне, – разъярённо восклицает Фей, и я покорно замолкаю, понимая, что с разгневанной женщиной лучше не спорить. Откинувшись на спинку стула, Фей закидывает ногу на ногу, позволяя увидеть в разошедшихся полах рубашки следы «засосов» и на бедрах тоже. – Ты очень старался, но ничего не вышло, – сообщает она.

– Ничего не было?

– Нет, но ты не хотел сдаваться. Только, видимо, в каком-то другом месте ты успел постараться сильнее. И явно не со мной.

– Фей… – меня охватывает мучительно раскаяние, хотя я и не помню за что.

– Не надо притворяться хорошим мальчиком, Джером, – раздраженно затыкает меня оскорбленная и обиженная Фей. – Ты никогда им не был. Не думай, что я такая идиотка, которая ничего не замечает. Женщина всегда знает, когда у ее любовника есть кто-то еще. Инстинкт срабатывает не только у самцов. Мы тоже чувствуем, когда посягают на нашу территорию. Чего тебе не хватает, Джером? Именно об этом я спрашивала в отеле в Лос-Анджелесе, но ты разозлился. Если бы все было в порядке, я бы не чувствовала каждый раз, когда ты появляешься, запах других женщин на тебе. Разумеется, я утрирую. Уверена, что ты старательно уничтожаешь улики.

– В чем конкретно ты меня обвиняешь? – я делаю глоток кофе, прищурив глаза. – Или чего ты хочешь?

– Понять, какое место я занимаю в твоей жизни! Если ты возомнил, что имеешь право вести себя подобным образом, то нам не по пути, Джером. Можешь забрать свою квартиру, машину и все подарки обратно. Мне ничего от тебя не нужно. Никаких подачек, связей и протекции. Я уволюсь с работы и вернусь в Чикаго.

– А там тебя ждет что-то другое? – чувство вины очень быстро трансформируется в растущее раздражение. Женская истерика – это не то, в чем я нуждаюсь сейчас. – Или то, как ты жила раньше, хуже, чем то, что я предлагаю тебе сейчас?

– То, как я жила раньше, не ранило мои чувства. Я его не любила! – восклицает Фей в сердцах.

Я медленно встаю, обхожу стол, не разрывая напряжённого зрительного контакта. Фей хмурится, когда я мягко убираю локон за ее ухо, провожу большим пальцем по влажным губам.

– Ты его не любила, – повторяю я ее слова. – Ты спала с ним за деньги. Значит, ты шлюха, Фей. Откуда мне знать, что сейчас ты не делаешь то же самое?

Она с рычанием набрасывается на меня. Пара пощечин, и в ход идут кулаки, она бьет меня по груди, плечам, целится в лицо, но я уворачиваюсь, блокируя удары и стараясь не причинить ей физического вреда. Скрутив немного травмированные запястья за спиной одной рукой, я с силой усаживаю Фей себе на колени и, удерживая подбородок, заставляю смотреть на себя.

– Чего ты хочешь, Фей? – шумно дыша, яростно спрашиваю я. Она продолжает безуспешно дёргаться, пытаясь обводиться. – Деньги, подарки, внимание, любовь, верность, брак? Выбрать можно что-то одно. Подумай хорошо, прежде чем ответить.

– Тебя! – с гневом шипит девушка, глаза ее обжигают силой негодования и возмущения.

– Я у тебя есть, мать твою, – отвечаю, повышая голос. – Какого хрена ты недовольна? Дай мне время, черт бы тебя побрал. Я же говорил, что пока не могу предложить что-то большее.

– Если ты хочешь защитить меня, то ты знаешь, как это можно сделать, – сверля меня неистовым взглядом, заявляет мисс Уокер.

– И как же?

– Женись на мне, – требует Фей. Она обезумела?

– Нет, – рявкаю я, и Фей окончательно слетает с катушек.

– Нет? – кричит взбешенная девушка. – Почему, черт побери? Из-за Зака? Ты никогда мне его не простишь?

– Мне не за что прощать тебя, Фей. Я не могу жениться сейчас. Не лучший момент для разговора на эту тему. Мы слишком молоды. Оба, – поясняю свою позицию миролюбивым тоном, но Фей не слышит. Она рычит, пытаясь вырваться, и я с силой удерживаю ее на своих коленях.

– Заткнись. Не унижай меня еще сильнее. Я ухожу, – дернувшись, выкрикивает она.

– Фей, – мягко произношу я, крепко сжимая в объятиях. – Пожалуйста, подожди полгода, и мы снова поговорим обо всем. Я тебя люблю, ты же знаешь.

– Нет, не любишь, – отрицательно качает головой Фей. – Тебе нравится так думать. Я для тебя напоминание, яркое, счастливое, красочное.

– Это не так, – возражаю я. Фей насмешливо сморит на меня из-под опущенных ресниц.

– Это так. Мне больно осознавать, насколько это так. Ничего не получается. Ты же видишь. Я не могу играть роль послушной игрушки для утех. Ты разбиваешь мое сердце каждый раз, когда прикасаешься к другим.

– Да с чего ты взяла? – я теряю терпение. Никогда бы не подумал, что она такая истеричка.

– Брось. Я не конченая дура. Я, правда, пыталась. Молчала. Улыбалась. Была идеальной любовницей, без претензий и лишних вопросов. Но больше не буду. Найди на эту роль другую идиотку.

– Я не хочу другую, Фей. Я хочу тебя, – ласково шепчу я, настойчивее прижимая глупышку к своей груди.

– И меня ты тоже больше не хочешь, – горько бросает она. Хочет добавить что-то еще, но я запечатываю несущий всякую ерунду рот своим, пытаясь доказать, насколько сильно она ошибается.

Гнев и похоть всегда идут рядом и частенько являются продолжениями друг друга. Я резко сажаю Фей на стол и широко развожу ее стройные ноги, не замечая падающей на пол посуды. Сорванная рубашка летит в груду осколков и разбрызганных остатков кофе. И пока Фей пытается вытолкнуть мой язык из своего рта, спустив штаны, я вбиваюсь между раздвинутых бедер. Она хватается за мои волосы, пытаясь оттянуть голову назад, потом впивается в плечи, оставляя глубокие царапины. Я отпускаю ее губы, опрокидывая на столешницу. Нежная кожа Фей покрыта румянцем, твердые соски выдают истинное состояние своей обладательницы. Развожу ее ноги шире и, подсунув ладони под упругую попку, тяну на себя, полностью управляя ритмом глубоких и мощных толчков. Через пару минут ее ноги на моих плечах, и она кричит, но уже не от гнева и обиды, а я смотрю на запрокинутое лицо, на отчаянно хватающие воздух полные губы, на трепещущие ресницы, нежную ямочку горла и вздымающуюся грудь, наполняя ее с яростной одержимостью.

Аспирин творит чудеса, мать вашу. От утренней апатии не осталось и следа. Мои бешеные толчки раскачивают ее тело и стол под нами в диком языческом танце первобытной похоти. Я ощущаю, как острое наслаждение пронизывает все мышцы, приятное тянущее тепло спускается по позвоночнику, охватывая поясницу, подводя меня к ослепительному освобождению с каждым новым ударом наших тел. Протянув руку, я проталкиваю между ее пересохших губ большой палец, и она облизывает его, прежде чем втянуть внутрь. Наши глаза встречаются в немом поединке. Я вижу, как рождается первая волна экстаза в расширившихся зрачках. В следующее мгновение она содрогается всем телом, и с гортанным стоном я следую за ней.

– Одну проблему можно вычеркнуть из списка. Ты на первом месте в таблице желаний, – бормочу я, задыхаясь и гладя ладонями любимое расслабившееся тело. Затихающее удовольствие приносит ощущение расслабленности.

– Готов озвучить весь список? – спрашивает Фей, сдвигая ноги и отталкивая меня. Я не позволяю ей ускользнуть, беру на руки и волоку в душ, где обоих нас привожу в порядок. Я долго и нежно целую ее под горячими струями воды. Шепчу слова утешения или оправдания, и они действуют. Ощущаю, как моя дьяволица постепенно оттаивает, расслабляется, обнимая меня в ответ, отвечая на мои ласки. Тонкие пальцы нежно скользят по моей спине, губы мягко повторяют контуры грудных мышц, медленно движутся вниз по напряженному прессу. Она опускается на колени и обхватывает мой член губами. Помогая языком и пальцами, она доводит меня до оргазма в считанные минуты и не выпускает. Против ее нежного горла я бессилен, бестия знает, как заставить мужчину рычать от удовольствия. Пока последняя капля моего наслаждения не остается на умелом языке, Фей не позволяет мне отстраниться, да я и не хочу. Если все истерики этой выдумщицы будут заканчиваться так, я готов с ними мириться.

Потом мы вместе наводим порядок на кухне и снова пьем кофе. Горячий, ароматный. Оба притихшие, насытившиеся. Фей выглядит смущенной и все еще немного обиженной. Я накрываю ее руку своей, мягко сжимаю пальцами.

– Вчера был день рождения Эммы Спенсер, – произношу едва слышно. – Был бы, будь она жива. Причина моего состояния, которое показалось тебе подозрительным, скрыта на самом деле в другом. Я был на кладбище, потом напился и потерял контроль. Прости меня.

– Я не знала. Теперь мне стыдно, – выдыхает Фей, глядя блестящими от подступивших слез глазами. – Ты должен был сказать. Я бы все поняла.

– Да, я знаю. Давай не будем больше спорить. Ты единственная женщина, имеющая для меня значение, – искренне признаюсь я. Она шумно вздыхает, закусывая губу.

– Ты уверен, Джером?

– Абсолютно.

Фей долгим испытывающим взглядом смотрит в мои глаза. Мне кажется, что я слышу, как она думает. Фей не верит мне, и я не осуждаю ее. Я сам себе не верю в эту минуту. Мой мозг отказывается найти правильный выход, который устроил бы нас обоих.

– Мне нужно время, Фей, – произношу я, чувствуя себя совершенно опустошенным. Какого черта я, вообще, ей позвонил?