Альбина Демиденко
Любовь среднего возраста
Глава 3
Ночь окутала их мягким покрывалом сумрака, едва они вышли из здания. За спиной остался театр с фейерверком огней, торжествующе-нежной лирикой мелодий и шквалом рукоплесканий. Мимо, шурша шинами, проезжали машины. Публика разъезжалась по своим домам. Театральная площадь постепенно пустела.
Нине не хотелось расставаться и потому на предложение спутника поужинать в кафе и прогуляться по ночному городу, она ответила согласием. Оглушенная звуками, блеском театра, женщина шла молча. Она была очень благодарна Виктору Александровичу за все эти впечатления, за этот чудесный вечер, за это богатство красок, но не знала, как свои чувства выразить словами.
Мужчина тоже не спешил прервать молчание. Весь вечер он внимательно наблюдал за своей спутницей, любуясь ее четким профилем, тонкими чертами лица, на котором отображались все эмоции и воспринимаемые чувства. Он видел нечаянно скатившуюся слезу, и робкую улыбку, но больше всего его поражала грусть и боль, что застыла в красивых глазах женщины. И даже когда она улыбалась, там, в глубине не таяли хрусталики слез. Еще в поезде появилось желание растопить эту грусть, увидеть, услышать, как она смеется.
В любимом кафе на Невском проспекте он днем предусмотрительно зарезервировал столик на двоих. Мягкий приглушенный свет, тихая музыка, хорошее вино и приятный собеседник – чего еще может желать душа взрослого одинокого человека. А вести беседу с этой женщиной Виктору Александровичу легко и приятно. Она умела слушать собеседника, а это такая редкость. Обычно женщины слушают только себя и считают свое мнение важным и неоспоримым. Он терпеть не мог самоуверенных дам. Эти «железные леди» все знающие и все ведающие вызывали у него раздражение. Разговор с ними, все равно, что кожный зуд после укуса комара, большого вреда не принесет, но и приятного ничего нет.
С Ниной можно вести диалог. Тактично и умно она направляла русло беседы в приятное для обеих сторон направление без сюсюканья, без этих извечных женских ахов и вздохов, закатывания глазок. Ее замечания были существенными, а если чего-то не понимала – не стесняясь, переспрашивала. Она честно признавалась, что не владеет той или иной тематикой, и с готовностью воспринимала незнакомую доселе информацию.
Слушая собеседника, женщина смотрела на него, слегка наклонив головку вправо и приподняв подбородок. Это было так мило, так по-детски откровенно любопытно, что создавалось впечатление, будто она не только слушает твой рассказ, но и впитывает все твои эмоции и ощущения. Она ни на минуту не пыталась казаться умной, она была эрудированна, начитана и обладала обширным багажом знаний. И ему хотелось говорить и говорить: о музыке, о театре, об искусстве балета, обо всем интересном на свете, лишь бы видеть это запрокинутое вверх личико, этот неподдельный интерес к его историям или к нему. Впрочем, какая разница.
По грустным глазам, по боли, что затаилась в синих озерах, он ощутил, что на ее маленькие хрупкие плечики жизнь взвалила такой непомерный груз, выдержать который возможно только сильному и волевому человеку. Впервые за долгие годы одиночества, эта женщина волновала, вызывала давно забытое желание – защитить, согреть.
«Э, дорогой, а не влюбился ли ты часом? – с удивлением поймал себя на шальной мысли и тут же смущенно поправил. – Что за глупость, в моем-то возрасте! Внукам на смех».
Выйдя из кафе, они долго бродили по городу. Обоим не хотелось расставаться и чем ближе подходили к гостинице, где остановилась Нина, тем медленнее становился их шаг.
– Не замерзли? – участливо спросил Виктор Александрович.
– Нет, что вы. Сегодня такой замечательный вечер!
– Действительно, такие вечера редкость. Обычно в это время года погода нас не балует – сыро, ненастно и неуютно. А сегодня посмотрите, небо, словно бархат, усыпано звездами. Это Питер решил показать, как он ласков и хорош, чтобы вы чаще к нам заглядывали. Уедете в свою Белокаменную и будете вспоминать и это небо, и эти звезды.
– И эту кружевную листву, что скоро цветным ковром ляжет вам под ноги, – подхватила его реплику Нина.
– Как там Пушкин сказал: «В багрец и золото оденутся леса». Нина, вы часто приезжаете в наш город?
– Очень редко, по случаю, в командировку либо еще по каким обстоятельствам. Вот мы и пришли, – они остановились напротив входа в гостиницу. – Виктор Александрович, я очень благодарна за подаренный вечер. В Белокаменной я буду вспоминать и о замечательном театре, и о сказочном спектакле, и о нашей прогулке по ночному городу. Даже не знаю, как выразить свою признательность за столь щедрый подарок.
– Ниночка, я рад, что у вас останутся светлые воспоминания о нашем городе, – ему очень хотелось сказать «о нашей встрече», но он сдержался. – Позвольте надеяться, что они приведут вас еще не раз в эти места. Обещайте, что, когда я приеду в Москву, вы проведете меня по своим любимым местам, покажете свою Москву. Обещаете?
– С удовольствием! А мы, однако, загулялись, – женщина указала на часы, что висели над входом в гостиницу. – Уже к двум добегает. Вам утром на работу, как вы и когда доберетесь?
– Не переживайте, я не очень далеко живу, да и привык поздно ложиться и рано вставать. Издержки профессии, знаете ли. А вы завтра домой?
– Не завтра, уже сегодня, – поправила женщина.
– Вас там ждут?
– К сожалению, не кому ждать, если только на работе соскучились по моему ворчанию.
– Вот уж не поверю, что вы ворчунья.
– Издержки возраста, увы, – они рассмеялись.
Еще раз поблагодарив его за приятно проведенный вечер, она по переходу пошла к гостинице. Виктор Александрович смотрел, как женщина спокойно перешла улицу, поднялась на крылечко. «Оглянется или нет. Если оглянется – еще раз встретимся», – совсем как юности, загадал желание.
Она уже подошла к входу и взялась за дверную ручку, но непреодолимое любопытство заставило оглянуться: «Если не ушел, значит, будут еще встречи». Она оглянулась и увидела, как Виктор Александрович поднял на прощанье руку.
Он шел по ночному городу, и ему хотелось петь. «Ну-ну. Ты еще козликом взбрыкни!» – осадил свои порывы, но не свое восторженное настроение.
А город действительно красив ночью: притихший, окутанный вуалью загадочности, он, как человек, отдыхал после трудного дня, лишь слегка прикрыв глаза-окна.
Глава 4
Виктор Александрович быстро дошел до своего дома, расположенного на углу Театральной улицы и канала Грибоедова.
Квартира в этом старинном доме осталась его жене в наследство от бабушки, которая прожила здесь с первого дня замужества. Дедушка жены, был инженером. Виктор Александрович помнил, времена, когда на двери квартиры красовалась медная табличка, установленная еще с дореволюционных времен, с красиво выгравированной надписью. Да, нынче инженеры такой популярностью не пользуются. А жаль.
Виктор Александрович присел на лавочку в театральном скверике, не хотелось идти в темноту и тишину пустых комнат. Раньше, возвращаясь вечерами, он поднимал голову и видел свет в окнах. Его всегда ждали. Но вот уже семь лет он быстрой походкой, не поднимая головы, проходит в подъезд, а войдя в квартиру, сам включает во всех комнатах свет и приемник, всегда настроенный на волну шансона.
За все эти годы он впервые присел на старую знакомую скамейку. Это было любимое место жены. Здесь, у памятника, она гуляла с маленькой дочуркой. И потом, когда дочь выросла и уехала в Москву, жена чувствовала себя не очень хорошо, не могла далеко отлучаться, он часто видел ее сидящей в этом сквере, с раскрытой книгой в руках. Иногда она читала, но чаще всего наблюдала за детьми, которые резвились возле памятника.
Виктор Александрович провел рукой по шершавому сиденью скамьи. «Что за вечер сегодня? Волшебство музыки, ощущение нового непредсказуемого и тихая грусть прошлого! Все перемешалось!»
Квартира встретила уже привычной тишиной. Прошел в гостиную и сел в кресло. Мягкий лунный свет, пробиваясь сквозь не зашторенные окна, окутал привычные вещи волшебной дымкой. Откуда-то из подсознания всплыла музыка Бетховена. Не «Лунная соната», нет! Багатель №25 ля минор! Мягкие и трепетные звуки кружили и кружили, легкие, как дуновенье весеннего ветерка, возрождали в сердце надежду.
Лабиринты судьбы непредсказуемы и порой за жизненным поворотом она готовит человеку сюрпризы. Приятные или не очень – это уж как ей, злодейке, возжелается.
Вот и сегодня, эта капризная дама, Судьба, преподнесла ему прекрасный и волнительный подарок – чудный вечер, проведенный в обществе молодой женщины. Давно его сердце так не волновалось, очень давно!
Почему-то всплыли воспоминания юности, когда они молодые курсанты военно-морского училища готовились к праздничным вечерам. Надраивались пуговицы курсантского мундира, отглаживались стрелки на «клешах». Да так отглаживались, что впору обрезаться! И ожидание – даст старшина пригласительный билет или нет. И в день проведения торжества волнительные минуты неизвестности, – придет или не придет симпатичная блондиночка, которой с надеждой был вручен этот билетик-пропуск в их мальчишеский мир. И радость от встречи, и головокружение от вальса или от чудного запаха партнерши (кто знает?), и страстный шепот, и волнующая близость юного, гибкого, женского тела, и случайно сорванный легкий, как вздох, поцелуй, и грусть от расставания, и надежда на новые встречи. Как давно это было, как давно!
Было – какое грустное слово, даже если оно отражает и приятные воспоминания. Было – значит уже прошло и не вернется, не повториться, как ни велико желание вновь пережить и ощутить волнительные мгновения, сколько бы часто ты не вспоминал, и как бы нежно не хранил в своем сердце. Но на прошлом жизнь не заканчивается, а потому надо жить тем, что есть сейчас. А сейчас есть жизнь там, за окном и давящая тишина здесь, в квартире наполненной воспоминаниями и тенью прошлого.
Болезнь жены подкралась неожиданно. Вначале они не обратили внимания на ее первые признаки и соотнесли все к ленинградской зимней депрессии. Тем более, что причин для этого было предостаточно. Единственная отрада – дочь, поступила в МГИМО и уехала в Москву. Муж пахал воду в морях-океанах и дома появлялся редкими набегами. Квартира, еще недавно наполненная светом, музыкой и звонкими юными голосами, опустела, погрузилась в тишину и ожидание. Предприятие, на котором Надежда работала переводчицей, закрыли в связи с отсутствием финансирования. Попыталась устроиться в другом месте, но кому нужна переводчица, в ту пору, когда закрывались госпредприятия и толпы молодых безработных шли торговать носками и кастрюлями. Надежда почувствовала безысходность, невостребованность, одиночество. Это ли было причиной возникновения той страшной болезни, с которой впоследствии они боролись не один год, но так и не смогли победить, или иные обстоятельства, но однажды произошло непоправимое.
Виктор Александрович тяжело пережил уход жены. Он корил себя за скупость проявления чувств, слов, внимания, и просил прошения за позднее осознание значимости дорогого человека в своей жизни, прекрасно понимая, что ничего уже не вернуть, не возвратить, не восполнить. Осознав глубину утраты, он всю свою любовь и внимание перенес на дочь и внука, который родился через пару месяцев после ухода жены в мир иной.
Рождение внука совпало с его выходом в отставку, и первое время он с удовольствием возился с малышом, восхищался его улыбкам и агуканьям. Но однажды проснулся в липком поту. Ему приснилось место якорной стоянки в глубоководном Оманском заливе неподалеку от Ормузского пролива и снующие вокруг БПК иранские быстроходные катера смертников-моджахедов в развевающих белых одеждах. Весь день он проходил под впечатлением сна, а вечером сказал дочери, что завтра уезжает в Ленинград.
– Папуль, что случилось? Мы тебя обидели?
– Что ты, родная! Все в порядке. Но мне надо ехать домой. Нельзя расслабляться, еще много работы на этой планете. Помнишь «Маленького принца»?
– Узнаю своего папку! Билет бери на вечер, мне надо собрать твои вещи.
И он вернулся домой, загрузил себя работой «по самую макушку» – как говорит дочь. Рядом были верные друзья, североморцы. Кинул клич – пришли на помощь, объединились. Одна голова – хорошо, а две лучше. Главное – идея. А она была еще со времен персидской эпопеи. Именно там, лавируя между островками Ормузского пролива, он с благодарностью вспоминал годы учебы в Морском корпусе и наставления отцов-командиров.
– Запомните одну истину: в море может любой дурак выйти, а вот привести в целости и сохранности корабль в порт – только штурман! Недаром еще Петр I почитал таких специалистов. Моряк что? Пришел в порт и направился в кабак, водку пить да баб щупать, а штурман и на берегу готовится к походу, изучает лоции и навигационные карты. Штурман море обязан насквозь видеть, собственной шкурой его чувствовать. Учитесь лоции понимать и навигационные карты читать. Меркатор еще в пятнадцатом веке вам задачу упростил, вычислил координаты магнитного полюса, и принцип построения карт математически обосновал.
Меркатор, с его цилиндрической равноугольной проекцией, равно как секстант и хронометр, прекрасно, но жизнь не стоит на месте, и она связана с научно-техническим прогрессом. А человечество, живущее на этой земле, способствует его развитию, направляя свои познания на разрушение или созидание. Накопленный человеческий опыт ведет к созданию технологических и технических новшеств, способных облегчить, а порой и сохранить жизнь, как отдельной особи, так и общества.
Виктор Александрович со товарищами, «пропахав водичку» двадцать с лишним лет, решили поделиться практическим опытом «со следом идущими». Вначале занялись навигационными картами, затем перешли к усовершенствованию приборов и «пошло-поехало»! Несмотря на перестроечную разруху, безденежье, на одном лишь энтузиазме, они создали свое предприятие, которое наконец-то приносит не только доход, но и подпитывает мечты и амбиции.
Все эти идеи, проблемы с их воплощением в жизнь помогли Виктору Александровичу не впасть в тоску и депрессию. Хотя, чего там греха таить, встречались женщины, которые надеялись разорвать его круг одиночества. И вполне приличные женщины, которые, так же, как и он, были одиноки и мечтали о семье или хотя бы о верном и преданном друге. Но все они проходили мимо и ни одна не оставила след в его сердце, ни для одной из них он не открыл дверь свей холостяцкой квартиры.
Глава 5
Самые бесстрастные существа на земле – это часы. Чтобы не происходило, какие бы события не потрясали этот мир, они спокойно и четко отстукивают время. Сменяются дни, ночи, рождаются и умирают люди, а время неумолимо ведет свой счет, четко идет и идет. И пока будет этот четкий ритм, будет и этот мир, эта планета, эта жизнь. Мы превратимся в прах, прорастем деревом, травинкой, продолжающей впитывать в себя красоту рассветов и закатов, пить живительную влагу росы, замерзать от стужи и тянуться к солнцу, чтобы ожить и отогреться в его лучах. Мы прорастем маленькой клеточкой и продолжим эту жизнь! А часы все так же будут отстукивать четкий ритм!
После приезда с Питера жизнь Нины изменилась. Внешне это было незаметно. По утрам, выпив чашечку кофе, бежала на работу, а вечером возвращалась домой. Загруженная цифрами и расчетами порой не замечала, когда заканчивается день и начинается ночь. Но это внешне, а внутри, где-то там, глубоко под сердцем маленьким комочком теплилась надежда на новую встречу. Первое время все посматривала на телефон, ждала звонка. Но постепенно это ушло. И лишь в выходные дни воспоминания о поездке навевали легкую грусть и чувство благодарности к человеку, скрасившему ее будничную, серую жизнь.
В один из солнечных октябрьских деньков, под впечатлением воспоминаний, Нина уехала за город. Ехала в электричке и смотрела на проплывающие мимо пейзажи. На одном из полустанков, заметила невдалеке синий изгиб реки и вышла. Пешком дошла до берега и присела на поваленную березу. Вид открывался замечательнейший. На противоположном берегу, раскрашенный щедрой кистью осени, купался в лучах солнца лес. По-осеннему потемневшая вода реки серебрилась бликами. И тишина! Только городской человек может оценить прелесть тишины, когда ничего, кроме жужжания запоздавшего шмеля или писка случайного комарика не нарушает покоя.
Нина, которую в последние дни вновь стали мучить тяжелые воспоминания, созерцая эту красоту природы, не заметила, как постепенно все прошлое ушло, уплыло с белыми курчавыми облаками, летящими куда-то по своим важным делам. «Тучки небесные, вечные странники…»
Когда-то, в детстве, удобно устроившись в гамаке с книжкой в руках, она также засматривалась на облака, причудливые очертания которых напоминали моря и далекие страны, буйно поросшие зеленью острова, горные вершины. Ее детская фантазия придумывала жизнь на далеких небесах.
В девять лет Нина осталась без отца, доброго, чуткого, умного человека. Бабушка, успокаивая плачущую девочку, часто приговаривала:
– Не плачь, детка, не горюй. Живи честно и, по совести, не позорь имя отца. Он там, на небесах, и ему все видно. И как ты живешь, и что делаешь! А он в ответе перед Богом за тебя!
Эти слова запали в душу девочки и, глядя на облака, она представляла, как там должно быть хорошо ее папочке. Сейчас, сидя на берегу речушки и всматриваясь в белоснежные кипы, проплывающие в синеве, она представила родных, которые ушли в мир иной. Нет они не ушли! Это их тело покинуло землю, а их души здесь, рядом с ней, в ее сердце. И пока она помнит – они живы.
Неожиданная трель телефонного звонка вернула Нину на землю.
– Добрый день, девушка, – раздался знакомый голос, – Я вас не потревожил?
– Виктор Александрович, здравствуйте. Нет, вы меня не побеспокоили. Я сейчас за городом.
– Вы на даче отдыхаете?
– Нет. Я села в электричку и уехала за город. Вышла на какой-то станции, дошла до речки и сижу, любуюсь пейзажем, – почему-то разоткровенничалась Нина.
– Вы одна за городом? – в голосе Виктора Александровича послышались тревожные нотки.
– Одна. А что? Здесь так тихо и спокойно.
– Нина, но это не безопасно.
– Успокойтесь, пожалуйста. Здесь никого нет! Только небо, река, лес и солнце! К сожалению, через полчаса уеду обратно в Москву.
– А раньше уехать нельзя?
– Нет, раньше электрички не будет.
– И далеко до станции?
– Минут пятнадцать пешком. Да что вы все обо мне и обо мне. Расскажите, как там, в граде Петровом, жизнь идет.
– В граде Петровом все нормально. Вот только дожди никак не остановятся. Кстати, девушка, а вы не забыли свое обещание показать Москву?
– Не забыла. Вы собираетесь приехать? – сердце Нины пропустило один удар, замерло, а затем бешено заколотилось.
– В ближайшее время собираюсь по служебным делам на пару дней заглянуть. Не могли бы вы уделить немного своего времени?
– Конечно, я всегда выполняю обещания.
– В таком случае я еще перезвоню. А сейчас, мне кажется, пора выдвигаться на станцию, иначе опоздаете на электричку. Договорились?
– Да-да. Я уже иду к станции. Звоните, я буду ждать.
Дни пролетели удивительно быстро в ожидании и приподнятом настроении. Несмотря на загруженность на работе, Нина успела побывать в салоне, чем немало удивила своих сослуживцев.
– Нина Ивановна, – всплеснула руками ее помощница, – какая вы хорошенькая! Вам так идет эта прическа!
– Благодарю вас, Диночка! – смутилась Нина. – Просто мастер чудесный, привел в порядок мою лохматую голову.
– Ага, и улыбаться научил, – подхватила разговор главбухша Тамара. – Ты вся светишься, уж не влюбилась ли в кого?
– А что, разве ей нельзя влюбиться? Она живой человек и очень даже симпатичная женщина.
– Я ничего не имею против ее симпатичности. Непривычно видеть ее такой.
– Вот, вот. Эта работа заела всех. Ходим, как роботы, совсем забыли, что мы женщины.
– Это кто забыл, ты, что ли, Диночка? – пошла в наступление Тамара. – Да ты ни одного мужика не пропустила. Стоит появиться штанам, как тут же своими глазками стрельбу начинаешь.
– И ничего я не стреляю. Они сами липнут, как мухи на мед.
– На мед пчелы летят, а мухи…
– Но-но. Остановитесь девоньки, – вмешалась Нина, – Вы уже перешли на оскорбления, так и до драки недалеко. Ни в кого я не влюбилась. В пятницу иду в театр, вот и сделала прическу. Чего развели склоку. Марш работать!
Виктор Александрович позвонил в четверг вечером. Перебросившись парой общепринятых фраз, как доехал, устроился, они договорились о встрече.
– Нина, я взял на себя смелость и приглашаю вас завтра поужинать со мной. Думаю, что за чашечкой хорошего кофе мы решим вопрос, как провести досуг в выходные дни. Вы обещали составить компанию, насколько мне помниться.
– Я не отказываюсь.
– В таком случае диктуйте адрес, откуда вас можно похитить.
– Вы решили устроить праздник консуалий? Но я не сабинянка.
– Да и я далеко не Ромул, и ярый противник войн.
«Не Ромул…» – Нина усмехнулась. Услужливая память напомнила последнее посещение выставки Огюста Энгра. «Ромул – победитель Акрона». Нина не любит сюжетные полотна, но эта картина произвела тогда на женщину огромное впечатление. Вот он, воин, возвещающий всему миру о своей победе. Превосходство силы и воли. И на земле поверженный, нагой, противник!
