Альберто Васкес-Фигероа
За миллиард долларов
Глава 3
СКРИП танковых гусениц, продвигающихся по пустынным улицам, заставлял понять даже самых наивных, что любая надежда на возвращение к нормальной жизни была лишь иллюзией. Те, кто вторглись с таким зрелищным размахом, очевидно, собирались остаться.
Тиран сбежал, а его бесчисленные статуи теперь катились по асфальту, но ужасающие машины войны продолжали свой неумолимый марш день за днем, преследуя истинную цель: богатые нефтяные месторождения, столь необходимые для двигателей тысяч таких танков.
С древнейших времен Земля ничем не была столь угрожаема. Она эволюционировала в мир, где человек-охотник, человек-земледелец и человек-рыбак жили в гармонии с природой, хотя и не между собой. Однако двести лет назад появился человек индустриальный.
И за этот короткий промежуток времени – всего 0,0015% истории человечества – он нанес больше вреда, чем за весь предыдущий период, поставив планету под угрозу своей отчаянной жаждой энергии.
С того солнечного весеннего дня 1774 года, когда в крошечной английской деревне Киннел Мэттью Болтон и Джеймс Уатт запустили первую паровую машину, стало очевидно: миру нужен был топливо, чтобы производить пар.
Сначала это было дерево, затем уголь, а позже нефть, которая стала объектом ненасытной жадности могущественных людей. Каждый метр, который проезжали скрипящие гусеницы по улицам Багдада, был еще одним шагом на долгом пути, начатом в Киннеле двести тридцать лет назад.
Салка Эмбарек наблюдала за танками из окна комнаты, где больше не было стекол и ставен.
Она не понимала, почему один из огромных танков занял место, где раньше дети играли в футбол в парке. Его башня вращалась снова и снова, и черное жерло толстого орудия каждые несколько минут смотрело прямо ей в глаза.
«Это угроза или страх?» – спрашивала она себя.
Очевидно, и то, и другое. Экипаж танка угрожал ей, потому что таков был их приказ, и боялся, понимая, что в разрушенном бомбами доме могли скрываться выжившие, жаждущие мести.
Калибр пушки и броня танка дают безопасность, но не дают безнаказанности.
Орудие уничтожения – это всего лишь машина без чувства ответственности. Но тот, кто управляет ею, полностью осознает свои действия и понимает, что рано или поздно кто-то потребует от него ответа за причиненный вред.
Никто не готов всю жизнь прятаться за стальной броней.
Тот, кто разрушил чью-то семью, не может надеяться, что, высунувшись из танка, не будет убит.
Так происходило каждый день. Тысячи турков, похоронивших родителей и братьев, ждали в окнах, чтобы взыскать кровную месть.
Салка попросила своего брата научить ее пользоваться оружием, но он ответил ей категорично:
– Война – дело мужчин.
– Тогда почему умерли мама, Азиза, Аиша и многие мои школьные подруги?
– Мы другие.
– Мне не кажется хорошей идеей быть «другими», – заметила девушка. – Они там едят досыта, а мы здесь умираем с голоду.
– Все изменится.
– Когда?
– Когда они поймут, что это жадность их лидеров заставляет нас их убивать.
– Я сомневаюсь, что тот чернокожий на углу это поймет. Изменения начнутся только тогда, когда мы убьем тех, кто отдает приказы убивать.
– Не говори так, – упрекнул ее брат. – Это не по-женски.
– Я уже не ребенок, – возразила она. – И даже ребенок, у которого убили всю семью, имеет право говорить так. Или нет?
– Возможно.
– Сколько американцев ты убил?
– Двоих.
– Я убью не меньше тридцати: десять за каждого из наших.
Турки Эмбарек внимательно посмотрел на эту хрупкую фигуру: узкие бедра, маленькая грудь, сжатые губы и огромные черные глаза, наполненные гневом и ненавистью. Его охватил холод, когда он понял, что она говорит серьезно.
Откуда взялась эта ненависть?
Их семья всегда была мирной, занималась торговлей и избегала агрессии. Но теперь он стал снайпером, а милая и нежная Салка говорила так, словно всю жизнь держала в руках оружие.
Он осознал, что худшее в войне – это не разрушенные дома и убитые жизни, а разрушенные сердца.
Он сел на кровать сестры, взял ее за руки, глядя ей в глаза.
– Давай договоримся. Я убью этих тридцать американцев. Если не смогу, ты сделаешь это.
– Сколько мне ждать?
– Столько, сколько нужно. У тебя еще будет время испачкать руки в крови.
– Год.
– Два.
Девушка чуть было не отказалась, но, почувствовав, как брат сжал ее руки до боли, с явным нежеланием кивнула.
– Ладно. Два года. Но тридцать должны быть убиты.
Глава 4
ЗАКРЫВ ЛИЦО балаклавой, поскольку прекрасно понимал, какое впечатление это должно произвести на человека, который провел два дня, прикованный наручниками к кровати, Грегори Грегориан, он же Смит, вошел в комнату, включил мощный прожектор, свет которого тут же упал на лицо пленника, и не смог сдержать короткого возгласа откровенного отвращения.
– Чтоб тебя! – воскликнул он. – Ты воняешь, как дохлые псы.
– Вот бы я на тебя посмотрел, ублюдок! Дай воды. Я умираю от жажды.
– Дам, когда прояснишь некоторые моменты, которые мне показались недостаточно ясными в твоей истории.
– Какие моменты?
– Правда ли, что кто-то заплатил десять миллионов долларов за убийство этого человека?
– Я же уже говорил: половина ушла Мариэлю, половина – мне.
– Слишком уж много за простой контракт.
– Это был не простой контракт; работа должна была быть безупречной. И она такой была.
Пленник выругался и добавил:
– Не могу понять, как мы к этому пришли. Никто не мог заподозрить, что это не было несчастным случаем.
– Только тот, кто давно подозревал, что "рано или поздно произойдет какой-нибудь "несчастный случай".
– Жена покойного?
– Вполне возможно.
– Она тебя наняла?
– Тоже возможно.
– Как бы там ни было, должен признать: ты мастер своего дела, – неохотно признал Том Чичеро. – До сих пор никто не смог разгадать мои трюки, а уж тем более поймать меня. Где я ошибся?
– Какая разница, если ты все равно больше не сможешь заниматься этим делом? – тюремщик щелкнул языком в выражение пессимизма и заключил:
– Почему-то мне кажется, что на этот раз ты отсюда своими ногами не уйдешь.
– Я это уже понял, – спокойно ответил воняющий пленник. – Эта работа как покер: иногда выигрываешь, иногда проигрываешь. Но если проиграл, второго шанса тебе уже не дают.
– Таковы правила.
– Однако, учитывая обстоятельства и то, что ты проявил себя как отличный профессионал, тебе стоит подумать о том, что я живым стою больше, чем мертвым.
– Если не бешеный, даже пес живым стоит больше, чем мертвым, – с иронией ответил Грегори Грегориан. – Или ты вдруг решил отдать мне свои пять миллионов?
– Какая от них польза, если я окажусь в двух метрах под землей? Но речь не о пяти миллионах, а о гораздо большей сумме. Двадцать, может, даже тридцать!
– Не смеши меня. У меня и так живот болит, – спокойно ответил пленитель. – Ты таких денег в жизни не видел. И вряд ли увидишь.
– Это то, что мне должны были заплатить за следующий контракт.
– Сиди дальше в дерьме, на котором ты сидишь, и не пытайся меня запутать своими сказками. Никто не платит такие суммы за работу.
– За эту платят. Клянусь могилой моей матери! В этом деле замешаны сотни миллионов, я знаю, потому что нас будет минимум десять человек, и мы работаем как команда логистической поддержки.
– Насколько я выяснил, твоя мать еще жива и живет во Флориде. Так что клясться тебе пока не на чем. А твоя история настолько примитивна, что оскорбляет мой интеллект.
Столько миллионов за "контракт"! Кто в это поверит?
– Компания, которая за последние четыре года задекларировала почти три миллиарда прибыли без налогов и, видимо, рассчитывает получить еще больше, если мы успешно выполним их заказ.
– Название компании?
– Dall & Houston.
– Неплохо. В таком случае разговор приобретает серьезный оборот. Может быть, мне это даже начинает нравиться. О чем новый контракт?
– Пока не знаю, но, судя по всему, это что-то очень крупное, и должно быть продумано до мелочей.
– Мариэль знает цель?
– Естественно! Он получает заказы и исполняет их, организуя все по-своему. Но он никогда ничего не раскрывает до последнего момента. Только тогда он говорит тебе, что нужно делать. И можешь быть уверен: если ты его подведешь, тебе конец. Он ничего не прощает. Но у него есть достоинство: если обещал, то выполнит.
– Хотелось бы с ним познакомиться.
– И мне, конечно. Но я не знаю никого, кто видел бы его лицо и остался в живых. Вот почему он лучший!
– Приятно осознавать, что есть люди, которые уважают тех, кто их кормит, – признал Грегори Грегориан. – Но я лично не могу разделить твой восторг, потому что все, что я знаю о Мариэле, это то, что он – ублюдок, который живет заказными убийствами. И, судя по твоим словам, он даже не делает это сам. – Он наполнил стакан водой из стоявшего рядом кувшина, поднес его к лицу пленника и добавил:
– Как ты с ним связываешься?
– Никак. Он всегда сам выходит на связь.
– По телефону? – На немой кивок он указал на два мобильных телефона, лежащих на столе. – По какому?
– По зеленому. Он только для входящих вызовов, и я обязан всегда держать его при себе, даже если год не будет никаких заказов.
– Сегодня все делается через мобильники. Как раньше без них жили, ума не приложу. Ладно, – пробормотал он. – Будем ждать, пока этот ублюдок Мариэль решит позвонить. – Он решительно кивнул, щелкнув языком. – Если подумать, речь действительно идет о больших деньгах, – заключил он.
Он наклонился над своим пленником, чтобы поднять ему голову и поднести стакан к губам, чтобы тот мог выпить, а затем добавил:
– А теперь молись, чтобы твой дружок Мариэлито позвонил как можно скорее, иначе твоя задница превратится в кровавое месиво. Д str. обычно не идет на пользу коже.
Он сунул зеленый телефон в карман, направился к двери, выключил свет и закрыл ее за собой. Затем начал подниматься по узкой лестнице, снимая черный капюшон, который повесил на гвоздь в стене.
Лестница вывела его на просторную кухню, из которой он прошел в светлую гостиную. На диване лежала привлекательная девушка с огромными голубыми глазами, увлеченно смотревшая старый музыкальный фильм.
Он сел рядом с ней, положил ее ноги себе на колени и начал мягко поглаживать их.
– Крепкий орешек, – сказал он спустя какое-то время. – Очень крепкий.
– Он что-нибудь сказал? – спросила она, не отрывая взгляда от телевизора.
– Сказал, что ему предложили новую работу с невероятно высокой оплатой.
– Сколько?
– По крайней мере двадцать миллионов.
– Наверное, боливаров? Насколько я знаю, сегодня в Каракасе этого не хватит даже на обед.
– Двадцать миллионов долларов.
Девушка посмотрела на него с абсолютным недоверием в своих красивых глазах и спросила:
– Ты шутишь?
– Это его слова.
– Ты ему веришь?
Грегори Грегориан лишь пожал плечами, что, казалось, разожгло любопытство девушки. Она поспешила выключить телевизор и, выпрямившись, села в угол дивана. Оттуда она внимательно смотрела на своего собеседника.
– Никто не располагает такими деньгами, – наконец произнесла она.
– У руководителей Dall & Houston есть.
– Руководители Dall & Houston – это шайка мерзавцев, которые втянули нас в абсурдную войну, в которой уже погибли три тысячи наших ребят и почти полмиллиона иракцев.
– Лучше, чем я, это никто не знает, дорогая. Я уже говорил тебе, что они заказали убийство Стэнли Роува.
– Ты ведь не думаешь иметь с ними дело…
– Даже в мыслях не было, милая. Даже в мыслях, – ответил он. – Но я не могу перестать думать, почему люди, которые любят деньги до такой степени, что готовы развязать кровопролитную войну, вдруг согласны тратить их так расточительно.
– Забудь об этом! – умоляюще сказала она. – Более того, забудь об этом деле, брось этого свинью, что у тебя там внизу, где-нибудь на обочине, и уедем отсюда, потому что все, к чему прикасается эта проклятая компания, превращается в гниль. Ты знаешь, что они месяцами снабжали войска в Ираке зараженной водой и испорченными продуктами? Наши солдаты умирают не только от вражеских бомб, но и от дерьма, которое заставляют есть свои же люди, выставляющие Пентагону счета за бутылки с якобы минеральной водой по цене французского шампанского. Всех их надо расстрелять!
– Включая вице-президента?
– Причем тут вице-президент?
– Он крупнейший акционер Dall & Houston. Разумеется, в тени, но все-таки крупнейший.
– Чтоб его мать провалилась! – воскликнула она с возмущением. – Вот теперь многое становится понятно! Президент знает об этом?
– Предположительно, да. Для этого же существуют ФБР, ЦРУ и бесчисленные разведывательные службы, которые стоят нам целое состояние. Хотя, по моему опыту в многочисленных делах, где меня привлекали к сотрудничеству, я пришел к выводу, что они много смотрят вниз, но очень мало вверх, – он фыркнул, выражая глубокое отвращение. – Они усердно убирают грязь с пола, но никогда не пытаются заткнуть те задницы, откуда она исходит, потому что слишком часто это их собственные.
– Очень образно! – возразила она. – Отвратительно, но невероятно образно… – Она встала, подошла к окну и выглянула наружу, словно опасаясь, что кто-то может следить за домом. Наконец, не оборачиваясь, добавила:
– Я ненавижу Хьюстон. Это город без души, живущий лишь ради денег. И я боюсь.
– А кто не боится? – признался ее спутник с полной искренностью. – Никогда бы не подумал, что простое расследование аварии, в которой была только одна жертва, может привести к чему-то настолько отвратительному. Я горжусь своей работой, но чувствую, что те, кто сидит по другую сторону стола, гораздо лучше.
– Думаю, дело не в том, что они лучше; просто они не колеблются убивать. А это, как мне хочется верить, ты никогда не делал.
– Только на войне, по долгу службы.
– Говорят, на войне все иначе, хотя я с этим не согласна. Генерал может наградить за убийство во имя родины, а судья отправить за решетку за убийство во имя защиты своих детей. Но, на мой взгляд, дети всегда важнее родины, – девушка повернулась к нему и спросила, больше умоляя, чем просто интересуясь:
– Нам собирать чемоданы?
–Я пообещал госпоже Занай, что дам ей неделю на то, чтобы решить, что делать с тем, кто у нас там внизу. Она готова заплатить сто тысяч долларов за эту отсрочку.
–Это значит, что наши жизни стоят по пятьдесят тысяч за каждую, – заметила она, поочередно указывая пальцем на того, кто продолжал разваливаться на диване, и на себя. – Всегда думала, что они ценятся куда дороже.
–Все зависит от рыночной цены, дорогая. Жизни людей с каждым днем стоят все меньше, учитывая, что там, за дверью, убивают за какие-то десять долларов.
–Это совсем не смешно.
–Я понял; признаю и прошу прощения.
Девушка уселась в кресло почти напротив него и, немного подумав, спросила:
–Как так получилось, что ты, человек, который работал на спецслужбы или полицию множества стран, теперь действуешь самостоятельно и оказался втянут в такое дело?
–Потому что моя профессия – анализировать, и мне все равно, для кого это делать: для полиции или для Алехандры Занай. Я работаю там, где платят.
–И как ты к этому пришел?
–По семейной традиции.
–Можешь объяснить?
–Конечно. Мой отец приехал в Соединенные Штаты с пустыми руками, не имея абсолютно ничего. Но он всегда был великолепным шахматистом – возможно, не самым блестящим или креативным, что не позволило ему стать чемпионом Армении, но самым аналитичным. К нему обращались великие игроки, когда нужно было разобрать сложную ситуацию, рассматривая все ее возможные варианты до мельчайших деталей.
–Странно, что ты никогда не говорил мне о нем.
–Не люблю говорить о прошлом.
–Семья – это никогда не прошлое, это вечное настоящее нашей жизни.
–Возможно, ты права, хотя спорить на эту тему не хочется. Правда в том, что мой отец был очень умным человеком и быстро понял, что его аналитические способности можно применить в других, более прибыльных сферах. Со временем он стал незаменимым консультантом для страховых компаний, а иногда и для полиции, когда речь шла о решении особенно сложных задач. – Грегори Грегориан сделал паузу, будто вспоминал очень далекие времена, но вскоре продолжил: – Когда я окончил школу, он решил, что я унаследовал часть его таланта, и позвал меня в свой кабинет. Он сказал: «Сын, будущее этой страны будет в руках спекулянтов, юристов, персональных компьютеров, латиноамериканцев и страховых компаний. Поскольку я уверен, что ты не станешь спекулянтом и у тебя нет красноречия, чтобы быть мошенником-юристом, мой совет: выучи испанский и все, что сможешь, о персональных компьютерах, но в итоге займись страхованием. Не как продавец, потому что это у тебя явно не выйдет, а как инспектор, ведь с каждым днем будет все больше тех, кто захочет обмануть страховые компании, а они хорошо платят за предотвращение таких случаев».
–Очевидно, он был человеком с дальновидностью, – признала она с легкой улыбкой. – Сидеть весь день в интернете или пытаться обмануть страховые компании стали национальными видами спорта. А юристы рискуют своими местами, подавая самые причудливые иски, которые иногда оборачиваются огромными затратами.
–В ту ночь я понял, что отец прав. Я сосредоточился на том, чтобы выучить все, чему он мог меня научить, и освоить бесконечное количество новых уловок, которые придумывали люди. К двадцати пяти годам я знал все об инсценированных авариях, поджогах, ложных самоубийствах, нелепых падениях, вымышленных болезнях, организованных похищениях, интернет-мошенничестве и обо всем, что только могла придумать изобретательная мошенническая натура.
–И так ты стал лучшим в своей области?
–Настолько, что, без ложной скромности, полиция и спецслужбы многих стран регулярно обращаются ко мне за помощью, что только увеличивает мой опыт. Обычно они щедры, но не настолько, как госпожа Занай.
–Но госпожа Занай может принести нам проблемы.
–Я привык к проблемам, дорогая, – спокойно ответил он. – Когда кто-то надеется получить крупную страховку и вдруг понимает, что умник-детектив собирается сорвать его планы, это редко проходит спокойно. Ты знаешь, что угрозы, взятки и даже покушения – это часть моей работы, с которой нужно мириться.
–Но мне кажется, этот случай выходит за пределы того, что мы пережили раньше. И мне это не нравится. Совсем не нравится!
–Джессика, – признал он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее, с легкой улыбкой на лице, – мне начинает казаться, что этот случай гораздо сложнее, чем кто-либо мог бы предположить. И я должен признаться, что обеспокоен, если не сказать напуган. Держать убийцу в подвале дома – это не мой стиль, и мне это совсем не по душе. Но давай постараемся сохранять спокойствие хотя бы в течение этой недели.
Глава 5
ЗЕЛЁНЫЙ на четырнадцатой лунке был логически самым удалённым пунктом гольф-клуба Pine Crest в Хьюстоне и одновременно самым безлюдным, так как он был окружён лагунами и песчаными бункерами, без единого кустарника или хотя бы скудного дерева, чтобы обеспечить тень. Таким образом, можно было без труда заметить любого, кто подходил ближе, чем на двести метров.
После того как Вольф Лукас и его доверенное лицо Тони Уокер загнали свои мячи в лунку, они передали клюшки кэдди и попросили их в одиночку отправиться обратно в раздевалки. Они устали играть и предпочли присесть на траву, чтобы отдохнуть перед возвращением в клубный дом, прогуливаясь спокойно в прохладный вечер.
Оба юноши послушно ушли, ничуть не удивившись, так как подобная рутина повторялась каждую неделю и стала для них привычной.
Каждый четверг оба партнёра, которые позже щедро их вознаграждали, оставались наедине в месте, где никто не мог бы их подслушать.
Когда силуэты кэдди скрылись за небольшой возвышенностью двенадцатой лунки, генеральный директор Dall & Houston уселся на траву, скрестив ноги в позе лотоса. Он достал из заднего кармана металлическую фляжку, отвинтил крышку, которая служила стаканом, и налил немного виски, выпив залпом.
– Ну что? – спросил он. – Как идут дела?
Его спутник, который сел напротив него, лишь пожал плечами и ответил:
– К сожалению, не так хорошо, как хотелось бы. Возможно, и помни, что я говорю только «возможно», Стэнли действительно хранил те документы, о которых Алехандра рассказала Ричарду.
– Согласно этому проклятому закону Мёрфи, если что-то может пойти не так, оно обязательно пойдёт ещё хуже, – мрачно ответил Лукас. – Мы со Стэнли пришли в компанию почти одновременно, и я точно знаю, что он был человеком крайне осторожным и всегда старался подстраховаться на случай непредвиденных обстоятельств. Где сейчас могут быть эти документы?
– Пока не знаю.
– Надеюсь, нам не придётся узнавать об их существовании, когда будет уже слишком поздно.
– Это зависит исключительно от Алехандры.
– Терпеть не могу, когда что-то зависит от женщины, особенно от женщины, которая была так влюблена в своего мужа. В таких случаях они абсолютно непредсказуемы. А если, как кажется, Алехандра подозревает, что мы убрали Стэнли, она может отреагировать самым худшим образом.
– Думаю, теперь она уже не подозревает, – уточнил его спутник, жуя длинную травинку. – Похоже, сейчас она полностью уверена.
– Я считал, что работа людей Мариэль была выполнена идеально. Что пошло не так?
– Может, ничего. Возможно, она просто сделала логичные выводы, исходя из развития событий и документов, которые Стэнли оставил ей.
– Ты знаешь, что я никогда не принимаю «возможно» как ответ, – пробурчал Лукас, наполняя крышку новой порцией виски. – Я плачу не за предположения, а за конкретные факты.
– Конкретные факты говорят, что Стэнли погиб в автокатастрофе. А что может прийти в голову женщине вроде Алехандры, предугадать невозможно.
– Ладно, согласен, Алехандра – женщина, а значит, непредсказуема. Но она также мать, а матери предсказуемы. Дай ей чётко понять, что на кону жизнь её детей. Либо она отдаёт нам документы, либо ей будет о чём сожалеть. Проблемы есть?
– Никаких.
– Тогда вопрос закрыт. Второй пункт повестки: сколько конгрессменов, сенаторов и судей выступают против переноса нашей базы в Дубай?
Тони Уокер достал из кармана сложенный листок бумаги и молча передал его. Вольф Лукас долго изучал его, а затем шумно выдохнул, явно недовольный развитием событий.
– Слишком много, – едва слышно пробормотал он. – Слишком.
– Была ошибка позволить этой новости распространиться так рано. Мы должны были действовать так, чтобы власти столкнулись с уже свершившимся фактом.
– Юристы утверждали, что это абсолютно невозможно. Для таких перемещений нужны разрешения, которые нельзя получить, не указав причины. Мы не какая-нибудь мелкая фирма, мы – Dall & Houston.
– Тогда это выходит за рамки моей компетенции, и эту битву должны вести твои юристы или, в крайнем случае, Айсмен. Законы – это не моё.
– В этом я не сомневаюсь, – пошутил собеседник. – Хотя, если честно, ты знаешь о законах больше всех в этой стране, ведь ты лучше и чаще всех их нарушал. – Он потряс листком и категорично добавил: – Через две недели этот список должен быть сокращён наполовину.
– Какими средствами я располагаю?
– Всеми необходимыми. И ещё миллиардом.
– Свободные руки?
– Разве я когда-нибудь тебя ограничивал? Мы дали этим ублюдкам то, чего они хотели: красивую войну, чтобы отомстить за трусливую атаку 11 сентября, а заодно оживить оборонную промышленность, которая чересчур замедлилась. Все с восторгом аплодировали, пока рушили статуи Саддама Хусейна, а потом, когда он болтался на веревке, никто не винил нас, а только кучку бездарей, которые не смогли довести дело до конца, хотя у них было всё – пушки, корабли, самолеты, сколько хотели. План состоял в том, чтобы захватить Ирак меньше чем за месяц, а затем продолжить с Сирией и Ираном, но некомпетентные генералы, которые только и умеют, что поправлять козырек фуражки с глупым видом, всё испортили. Чертова сволочь! – Он снова потряс, теперь уже яростно, клочком бумаги. – А вдобавок эта шайка неблагодарных писак хочет, чтобы мы расплачивались за их промахи. Всех их нужно расстрелять!
– У нас еще есть время.
– Ты так думаешь?
– Достаточно сказать слово. Уверен, что пятерым или шестерым хватит строгого выговора; десять или двенадцать радикально изменят свое мнение за определенную сумму, которую мы согласуем в каждом случае, а с остальными разберусь я.
– Как?
– Чем меньше ты знаешь, тем лучше для тебя.
– Согласен, тут ты прав. Никакой судья не может заставить кого-то давать показания о том, о чем он не знает, – он налил себе новый стакан, будто этим подводил итог очередной главе разговора. – У нас остается третий пункт повестки дня, Операция Протей, которую, надеюсь, не придется приводить в действие, разве что в крайнем случае. Как идут приготовления?
– Ожидаем твоих указаний, но прежде, просто из любопытства, хотел бы уточнить, почему ты дал ей такое странное название?
– Что ты знаешь о греческой мифологии?
– Почти ничего, если быть откровенным, – почти смиренно извинился Тони Уокер. – История никогда не была моей сильной стороной.
– Мифология – это не история, а легенда, но это не важно, – поправил его собеседник. – Согласно древним грекам, Протей был старым богом моря, которому его отец, Нептун, дал три весьма необычных дара: во-первых, он был единственным, кто мог ясно видеть в густых мрачных глубинах морей; во-вторых, он предвидел будущее; и в-третьих, он мог менять форму по своему желанию, превращаясь за мгновение в льва, акулу, дельфина, ягненка, женщину, дерево или простую скалу.
– Понял. Айсмен – это своего рода Протей нашего времени.
– Именно. Он лучше всех ориентируется в темноте, предвидит события и меняет облик в одно мгновение. Так что главное, от чего мы зависим, – это быть готовыми, если придется действовать быстро.
– Мариэль уверяет, что скоро всё будет готово.
– Что ты узнал о нём?
– Ничего.
– Ничего? – удивленно переспросил его начальник.
– Совсем ничего.
– Как это возможно, что мы передаем миллионы долларов человеку, о котором не знаем ничего?
– Это возможно потому, что за почти двадцать лет работы на нас он ни разу не ошибся. А то, что мы, при всём нашем опыте общения с ним, так и не смогли выяснить, кто он, на мой взгляд, является лучшей гарантией того, что никто другой этого тоже не сможет, – он подмигнул в заключение. – А это, в свою очередь, наша лучшая гарантия безопасности.
– В таком свете я должен с тобой согласиться, но ты поверишь мне, если я скажу, что всегда испытывал почти болезненное любопытство узнать, кто скрывается за этим странным именем.
– Любопытство сгубило кошку.
– Не совсем сгубило, оно лишило её лишь одной из семи жизней.