Иерусалим – Алан Мур

Книга, которую я не взялась бы читать, если бы не игра. И относительно таких сжатых сроков, и относительно объема, и автора, и жанра – меня бы это не соблазнило ну никак.Сказать, что было читать тяжело – тут все относительно. Первая треть, где “Прелюдия” и Первая книга интересны. Несмотря на обилие героев, их очень расширенное описание и поток мыслей, воспоминаний, событий это и правда было интересно. Каждая глава описывает отдельного героя с его личным миром. Здесь история монаха, который совершенно геройски приносит, доставляет великую святыню в храм Нортгемптона, который еще только строился, идя к цели на чистой вере. История проститутки, которая помешана на принцессе Диане, и у нее целый альбом вырезок, но в то же время ей симпатичен Джек Потрошитель. Здесь реставратор, который после разговора с ангелом в секунду стал седым.Легче становится еще и в момент понимания, что все герои связаны между собой или родством, или совместно пережитыми событиями, начинаешь отслеживать и прикидывать, как кто и с кем связан, где предки, а где их нащадки. Тут уже книга даже немного становится семейной сагой, где несколько поколений живут свою несладкую жизнь. Слог легкий, несмотря на обилие внутренних монологов, потока сознания.Дальше дело первалило к мальчику, который был мертвым всю вторую книгу, но в реальной жизни – несколько минут, пребывая в состоянии клинической смерти, пока врачи не убрали последствия тяжелой дифтерии. За это время он успел пережить знакомство и приключения с Мертвецки мертвой бандой, в которой очень даже просматривается история мира Питера Пэна. Также тут и Кромвель мелькнет. Эта часть тоже даже интересная, раскрытие посмертной жизни пятерых призраков детей, а как потом оказалось, не совсем детей, даже было немного юморным. И тут же автор отправляет читателя на поиск загадки начала мироздания, и его созидателей.Но Третья книга меня растерзала. Тут автор решил поиграть в Джеймса Джойса, и повествование стало очень трудным для восприятия, понимания, вникания, для поиска смыслов и мотивов. Вроде бы это и продолжение о семье, все та же семейная сага. Но уже с такими писательскими вывертами, что чтение напоминало наждак по терке. Тут и бредовая глава о психически больной женщине, читая которую возникает ощущение какой-то дереализации. И глава – пьеса (ну это уже откровенный “Улисс”!!) И поток сознания психически больного Снежка, да позабористей, чем монолог жены в “Улиссе”. Глава “Загнан” даже описывает мысли чиновника, как опять же жена Блума в “Улиссе”.Пишу рецензию, и понимаю, что память очень избирательно отнеслась к Третьей книге, помнит уже частично. Через месяц явно останется только общее впечатление.И понимаю, что это все-таки, наверное, великое произведение. Автор играет стилями, жанрами, идеями…Экспериментирует, складывает, раскидывает… Опять же, все эти ссылки, метафоры, аллюзии, множество граней и отсылок хоть и попахивает Джойсом, но тут проведена огромная работа, десять лет потрачено.

Есть начало и конец у любой истории…

(Олег Митяев «Самая любимая песня)Этот роман умудрился активировать весь возможный оценочный арсенал, всё меню вероятных оценок было мною использовано в процессе чтения. Причём не в порядке снизу доверху или наоборот, а вразброс, бессистемно и спорадически, сообразно с особенностями читаемых глав.Дальше…Добрая половина первой части книги (Боро) просто вызывала неприятие и ощущение нудизма, так порой и хотелось воскликнуть „Эй, кто-нибудь, отберите у автора компьютер, клавиатуру или что там ещё у него ещё есть для писательства!“. Однако незаметно, т.е. сам не понял в каком месте чтения этой самой первой части книги, отношение к читаемому поменялось. Вернее, просто почуял, что ощущение скученной скучности и неопрятной смятости куда-то делось, и что испытываю уже некоторое подобие интереса, и даже некую симпатию к книжным персонажам, ко всем этим „деревенским идиотам“ (спасибо тому, кто подарил мне такую ёмкую, но неоднозначную формулировку), которыми населён центр английской земли – городок Нортгемптон. Чтобы была понятна такая перемена моего отношения: в голове ассоциативно всплыли имена Джона Стейнбека с его великолепной „Королевской ночлежкой“ (эх, самая пора третий роман цикла зачесть!) и Юрия Буйды с его шикарной „Прусской невестой“ – и тот и другой как раз и описывали нам в своих книгах примерно такого рода людей – деревенских и городских чудаков и простаков, маргиналов и аутсайдеров, простофиль и побродяжек, срань господню.Небольшое отступление: ещё наш несравненный Лев Николаевич Толстой написал однажды, что „все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему“. Переводя с толстовского на современный получаем мысль, что чаще всего в центре внимания писателя находятся люди особенные или же с особенностями (что не совсем одно и то же). Потому что человек среднестатистический мало интересен для читателя, жизнь среднестатистического нормативного человека состоит из одного и того же общеизвестного набора событий и фактов, да и сам он ничем не выделяется из общей массы народонаселения. То ли дело деревенский дурачок или городская сумасшедшая – и ведут себя они на особинку, и ляпают вслух то, что человек нравственный будет держать в себе сокрыто и только где-нибудь среди своих самых доверенных будет втихомолку обсуждать и осуждать. В общем, о счастливых нормальных людях писать почти что нечего.Вот в этой самой первой части романа мы как раз в основном и знакомимся со всеми теми его персонажами и героями, которые затем гуртом или россыпью, а и то и одиночной поступью отправляются вдоль повествования. И все они чохом, и каждый из них в отдельности предстаёт перед нами индивидуальностью, а то и личностью (т.е. когда кучкой, то значит и будет не толпа однообразных униформенных персонажей, а группа персон, каждый наособинку). И знакомство с этими людьми в конечном счёте и составило самый большой плюс этой книги.А потом мы из реала перекинулись в астрал, в мир иллюзии, в мир потусторонний, в мир ангелов/демонов, в мир послесмертия, в мир полунощный, теневой, вневременной (или всевременной) и внепространственный (хотя скорее всепространственный), неевклидовый. И хотя автор вовсю старался разнообразить все эти послесмертные и псевдосмертные похождения наших павших (но не падших) героев по Душе (так называют это подпространственное надмирие его обитатели), хотя насыщал эти хождения разными темпорально-приключенческими событиями и пространственно-происшественными приключениями, однако у меня (говорю сейчас только о себе и о своём восприятии) оценка с почти отличной спрыгнула в район три, два с половиной – „скучно на этом свете, господа!“, – воскликнул однажды знаток всякой мистики Николай Васильевич Гоголь, и мы повторим и продолжим за ним: „да и на том свете ничуть не интереснее“.А уv когда мы перескочили в главу абсурдистско-алитературную в которой смыслы написанного приходилось выковыривать не только глазами но и проговариванием вслух то тут оценочная планка опустилась до минимальных полбалла и балл в лучшем случае полутора я v говорю вся оценочная шкала в ход пошла объяснение сему оценочному произволу простое ничем иным кроме как попыткой выеbнуться я объяснить эти игры автора не могу типа смотрите люди я и так могу я и этак умею и в этом месте он долvен гулко постучать себя в могучую гориллообразную грудь продемонстрировать читателю свои писательские „кубики“ и проделать весь цикл показательных телодвиvений от бодибилдеров *.Зато знаете, в каком месте и кому я ставлю высший пятёрочный балл? Правильно – переводчику Сергею Карпову. Вот уж кому довелось хлебнуть английского лиха и хватить переводчицкого горюшка. Зато с полным правом он может горделиво заявить: „Иерусалим“ читали? Я переводил…».А ещё эта книга подвигла меня полюбопытствовать, где находится центр Евразии (чё нам Англия, нам суперконтинент подавай!) – по официальным сведениям центр нашего мира находится на территории Казахстана, а географический центр России и вовсе расположился в глухих малолюдных местах: Эвенкия, Красноярский край, в пределах плато Путорана и всего на 16 км южнее Северного полярного круга (такой вот щелчок по носу всей европейской России, кем-то и чем-то возомнившей себя по отношению ко всей остальной своей территории). Интересно же?Конечно же в книге было огромное количество тем и смыслов, автор постарался вместить в свой роман всего и всякого – тут даже ассоциация с ирландским рагу или с тройной-четверной ухой не прокатит. Однако, как по мне, так вот это стремление создать нечто великое и лепное в великолепное не превратилось. Тем более, что многие темы в достаточной степени освещены и затронуты в книгах других авторов, творивших раньше Мура, и заслуга Мура в этом смысле является только лишь заслугой компилятора, ретранслятора, распространителя и популяризатора. Конечно, польза от этого тоже, несомненно, есть, кто-то ведь идеи многомерности мира почерпнёт как раз от Мура и далее отправится на поиски ответов к возникшим вопросам и удовлетворение возникшего интереса самостоятельно (хотя об Утгарде, Мидгарде, Асгарде и Хельхейме нам твердили ещё древние германцы и викинги). Равно как и мысли о том, что весь мир Майя, что всё сущее есть сон некоего Высшего существа, что нет ни прошлого, ни будущего, а есть только то, что Некто читает в данный момент времени, ну и т.д – тоже вовсе не от Мура, хотя и не мура. В общем, всё это уже было и есть у других, читанных ранее авторов, и потому для меня всё это только лишь перепевки, повторы.Ещё одной особенностью книги стало постоянное возвращение к каким-то событиям/происшествиям, правда при этом каждый раз автор пытается показать/рассказать об уже сказанном/показанном с другого ракурса, устами другого рассказчика: то мы наблюдаем, как какую-то терпилу насильственно пользуют в автомобиле, то затем нам об этом же коитусе рассказывает сама терпила, затем мы встречаемся с этой ситуацией глазами умертвий-подростков, спустя какое-то время сталкиваемся с этой вознёй со свидетельско-наблюдательской стороны, в конечном счёте об этом акте насильственного соития нам не рассказал только сам автомобиль да рулевое колесо, в которое (возможно) упирались ноги насилуемой дамы. И таких повторюшек (ага, повторюша – дядя хрюша из помойного ведра – такая дразнилка из нашего детства сразу всплыла и угнездилась в этом тексте) не одна, и не две, а множество. Что в общем-то и утяжеляет восприятие, и слегка раздражает, – но зато и объём книге добавляет, скажет автор, и лукаво подмигнёт.Жаль, что мысль поискать карту Боро пришла ко мне слишком поздно, когда книга уже была на финишной прямой, потому что периодическое заглядывание в карту мира могло бы сделать чтение более интересным занятием.Итожа: большого удовольствия от чтения этой крупной книги я не получил, отчасти таковое чтение превратилось в некое полуспортивное соревнование-состязание: кто кого – я книгу, или она меня. Но нас объёмами не напугаешь («Жизнь Клима Самгина», к примеру, покрупнее будет [1400+], не говоря уже о четырёхтомном китайском «Путешествии на Запад» [2200+], да и с Музилем [1200+ и 1400+ и даже 1700+] мы знакомы не понаслышке), так что бонусы ваши будут наши ;-)* Радисты-маркони во время радиосвязи для скорости записи заменяли русскую Ж на «галочку», или на латинскую v (со слов моего родного брата, профессионального радиста-дальневосточника).Ну, и можно почитать этот же текст вот в таком формате:

Предупреждение: несмотря на то, что книга мне очень понравилась, от рекомендаций к чтению я воздерживаюсь, слишком уж роман специфичен.Я читала эту книгу примерно полгода. Она конечно длинная, но не настолько, чтобы не прочитать быстрее. Просто ее надо было распробовать, и к тому же слог повествования непростой.В романе три части.

В первой описывается панорамно место действия – Боро, Нортгемптон. Очень много персонажей, у каждого своя роль, и своя история. Это как полотно. Если начать с краю, то не особо понятно, что получится в итоге, и для чего нужна каждая деталь. Здесь мне помогало вдумчивое неторопливое чтение, получение удовольствие от каждого удачного оборота. Также мне нравилось по карте смотреть, что где находится и куда идут герои.Самая интересная и удачная часть, на мой взгляд, это вторая. В ней описываются путешествия мальчика в компании ребят по миру «по ту сторону». Они путешествуют через пространство и время, попадая в самые интересные события. Каждая глава ведется с разных точек зрения, и каждый участник приключений попадает в фокус внимания.Третья часть – это постмодернистский эксперимент. Каждая часть представляет собой ту или иную стилистику. Здесь есть и пьеса, и поэма, и небрежное обращение со знаками препинания, и головоломное повествование, когда одни слова смешиваются с другими и обретают новые смыслы.В конце второй части кажется, что будет какое-то «после». Какой-то результат, какой-то итог. Но смысл не в этом. И в конце послелюдии автор признается открыто в своей идее. Все повторяется. И наша короткая жизнь существует всегда.

Так что «Иерусалим» – это не только гимн маленькой Англии, чем роман безусловно является, это еще и воплощенная жизнеутверждающая философия.