Остаток недели я снова и снова проигрываю в памяти момент, когда Ури сказал Натаниэлю, что тот сохранен у меня в телефоне под именем «Бойфренд», и воспоминание это вечно застает меня врасплох – хоть на беговой дорожке, хоть в душе. И его ответ – «понятно».
Что ему понятно? Что, если он решит, что я до сих пор сохну по нему? До чего унизительно! Я хватаю с постели ближайшую мягкую игрушку и прижимаюсь лицом к плюшевому брюшку.
– Сори-я! – раздается снизу голос аджуммы[41]. – Мин Сори, ты не спишь?
Отпустив игрушку, я встаю с кровати и открываю дверь.
– Что, аджумма? – кричу я в ответ.
– Спускайся! Завтрак готов!
Я бегу в ванную – почистить зубы и умыться. Наряд на сегодня я выбрала вчера вечером, так что остается только быстро переодеться в белую блузку с жабо и светло-голубые джинсы. Закрыв за собой дверь в спальню, я мельком поглядываю в главную спальню в конце коридора. Это комната моей мамы, но она не спит там уже больше месяца – либо потому что вечно в разъездах, либо потому что ночует в здании компании.
Я гадаю, не упаковать ли ей смену одежды. Что, если она нерегулярно питается? По крайней мере, когда она заходит домой, ей удается как следует поесть, ведь аджумма – одна из немногих людей, к которым мама прислушивается, и аджумма всегда напоминает ей поесть. Она ведь и маму вырастила, прежде чем взяться за мое воспитание.
Сбросив домашние тапочки у подножия лестницы, я захожу в столовую. На дворе – раннее утро, но в комнате все равно горит свет, и шикарная люстра сверкает над длинным столом, где моя домработница расставила самые разные блюда.
Я сажусь на стул, с восторгом обозревая все это великолепие. Центр стола занимает рыбка на гриле на подушке из латука, а вокруг выстроились мисочки с овощами – как свежими, так и маринованными. Прямо передо мной стоит миска говяжьего супа с редькой, пиала с густым пышным рисом и тарелочка с идеально приготовленной глазуньей из одного яйца.
– Спасибо за завтрак, – говорю я, поднимая прохладные металлические палочки и подцепляя кусочек яичницы.
Сидящая напротив меня аджумма только одобрительно хмыкает, а потом говорит:
– Наешься хорошенько.
Аджумме уже к семидесяти, и я знаю ее всю жизнь. Раньше у нашей семьи был еще и водитель, но отец забрал мистера Кима с собой, когда ушел.
Маме осталась аджумма и дом. Отец получил аджоссии машину. А меня они поделили.
Длинный стол, как обычно, накрыт на одного. Я все прошу аджумму составлять мне компанию за едой, но она отказывается. Тишину за завтраком нарушает только бряцание палочек о край миски. Не в первый раз я вспоминаю утро у Натаниэля, когда они с сестрами только что не перелезали друг через друга, пытаясь достать то или иное блюдо, а кухню наполняла оживленная болтовня.
– Сори? – подняв голову, я замечаю, что аджумма наблюдает за мной, и между бровей у нее залегла глубокая морщинка. – У тебя усталый вид. Ты хорошо спишь?
Если мне не снится тот унизительный момент на радиопередаче, то снится Нью-Йорк – не только утро дома у Натаниэля, но и предыдущий вечер, когда я впервые за несколько месяцев увидела его в ресторане. Как неловко все было сначала, потому что мы не знали, как вести себя в присутствии друг друга, как мы объединились, чтобы защитить Дженни, как он потом подначивал меня у себя дома – на мгновение все стало как раньше, я будто вернулась в те годы, когда мы просто дружили.
– Все в порядке, – уверяю я. – Сегодня лягу пораньше.
Она цокает языком – такой ответ ее явно не устраивает.
– Я сегодня встречаюсь с Ги Тэком и Анджелой, – говорю я, чтобы ее отвлечь.
Маневр срабатывает, потому что лицо аджуммы тут же проясняется. Я как-то приглашала Анджелу и Ги Тэка домой, так что она с ними познакомилась и все благодарила их за то, что они со мной подружились. Ги Тэк не упускает случая напомнить мне про тот случай. Аджумма знакома с Дженни – прошлым летом она ночевала то у меня, то у своей бабушки. Тогда я заметила, что аджумма смотрит на нас прямо-таки со слезами радости. Ужасно неловко, но я ее не виню. До Дженни, к которой автоматически прилагались Ги Тэк и Анджела, у меня и друзей-то не было, если не считать Натаниэля и Джеву.
– Вообще-то скоро уже надо уходить, чтобы успеть вовремя. – Я кладу палочки на подставку.
– Да, разумеется! – кивает она. – Не заставляй их ждать.
Поддавшись волне привязанности и благодарности, я целую ее в щеку.
– Спасибо еще раз за еду, – говорю я.
– Милая, для тебя – всегда пожалуйста, – откликается она, похлопывая меня по спине.
– Сори! – Анджела замечает меня с другого конца кофейни и, петляя между столиками, устремляется навстречу, придерживая одной рукой берет, чтобы он не слетел.
Обняв меня, она плюхается на кресло напротив.
– Где Хон Ги Тэк? – спрашиваю я. Они должны были прийти вместе. Кофейня находится в одной станции метро от «Нептун Энтертейнмент», а они оба – трейни этой компании. Ги Тэк туда попал вскоре после выпуска.
Глаза у Анджелы округляются, и она резко поворачивается.
– Я думала, он за мной идет!
Я смеюсь:
– Наверное, заскочил в магазин, пока ты отвлеклась.
Она усмехается:
– Около метро был «Олив Янг»[42].
Мы делаем заказ у стойки и, получив напитки, возвращаемся за столик.
– Я тут была на радиопередаче с одной девушкой из твоей компании, – рассказываю я. – Цукумори Рина.
– Рина! – восклицает Анджела. – Она просто душка.
– Неужели вы снова говорите обо мне? – Ги Тэк опускается на стул рядом с Анджелой и хватает напиток, который она ему заказала. Губы у него накрашены вишневой помадой.
– Привет, Хон Ги Тэк, – киваю я. – А мы-то гадали, когда же ты явишься.
– Я отвлекся, – он демонстрирует нам сумку с ремнем через плечо. – Купил подарок… – он картинно прижимает сумку к груди. – Себе любимому!
Я закатываю глаза.
– Вам обоим надо как-нибудь зайти ко мне в гости. Моя домработница хочет с вами повидаться.
– Помнишь, как она благодарила нас за то, что мы подружились с тобой? – заходится смехом Ги Тэк. Он мне этого никогда не забудет.
– Не припоминаю, – прикидываюсь я. – Она так и сказала?
Утро и день пролетают незаметно. Мы обсуждаем, у кого что случилось с нашей последней встречи, потом перебираемся в другое кафе, потом – в третье. В итоге обедаем мы в «Сабвэе».
– Я скучаю по Дженни, – объявляет Анджела, принимаясь за сэндвич с тунцом.
– Может, она и забыла о нас уже, – произносит Ги Тэк, покручивая соломинку. – У нее же теперь крутые друзья в Нью-Йорке.
Я знаю, что он шутит, но его слова опасно близки к тому, о чем я в последнее время размышляла. У меня вибрирует телефон, и я тут же смотрю на экран.
– Дженни? – спрашивает Ги Тэк.
Я качаю головой.
– Это от мамы, – я бегло просматриваю сообщение. – Она хочет, чтобы завтра рано утром я приехала в «Джоа».
Ги Тэк и Анджела многозначительно переглядываются. Вернувшись из Нью-Йорка, я рассказала им, что решила не становиться айдолом. Они расстроились, а Анджела даже всплакнула – в конце концов, это было для нас троих общей мечтой, но все равно поддержали меня.
– Ты ей так и не сказала? – спрашивает Ги Тэк.
– Я понятия не имею, как она воспримет эту новость. Такое ощущение, что все это было скорее ее мечтой, а не моей.
– Тебе нужен план, – решает Ги Тэк. – Ты должна сказать маме, что выбрала другой путь, другую карьеру, которая подходит тебе больше, чем карьера айдола.
Я медленно киваю.
– Хорошая идея, но я не знаю, что выбрать.
– Ты могла бы стать стилистом! – восклицает Анджела. – Ты же всегда такая стильная, Сори.
– Или можешь стать тренером по танцам. Помнишь, как ты учила Дженни, когда она стала ходить на хореографию?
Не знаю, подходит ли мне хоть один из этих вариантов, но с планом мне и правда будет легче. Возможно, мама хотела, чтобы я дебютировала в качестве айдола, по каким-то личным причинам, но она в первую очередь деловая женщина. Если я смогу убедить ее, что для меня есть другой путь – возможность продуктивнее использовать свое время, по крайней мере, с ее точки зрения, возможно, она не так разочаруется во мне.
– Надо как-то отпраздновать твое решение поговорить с матерью, – заявляет Ги Тэк, и Анджела тут же кивает.
В глазах старого приятеля появляется знакомый блеск, и я точно знаю, что он вознамерился предложить, но все-таки спрашиваю:
– Какие идеи?
Анджела и Ги Тэк в ответ хором кричат:
– Норабанг![43]
До караоке – всего одна станция метро, так что вскоре мы уже заходим в один из залов рядом с четвертым выходом. Караоке находится на третьем этаже, а помимо него в здании масса отделов и офисов, в том числе ресторан морепродуктов на втором этаже и бильярд на пятом. Ги Тэк оплачивает два часа, пока мы с Анджелой изучаем скромный выбор закусок и газировок. Переглянувшись, мы тут же хватаем кучу всего, а потом начинаем препираться, кому платить.
В зал мы вваливаемся уже втроем. Ги Тэк тут же направляется к пульту управления и выбирает первые несколько песен – так быстро, что только пальцы порхают над кнопками. Анджела сразу берется за тамбурин, несколько раз ловко встряхивает. Звучит громкий аккорд песни Fantastic Baby группы Big Bang, и я понимаю, какой именно сегодня будет вечер.
Почему, когда забиваешься в маленькую комнатушку с близкими и горланишь песни что есть сил, кажется, будто все тревоги исчезли? Мы поем то вместе, то дуэтами, от нашего с Ги Тэком исполнения баллады Анджела в буквальном смысле прослезилась, то поодиночке, потому что все знают, как приятно оказаться в центре внимания, когда поешь любимую песню.
Пока Ги Тэк с Анджелой изображают Чханеля[44] и Панч[45], мое внимание отвлекает вспышка света, и, повернувшись, я вижу, что экран телефона Ги Тэка загорелся.
– Хон Ги Тэк! – кричу я, подняв телефон экраном к нему.
Он берет телефон у меня из рук и, мельком взглянув на экран, тут же отвечает.
– Е, сэкки[46], – шаловливо произносит он. – Я уж думал, не дождусь твоего звонка.
Анджела начинает читать рэп – партию Чханеля, и я просто дурею, начинаю визжать как резаная.
Ги Тэк закрывает ухо рукой, чтобы лучше слышать своего друга.
– Я не могу сейчас играть, я с друзьями. Мы в норабанге, в боксе у четвертого выхода. Приходи.
Я сердито смотрю на Ги Тэка. Он что, серьезно приглашает своего друга-геймера к нам? Это же наш вечер!
Однако Ги Тэк уже закатывает глаза. Судя по всему, друг его предложение отверг.
– Холь[47], – тянет Ги Тэк. – Тогда понятно, – тут он наконец замечает, что я смотрю на него. – Ты много теряешь.
Как раз в этот момент песня Анджелы заканчивается, и звучат первые ноты Something группы Girl’s Day. Восторженно визжа, я вскакиваю и, схватив у Анджелы микрофон, тут же опускаюсь на колени, упираюсь ладонями в пол, потому что хореография в этой песне начинается с сексуального танца на полу.
Анджела визжит, притворяясь, что падает в обморок на диванчик, а Ги Тэк подбадривает криками, хотя сам все еще разговаривает по телефону.
При других обстоятельствах я бы ни за что не стала исполнять такой сексуальный танец, не стала бы пластично вытягивать руки над головой, стелиться по полу и динамично вращать бедрами, но здесь, с Анджелой и Ги Тэком, я ощущаю уверенность, а еще мне весело.
– Мин Сори! Мин Сори! – скандирует Анджела.
Я слышу, как Ги Тэк кричит в телефон «Я вешаю трубку!» и швыряет мобильник на сиденье. Экран тут же загорается снова – друг ему перезванивает, но Ги Тэк его игнорирует: он уже взялся за тамбурин и теперь подбадривает меня.
Время летит незаметно, и вскоре два часа в зале подходят к концу. Обратный отсчет на экране предупреждает, что у нас осталось еще пятнадцать минут, а потом придется либо освободить зал, либо доплатить.
– Возьмем еще часик? – спрашивает Ги Тэк.
– Да! – хором кричим мы с Анджелой.
– А давайте сыграем в игру! – вдруг предлагает Ги Тэк. – Кто наберет меньше всего баллов, тот и платит.
Дженни сыграла в похожую игру с Джеву, когда они впервые встретились – она тогда еще не знала, кто он. Когда она мне об этом рассказала, я очень удивилась – казалось, подобное поведение совершенно не в его духе. Он не авантюрист, в отличие от Натаниэля, который всегда умудрялся меня удивить, застать врасплох, когда я этого меньше всего ожидаю.
– Вы хоть представляете, сколько норбангов рядом с четвертым выходом из метро? – произносит низкий запыхавшийся голос позади меня.
– Натаниэль! – кричит Анджела.
Я резко поворачиваюсь. В дверях и правда стоит Натаниэль – на нем черные джинсы и стеганая куртка. Волосы – все еще выкрашенные в запоминающийся темно-синий – слегка завиваются возле проколотых ушей. Он практически вплывает в комнату, а потом плюхается на потертое сиденье рядом со мной. У него приятный одеколон с древесным запахом, и у меня кружится голова.
– Я думал, ты сидишь дома, играешь в видеоигры, – тянет Ги Тэк.
Я, раскрыв рот, глазею на Ги Тэка. Так друг, с которым он говорил по телефону, – Натаниэль?
Натаниэль пожимает плечами, так и не вынув руки из карманов.
– Сестра попросила кое-что привезти ей в общежитие. Оно как раз недалеко отсюда.
Надин. Меня охватывает чувство вины. Она написала мне, когда приехала на учебу в Сеул, а я так и не ответила – мне было слишком стыдно за тот день, когда я поспешно сбежала от них из-за скандала с отцом.
– И вот я подумал, почему бы не зайти сюда и не почтить вас своим присутствием?
– Я очень почтена! – откликается Анджела.
– Не стоило, – откликается Ги Тэк с каменным выражением лица.
Я меж тем краем глаза изучаю Натаниэля. В последний раз мы виделись два месяца назад, в гостиной его дома. Обсуждал ли он с сестрами скандал, после того как я уехала? Наверняка они пожалели меня – думать об этом неприятно, но их трудно винить.
– Можно мне содовую? – Натаниэль тянется стол за банкой газировки, и его рука практически касается моих ног. Отпив, он снова тянется, на сей раз за пачкой чипсов.
Как и всю эту неделю, мой мозг тут же напоминает, что Натаниэль, возможно, считает, что у меня остались чувства к нему. Я страшно унижена, а кроме того, нервничаю. Я понятия не имею, что он думает по этому поводу. Что, если он спросит меня о той радиопередаче?
Пару минут спустя он замечает, в какой неловкой позе я сижу.
– Ой, прости, – он застенчиво улыбается, потирая затылок. – Тут маловато места. Хочешь чипсов?
Во рту у меня пересохло, и я нервно облизываю губы. Хватит уже дергаться! Даже если он спросит о радиопередаче, просто скажу, что забыла изменить запись в контактах, потому он и остался «бойфрендом», но сразу после записи я его переименовала.
– Конечно, – я так долго молчала, что голос мой звучит с придыханием.
Он смотрит на меня, слегка нахмурившись. Потом открывает пачку чипсов и сперва протягивает мне.
Я агонизирую в поисках безопасной темы для разговора.
– Так, значит, видеоигры?
– Мне вечно надирает задницу один пацан, – мрачно сообщает Натаниэль. – Кажется, он в средней школе учится.
От его слов я невольно кое-что вспоминаю.
– Помнится, в средней школе ты сам целыми днями играл в видеоигры. Ты даже на тренировки опаздывал, потому что просиживал за ними всю ночь, – смеюсь я. – Сколько раз тебе за это попадало!
– А я помню, что ты любила заходить в магазин комиксов рядом с компанией, в тот, который потом закрылся, и целыми днями читала манхву[48]. Особенно ты любила всякую романтику. Как-то раз я стащил у тебя книжку и зачитал ее вслух. Ты так разозлилась, что несколько дней со мной не разговаривала, – теперь очередь Натаниэля смеяться.
– Я тебя до сих пор за это не простила, – заявляю я, от чего он начинает смеяться еще больше.
Наши взгляды встречаются, и он криво усмехается.
Я чувствую, как отступает сковывавшее меня напряжение. Может, я зря волновалась, а Натаниэль даже не вспомнил больше о той радиопередачи. Он пришел просто потому, что его пригласил Ги Тэк – и потому что случайно оказался в этом районе, как и сказал.
– Смотрите! – Анджела указывает на монитор. – Владелец прибавил нам несколько минут. Мило с его стороны.
– Хватит на еще одного игрока, – замечает Ги Тэк. – Натаниэль, ты в деле?
Натаниэль поворачивается к Ги Тэку и ухмыляется.
– Не знаю, во что мы играем, но от игры я никогда не откажусь.
Пока Ги Тэк объясняет Натаниэлю правила, мы с Анджелой листаем сайт «Мелон»[49] в поисках подходящей песни. Чем проще у песни мелодия, тем легче набрать высокие баллы, но мы не ищем легких путей.
Первым поет Ги Тэк. Он исполняет Move Тхэмина[50] – вместе с танцевальной партией. Меня распирает от гордости за него. Он и в школе специализировался на хореографии, но в «Нептуне» ему удалось даже усовершенствовать свои навыки. Могу поспорить, скоро его пригласят в какую-нибудь группу, и уже в этом году он дебютирует.
– Девяносто семь! – восклицает Анджела, когда на экране появляются баллы, и тут же понимает, что это значит для остальных. – Да нам тебя ни за что не побить!
– Давай, Анджела, у тебя получится, – подбадриваю я, вскинув кулак. – Вперед!
Она выбрала песню TWICE, которую в одиночку петь трудновато – она предназначена для девяти вокалистов.
Когда на экране появляются баллы Анджелы – девяносто четыре, – я хлопаю громче всех.
Потом наступает черед Натаниэля. Он встает, округлив спину, будто собирается выходить на боксерский ринг.
– Какую песню ты выбрал? – спрашивает Анджела, падая на сиденье напротив меня. Она совсем запыхалась.
Натаниэль подмигивает:
– Это сюрприз.
Он включает песню. На экране появляется название – Eyes, Nose, Lips, что с английского переводится «Глаза, нос, губы», а также имя исполнителя – Тхэян[51]. Еще до того, как он берется за микрофон, сердце у меня начинает биться так, будто вот-вот из груди выскочит.
Хотя Натаниэль – главный танцор ХОХО, еще он – второй после Джеву вокалист. У него низкий голос, нежный и приятный. Первую половину песни он исполняет, пытаясь подстроить свой тембр к мелодии, и я не сразу разбираю текст.
Он поет о расставании, о том, каково это – скучать по другому человеку, по глазам, по носу, по губам и по прикосновениям. Чем дальше он поет, тем больше страсти в его голосе. Он поет не мне – Натаниэль не сводит глаз с текста на экране, но каждое слово отдается во мне эхом, так, будто именно мне оно и предназначено. Он поет, а я вспоминаю, как он смотрел на меня, как целовал, как ко мне прикасался. К концу песни я едва могу дышать.
Сто баллов.
Анджела с воплями подскакивает с дивана, задевает коленом стол, и недопитая Натаниэлем банка содовой растекается по всему столу, брызгая мне на блузку. Я поспешно встаю.
– О нет, Сори! Прости меня!
– Все нормально, – успокаиваю я ее. – Пятна не останется. Пойду приведу себя в порядок.
Схватив телефон, я открываю дверь и сбегаю в короткий коридор. Ввожу код у входа в туалет и запираюсь внутри. Несколько секунд я просто стою над раковиной и жду, пока сердце угомонится.
Мне приходит в голову мысль, что в Нью-Йорке случилось нечто похожее, только вот тогда вышел Натаниэль. Сомневаюсь, что его неожиданно одолели чувства. Он, наверное, просто хотел смыть с одежды запах алкоголя. Вздохнув, я включаю воду и, намочив несколько бумажных полотенец, пытаюсь оттереть пятно.
Выйдя в коридор, я обнаруживаю, что Натаниэль уже поджидает меня, прислонившись к стене.
– Ты как, в порядке? – спрашивает он, сделав шаг навстречу мне.
– Просто немного содовая пролилась, ничего страшного.
Он скидывает куртку.
– Надень.
Я отмахиваюсь.
– На улице не так холодно.
С наступлением весны и правда здорово потеплело.
– Ты… – Даже в плохо освещенном коридоре я вижу, как он краснеет. Опустив взгляд, я понимаю, что вода пропитала мою блузку, и теперь очертания моей груди видны всем желающим. Наступает мой черед краснеть. Я беру куртку и поплотнее запахиваю на груди.
Из-за закрытых дверей слышны приглушенные звуки пения. На стенах висят плакаты с рекламой разных марок соджу. Где-то вдалеке сигналит машина.
– Сори, – голос Натаниэля звучит подозрительно хрипло, но выражение лица не выдает никаких особых эмоций. – У тебя остались чувства ко мне?
– Я…
Понятно, почему он спрашивает. После той радиопередачи и моей сегодняшней реакции на его пение любой пришел бы к такому же выводу. На одно безумное мгновение я думаю сказать ему, что у меня и правда остались чувства к нему, что в те моменты, когда он смотрит на меня так, как сейчас, я чувствую себя красивой, идеальной… Но сказать такое я не могу.
Причины, побудившие нас расстаться, ничуть не изменились – по крайней мере, те причины, о которых ему известно: он по-прежнему айдол, ему надо поддерживать имидж, защищать не только себя, но и товарищей по группе. А ведь есть и другие причины, те, о которых я ни за что ему не скажу. Так что лучше в зародыше погасить любую искру оставшихся чувств, чтобы из нее не разгорелось пламя.
– Нет.
Он кивает – будто своим мыслям, будто именно это и ожидал услышать.
– Но я по тебе скучала, – продолжаю я. Это – чистая правда, и тут я могу быть откровенна. Натаниэль снова смотрит на меня. – Скучала по тому, насколько мы были близки, еще когда дружили.
Он недолго молчит, а потом произносит:
– Я и не переставал считать тебя другом.
Сердце теснит, и я осознаю, как сильно мне надо было услышать от него эти слова.
– Думаю, мне пора возвращаться домой, – вздыхаю я. – Ты скажешь Ги Тэку с Анджелой?
– Скажу, но ты напиши им, как доберешься, чтобы они знали, что ты благополучно доехала до дома. И еще, – он снова смотрит мне прямо в глаза. – Напиши мне тоже. У тебя есть мой номер. – Ямочка у него на щеке становится еще отчетливей.
Нахал. Однако именно подкол насчет радиопередачи позволяет мне наконец-то вздохнуть полной грудью – за минувшую неделю я ужасно устала жить в напряжении.
Как ему это удается? Кажется, он единственный в мире человек, который в равной степени веселит и раздражает меня.
– Мне еще надо заплатить за дополнительный час, – говорю я. Раз уж я ухожу раньше, формально я проиграла.
Он отмахивается:
– Не волнуйся на этот счет. Я уже заплатил за комнату.
Я отступаю на пару шагов, потом оглядываюсь через плечо.
– Спасибо, кстати. Что ответил на мой звонок. – И за то, что подыграл. Он рисковал и был не обязан потакать мне.
– Я всегда отвечу на твой звонок.
Я успеваю дойти до самого конца коридора, когда наконец слышу тихий щелчок – дверь в зал закрылась.