Алдвин Альтендантский Мортенсон
Свирепый вильдграф. Мир Tornscape
Рукопись «Свирепый вильдграф» составлена Алдвином Мортенсоном Альтендантским. Данное произведение было создано благодаря кропотливым трудам и исследованиям моего коллеги Бориса Сапожникова, которому я выражаю свою благодарность
Громада Великого леса всегда привлекала авантюристов всех мастей, а всё потому, что самые удачливые могли получить дворянство и земельный надел, благодаря лишь сметливому уму и крепким рукам. По указу ещё прадеда нынешнего короля, Леорика Мудрого, всякий, кто сумеет взять и удержать в течение трёх лет землю на границе Ангельна, имеет право на получение титула вильдграфа, а вместе с ним и на всю ту землю, которую контролирует. При условии, конечно, что станет платить налоги в королевскую казну. Налоги, правда, небольшие, а за них свежеиспечённый аристократ получал право на членство в одной из Гильдий, причём далеко не рядовым аколитом, но главное – он получал защиту короны. Он имел право звать на помощь не только соседей, таких же вильдграфов, но и королевскую армию, а это уже совсем другое дело.
При нынешнем короле Генрихе титул вильдграфа стали выдавать сразу после того, как претендент подавал прошение в Совет Лордов. Он ничего не значил без земель, а потому относились к таким аристократам с презрением. Слишком многие из них покидали Ангельн, чтобы никогда уже не вернуться на родину. Возведённые ими форты поглощала безжалостная громада Великого леса, бороться с которой, как многим казалось, было просто бесполезно. Но всегда находились новые смельчаки и авантюристы, готовые ради титула и почти независимого земельного надела рисковать жизнью – причём не только своей, но и тех, кто шёл за ними.
Этот рассказ об ещё одном безрассудном дворянине, третьем сыне не самого богатого барона, вовсю торговавшего своим голосом в Совете Лордов. Ему ничего не досталось бы от отцовского наследства, и он с юных лет отправился служить, торгуя собственным мечом, как более осторожный родитель его торговал своим голосом. За пять лет он успел сколотить неплохой отряд верных одному лишь ему людей, готовых идти за ним хоть прямо в Преисподню. Он заработал себе имя, ныне почти забытое, однако прежде оно гремело по всему пограничью, где он сражался с безумными кастильцами в непрекращающейся малой войне. Отличившись не только лихостью, но и жестокостью к врагам и строгостью к собственным людям, он получил прозвище Свирепый капитан. Когда же подал прошение в Совет Лордов о титуле и оно было почти сразу удовлетворено, прозвище это быстро сменилось на Свирепый вильдграф. О нём и будет наш рассказ.
Один из первых законов Ангельна, принятый ещё при Аркторе и закреплённом в Саге, гласит: всякий человек рождается и умирает свободным. Нельзя обратить подданного ангельнской короны в невольника. И тем не менее они в Ангельне были. Кто-то продавал себя за долги лендлорду, монастырю или гильдии, но лишь на определённый срок, и отдавая долг вновь становился свободен, если не умирал прежде. Кому-то могли предложить неволю вместе смертной казни, и многие соглашались, потому что жизнь есть жизнь, даже с ярмом на шее. Однако и среди дворян были свои невольники – министериалы, самые бедные среди рыцарей. Не имея собственного земельного надела, они вынуждены служить разным господам, когда боевыми слугами, сопровождающими лорда в сражении и идущими на битву вместо него, когда присматривая за деревнями или мостами, а иногда и городскими кварталами. Министериалов могли запросто продать вместе с деревней или земельным наделом, на котором он обитал, могли согнать оттуда в любой момент, потому что ничто кроме коня и оружия, положенного рыцарю Ангельна,министериалу не принадлежало.
Юный рыцарь Найджел, ещё не успевший заработать себе прозвища, был именно министериалом. Отец его долго и успешно содержал мост неподалёку от богатого города Коедвира. Собственно, бургграфу Коедвира отец Найджела, прозванный за нелюдимость Мостовым троллем, и служил всю жизнь. Однако принять у отца наследство Найджел не успел, бургграф проиграл тяжбу, длившуюся несколько десятков лет, и мост отошёл его давнему сопернику, местному лендлорду. Тот терпеть чужого министериала на своём мосту не стал, и поспешил сбагрить ненужного рыцаря.
Как раз в это время через земли лендлорда проходил большой и сильный отряд свежеиспечённого вильдграфа, желавшего оттяпать себе кусок Великого леса. Вот к нему-то и отправил Найджела новый хозяин.
Лендлорд не был совсем дурным человеком, просто на столь ценный мост, за который он боролся так долго, у него уже был готов свой человек. Оставлять у себя Найджела прежний хозяин не стал, решив, что тот отойдёт к сопернику вместе с мостом, а у нового не было доверия к тому, чей отец служил бургграфу верой и правдой всю жизнь. Когда в замок лендлорда пожаловал Свирепый вильдграф вместе со своей сворой офицеров, которых он упорно именовал штабом, хотя они куда больше напоминали разбойничью шайку, лендлорд принял их в большом зале, пригласив семью и многих рыцарей. Среди них, конечно же, был и Найджел.
Юноша не ожидал ничего хорошего от этой встречи. Покинув дом у моста, он вынужден был поселиться в нижнем замке лендлорда.Найджел обитал там как приживала, не имея своего угла, и, конечно, не заслужил любви у тех, кому приходилось тесниться, чтобы поместился и он.Найджел часто ночевал на конюшне или с псарями, с которым успел хоть немного сойтись. Грубоватые шутки ухаживающих за злобными боевыми собаками псарей не задевали его, а когда парочка из них попытались проверить Найджела на прочность, то быстро убедились, что не на того напали. Они подкараулили его поздно вечером и попытались требовать денег, угрожая шипастыми дубинками – неизменным оружием псарей. Вот только Найджел лишь сложил руки на груди и ждал. Псари вынуждены были или кинуться в драку или отступить, поджав хвосты, и они выбрали драку. Зря. Справиться с рыцарем, которого суровый отец тренировал с пятилетнего возраста, паре крепких и даже умелых псарей, оказалось не под силу. Он легко вырвал у первого дубинку и исколотил их обоих до полусмерти за пяток ударов сердца. Мог бы и вовсе убить – был в своём праве, однако пожалел и тем заработал репутацию не только опасного, но и милосердного человека.
Когда к Найджелу заявился один из одетых в ливрею личных слуг лендлорда, юноша понял, что сегодня его жизнь изменится навсегда. В лучшую или худшую сторону, он не знал, однако от жизни уже не ждал ничего хорошего. Слуга был одет куда богаче него – даже лучшее платье Найджела выглядело чуть приличнее лохмотьев.
– Наш лорд, – с привычным высокомерием личного слуги выдал посланник, – в своей неизмеримой милости дарует тебе платье с собственного плеча. Отправляйся к портным, чтобы они подогнали его по фигуре. А после немедля – в большой зал. Наш лорд будет давать там пир по случаю важного гостя.
За то время, что Найджел провёл в замке лендлорда он успел неплохо тут освоиться. Все ангельнские замки похожи друг на друга. Обнесённый высокой стеной двор, где располагались основные службы, и массив центральной крепости, давно уже переросший понятие донжона1, став настоящим замком в замке. Именно туда, в крыло для приближённых слуг, к которым относились портные, а их в услужении у лендлорда было трое, не считая подмастерий, и направился Найджел.
Портные не питали к нему ни тёплых, ни каких-либо других чувств. Им просто не доводилось встречаться с юношей прежде. Они работали быстро и с равнодушным профессионализмом. Платье, подобранное для Найджела, оказалось старомодным, явно из тех времён, когда раздобревший в талии лендлорд ещё был достаточно строен и покорял столичных дам на турнирах не только умением обращаться с копьём. Он и сейчас был по-мужски красив, однако годы брали своё.
Много времени на подгонку платья по фигуре у портных не ушло, и вскоре Найджел направился в большой зал донжона, где, наверное, уже всё было готово к встрече гостей. Так оно и оказалось.
Лендлорд был сторонником традиций и организовал настоящий пир, прямо как в Саге. Выставленные здоровенной литерой Т столы, где на узкой перекладине находились места самого хозяина замка, его супруги и старшего сына, а также, конечно же, гостей. Остальные рассаживались по длинной ножке литеры в зависимости от важности конкретного человека. Найджел не надеялся на хорошее место за столом, однако к его удивлению, его усадили за два места от наследника лендлорда. Тот недолюбливал Найджела, потому что в первое время юноши вместе тренировались обращению с мечом и копьём. Вот только Найджел, воспитанный суровым отцом, мостовым рыцарем-министериалом, легко превзошёл старшего хозяйского сына во всём. Найджела отпустили куда подальше, а юный наследник продолжил упорные тренировки, мечтая когда-нибудь поколотить «наглого министериалишку». Теперь ему это вряд ли удастся. Отчего-то Найджел был почти уверен – сегодня его последний день в замке лендлорда.
Так оно и оказалось.
Гости замка появились, когда почти все расселись за длинной перекладиной литеры стола. Их было всего пятеро и представляли они собой более чем пёструю компанию. Возглавлял её Свирепый вильдграф собственной персоной. Он оказался высок ростом, недурён собой, к тому же одевался по последней моде на зависть лендлорду и его семье. Приталенный вамс2 с подватованными плечами, узкие штаны-шоссы и остроносые туфли, мода на которые пришла из Кастилии. Пускай там и правили еретики, демонопоклонники, однако заимствовать кое-что из их одежды это никому не мешало. На голове они носил едва прикрывающую вихры шапочку с фазаньими перьями – головной убор довольно легкомысленный, однако никто за столом не мог бы сказать, что он Вильдграфу не идёт. Рядом с ним шагал самый странный клирик какого Найджелу приходилось видеть. Он сильно уступал в росте и самому Вильдграфу и остальным спутникам, однако шириной плеч никто бы с ним потягаться не смог. Он носил светское платье, но поверх небрежно набросил плащ с львиным ликом, капюшон которого лежал у него на плечах, открывая всем почти лысую голову и изрытое множеством боевых шрамов лицо. Сразу видно было, что этот клирик прошёл куда больше сражений, чем остальные наёмники, сопровождающие Вильдграфа. Картину портил только не раз сломанный, но очень уж опухший явно от пьянства мясистый нос. Оставшиеся трое смотрелись самыми настоящими наёмниками, которые принарядились лишь по случаю. Их вамсы не отличались элегантностью, как у Вильдграфа, больше походя на пошитую из дорогих тканей и укреплённую кожей поддоспешную защиту. Вместо остроносых туфель своего предводителя все трое носили крепкие кавалерийские сапоги.
– А кого вы ожидали увидеть? – ошарашил всех вопросом сразу после вежливого поклона, которой отвесил хозяину замка, Вильдграф. – Солдат в стали и варёной коже, не иначе? Но мы не банальные наёмники, милорд. Не так ли, парни?
Троица, больше всего напоминавшая именно банальных наёмников в варёной коже, прогудела нечто невразумительное. Как будто Вильдграфу ответил рой басовитых, но не агрессивных шмелей. Клирик лишь согласно кивнул, изображая смирение, что у него вышло не слишком хорошо.
– Кто я таков вы уже знаете, поэтому позвольте мне представить своих офицеров, – снова раскланялся Вильдграф. – Первый, конечно же, фра Мауро, наш самый незаменимый брат. Его руки одинаково хорошо умеют лечить и калечить, как, впрочем, и у большинства членов его ордена.
Клирики Исцеляющей длани были не только целителями, они нередко шли вместе с солдатами в самую гущу сражения, чтобы вытащить оттуда раненного или хорошенько приложить булавой по голове любого, кто встанет на пути. Судя по крепким мускулам и широким плечам, фра Мауро второе было совсем не чуждо.
– Сэр Кристоф, прозванный Прекрасным, – продолжил представление Вильдграф, указав на чем-то отдалённого похожего на него самого воина, лицо которого, действительно, вполне можно было назвать красивым, даже пара мелких шрамов его ничуть не портили. – Рыцарь Кристоф командует в моей роте львиной кавалерией.
Львиная кавалерия – род войск, какого не отыскать больше нигде в Весторне. Идти в бой верхом на могучем, благородном и безумно свирепом звере мечта почти любого мальчишки из благородной семьи Ангельна. Чести попасть в академию, где обучают и тренируют юношей вместе с их питомцами, которые растут вместе с ними, удостаиваются очень и очень немногие. То, что в роте Вильдграфа было собственное подразделение львиной кавалерии говорило о многом.
– Бодуэн Мрачный, – теперь вперёд выступил и глубоко, как и положено простолюдину, поклонился широкоплечий усач, чьих глаз было не разглядеть из-за кустистых бровей, – мой меткий глаз и верная рука. Словом, командир стрелков.
Вряд ли Бодуэн был рейнджером, хотя, как сразу понял по его манере держаться Найджел, перед ними явно лучник, а не арбалетчик или аркебузир. Слишком уж деревянно, пускай и достаточно низко, он поклонился, явно привык держать натянутый лук на плече.
– Ну и конечно же Рауль Надёжный, – кажется, последнего из представляемых Вильдграфу пришлось немного подтолкнуть, чтобы тот вышел вперёд. – Крепкий как стена щитов, командир моей пехоты, основы любой современной армии.
Вот тут Найджелу показалось, что Вильдграф намерено подначивает лендлорда. Ведь тот, как истинный ангельский феодал, не мог считать пехоту, набранную из простонародья, основной настоящей армии. Сражаются дворяне и аристократы, едущие в бой верхом, кто на коне, кто на льве, пехота, а также стрелки и даже артиллерия, которая стала играть всё более важную роль в последние годы, были лишь вспомогательными частями любой армии. Воюют и побеждают рыцари, нанося врагу таранный удар, от которого никто не может спастись. Так было и так будет! – по мнению лендлорда и большинства аристократов Ангельна, собственно, составлявших ту самую непобедимую рыцарскую конницу.
Правда, сам Найджел считал, что время тяжеловооруженных, закованных в неподъёмные латы рыцарей, уходит. Мушкетные пули пробивают броню с расстояния в сотню футов, пушечные ядра же оставляют в плотных рядах атакующей кавалерии (даже львиной) громадные прорехи, убивая порой сразу десяток рыцарей. Но своё мнение Найджел, конечно же, держал при себе. Он вообще предпочитал говорить лишь когда к нему прямо обращались, да и тогда отвечал скупо и только по делу. Куртуазному общению, принятому при дворе, он не был обучен и предпочитал, чтобы его считали тупицей и деревенщиной, нежели тупицей и деревенщиной, которая пытается что-то изображать.
Пир был самым обычным. Найджелу несколько раз доводилось бывать на таких. На первых он присутствовал как паж, а после оруженосец, и давал их ещё прежний хозяин – бургграф Коедвира. Однажды уже здесь, в замке лендлорда, когда тот принимал у себя важного гостя из столицы. Найджел даже толком не запомнил кого именно, а вот жалобы на то, сколько пришлось потратить на пир и охоту, слышал довольно долго. Пожаловаться скупой лендлорд всегда любил.
Виновника торжества усадили рядом с хозяином замка, остальных чуть подальше, но на короткой перекладине. Около Найджела расположились сразу двое сопровождающих Вильдграфа. Рауль Надёжный и Бодуэн Мрачный. Оба явно простолюдины, и кто другой мог бы счесть это оскорблением, но только не Найджел. Тем более что компанией эти двое оказались довольно неплохой.
– Министериал без места, выходит, – потёр выскобленный подбородок Рауль, – незавидная доля.
– Ты сын Мостового тролля, – подёргал себя за вислый ус Бодуэн. – Я знал твоего отца. Служил под ним, правда, его не так ещё звали в то время. Давно дело было. Ещё до тебя, малец.
Бодуэн выглядел ровесником отца, вот только со смерти родителя Найджела прошло почти два года.
– Крепко мы с ним мертвяков били в урочище Сломанных копий и в Долине дев, – продолжил Бодуэн.
– За славных парней, – выдал тост Рауль, и они стукнулись кружками.
Пускай все трое сидели за высоким столом, однако министериалу и двум простолюдинам ни новомодные стеклянных бокалы ни даже кубки не полагались. Но как первым делом пошутил Рауль, в кружки влезает больше. Пили оба наёмника много, и как в последний раз.
– Когда ещё такого нальют, малый, – хлопнул его по спине Бодуэн. Через три-четыре кружки он уже считал себя не то дядей, не то старшим братом Найджела, и юноша поддерживал эту игру. Она ему нравилась, ведь после смерти отца близких людей у него не осталось.
Мать Найджела умерла, рожая второго ребёнка, однако разродиться не смогла, и тот так и умер внутри неё, утащив её в объятья Ноктиис.
Они пили много, даже излишне много, как понимал Найджел. У него быстро загудело в голове, но ему это нравилось. Насколько крепко он ещё не напивался, правда, юноша не знал, что ждёт его впереди.
– Скучно небось сидеть вот так, а? – поинтересовался, пока им наполнялись кружки, Рауль. – А то айда к нам, как думаешь, Мрачный, возьмёт к себе парня Капитан?
– Вильдграф, – пьяным, но уверенным голосом поправил его Бодуэн. – Не знаю, – он оценивающе поглядел на Найджела, словно тот был конём, и Бодуэн пытался понять кто перед ним – призовой скакун или просто симпатичный коник, из которого ничего толком не выйдет. – Отца его знал, крепкий был вояка, никому спуску не давал. Знаешь, как мог в морду засветить. – Он открыл рот и продемонстрировал дыру на месте одного из зубов. – Точно он выбил.
– И чо, за дело?
– За дело, – кивнул Бодуэн, – без дела он волю кулакам не давал.
Тут Найджел мог бы подтвердить – его спина ещё помнила тяжесть отцовского ремня, правда, ни разу суровый родитель не порол сына без провинности. Чем старше становился Найджел, тем чаще вместо порки были разговоры, да такие, что лучше бы плетью для собак отхлестал, как после думал сам юноша.
– И как считаешь, парень не сильно пожиже его будет-то?
– Да откуда мне знать, Надёжный?! – вспылил Бодуэн. – Я парня первый раз вижу. И вообще…
Тут он оборвал сам себя и бросил на товарища взгляд, который Найджел смог бы понять, будь он чуть трезвее.
Они ещё какое-то время пили, закусывая кашей со шкварками и жестковатой говядиной. Бычка лендлорд приберёг для себя и самых дорогих гостей – Вильдграфа и сэра Кристофа, остальным досталась немолодая уже корова, потерявшая молоко. Тем же, кто сидел за нижним столов и вовсе приходилось довольствоваться птицей и рыбой.
Пир прервался, когда Вильдграф поднялся на ноги. За столом все замолчали. Предводитель наёмников сумел одним движением заставить всех утихнуть, положить вилки и ножи, и воззриться на него. Вильдграф поднял дорогой стеклянный бокал, и его жест повторили все. Кубки, бокалы и кружки взметнулись словно мечи в приветствии командира. Вино пролилось на скатерть и блюда – многие за столом были уже совсем нетрезвы.
– Я хочу выпить за гостеприимство, – провозгласил Вильдграф. – Мало где нам так рады, и вряд ли где-то ещё мы можем рассчитывать на тёплый приём.
Конечно, после земель лендлорда начинался настоящий фронтир. Там не было никаких законов и обитали лишь те, кто сумел выжить, вцепившись в крохотный клочок земли, отнятый к Великого леса. Да и тот дрожал от страха каждую ночь, прислушиваясь к звукам – не заскрипят ли корни живых деревьев, что идут сровнять с землёй поселение.
Все выпили, однако Вильдграф и не подумал садиться. Он с аккуратностью пьяного поставил дорогой бокал на стол, но когда слуга попытался наполнить его снова, жестом остановил того.
– И раз уж наш хозяин столь добр, то я именно сейчас предъявлю ему вот эту бумагу. – Он вынул из поясной сумочки свёрнутый документ, с которого свисали несколько внушительных печатей. – Прошу вас, достопочтенный владетель. – Вильдграф протянул документ лендлорду.
Тот явно знал, что перед ним, и эта новость, пускай и ожидаемая, вовсе не доставила ему удовольствия. Он скроил более-менее приветливую мину, однако выглядело это выражение на его лице верхом неискренности.
– Я уже собрал достаточно людей в ауксилию3, – сообщил Вильдграф, – поэтому мне нужно лишь по одному крепкому мужчине от пяти десятков дворов.
Лендлорд тут же принялся в уме прикидывать, сколько это выйдет, однако помешало выпитое вино. Считать он умел очень хорошо, однако выпил сегодня слишком уж много и не был способен на такие сложные вычисления.
Вильдграф сел обратно, однако тут поднялся хозяин замка, и снова взметнулись вверх наполненные слугами бокалы, кубки и кружки.
Тоста лендлорда Найджел уже не помнил, что-то самое тривиальное, да и в голове шумело так, что половину слов юноша просто не расслышал. А потом они ещё пили с Раулем и Бодуэном. Командир стрелков с каждой кружкой становился всё мрачнее, и Рауль требовал поскорее налить ещё, пока тот не взялся за нож. Настоящего оружия на пиру никто не носил, однако на поясе у Бодуэна висел весьма впечатляющих размеров тесак. Таким за столом управляться не слишком удобно, а вот если что-то пойдёт не так… Но эту мысль Найджел не успел додумать. В голове шумело от выпитого, перед глазами сгущался весёлый хмельной туман.
Он и не представлял, что ждёт его утром.
Найджел едва сумел оторвать голову от набитого соломой мешка, служившего ему обычно подушкой. Как он покинул большой зал и оказался на псарне, юноша решительно не помнил. Оказывается, его даже раздели до исподнего, хотя обычно Найджел спал в одежде – она и так была больше похожа на лохмотья и хуже такому, с позволения сказать, платью уже точно не будет.
– Хороши твои новые друзья, я тебе говорю, – выдал старший псарь лендлорда.
Все трое собачников сидели на колодах и жевали завтрак, кажется, поделив между собой и долю Найджела, что юношу вполне устраивало. Он понимал, что не сумеет впихнуть в себя ни крошки, чтобы еда тут же не попросилась обратно.
– Притащили тебя, считай, мертвецки пьяного, сами раздели, уложили и даже укрыть не забыли, – продолжал старший, – хотя, я тебе говорю, не трезвей твоего были-то.
– Да по ним видать сразу, забулдыги те ещё, – поддержал его хозяйский выжлятник, ведавший на псарне борзыми. Сам лендлорд уже нечасто устраивал охоты, а вот его подрастающий сын любил погонять зверя и потому выжлятник и его питомцы редко сидели без дела. – Споили они тебя на пиру, сразу видать.
Найджел ничего не мог сказать – голова звенела как соборный колокол на большой праздник. Каждое слово било в череп, будто колокольный язык, отдаваясь громовым звоном и болью под его сводом.
– Да что вы языками чешете, – покачал головой третий псарь. – Изверги, а не люди. Доставайте нашу, лечебную, мигом поднимем парня на ноги.
Старший пробурчал нечто невразумительно в духе «тратить ещё на всяких», однако Найджела здесь любили, потому что он всегда брался помогать, не боясь запачкать рук, и вскоре самый сердобольный из псарей подошёл к нему и подал кожаную кружку с подозрительно пахнущим отваром.
– Нос закрой и пей залпом, – велел он, – а после готовься до отхожего ведра бежать так быстро, как только сумеешь.
Найджел не раз видел последствия приёма этой дряни, однако и думать не думал, что когда-нибудь придётся пить её самому. Но ничего не попишешь – как-то надо подниматься на ноги, а без этого средства, похоже, он этого сделать просто не сумеет.
Каким чудом он сумел выхлебать эти помои в три больших глотка, Найджел не представлял. А после его словно марионетку вздёрнуло на ноги, и те сами понесли юношу к вонючему ведру. Рядом с ним ноги стали ватными и отказались держать его, он рухнул на колени, возблагодарив Опсора, за то, что поутру ведро было почти пустым. Лишь на самом дне плескалось что-то. И тут его начало полоскать. Найджела никогда так не рвало, как в то утро. Из него выходило всё съеденное и выпитое вчера, вперемешку с желчью. Он и сам не представлял сколько простоял над ведром, прежде чем сумел отползти от него. Через десяток ударов сердца, Найджел даже смог встать на ноги и отойти подальше.
Он вернулся к псарям, покачиваясь, однако ноги переставлял вполне уверенно. Опустился на колоду, и только тут понял, что ему холодно. До этого похмельный жар не давал замёрзнуть, теперь же Найджел невольно потёр плечи под исподней рубахой.
– Одевайся давай, пока чахотку4 какую не подхватил, я тебе говорю, – поторопил его старший псарь, и Найджел с грехом пополам напялил на себя одежду. Никто, конечно же, и не подумал привести её в порядок, но юношу это не слишком смущало. Обычно он одевался куда хуже. – На-ка, глотни. Для сугреву.
Юноша подозрительно уставился на содержимое новой кружки, даже понюхал его, прежде чем решать, пить или не пить.
– Да не сумлевайсь ты, малый, – снова поторопил его старший псарь. – Это средство верное, и самогонки в нём самую чуть. Единая капля, я тебе говорю.
Найджел выпил куда медленней, чем ту дрянь, что его предложили сначала. В кружке оказался простой взвар из трав и зимних ягод, действительно, лишь немного приправленный крепким самогоном, который гнали на замковой кухне. Поговаривали, самогон этот так хорош, что и сам лендлорд, пускай и привыкший к винам да мальвазиям, нет-нет, да и причастится его.
Выпив тёплого ещё взвара, Найджел понял, что желудок его достаточно успокоился, чтобы принять пищу. Много не съел, однако почувствовал себя лучше.
– Вот и славно, что в себя пришёл, – хлопнул его по плечу сердобольный псарь. – А то мы грешным делом думали ты совсем того… Не проснёшься, таким мёртвым сном ты спал.
– Да пьян он был мертвецки, – с завистью в голосе выдал второй псарь, – вот и дрых без задних ног.
Чтобы хоть как-то прервать обсуждение своей персоны, Найджел решил перейти к новостям. Не пившие (ну или пившие куда меньше него) псари уж точно должны многое знать. Так оно и вышло, стоило только задать вопрос о том, что творится в замке, как на юношу тут же посыпались новости.
– Стоят на подворье, прямо как осадная армия, – сообщил старший. – Сил у этого Вильдграфа, конечно, знатно, я тебе говорю. И телеги боевые в обозе, натуральный вагенбург выстроили прямо у нас под стенами. Да всё за один вечер, пока в большом зале мёды пили, они там строили да обустраивались.
– И чего такой огород городить было, – пожал плечами сердобольный. – Завтра же примут в войско сколько положено ополченцев, и отбудут. А всё собирай-разбирай. Гоняют народ сами не знают зачем.
А вот Найджел вполне себе представлял для чего это делается. Войску Вильдграфа предстоит противостоять Великому лесу со всеми его угрозами, и противостоять на самой границе, на той земле, что обитатели дубрав считают своей по праву. Они там полновластные хозяева и умеют действовать очень быстро, потому что каждый листик шепчет им о врагах, а каждый корень, наоборот, кидается под ноги пришельцу, чтобы помешать. В таких условиях жизнь каждого – от самого Вильдграфа до последнего ополченца – зависит от скорости и слаженности действий всего войска.
– И что все, кроме самого Вильдграфа и его присных живут там, – неопределённо махнул рукой в сторону крепостной стены Найджел, – за стенами?
– Кое-кто из офицеров здесь обретается, – мрачно бросил старший псарь. – Видал, как собачек потеснили?
Он указал на вольеры, где сидели собаки лендлорда, а в особенно суровые зимы ночевали и сами псари. Теперь они были разделены крепкой решёткой надвое. С одной стороны остались собаки хозяина замка, с другой же – боевые звери Вильдграфа.
– И псарь ихний с нами не водится, – заметил второй псарь, – не ровня мы ему, как и наши собачки евонным зверюгам.
– Насчёт собак-то он прав, – заметил сердобольный, – порвут его зверюги наших-то. Наши в основном для охоты, а это боевые псы. Кастильскиедаже есть, а я про них такое слыхал, кровь в жилах стынет.
Найджел повнимательней пригляделся к отгороженной части вольера – там сидели или валялись на подстилке собаки бойцовых пород. Таких ангельнцы берут с собой на войну с незапамятных времён, и не только ангельнцы, судя по тому, что рассказал сердобольный псарь. А уж они тут в породах разбирались хорошо, это Найджел понял за то время, что провёл в замке лендлорда.
Псарь Вильдграфа сидел рядом со своими собаками, не обращая внимания на остальных. Он вроде как тоже чем-то угощался, но не захотел разделить трапезу ни с кем. Вид он имел звероватый, лица почти не видно за клочковатой бородой и густыми длинными волосами.
Тут к ним вошёл один из ливрейных слуг лендлорда. Как всегда, когда кто-то из них был вынужден снисходить до появления в замковых службах, вид он имел такой, будто его вынудили спуститься в самую вонючую и грязную из преисподних Отраакса.
– Тебя ждут наверху, во дворе, – заявил он, обращаясь к Найджелу. – Тебе следует быть как можно скорее. – И добавил после короткой паузы. – Только приведи себя в подобие человеческого вида, будь любезен.
Как только ливрейный убрался, второй псарь тут же скроил пародию на его высокомерную физиономию. Все рассмеялись, кажется даже звероватый псарь Вильдграфа издал смешок, правда больше похожий не то на хрюканье, не то на хрип.
– Но ты и правда лицо-то умой, – усмехнулся старший псарь. – Я тебе говорю, лишним не будет.
– И солому из волос вынь, – добавил второй.
На то, чтобы привести себя в приемлемый вид у Найджела ушло довольно много времени. Но наконец отражение в ведре его хотя бы перестало разочаровывать, и он вышел во двор. Там уже кипела жизнь, да и не та, что обычно, а какая-то почти муравьиная суета. Куда-то катили бочки, закидывали на подводы мешки, отдельно собирали связки копейных древков, и кто-то надсаживался, пытаясь докричаться неизвестно до кого: «Да куда его ставить-то? Куда ставить?!». В первый миг Найджелу показалось, что люди Вильдграфа грабят замок, однако спокойно наблюдавший за всем замковый кастелян как-то не вписывался в картину разграбления.
Ливрейный не счёл нужным сообщить, кто ожидает Найджела, и потому юноша направился прямиком к кастеляну. Тот постоянно гонял туда-сюда своих помощников, а сам делал пометки на длинном свитке из хорошо выделанного пергамента. Сейчас почти все перешли на бумагу, благо уже давно известен способен её достаточно недорогого производства, однако кое-кто, вроде замкового кастеляна предпочитал пергаментные свитки, которые можно не один десяток раз очистить от чернил. Он не любил никаких лишних расходов и ко всему относился с фанатичной бережливостью.
– А, юный Найджел, вот и ты, – улыбнулся он юноше. Найджел частенько помогал ему, и кастелян, как и многие из его подчинённых хорошо к нему относился. – Тебя ждали, да не дождались. Строятся в поле. И наш хозяин с ними, так что поторопись, а то получишь хорошую взбучку в первый же день.
Найджел хотел было спросить, в первый день чего, но решил вместо этого последовать совету и поторопиться. Он почти выбежал из ворот замка, распахнутых настежь. В воротах дежурила пара стражников, наблюдавших за тем, что творится во дворе, и заметно нервничающих. Ведь совсем рядом с ними находилось слишком много вооружённых мужчин, да ещё и настоящих военных профессионалов.
