Альбина Демиденко
Исповедь. Маленький роман о большой жизни
Глава 8
Всю ночь я метался, не находя себе места: что решила Сонечка, как она восприняла мое объяснение – эти вопросы мучили, жгли неизвестностью.
Утром, обессиленный волнениями, решил: что будет, то будет.
Едва переступил порог, как моя чуткая бабуля тут же заметила перемены.
– Гоги, что случилось, дорогой? На тебе лица нет.
– А… – я махнул рукой. – Соня не звонила?
– Нет. С ней что-то случилось?
– Нет-нет! Она меня вчера провожала на вокзале вполне здоровая и веселая.
– Тогда объясни, что с тобой? Ты заболел?
– Смертельно, моя дорогая Нана, смертельно! Я влюбился!
– Ты дуралей, Гоги. Разве можно так пугать? У меня сердце сейчас из груди выскочит.
– Согласен, Нана, полностью согласен с твоей характеристикой.
– Ты хотя бы с девочкой объяснился, шалопай?
– Ага, вчера. За пять минут до отхода поезда! И даже поцеловал ее!
Вдруг я ощутил этот поцелуй, ее теплые губы, ее дыхание! Радость и смущение залили мое лицо краской.
– Поцеловал? – ахнула бабушка. – И она не влепила тебе пощечины?
– Не-а. У нее времени не было. Поезд тронулся, и я побежал за вагоном!
– Э, дорогой, она и не желала тебе физиономию бить. Для пощечин возмущенной девушки всегда есть и место, и время. Запомни!
– Ты хочешь сказать, что она согласна?
– С чем согласна, дорогой?
– С чем, с чем? Стать моей женой согласна.
– А ты ей сделал предложение?
– Конечно же! Я тебе рассказываю. Я ей подарил кольцо, сделал предложение и поцеловал.
– И она тебе не ответила?
– Нет, она не успела. Я говорю, поезд поехал, а я бросился догонять.
– А раньше ты не мог этого сделать?
– Не мог. Не решался.
– Какое же ты дитя еще, мой мальчик! Я думаю, она согласна! Мне почему-то так кажется.
Несколько успокоенный бабушкой, я ушел в свой кабинет и с удовольствием занялся так надолго отставленной работой. Вначале мысли путались, и пришлось приложить немало усилий, чтобы после столь долгого отсутствия и отдыха вновь их собрать в единое целое и пустить в нужном направлении.
В командировке мне попались на глаза интересные статьи Черенкова и Вавилова об использовании бета-лучей, представляющих собой поток быстрых электронов и обладающих при облучении одним и тем же световым эффектом. Черенковские «поющие электроны» и раньше были мне интересны, а теперь, имея за спиной кое-какой свой собственный практический опыт, очень хотелось разобраться в механизме преобразования движения электронов в движение фотонов необычного свечения. Сила потока, угол отклонения, скорость движения потока волновали воображение, вызывая массу вопросов.
Нет, я не оспаривал открытия этих ученых. Я пытался сам разобраться и найти наибольший спектр применения на практике. Именно практическая сторона того или иного воздействия и работы атома, эффекты коррелированного туннелирования электронов в различных структурах будоражили мое воображение. Где-то там внутри я чувствовал дальнейшее развитие этой темы и огромнейшее значение этих открытий. Забегая вперед, скажу, что моя интуиция не подвела, и сейчас ведутся активнейшие разработки изготовления тепловыделяющих элементов для атомных реакторов нового типа на основе научных разработок Черенкова в содружестве с Вавиловым.
От этих глубоких умствований меня отвлекли крики бабушки.
– Вай, Гоги! Это что такое? – Прямо передо мной возник пакетик с пирожками, про которые я совершенно забыл.
– Это пирожки. Мне их Сонечка купила в дорогу. Мы их ели в первый день моего приезда. Очень даже вкусные.
– Вместе с Сонечкой? Ели в первый день?
– Бабушка, о чем ты говоришь! Сонечка вчера специально заехала в кулинарию и купила их горяченькими мне в дорогу. Это, конечно, не твое произведение искусства, но мы их ели вместе с Сонечкой, и, как видишь, твой внук до сих пор жив и здоров.
– Тогда другое дело. Тогда всё понятно. А ты в дороге их не ел?
– Да забыл я про всё, после того как с Сонечкой переговорил.
– Значит, забыл? Девочка старалась, а ты забыл? Ну и нахал, я тебе скажу. Пошли чай пить… с пирожками.
Едва мы с бабушкой устроились за столом, как пришла с работы мама. И вновь пошли расспросы о поездке в Ленинград. Пришлось подробно рассказывать, как мы встретились с Сонечкой, по каким бульварам и скверам гуляли, какие выставки посещали, на какие спектакли ходили и каково наше мнение о том или ином театре, спектакле или событии.
В своем рассказе я уже почти подошел к завершающему дню, как вдруг раздался телефонный звонок. Мы все на минуту замерли. Первой к телефону потянулась бабушка.
– Добрый вечер, дорогая! – По радостному голосу Наны я понял, что звонит Сонечка. Сердце ухнуло и пропустило удар. Я почувствовал, как в груди всё застыло и напряглось. – А мы сейчас пьем чай, – мама жестом остановила бабулю, указав на пирожки, в ответ бабуля пожала плечами: сами понимаем. – И Гоги нам рассказывает о своей поездке.
Не знаю, какая сила подбросила меня, но через мгновение я уже отобрал трубку у Наны.
– Сонечка, это я. Сонечка, ты, вы… Сонечка, ты согласна выйти за меня замуж? – вначале запнувшись, а потом решительно и громко гаркнул я в трубку.
– Да, – едва слышно пролепетала трубка в ответ.
– Она согласна! Она согласилась! – заорал я что есть мочи. Радость переполняла меня. Я не мог ни говорить, ни думать о чем-либо другом, кроме как об услышанном. – Она согласна!
– Отдай трубку, сумасшедший! Сонечка, девочка, не пугайся, этот полоумный пляшет джигу. Мы с Наной очень рады. Мы давно приняли тебя всем сердцем в свою семью, а теперь просто счастливы.
Мама еще что-то говорила, но я не слушал, у меня было одно желание – вновь услышать это тихое, скромное «да», которое сделало меня счастливым на всю жизнь! Что бы ни случилось, и как бы ни сложилась наша жизнь, я буду до последнего вздоха благодарить мою девочку за короткое слово, сделавшее меня самым счастливым человеком на планете!
После того как все немного успокоились, мама с бабушкой получили полный отчет: как и в какой форме было сделано предложение, какое колечко купил, на какой пальчик надел (ах, надо было надеть непременно!). Мы стали обсуждать, когда и как провести все необходимые свадебные церемонии. Дело в том, что в нашей семье строго соблюдались основные обычаи рода. Я знал, что бабушка не позволит что-либо нарушить. Традиции есть традиции. Всё будет проходить под ее строгим контролем. Но для меня это сейчас не имело большого значения.
Каждый вечер я с нетерпением ждал звонка из Ленинграда. Специально, чтобы первым брать трубку, проложил провод себе в кабинет и поставил параллельный аппарат. Тем для разговоров у нас за время моего присутствия в Ленинграде прибавилось, а если учесть еще и тот любовный лепет, который свойственен молодым влюбленным парам, то телефонные свидания порой затягивались на часы. Мама и бабушка не мешали, а лишь снисходительно улыбались.
Мой любовный жар и лихорадка не остались не замеченными дружным рабочим коллективом.
– Георгий, ты чего такой? Странный. Вроде не пьян. Влюбился, что ли? – удивлялись друзья.
– Влюбился! Влюбился по уши, под самую маковку, ребята!
– Наконец-то! Может, и женишься?
– Женюсь, ребята! Обязательно женюсь!
И друзья улыбались. И весь мир искрился радугой и светом! Какое счастье любить и быть любимым! Кто сказал, что любовь делает людей глупыми? Не верьте! Ощущение счастья рождало новые идеи, новые планы. Задачи, разгадать которые пытался годами, вдруг легко поддались решению, открылись, как ларчик с тайным замочком, при одном только слове.
Глава 9
На одном из рабочих совещаний нам сообщили, что прибор, над которым отдел ломал голову не один год, принят в опытную эксплуатацию. Необходимо собрать команду от лаборатории для проведения испытаний на полигоне в далеких казахских степях. С одной стороны, это было очень интересно и необходимо для дальнейших разработок, над которыми работала лаборатория, а с другой стороны, огорчительно, что опять предстоит разлука с любимой. И судя по объемам необходимых изысканий, мое отсутствие затянется не на один месяц.
Наша работа была и так сопряжена с секретностью, а эта командировка носила строгий совсекретный характер. Всю отобранную команду не один раз проверили соответствующие службы. Нас собирали группой и поодиночке, проводили с нами соответствующие беседы и брали подписку о неразглашении государственной тайны. Зачем это делалось, до сих пор не ясно.
Каждый из нас знал и осознавал всю меру ответственности за то, что мы создаем, и что идет в осуществление. В ту пору мы прекрасно понимали и силу созидания атома, и его разрушающую мощь. Конечно, работая на оборонную промышленность, все свято верили, что наши идеи, наши чаяния и наш труд укрепляют именно оборонительный щит Родины. Мы не работали на оружие войны, мы укрепляли защиту всего того, что нам свято и дорого.
Пред командировочная пора всегда сопряжена повышенной суетливостью и нервным напряжением. На мне, как руководителе, лежала двойная задача: предусмотреть и обеспечить коллектив всем необходимым для полноценного рабочего цикла, заказать и выбить поставку соответствующих приборов, разработать и полностью согласовать всевозможные графики, планы работ. Одновременно необходимо было распределить кадровый состав лаборатории так, чтобы работы не прекращались в головном предприятии и в то же время дали максимальный эффект на выездных циклах. Всё это требовало не только времени, но и постоянной сосредоточенности. Говорят, хороший руководитель всегда обладает особым чутьем на ситуацию, что позволяет ему предусмотреть и своевременно принять меры для положительного решения той или иной возникающей ситуации. Может быть, это и верное суждение, не знаю.
В тот раз всё с самого начала подготовки к поездке пошло наперекосяк. Всё мое нутро болело, и где-то там, в районе солнечного сплетения, поселился холодок, а при каждой свободной минуте мозг сверлила мысль найти повод и остаться, отказаться от поездки. Но долг и осознание «а кто же, если не я» не позволяли этого сделать. И я продолжал бегать по кабинетам, согласовывать, выбивать, собирать, утрясать, в общем, готовиться к «великим свершениям», как сказал один из наших сотрудников Боря М., у которого недавно родился сын, и он готов был весь мир поставить на уши от избытка чувств. Этого сотрудника, повинуясь какому-то интуитивному порыву, вдруг на последнем этапе подготовки я заменил, что, как выяснилось впоследствии, спасло ему жизнь.
После дневной рабочей карусели возвращался домой разбитый и усталый, но, нажимая на звонок у входной двери, молил Бога, чтобы дверь открыла Сонечка, а увидев ее синие, как майское небо, глаза, ее стройную фигурку, почти физически ощущал, как все мои тревоги улетучивались, испарялись, и радость наполняла с ног до головы. С ее появлением в моей жизни мир приобрел новые краски, звуки, запахи, и что-то еще, чему невозможно дать объяснения, но это что-то стало смыслом жизни. Я где-то читал, что все влюбленные немного сумасшедшие. Вот и я стал одним из них. И, представляете, в отношении жены до сих пор таковым остаюсь. Я могу анализировать это состояние души, но как ученый не в состоянии дать ему никакого объяснения. Мое сумасшествие вылилось в страх. Я до ужаса, до боли в сердце боялся потерять эту девушку. Она была необходима как воздух и дорога, как самая драгоценная реликвия в мире.
На семейном совете было принято единогласное решение не отпускать Сонечку в общежитие. Когда в телефонном разговоре я сообщил ей об этом, девушка попыталась отказаться от такой идеи. Но бабушка объявила, что теперь она член нашей семьи, а ни по каким общежитиям никто из рода Сванидзе не жил и жить не будет.
В моей комнате к приезду Сонечки мы совместными усилиями сделали косметический ремонт: переклеили обои, покрасили пол и окно. Бабушка сшила «веселенькие» занавески, а я развесил по стенам красивые эстампы с сибирскими видами. Комната из холостяцкой конуры превратилась в веселую девичью светелку.
Наша свадьба должна была состояться после рождественских праздников. У женщин появились свои секреты и новые хлопоты, поэтому мало кто из них обращал внимание на мое настроение. В день отъезда, перед выходом на вокзал, бабушка поцеловала меня в лоб и осенила крестом.
– Береги себя, дорогой. Помни, мы ждем тебя. Возвращайся живым и здоровым. Помни!
От ее слов у меня ком встал в горле. Никогда она так не говорила.
Глава 10
Везли нас под зеленый свет, практически без остановок, и уже через пару суток, поздно ночью, мы оказались на маленьком разъездном полустанке. До утра состав стоял на запасном пути, а едва рассвело, приехали представители института. Пересели на машины, поехали в военный городок, на базе которого предстояло работать. Моих сотрудников погрузили в большую машину, так называемую БМДС, а меня, как руководителя группы, пригласили в легкий военный пикап.
Помню, как был поражен рассветом над степью. За всю свою жизнь ни разу больше не видел такого огромного и круглого солнца! Золотым шаром оно поднялось в какой-то миг над землей! В те дни многое поразило меня, со многим встретился впервые. Что-то из памяти стерли последующие события, что-то забылось, но тот огромный желтый шар, встающий над просторной, бескрайней степью-пустыней, остался в памяти яркой незабываемой картинкой.
Мы долго ехали по серой асфальтированной дороге, змейкой вьющейся среди голой, выжженной степи, пока не уткнулись в шлагбаум, перекрывающий дорогу. Едва машина остановилась, как из малоприметного приземистого домика вышел офицер с двумя солдатами, вооруженными автоматами. Наш сопровождающий выскочил из кабины, и офицер вытянулся перед ним в струнку. Подъехала машина с остальными сотрудниками, у нас собрали документы, офицер ушел в домик. Нам всем пришлось выйти из автомобилей. Солдаты, проверяя, заглядывали и под капот, и в багажное отделение, и под сиденья машин.
Мы, москвичи, стояли кучкой в сторонке и с любопытством следили за их действиями. Мне много раз приходилось бывать в командировках на различных объектах. Практически все они носили гриф секретности, но такой досмотр был в диковинку. Паспорта наши остались на пропускном пункте, мы расписались в большом гроссбухе и получили маленькие визитки-пропуска. Колонна двинулась в дальнейший путь по всё той же выжженной степи. Теперь двигались медленнее, строго соблюдая интервал и скорость движения. Примерно через полчаса подъехали к красивому городку, у въезда в который опять преградил путь шлагбаум. Но теперь встретивший военный наряд только проверил ранее выданный пропуск и разрешил въезд. Разместили нас в уютной гостинице.
Пока товарищи устраивались, мне пришлось встретиться с руководством института и обговорить детали нашей работы. Приятное впечатление произвел пожилой статный генерал, командир части, на базе которой располагался институт. С первых минут встречи мы нашли общие интересы и точки соприкосновения. Он заинтересованно и обстоятельно расспросил о нашем направлении работы, уточнил поставленные нам задачи. Чувствовалось, что этот человек прекрасно разбирается в вопросах военной техники и следит за всеми новыми разработками. Было приятно говорить на одном языке, что редко встретишь среди руководства венных полигонов.
Вечером всей группой гуляли по городку и знакомились с «местными достопримечательностями». Прогулка вызвала удивление и восторг. Если бы мы не видели выжженной пустыни, когда ехали, ни за что не поверили бы, что вокруг этого маленького оазиса простирается солончак и пески.
Сам городок по принципу старинных поселков делился на две части прямой линией асфальтированной дороги, что шла через всю территорию от въездного КПП до красивого, с колоннами, здания дома культуры. Слева, рядом с дорогой, расположились административные здания: вычислительный центр, центральный штаб полигона, гостиницы и штабы. Справа – четкими рядами выстроились коробочки жилых пятиэтажек с уютными двориками, детскими площадками. Вдоль дороги, как часовые, тянулись к небу стройные пирамидальные тополя. Пешеходные дорожки обрамляли красивые ухоженные газоны, засеянные травой и полевыми цветами. Здесь можно было увидеть полянки ромашек и васильков, клумбу с бархотками и календулой, россыпь других разноцветов. Даже лопушистый репейник, который рос в центре газона, выглядел ухоженным декоративным украшением. Вдоль тропинок проложены арычные канавки, по ним мягко струилась чистая вода, а на самих газонах бриллиантовым фейерверком разлетались брызги от распылителей, увлажняющих посадки. Пушистые клены и тонкие березки, в обилии растущие во дворах и сквериках, соседствовали с яблоньками и вишней. Но особенно радовала глаз удивительная чистота. Все дорожки и аллейки выметены, бордюрный камень выбелен, а в мирно струящихся фонтанчиках и арыках чистая, прозрачная вода. Кто-то из наших не удержался и, наклонившись, подчерпнул ладошкой воду из арыка, понюхал.
– Братцы, чистейшая!
У дома культуры мы задержались, изучая афишу ближайших мероприятий.
– Гляньте-ка, на прошлой неделе здесь давал концерт сам Юрий Гуляев! Ребята, а в пятницу выступят Тарапунька со Штепселем! Вот бы попасть.
– Да, братцы, не Москва ли с нами!
Удивило нас и умение людей организовывать свой досуг. Во дворах слышался смех детей, удары волейбольного мяча, веселое щебетание красивых женщин. Городок в пустыне жил полноценной жизнью.
В выделенных для работы помещениях – удобство и комфорт, наличие аппаратуры и современной вычислительной техники, радушие приема нового коллектива. Благодаря помощи местных товарищей, мы быстро вошли в рабочий ритм и скомплектовали наше оборудование строго в установленные сроки. Последние три дня перед запуском ушли на тревожное ожидание, и несмотря на то, что работа была уже выполнена, никто из освободившихся механиков не хотел возвращаться домой до старта.
При запуске ракеты командование разрешило присутствовать троим членам нашей группы. Общим голосованием установили, что со мной поедут Сан Саныч, мой непосредственный заместитель, вложивший в данный проект немало сил и труда, и самый молодой наш сотрудник, Виктор, который совсем недавно стал работать в коллективе и впервые присутствовал при подобных испытаниях.
Где-то я читал, что человек перед каким-либо экстремальным случаем, связанным с тем или иным жизненным поворотом судьбы, острее чувствует и воспринимает окружающую обстановку. Вот и мне события того дня врезались в память до мельчайших подробностей. До сих пор снятся ужасные эпизоды того рокового утра.
На стартовую позицию прибыли очень рано, почти перед рассветом, когда синева неба сгущается до черноты и все окружающие предметы приобретают почти фантастические очертания. Пока разгружались, размещались и располагались, темнота отступила от земли и край неба на востоке обагрился оранжевым цветом. Четко стали видны серые, озабоченные лица окружающих. Все что-то делали, куда-то спешили, были заняты. Постоянно слышались различные команды и доклады. Так как я стоял рядом со знакомым уже мне генералом, начальником полигона, то постоянно слышал, как ему докладывали о готовности. Генерал был невозмутимый, серьезный, и все к нему обращались строго по субординации: щелкая каблуками, вытягивались во фронт и прикладывали руку к фуражке.
Центральный штаб располагался в добротном укрытии. Железобетонный накат-перекрытие поддерживался высокими опорами, что создавало хороший обзор местности, и, стоя на одном месте, можно было увидеть всё, что творилось вокруг.
Сан Саныч и Виктор находились в другом укрытии, метров на двести ближе к пусковому столу, где на светло-голубом с оранжевыми бликами фоне гордой стрелой уже уткнулась в небо ракета. Помню, что, когда смотрел на их ров-укрытие, он мне показался таким хлипким и незащищенным, что сердце вдруг сжала тревога: «Упаси Бог, если что – не спасутся!» Откуда пришла эта тревога и эта мысль, до сих пор не ведаю.
Кто-то меня окликнул. Я оглянулся, и нарастающий круговорот событий отвлек от дурных мыслей. Из динамиков раздался строгий голос: «Внимание! Прошу всех покинуть стартовую и спуститься в укрытие!» Все и вся притихли в ожидании. Через время вновь ожил динамик.
– Готовность тридцать минут. Командирам доложить о наличии состава! – И опять к генералу бежали гонцы.
– Пятый пост – полная готовность. Шестой пост – полная готовность, – слышалось там и тут.
Как только доклады закончились, динамик объявил готовность номер один и тут же четкий голос стал отсчитывать время.
– Пять, четыре, три… – Сердце замерло, как и всё вокруг. Мне казалось, что оно даже стучать перестало. – Два, один. Пуск!
Долю секунды висела мертвая тишина, затем раздалось резкое шипение, и яркий столб огня вырвался из сопел под ракетой, которая через секунду-другую вдруг качнулась и медленно-медленно, потом, всё ускоряясь и ускоряясь, рванула вверх.
– Ложись! Все на пол! – дикий крик генерала вывел из оцепенения.
Всё. Это было последнее, что я запомнил. Потом – вой, крики, режущая вспышка света, грохот и темнота.
