Aledrova A.
Краски серых переулков
– В своего папашу, да? Тот тоже по пьяни крушит все? – склонив голову к плечу, Никита с вызывающей издевкой вытягивает губы в идиотскую улыбку.
Через секунду его нос встречается с острыми костяшками моего крепкого кулака. Через две – валится на пол, прямиком затылком на порожек между комнат. Через час едет в больницу, а спустя два месяца я понимаю, что уволен.
– Дурак, что тут скажешь. Сказать-то и нечего, и некому, – протягивает Вадик и выдыхает. – Ладно, хрен с ним. Уволили и уволили, – за время разговора мы уже убедились, что так и было. – Шабашек много, другим делом займешься. Кстати, – он отодвигается от стола и складывает руки на коленях, – грузчиком хочешь поработать? Объявлений масса, крепких парней тю-тю, – разводит руки в стороны и добавляет, что с моим телом можно пахать непомерно. – Ну, бегать тебя точно не заставят, одышка как у лошади.
– Да у тебя самого одышка хуже моей. Дымишь как паровоз, – друг отвечает коротким смешком, но спустя секунду говорит вполне серьезно.
– Собирайся давай, работа не убежит, – его взгляд цепляется за мой, желая, чтобы слова не были пропущены мимо ушей. – Не прихлопни сегодня именинника.
Глава 3
Серые стены общежития привычно тянутся ко мне облупившейся краской, безмолвно приветствуя. Мой ответ им – отстукивание шпилек по каменным ступенькам. Алена держится справа и прихорашивается, глядя в карманное зеркальце. Довольная своим видом, закусывает губу и мелодично смеется.
– Уже так замоталась! Сегодня, наконец, отдохну, – приятельница проныривает между двух по-хозяйски усевшихся на ступенях амбалов, встреченная их одобренным улюлюканьем и щипком за ягодицу.
Исполняют роль общажных вышибал.
Пройдя такую же процедуру идентификации, вышагиваю по обшарпанной лестнице, дружно перекликаясь каблуками с Аленой. Чем меньше остается этажей до пятого, тем громче гул музыки и голосов, и чаще встречаются снующие по коридору люди.
На четвертом пролете на нас налетает парень, еле держащийся на ногах. Найдя опору в распахнутой двери, приглаживает засаленные волосы и подмигивает.
– Заходите на огонек, девушки, у нас там роскошная водочка, – массивная рука подвыпившего балагура круто летит за спину, предположительно, в сторону его комнаты.
– Мой дорогой мачо, – когда парень улавливает ласково-хищный шепот Алены, его рот расплывается в широкой улыбке, оголившей кривой ряд зубов, – водку ты будешь пить с такими же собаками на галерке, – бедолага тут же сникает, а Алена разворачивается, на прощание вильнув бедрами.
Усмехнувшись, спрашиваю у Алены о ее уверенности в отказе. Та, одарив меня высокомерным взглядом, горделиво отвечает, что даже не выпила, чтобы рассмотреть этот вариант.
В этом она вся.
Трезвая – королева, приковывающая к себе восхищенные взгляды, пьяная – «свой» человек, который также может пить с «собаками на галерке».
И если она, перебрав с алкоголем, испытывает бурю эмоций и эйфорию, то я же становлюсь податливым бесчувственным пластилином, который в своих руках мог помять каждый.
Крайне редко в голове проскакивали вопросы, вроде: «Почему вокруг меня так много чужих людей?» или «Зачем я бесцельно брожу по всем этим квартирам и комнатам общаги?»
Но когда просыпавшееся сознание все же подкидывало эти вопросы, в голове бледно загорался ответ: потому что ничего внутри не происходит.
Не рождается ни чувство стыда, ни злость на себя или на других, которую, возможно, должна была испытывать на утро, после ночной пьянки. Нет ни удовольствия от вида лиц, которые мелькают вокруг так часто, ни отвращения от прикосновений. Ничего нет, никаких чувств.
Возможно, я испытываю себя, давая другим право пользоваться мной? Жду, когда прорвет? Но этого не происходит уже в течение нескольких лет.
А возможно, я ощущаю себя благотворительницей, зная, что мне не составит труда скрасить чью-то ночь своей компанией.
Ни один вариант не казался верным. Потому что будь хоть один из них правдив, я бы все равно ощущала хоть что-то. Будь то простая тоска и неопределенность.
Я же не проживала никаких чувств.
Хотя нет, кое-что я все же испытываю: удовольствие, когда пьянею и ощущаю ближайших людей родными. Я пребывала одновременно и в компании, и в своем одиночестве, но атмосфера вокруг давала чувство спокойствия. Никто не стремился заглянуть в тебя глубже, но и не оставлял без внимания. Здесь была та самая золотая середина.
Цепляясь за мысли, я не заметила, как мы вошли в небольшую кухню. На столе по обыкновению водружена алкогольная пирамида, сверху донизу увеличивавшая крепость содержимого. Какой-то гений придумал эту затею, которую все поддержали. С тех пор пирамида – обязательная часть общажных попоек.
Алена тут же тянется к бутылке вишневого «гаража», галантно купленному исключительно для девушек.
– На разогрев, – бутылка быстро пустеет, пока Алена прохаживается взглядом по утвари кухни. Ее брови бегло скашиваются к переносице, выражая недовольство паутиной в верхнем углу. – Ну и грязища же у них, – четверть бутылки остается недопитой.
Какое-то время тратим на поверхностный диалог, пока я допиваю «гараж». По нетерпеливому, постоянно обращающемуся назад взгляду вижу, что Алена кого-то выискивает.
– А где Костя потерялся? – на вопрос она закатывает глаза и передергивает плечами.
– Сама пытаюсь понять. Сказал же, догонит, а сам… – обиженно-злобно бормочет приятельница. – Пойду искать мерзавца.
– Удачи, – поднимаю за нее почти пустую бутылку, – загляни к мачо этажом ниже. Вряд ли Костя смог пройти мимо такого соблазнительного предложения.
После ухода приятельницы еще немного сижу на кухне, опустошая бутылки для разогрева, и, как из чистилища, выхожу в общую комнату.
Эпицентр всего: драк, секса, пьяных признаний, сплетен, рвоты и пьяного сна тех, кого не разбудит пушечный выстрел. Здесь всегда стоял неприятный запах кучи потных тел, смешавшийся с алкогольным шлейфом. Оружие массового поражения.
– Привет!
– Алиса, иди к нам!
Два женских натянутых голоса, и впереди замахали руками их обладательницы. Пробравшись к ним, переступив через уже напившегося и уснувшего парня, попадаю в легкие приветственные объятия.
Компания из шести девиц, имен половины которой я не помню, оглядывает меня со всех сторон. Довольными и завистливыми взглядами пробегают по платью, и одна из девушек цокает, говоря о восхитительном виде.
Сколько же чертовой лести, как ее много на один метр.
Не дав никому пуститься в обсуждение внешности, указываю на парня, через которого переступила.
– Когда он успел? Все только недавно собрались, – в ответ слышится хохот, и особо эмоциональная откидывается на спинку дивана, прижимая ладонь к глазам и сотрясаясь от смеха.
– Для него она началась уже давно, – новая волна смеха, и объяснение подхватывает парень, стоявший поблизости. На вид ему около двадцати, давно не брит, а рукава рубашки закатаны по локоть на дешевый западный манер.
– Парниша хотел слегка выпить, сил у него не было ждать, пока все придут, – парень театрально разводит руки в стороны. – Не рассчитал, нажрался и уснул, когда все только начали приходить.
– Ну прямо душа компании, – щебечет девица, которая смогла побороть приступ смеха. Замечаю, как она стреляет в рассказчика глазами и подмигивает. Парень воспринимает посыл, как знакомый сигнал, и вальяжно приближается к девушке.
Нависая над ней, опирается о спинку дивана и впивается в губы. Обмен слюнями. Отвратительно.
Сидящие рядом девицы сопровождают поцелуй протяжным оканьем, я же не выказываю эмоций и продолжаю отхлебывать из горлышка бутылки водку, смешанную с яблочным соком.
Внутри медленно разливается обволакивающее тепло, и тело расслабленно обмякает на спинке кресла. Мысли в голове крутятся все медленнее, словно карусель из них боролась с порывистым ветром.
По мере того как крепкий алкоголь неспешно покидал бутылку, хотелось найти компанию повеселее. Неинтересно сидеть в трезвой компании и слушать однотипные голоса.
Бросив на прощание пару слов, бреду в другой конец комнаты. Прямиком туда, откуда раздается многоголосый смех над игрой в бутылочку.
– Вот это уже по мне, – покачиваюсь, грозясь упасть в центр, но обхватившие сзади руки еще одного, желавшего сыграть в глупую игру, не дают упасть.
– Ну-ну, куда ты так надралась, – ласково шепчет парень, приближаясь к самой шее. Шепот кажется таким теплым и согревающим, что я невольно закрываю глаза и забываю, зачем подошла к этой кучке.
Мгновение проходит, и парень помогает присесть в круг, растолкав ради меня двух амбалов, не заметивших нас. Перед глазами все взрывается яркими красками, а лица сидящих напротив девушек теряют очертания, сливаясь в цветную мозаику.
Я знаю это чувство. Ты будто проживаешь свое воспоминание, смотришь на него глазами человека в прошлом. А на самом деле воспоминание создается сейчас. Называю это воспоминанием в воспоминании. Ну и придумала же я, молодец!
– Эй, ну чего зависла?
– Не тормози!
– Крути!
Несколько взглядов устремились на меня, требуя протянуть руку к бутылочке и лихо ее крутануть. Закончив эпичное вращение, горлышко бутылки устремляется на сидящего рядом парня, уберегшего меня от падения.
– Считаю это платой за твое спасение, – губы парня порывисто тянутся к моим, растянувшись в тонкой ироничной улыбке, а рука подминает мое тело под торс. Чуть откинувшись назад, получаю поцелуй, не спешивший прекращаться.
Слышу, что игра продолжается, и делаю ленивую попытку высвободиться из долгого горячительного поцелуя, постепенно переросшего в попытку стянуть с меня платье.
– Нет, не нужно, не хочу, – только и бормочу в ответ на происходящее.
– Так и думал. Ты еще та штучка, Алиса, – отстранившись, парень так же равнодушно возвращается в круг. Я же остаюсь сидеть чуть поодаль и лениво пытаюсь понять, откуда ему известно мое имя. Повернув голову, разглядываю резкие изгибы лица. Заметив изучающий взгляд, парень отвечает на немой вопрос. – Костя рассказывал о тебе, мы с ним общались на днях, – а после представляется Сашей.
Когда подробности выясняются, удовлетворяя слабый интерес, мысли об уже знакомом незнакомце испаряются. На их место приходит потребность выйти из комнаты.
Аккуратно выбираюсь из круга, стараясь никого не задеть, и покидаю душное помещение, вернувшись в начало пути: в чистилище.
Там меня встречает потрепанная и почти иссякшая алкогольная пирамида, а на полу – трое спящих: два парня и расположившаяся на них девушка, которая уткнулась одному из них лицом в грудь.
Что тут было, интересно?
Какое-то время сижу, равнодушно рассматривая запотевшее окно. Шум в голове перекрыл всякие мысли.
«И почему я сейчас нахожусь в тишине, когда могу спокойно слиться с компанией?»
От погружения в пьяные мысли спасает проникнувшая полоска света из приоткрывшейся двери. Я не оборачиваюсь, поскольку уверена, что пришли за алкоголем, и меня принимают за трезвеющую.
Но плеч по-хозяйски касаются холодные руки, при этом по контрасту шею обдает теплым сбивчивым дыханием склонившегося ко мне незнакомца.
Парень, пьяный. Я поняла это, уловив шлейф смешанных напитков, лишь только его лицо приблизилось к моему.
От его ровного горячего дыхания в голове плавно нарастает тяжесть, составив компанию шуму, а тело, гонимое перебранным алкоголем, напрягает мышцы.
Еще ничего не началось, но я уже знаю, чем все закончится.
– Давай-ка познакомимся поближе, – стоявшим позади оказывается Саша.
Слова звучат негромко и скомкано, парень знатно выпил. Но это ничуть ему не мешало уверенно блуждать по моему телу руками, заставляя невольно податься к его плечу.
Взгляд бессознательно цепляется за угол с паутиной. Вид обшарпанных сизо-серых стен лишает всякого наслаждения, и я прикрываю глаза. Прислушиваясь к прикосновениям, пытаюсь вызвать внутри хоть какие-то чувства.
С довольной ухмылкой Саша переходит в наступление.
Порывисто лишив плечи защиты в виде хрупких бретелек, парень покрывает открытую кожу влажными поцелуями и кладет руки на грудь.
С силой сжимая мое тело, отчего по коже проходит пульсация легкой боли, Саша тянется к низу платья, не обращая на меня никакого внимания. Он увлечен только куском оберточной ткани. Послушно поддаюсь ему и привстаю, позволив стянуть платье через голову.
Присвистнув, Саша с нажимом вдавливает меня в стол, повернув лицом к себе. От темноты и вида засаленного лица в стельку пьяного парня ощущения обостряются в несколько раз, и каждый нерв болезненно натягивается, реагируя на касания.
Прохладная поверхность неприятно липнет к оголенной спине, но вскоре тело привыкает к безысходному дискомфорту. Пытаюсь расслабиться под вспотевшим телом, пока Саша оттягивает мою губу зубами, а после грубовато вытягивает язык. Шершавые руки бесцеремонно хватаются за талию, и я отлепляюсь от стола, чтобы взглянуть на парня, пытаясь понять, почему все идет донельзя паршиво. Но тот уже занят штанами, в которых, ныряя в каждый карман, ищет заветную упаковку.
Пока он занят поисками, качаясь и еле держась на ногах, ощущаю прохладу, от которой защищалась клочком белья.
Мне довольно холодно, но не настолько, чтобы уйти отсюда.
Прекратив моргать и обжигая глаза сухостью, разглядываю кухню, пытаясь выловить из темноты хоть что-то особенное. Но здесь нет ничего примечательного, кроме спящей троицы на полу и Саши, который, впрочем, так же непримечателен, как и всё вокруг.
Вот и другой исход опьянения: если не освободишься от всех мыслей, то неизбежно погрязнешь в них еще больше, находя повод для размышлений даже в висящей паутине, вытягивающей тревогу из самых недр твоего нутра. Пьяное сознание превращает мысли в желе.
Не хочу пускаться в никчемные, ничуть не помогающие размышления, которые приканчивают меня пуще головной боли.
Желая отогнать любые намеки на ненужные мысли, тянусь навстречу Саше и обхватываю его спасающий от неприятных размышлений торс.
Парень реагирует быстро, и через секунду я снова оказываюсь прижатой к столу, а мои кукольные податливые руки запрокидываются ему за голову.
Воздух проникает в легкие так же, как и парень в тело: резко, но ожидаемо.
Все его ласки с каждой минутой становились все развязнее и неприятнее. Даже поцелуи, которые должны были усмирять напрягшееся тело, были неаккуратными и приносили лишь слезную горечь.
Глубокий стремительный толчок, и Саша зажимает в руках грудь, вплотную прижавшись липким телом.
«Ничего. Совсем ничего. Ничего не чувствую».
В голове, сменяя словесное обличие, вертится, как заевшая пластинка, одинокая мысль в такт сотрясанию стола.
«Такой же. Все одинаковые, как мои детские куклы. Все же мечтают быть похожими на них. Почему я стала ею, но от этого так дурно?»
Долгая серия нечутких толчков, приносящая все больше дискомфорта и переросшая в ноющую боль, заставляет дернуться в попытке отодвинуться. Но парень, казалось, не отдавал себе ни малейшего отчета в своих действиях. Проигнорировав попытку отстраниться, вдавливает в стол развалившимся на мне телом.
– Да не дергайся ты, мешаешь! – грозное бормотание под нос и очередное сотрясание стола. Новая порция пульсирующей повсюду боли и желание выбраться из-под потной пьяной туши.
Мысли, призывающие ее скинуть, выливаются в попытку сбросить с себя парня, упершись в его ребра. Понимание, что до сих пор никто не причинял стольких противных ощущений во время секса, даже когда был вдребезги пьян, быстро разносится по вскипевшей крови.
И почему парень не слышит меня, когда я так ясно даю понять, что нужно остановиться? Будто назло вдавливает тело в этот чертов стол все сильнее, лишая возможности двигаться.
Упорно не реагируя на мои брыкания, Саша впивается в плечо, смакуя кожу, что ненадолго отвлекает от болезненных ощущений. Но тут же парень обнажает зубы, принявшись оставлять покусы. Вперемешку с нахально-грубыми движениями все касания сходят за муки. Мое прозябшее тело повсеместно жгло, а попытки скинуть парня с себя становились все отчаяннее.
– Хватит, черт! Мне же больно! – хотелось лишь докричаться и закончить этот кошмар.
– Да погодь, – Саша хрипит, ускоряясь в потном бешенстве тела, пока я пытаюсь отбиться коленями, что оказывается бесполезнее и больнее. – Почти… – слышится скрежет зубов.
Голова парня откидывается назад, а с его волос срываются капли пота.
Войдя в тело неаккуратным разрывающим толчком, застывает в одном положении, и я ощущаю краткую пульсацию его члена. Нависнув над моим распластанным телом, парень заглаживает мокрые волосы назад и шумно выдыхает.
Переведя дух, наклоняется к сброшенной одежде, грозясь опрокинуть тушу на спящую троицу, и, не глядя в мою сторону, бросает платье.
Дожидаюсь, пока Саша, покачиваясь как маятник, упакует свое тело и выйдет из кухни, цепляясь за выпирающие косяки. Только после этого аккуратно сползаю с нагретого стола. Болезненные отклики тела. Платье приходится надевать в полусогнутом положении.
Не в силах разогнуться от режущей пульсации внизу живота, остаюсь сидеть на линолеуме, прилипавшем к коленям многолетней грязью.
Не решаюсь думать о том, что сейчас произошло, и вникать в поведение парня, в попытках найти причины, которых, скорее всего, и не было. Хочется лишь одного: уйти в какую-нибудь комнату и уснуть, не дав мыслям захватить меня в свой плен.
Глава 4
Нам повезло, что Вадим помнил дорогу до дома Ромы, иначе бы мы уже давно заглохли в очередном сплетении дорог, от которых было одно название.
Поминутно друг покрывал несчастную «ласточку» всеми матами, которые только знал его внутренний сапожник. Я же был абсолютно спокоен, наблюдая за окном редкие голые деревья, несколько свалок мусора и хмурое небо, предвещавшее дождь.
По всей стройной линии стареньких домов разносится рев музыки.
– Гребаное болото, – отдираю куски грязи с кроссовок о ступеньку крыльца, пока Вадик пытается достучаться в нужный дом.
– Кто нас услышит в этом грохоте музыки? – друг хмурится и пытается отогреть руки. – Двери на этот случай всегда должны быть открыты, – моя теория верна, и как только мы переступаем порог, отделяющий от тепла, музыка обрушивается на барабанные перепонки и тонизирует. Чувствуется атмосфера праздника, скопища людей и ближайшего опьянения.
Вадим тут же отзывается на мои мысли, заявив, что нужно немедленно выпить.
– Первым делом, когда приходишь в места, где есть алкоголь, ты должен его найти и выпить. Неписаное правило.
Без труда пробираемся на кухню мимо просторного зала, где уже уместилось с десяток человек. Отмечаю про себя, что дом не такой уж и бедный: мебель почти новая, на стенах нет «бабушкиных» обоев. Вместо них белая растертая штукатурка, и на этом фоне небольшой растопленный камин.
Все сидевшие в зале синхронно высасывали через трубочки содержимое пластиковых стаканчиков. Я даже удивился, что рядом не было опустошенных бутылок. Культурно, что сказать.
– И ты тут! – завидев меня на кухне, один из парней приветственно пожимает руку. – Мы с тобой почти везде пересекаемся! – знакомый восторженно присвистывает, и, перебросившись со мной парой фраз об имениннике, теряет интерес, возвратившись к хиленькому пареньку.
– Смотри-ка, – Вадим берет со стола начатую бутылку ликера и плещет его в два стакана.
– Нет, – протест заставляет ошарашенного друга обернуться. – Да брось, еще доберемся до него, а сейчас пиво. – Вадик без раздумий кивает и принимает от меня несколько бутылок. Собравшись уходить, стаскиваю бутылку ликера. На пока хватит.
Проходит время, прежде чем появляется именинник, при виде которого толпа бросается с яростными пожеланиями всего наилучшего. Вадик с сомнением смотрит на меня, предлагая протиснуться сквозь толпу, но я отказываюсь. Не хочу выглядеть, как это скопище, повисшее на нем. Бутылку «Джека» можно отдать, когда от него отлипнут.
Поздравляющие готовы съесть Рому, пока тот изображает радость от вида пришедших.
Когда все однотипные поздравления приняты, он спокойно выдыхает, а мы подходим вручить бутылку более-менее дорогого пойла.
– Неожиданно, совершенно неожиданно, – именинник расплывается в туповатой улыбке, пока его глаза пробегаются по фирменной этикетке, – спасибо, парни, «Джека» лет сто не пил, – Рома пожимает руки, мою почти с уважением. По глазам вижу, что и правда благодарен, удивительно.
Подождав, пока именинник продолжит принимать поздравления, бросаю другу, присосавшемуся, как теленок, к горлышку бутылки, что Роме действительно нравится суматоха вокруг.
– Ну а ты чего ожидал? – он отрывается от бутылки. – Все девки липнут, кипеж в его честь, как не радоваться?
Просидели мы с Вадиком в зале вплоть до ночи, слушая пьяные рассказы подружек Ромы о том, какой он распрекрасный и милый парнишка. Друг уже дремал, вылакав половину бутылки ликера, несколько бутылок пива и самбуку. Намешал в себе все, что нашел на кухне. Хотя я не лучше. Во мне вторая половина ликера и коньяк с неимоверно гадким вкусом.
Но держался бодрячком. В отличие от Вадика, мог почти членораздельно говорить и какое-то время стоять на ногах.
Конечно, выпитый алкоголь скоро ударил в голову, натянув на лицо блаженную улыбку. Сознание затуманилось, оставив свободное место лишь для инстинктов: есть, пить, спать и выискивать глазами пеструю девушку. Секс по пьяни всегда вдыхал в меня жизнь.
Но, увы, в зале все при партнерах и знатно перебрали, грозясь устроить в комнате оргию. Не любитель такого. Хоть и пьян как собака, до такого не опущусь.
– Ма-ль-чи-ки, – Вадик встрепенулся, потирая глаза, и сморщился, взглянув на люстру, – я здесь, – обиженно ворчит девушка, склонившись над нами и закрыв пышным бюстом свет.
– Тебе чего, киска? – лениво поворачиваюсь к ней и с вожделением хватаюсь за платье, еле прикрывавшее бедро. Чувствую, что перепил.
На лице собеседницы пробегает кокетливая улыбка, а томный блуждающий по моему телу взгляд не в состоянии зацепиться за что-то одно. Наконец она выпрямляется и как можно серьезней провозглашает:
– Приглашаю вас принять участие на кухне! – взмахивает рукой, отчего декольте сползает вниз, постыдно оголяя грудь. Заметив оплошность, девушка, глупо хихикая и покачиваясь на высоких шпильках, возвращает сбежавшую материю на место. Вадик совершенно не понимает происходящего, как и я, глупо таращась на призывную грудь. Вдвоем смотрим на пьяную зазывательницу, ожидая объяснений.
– Конкурс там, пить надо, – на этом особа уходит с выражением смертельной тоски на кухню, падая у косяка. На помощь тут же спешат неравнодушные пареньки.
– Ну, пошли, – не хуже девицы пошатываюсь, поднимая себя с пола, где просидел почти весь вечер. Доковыляв до кухни, приметив заготовленные цветочные вазы с напитками, среди участников нахожу и именинника. Тот так же пьян вдрабадан и шатается как осиновый лист, упираясь в стол.
– Какая честь, я польщен, – подхожу к вазе и утыкаюсь в нее носом, пытаясь по запаху определить напиток, – с самим именинником пьем! – толпа наблюдающих восторженно ликует и не замечает ни доли иронии.
– Можно без тоста, – Рома кивает пташке, позвавшей нас, и та начинает отсчет.
– Три… – все вазы синхронно поднялись с тумб.
– Два… – в лицо ударяет аромат водки с колой.
– Один! – крик побуждает резким движением прижаться к вазе и крупными глотками хлебать алкоголь, игнорируя ощущения в горящей глотке.
Взглядываю на соперников, изредка выплескивая алкоголь, и замечаю, что ваза Вадика пустеет быстро. Сосредотачиваюсь лишь на скорости глотков, понимая, что все оставшееся время буду в состоянии свиньи. Это лишь подстегивает. Давно не напивался до такой степени, когда в голове стираются всякие границы, заставляющие что-то поминутно испытывать.
– Стоп! – очередной крик выводит из транса, и я удивленно гляжу на других. Ромина ваза полна еще на четверть, а вот ваза друга девственно чиста. Вадик придурковато расплывается в улыбке и победно вскидывает руку.
Взглянув на свою вазу, с досадой осознаю, что занял позорное третье место.
– Вадюха, – именинник ударяет кулаком в грудь победителя и с уважением басит, – молодец, как я учил, – их хохот подхватывают собравшиеся. – А тебе еще подтянуться надо, – поучительно цокая и смотря куда-то мимо меня, Рома пошатывается и покидает кухню. Мы же с Вадиком и несколькими девушками, одна из которых тянется к моей недопитой вазе, отправляемся обратно в зал.
Какое-то время слушаю, как рядом щебечут очередную бессмысленную ересь, и пялюсь в штукатуренную стену, плывущую перед глазами.
Наконец примечаю странную деталь: молчание Вадика.
Странно это. Когда он пьяный, не заткнуть, а тут как рыба сидит.
Толкаю его в плечо, тот только бормочет.
Нажрался.
Сейчас бы мораль почитать в его же стиле, да жалко сил.
– Свинья ты, дружище, – не без заботы обращаюсь я к Вадику, вглядываясь в дергающиеся веки. – Нажрался, да? – в ответ получаю жалобный взгляд, блуждающий по потолку.
Наконец слышу от девушек, не без смеха наблюдающих за этой картиной, дельный совет: отвести его наверх, в спальню.
Аккуратно приподняв друга с дивана, закинув разгоряченную руку себе за спину, ковыляю по винтовой намасленной лестнице.
Кто их придумал? Как по ним доводить нажравшихся друзей, не ударяясь обо все, что выступает?
Наверху заметно тише, музыка и крики снизу доносятся до дальних комнат все меньше и меньше. Как только закрываю за собой дверь крайней спальни, то гам почти стихает.
Вадик, почувствовав спокойный климат другой комнаты, напрягает тело и дальше ковыляет сам. Но, дойдя до кровати, скрючивается пополам и вползает в туалет.
– Нажрался, бесспорно.
Посчитав, что лучше его не трогать, валюсь на предусмотрительно расстеленную кровать.
Не такой уж и мерзкий этот именинник, приятно подкупил заботой о таких, как Вадик. И, кажется, о таких, как я.
Чистое постельное белье дурманит обоняние, заставляя в блаженстве прикрыть глаза и слушать звуки опорожнения желудка друга.
Хороший конкурс, надо такие почаще делать.
Хотя моя печень этого не перенесет. Систематические попойки и так преждевременно доконают, а если еще и практиковать поглощение таких ведер алкоголя, то в могилу я сойду через пару лет.
«Невеселое меня ждет будущее».
Проскакивает в голове почти серьезная мысль, но я забыл о ней так же быстро, как и словил.
Вадик в это время, с землистым цветом лица и взглядом мученика, открывает дверь и хватается за вспомогательный косяк.
– Дерьмо? – готовлюсь услышать его утвердительный ответ и уступаю кровать.
– Дерьмо, дерьмовое дерьмище, – друг плюхается в кровать, та отзывается жалобным скрипом на его вес, но покорно замолкает.
Упал прямиком лицом в подушку, приходится переворачивать его, чтобы не помер в такой замечательный день.
Кряхтя и лениво отбиваясь руками, Вадик мигом засыпает, я же спокойно ухожу промыть лицо вместе с мозгами.
Жмурясь от слепящих светильников, расплодившихся на потолке, пытаюсь разглядеть пьяную морду, утратившую признаки бултыхающегося где-то на подкорке мышления.
Весь потрепанный, как беженец из Афганистана, глаза куда-то впали, вся одежда в пятнах. Отличный внешний вид для именин.
А все же я молодец, умудрился сохранить настроение, даже на Рому не быканул. Надеюсь, Вадик это запомнит и извинится за неправоту.
Продолжая невеселое изучение гнусного вида в зеркале, улавливаю звуки из спальни. Аккуратный скрип двери и чьи-то неторопливые шаги.
Вадим, что ли, заковылял?
Осознав бредововость мысли, выглядываю из ванной и сталкиваюсь лицом к лицу с незнакомкой.
– Тебе чего, заблудилась? – девушка изрядно пьяна, но стоит, даже не шатаясь. На грубоватый вопрос невинно улыбается, прикусив губу.
Знакомый жест.
Ничего не отвечая, незнакомка приближается вплотную и разгоняет по шее мурашки сбивчивым дыханием. Легкие касания рук, проводящие дорожку от шеи до пресса, заставляют тело в истоме напрячься. Невольно подаюсь вперед, гонимый скотским опьянением, и прижимаю миниатюрное тельце к себе, крепко ухватившись за мягкие бедра. Короткое платьице, специально надетое для такого скопища парней, собирается складками кверху под моими руками.
Я наблюдал в зеркале эстетичную картину, оценить которую мог даже в полуобморочном состоянии, и разглядывал вырвиглазное белье. Девушка же в это время оставляла на ключице мокрые следы, посасывая кожу, отчего я всегда легко заводился.
Чертовка, угадала с местом.
– Ты ведь Юра, да? – неожиданный вопрос срывается с ее пухлых малиновых губ, когда она отрывается от шеи. Сил и желания, которые были направлены явно не в мозг, не хватает, чтобы ответить вразумительно, и я коротко киваю. Снова прижимаю тельце к себе, стягивая платье и покрывая поцелуями упругую горячую грудь.
Одним движением сажаю девицу на тумбу, смахивая с нее весь хлам, и на кафель валится раскрытая упаковка порошка. Незнакомка кокетливо хихикает и под нажимом моего корпуса призывно прогибается. Я же нащупываю контрацептив, предусмотрительно засунутый в карман джинсов, пока девушка ловко стягивает с меня футболку.
Что-что, а о безопасности я всегда заботился сполна. Как и о том, чтобы со мной было хорошо. Красивый эстетичный секс, увлекательное хобби. Или просто способ хорошенько отдохнуть и отвлечься от ведер дерьма. Выражение блаженства на лицах девушек помогало в этом безотказно.
Нравилось видеть результаты своих трудов? Сам не знаю, но девушкам, кажется, это было и неважно. Судя по всему, рассказы обо мне передавались у них по цепочке, и каждой хотелось оказаться на месте предыдущей. Польщен.
С губ девушки срывается негромкий стон, а трофейное тело извивается на руках, когда его сотрясает глубокими толчками. Сжимаю в руках бедра незнакомки, желая умерить ее пыл, и оставляю на нежной коже красные отметины. Та же в ответ вонзает в спину острые ногти и полосует ее до зудящей боли, заставив с рыком подмять ее под себя, еще больше и жестче проникать в истомленное тельце.
Чертовка снова принимается за шею и покусывает кожу, намереваясь оставить новые метки.
Голову срывает полностью, мозг отключается, и сознание занимает только одно животное желание. Резким движением натягиваю волосы девушки на кулак и отвожу их за ее спину.
Ну же, открой моему взгляду шею!
Наконец, не в силах сдерживаться, буквально насаживаю девушку на себя полностью, уже не заботясь о ее комфорте. Но та лишь издает еще один сладостный блаженный стон, выражая согласие на бешеные рывки.
Капли пота падают со лба на ее плоский живот, и я приглаживаю волосы. Потею как на марафоне, выбивая из себя все чувства глубокими точными толчками.
Кусаю больнее, чем раньше, незнакомку за мочку уха, и та откидывается назад, вонзая в плечи тигриные ноготки. Мой раздосадованный рык и ее мычание сквозь зажатый ладонью рот, и тело девушки сводит спазм, заставляя забиться в мелкой дрожи. Пока незнакомка пребывает в судорожном оцепенении, постепенно обмякая на моих руках, делаю еще несколько резких пошатывающих ее толчков, и потное напряженное тело прошибает волна мнимого наслаждения.