Ак – патр Алибабаевич Чугашвили
Клешня
– Hello! I am your neighbor from upper floor.
–?
–It is very strong wind today – isn’t it?
–?!
– Mypantsis…
–Мааш, тут какой –то хорёк приперся, скрипит чего –то по иностранному – я ни хрена не понимаю – «баскетболист « неожиданно жалобно, фальцетом обратился внутрь комнаты к хозяйке ног.
– Скажи ему, что мы ничего покупать не будем –No money!
Давно, ещё в детстве Артур любил лазить по деревьям – однажды сорвался и упал на живот, то ощущение пустоты, абсолютно несправедливой, дикой какой – то боли он испытал сейчас. Земляки, сограждане мать их… Артур оттолкнул высоченного пискуна и быстро пошёл к балкону, не обращая внимания на возмущенный визг хозяйки ног, открыл дверь и, отшвырнув купальник, схватил свои шорты. Баба на кровати кричала вполне мужским голосом.
– Полиция! Я не одета!
Какая связь между этими словами Артур не понял, быстро посмотрев на женщину, скупо констатировал.
– Нечем хвастать.
«Баскетболист» пытался перегородить дорогу Артуру, тот (не останавливаясь), и вроде как играючи, шлепнул тыльной стороной ладони по содержимому тренировочных штанов – «баскетболиста», того согнуло дугой. В дверях Артур остановился и противным, менторским тоном произнёс.
– Номер граждане, проветривать надо, не в деревне находитесь.
Гадкое ощущение не отпускало, на лбу выступил пот, Артур вытер его шортами и побрел к лестнице. Из-за угла, бодренько цокая каблучками, вышли две дамочки с чемоданами, первая радостно окликнула Артура.
– Мущщина , ихде тут нумер семнадцатый ?
– Idontunderstand.
– Леен, хля – иностранец! По– нашему не шпрехает, ваще странный какой –то, рожу трусами вытирает, а по телику говорили, что они тут все культурные, телик всё врёт!
Артур ускорился : надо собирать вещи – Исландия ждёт.
Посев.
Я стоял у окна, измученный своими «естественными надобностями», так поэтично это называется на сухом языке армейских уставов. В уставе Гарнизонной и караульной службы, в частности сказано, что « военнослужащему запрещается отправлять свои естественные надобности», во время нахождения на посту. В том же уставе, военнослужащему « запрещается принимать и передавать, кому то ни было какие-либо предметы». Армейские остряки синтезировали две статьи, и в результате: « военнослужащему запрещается принимать и передавать, кому бы то ни было естественные надобности». Не знаю – чего такого я съел, но количество походов в туалет, для отправления тех самых надобностей приближалось к четвертому десятку, когда ко мне как-то бочком, с несвойственной ей робостью подошла моя маман.
– Сынок, ты бы одевался, машина уже приехала.
– Какая машина? Я через каждые пять минут в туалет бегаю, ты чего, ма?
– Правильно, вот я и вызвала скорую, это же очень опасно, происходит обезвоживание организма!
Если честно, я неоднократно представлял себе поездку на Скорой, но в моих мечтах это выглядело романтически: в схватке с преступниками я получаю не опасное для жизни ранение, и покрытый кровью ( большей частью чужой), я, мужественно улыбаясь, лежу на носилках под аплодисменты соседей. Покрытый кровью, а не тем, чем я мог покрыться, если в пределах досягаемости не окажется туалета. Моя маман (несмотря на невысокий рост) обладает стальным характером, спорить с ней – занятие абсолютно бесперспективное. Я кое-как зашнуровал свои Гриндерсы, накинул бомбер и не торопясь, стараясь широко не расставлять ноги, вышел из подъезда. Мне даже не дали лечь, а посадили на стульчик сбоку от каталки, дверь еще не успела захлопнуться, как машина рванула с места. Водитель явно считал свой «Рафик» гоночным болидом, меня швыряло на поворотах, когда я решил возмутиться, машина подскочила на кочке, и я прикусил себе язык. Доехали мы быстро, что неудивительно, я доковылял до водительской двери, и как можно ласковее спросил у Шумахера.
–Дядя, тебя как зовут?
–Виктор Петрович, а что?
–Вот если у меня когда-нибудь геморрой вырастет, я теперь знаю, как его назвать.
–Ты чего хамишь сынок, я ради тебя же старался, чтоб ты не окочурился по дороге.
–Старался он, дал бы я тебе в рыло, да диарея не позволяет
– Кто?
–Это божество такое у древних индийцев, запомни имя, желаю тебе влиться в ряды верующих.
–Ну, ты посмотри, всякий сморчок засраный права качает! Шевели булками, а то в штаны навалишь!
Водитель оказался человеком грубым и не способным поддерживать высокоинтеллектуальную беседу на нужном уровне. Я направился к приемному покою, который представлял собой несколько застекленных параллельных боксов, очень похоже на стойла, в которых держат лошадей перед началом заезда. Как только я зашел внутрь, раздался громкий стук закрывшейся за мной двери, такие же ощущения, наверное, испытывает попавшийся в капкан зверь. Не хватает только голоса ехидно произносящего: Попался засранец!.. Последовала рутинная процедура приема. Женщина – врач буднично сделала мне бак-анализ, и задала ряд обычных в такой ситуации вопросов. Я ответил; Владимир, 20, студент, вторая группа резус положительный, аллергии на препараты нет. Женщина сказала, что это хорошо и без всякого перехода заорала мне в ухо:
– П– Е– Т– Я!!!
– Я не Петя, я Володя…
Она не обратила на мой лепет никакого внимания, и я перестал сопротивляться – силы надо экономить.
Пока в левом ухе звенело, правым я услышал странные звуки, складывалось ощущение, что по коридору ползла гигантская ящерица или змея, звук был почти непрерывным ш-р-р, пауза ш-р-р. Я не успел испугаться, как в дверном проеме возник старик в халате такого дивного буро-серого цвета, какой достигается путем ежедневного опрокидывания граненых стаканов, опорожнения содержимого тарелок, вытирания об себя рук ну и … вы понимаете. Звук исходил от его диковинных тапочек – растоптанные до неприличия они давно потеряли форму, цвет и превратились в какие-то мокроступы с длинными, волочившимися по полу задниками. Волшебное шуршание, которое сопровождало каждое движение хозяина тапок, делало его похожим на гигантскую гремучую змею, поставленную стоймя. Обладатель гламурного халата махнул мне рукой и продолжил свой путь, не говоря ни слова. Я понял, что он меня куда-то зовет и поспешил за ним. Он ждал меня в лифте. Проехав три этажа, кабина со скрежетом остановилась, двери открылись и к нам из коридора ринулись ( по другому не скажешь), два упыря. Один с руками покрытыми язвами и таким лицом, что мог бы у Ромеро сниматься без грима – вылитый покойник, второй что –то постанывал при ходьбе, и лицо тоже имел синюшнее. Мой провожатый хмыкнул, что-то нажал на стене кабины и двери захлопнулись, прежде чем упыри отъели у меня жизненно важные части тела.
– Это – торчки, извини, этажи перепутал, засранцы на четвертом.
– А чего у них лица синие?
– Ночное освещение.
Двери опять открылись, но уже на четвертом этаже– вот я и среди своих. За стойкой напоминающей барную сидела девица и, что-то писала. Я хлопнул по стойке рукой и радостно, но неожиданно для себя, почему-то фальцетом взвизгнул:
– Две текилы и Бейлиз для дамы!
Девица не отреагировала на мои взвизги и, не поднимая от писанины глаз, прокричала кому-то мной невидимому:
– Ксения Петровна– еще один, куда его?
Из двери справа от стойки ей ответило солидное сопрано:
– В третью!
Девица мотнула головой в ту сторону, где находилась третья и я пошел навстречу новым соседям. Их оказалось четверо в шестиместной палате, увидев меня, все почему-то встали и по очереди подходили представляться, называя имя, а потом диагноз, будто фамилию.
–Боря – сальмонелла.
–Володя
–Виктор – дизентерия.
–Володя
–Петр Сергеевич – язва
Не представлялся только один. Старик, он так и остался сидеть на кровати, поглядывая на меня искоса. На мой невысказанный вопрос Боря-сальмонелла сказал
– Дед тут по другому поводу, скоро поймешь сам.
Сергеич-язва спросил:
– С тобой что Володя?
–Да не знаю, с толчка не слезаю целый день, вот мать скорую и вызвала.
– Дизентерия, сто пудов – Сказал Виктор.
–Не гони Витек, это сальмонелла – включился Борис
Дальше последовал обмен репликами, густо уснащенными медицинскими терминами, насколько я понял, каждый доказывал, что я –носитель именно его болезни, у меня возникло полное ощущение, что меня вербуют на работу, или призывают вступить в партию, объединяющую засранцев. Я поспешил прервать спор, объяснив, что с удовольствием присоединился бы к обоим, но до результатов анализов не могу этого сделать. Они заговорили все одновременно, и я понял, что каждый является горячим патриотом своего заболевания, и я поступаю, легкомысленно отказываясь признать, что у меня а)дизентерия, б) сальмонелла и В) язва. Я расстроенно взмахнул руками, давая понять как мне невыносимо тяжело от того, что у меня нет а)дизентерии, б)сальмонеллы и, конечно же, в)язвы и попытался сменить тему.
– Как тут жратва?
Они все замолчали, Петрович – язва обиженно засопел, и бросил деду через плечо.
– Это твой клиент, ещё один любитель пожрать.
Все трое разочарованно разошлись по своим кроватям, дед продолжал неприязненно смотреть на меня. Он явно не собирался разговаривать, я прошел к незанятой койке, и только собрался посмотреть вид из окна, как раздался голос девицы, ранее сидевшей за барной стойкой.
–Новенький? Пошли со мной.
–Зачем?
– Переоденем тебя, будешь на человека похож.
В тесной комнатке, где невозможно было развернуться, я сложил свою одежду в картонную коробку, и взамен получил чудный халатик, того же цвета, что и у лифтера, штанишки – судя по размерам и по запаху именно в них умер Геринг и фуфайку ( к ней у меня претензий нет).Девица удовлетворенно окинула меня взглядом, по нему я догадался, что теперь соответствую ее представлениям о «человеке» и про себя подумал, что представления эти очень странные. Я вернулся в палату и сразу подошел к Витьке-дизентерии (его койка была рядом с моей).
– Слушай, просвети меня, что тут за порядки?
–Да все просто, утром обход заведующего по отделению, потом процедуры, обед и свободное время –до ужина.
–А чем тут лечат?
–Мезимом.
–От дезинтерии?
–От всего.
–Чего даже от язвы?
–Ага.
–А чего дед такой надутый?
–С заведующим отделением поругался, теперь его в другую больницу переведут.
–Это почему?
–А он ничем не болен.
–Как это?
–Вот так, просто на коммунальных платежах экономит, как холодное время года наступает он ложится в больницу, а бабку к детям отправляет – они отдельно живут. Весной выписывается. С зимы до лета за квартиру он не платит. Он все московские больницы знает, всех зав отделениями по имени – отчеству, спроси его, где лучше кормят, он тебе все в подробностях распишет
– Так чего его тут держат?
– Жалеют, а еще он прикольный, сказочник, как начнет брехать, так хоть за задницу держись, чтоб в штаны от смеха не навалить.
–А понятно, спасибо.
–Да не за что, пару недель полежишь, сам все поймешь.
–Я тут так долго не задержусь– вот понос пройдет, и домой поеду.
Витя хмыкнул, затем издал какой-то писк (как сдувающийся шарик) и засмеялся, к нему присоединился Борис, Пётр Сергеевич смеялся, так, будто его тошнило: Гхы-гхы – гхы. Остальные просто хохотали, все кроме деда и меня. Когда отсмеялись, Витя сказал: Не надейся, здесь так быстро не выписывают– я уже три недели лежу, Боря– две, а Петя здесь вообще прописан.Мои посевы два раза приходили и оба раза-реакция положительная.
–Посевы?
–Твои анализы высевают на наличие инфекции, пока они не будут чистыми –тебя не выпишут, а делают они анализы очень медленно, так что на пару недель мы соседи.
Замотивировав меня таким нехитрым способом, Витя спокойно лег спиной ко мне. Я вышел из палаты осмотреться. Налево наискосок находилась столовая, возле нее стайкой, словно голодные грифы кружили три старухи, сходство усиливали голые морщинистые шеи, в некоторых местах покрытые пухом. Прямо напротив палаты была рекреация, кроме цветов в ней еще стояла кровать, на ней лежал парень, прикованный к батарее наручниками, по бокам от него на стульях спали сидя два огромных омоновца, Справа была барная стойка с девицей – знатоком моды, ну а дальше женская половина. Две недели в этом Диснейленде, это, пожалуй, чересчур. От переживаний я решил прилечь, и не заметил, как заснул. Меня разбудили громкие крики из рекреации, в палату радостно раскрасневшись, вернулся дед, даже моё присутствие не портило ему теперь настроения. Через некоторое время, возмущенно стуча каблучками в палату вбежала сестра, и, обращаясь к деду, возмущенно выпалила.
– Как вам не стыдно Виктор Петрович! Я не ожидала от Вас!
–Стыдно? Мне? За что? Я с молодежью всегда рад пообщаться.
–Не прикидывайтесь, вы меня прекрасно поняли!
–Я понял, что т ы деточка ничего не поняла, ну ладно сейчас оставь меня, заболтались мы с тобой, завтра заходи, у меня по распорядку сейчас партия в шахматы с товарищами.( никаких шахмат в палате не было).
– Я всё Анатолию Степанычев расскажу!
–Дело твоё, да только ему, наверное, интересно будет узнать куда кодеин и никотинат из твоего шкафчика исчезают, и чего к тебе с третьего наркоманского этажа гонцы постоянно бегают, и откуда у тебя денежки на новые сапожки и пальтишко появились?
Девица покраснела, причем как-то необычно: румянец поднимался снизу, с груди на шею, а оттуда пошел по лицу.
– Я-я ваших грязных намеков не понимаю, я…
–Так я и говорю, слухи-то разные ходят, и про тебя и про меня, какой– же умный человек все это всерьез воспримет, правильно?
–Вы просто, просто…
–Пожилой, усталый человек, ну так что? Мы договорились с тобой деточка – молчание– золото?
– Я подумаю.
–Думай, думай внучка.
–Я Вам не внучка.
–Вы мне все по– возрасту во внуки годитесь, ну пока, не держу я тебя больше, иди, тебя там больные ждут, а то вам молодым лишь бы поболтать, об обязанностях своих совсем не думаете.
Палата слушала разговор в напряженном молчании, девица ушла, дед шумно выдохнул и, не обращая на нас внимания, сосредоточенно стал рыться в тумбочке. Раздираемый любопытством Витя, понимая, что от деда сейчас не добьешься рассказа, быстро выскользнул в коридор. Вернулся минут через пять и загадочно улыбаясь сел на свою койку, взял с тумбочки книгу и стал делать вид, что читает .Первым не выдержал Боря
– Ну чего там, давай не томи, рассказывай!
Витя держал паузу, наслаждаясь общим вниманием. Петр Сергеевич неожиданно рявкнул
– Не молчи Витек! Не будь дерьмом!
Витя еще раз улыбнулся и заговорил. Пока я спал, дед вышел в коридор, побродил до стойки и увидел в коридоре паренька в наручниках. Старый мягонько, как на кошачьих лапах подошел к парню, сочувственно кивая головой, и окая, нараспев заговорил:
– И чего же с тобой –то приключилось?
–Инфекция какая-то, живот болит спасу нет.– сморщившись, отвечал парень
–Сильно болит?– сочувственно, по– родственному, дед
–Очень, две ночи не спал.
–Чего доктора говорят?
–Какие – то три буквы, я их не запомнил, короче инфекция.
– Бедненький, тебе хоть здесь нравится? Лучше чем в тюрьме?
–Ясный день, и места больше и жратва, и поспать нормально можно, а то в Матроске спят в три смены.
–А за что сидишь?
–Слышь старый, уважая твой возраст, скажу тебе, что такими вещами интересоваться не принято.
–А почему? Стесняешься что -ли?
–Просто по понятиям так положено.
–Можешь не говорить, только лицо твое мне знакомо, где-то я тебя видел?
–Нигде ты меня видеть не мог.
–Я человек пожилой, времени свободного много, люблю по телевизору передачи познавательные смотреть– Петровка 38, Чрезвычайное происшествие, а память на лица у меня профессиональная, еще с тех пор как я в НКВД служил, ты –то таких слов и не знаешь, поди.
–Не, не слыхал.
–Ну не важно, вспомнил я тебя, ты милок – сверкач, в Лосинооостровском парке голенький в одном плаще бегаешь, писюном сверкаешь, молодых мамок с колясками пугаешь.
– Старый, кончай гнать, за такие слова отвечать надо!
–Отвечают перед серьезными людьми, а ты шконарь, и инфекции у тебя желудочной нет, это тебя в Матроске СПИДом заразили, когда всей камерой в попу шарашили.
Парень так бился, чтобы добраться до деда, что чуть не сломал трубу, от его криков проснулись омоновцы, а дед спокойненько вернулся в палату, наслаждаясь произведенным эффектом. На крик прибежала сестра, а когда узнала, что произошло, примчалась в палату, призвать деда к ответу, что из этого вышло, мы уже знаем. Я попытался проанализировать ситуацию, и выводы мои были неутешительны. Во – первых: дед оказался хищником, энергетическим вампиром, и явно наслаждался содеянным. Во-вторых: я ему явно не нравился и, учитывая замкнутость пространства, столкновение наше было неизбежным. В – третьих: я– человек робкий, и перед людьми наглыми теряюсь, я уважаю, наглость в людях, а значит, дед сомнет меня, разжует и выплюнет как бультерьер пластиковую бутылку. Радоваться было нечему, но и погрустить не удалось – принесли лекарство. Это в западных фильмах больных под красивую музыку вызывают к сестринскому пульту, и каждого наделяют таблеткой в индивидуальном пластиковом стаканчике. У нас все намного лапидарнее – на прикроватную тумбочку швыряют целую пластинку Мезима, и сам больной дозирует количество и следит за временем приема. Все кроме деда проделали нехитрую процедуру приема лекарства, дед саркастически усмехнулся и впервые обратился непосредственно ко мне:
–Скушал таблеточку? А ты знаешь, что ты сейчас скушал? Ты знаешь, что эта дрянь из организма выводится в течение ста с лишним лет? Ты о побочных эффектах чего– нибудь слышал? Может, тебе уже диагноз поставили? Ты может на них– палец его эффектно указал на троих соседей –ориентируешься ?Так это зря, они засранцы со стажем, засранцы – ветераны, у них уже иммунитет против мезима выработался, пьют как аскорбинку – для тонуса, а тебе что собственное здоровье не жаль?
Я поймал себя на том, что стою посреди палаты с открытым ртом как имбецил – со мною случается, к сожалению, затем быстро побежал к раковине, на ходу засовывая пальцы в рот, чтобы избавиться от смертоносной таблетки, остановил меня дружный смех Витька, Бориса и Петра Сергеевича. Я недоуменно на них уставился, они поаплодировали деду, и показывали ему большие пальцы :Классно развел! До меня дошло, что это была проверка, которую я провалил. Ну, дед, ну седенький козлик, 1:0 в твою пользу. Вечерело, вместо ожидаемой мною тишины, становилось все более шумно – снизу с улицы доносились неясные вопли на нескольких языках, приглушенно долбили басы из открытого багажника машины стоявшей под окнами – это мода такая у нынешней гопоты, все должны наслаждаться безвкусным дерьмом которое слушают они. Я выглянул в окно – жители третьего этажа, те самые упыри, к которым меня завез лифтер наладили самую настоящую дорогу – от них спускались пакеты с деньгами, обратно поднимались увесистые свертки – витамины, догадался я, детоксикация идет полным ходом. Веселье продолжалось часов до трех ночи, потом я, наконец, заснул, и больше ничего не слышал. С утра довелось полакомиться в столовой – мне полагалась диета номер три– жиденькая, зеленоватая кашка и стакан какао( если долго варить кусок шинели, можно добиться похожего вкуса и запаха – армейские повара знают такой рецепт, во – всяком случае, в той части, в которой служил я ).После приема пищи все соседи по палате залегли по постелям со скорбными лицами, в ответ на мое недоумение Витя страшным голосом прошептал
–О-Б-Х-О-Д!
Минут через двадцать в палату вошел мужчина с живописной прической (на его голове громоздилось воронье гнездо из волос, прямо хотелось положить туда пару яиц), развевающимся халатом и очками такой толщины, что все мои попытки разглядеть за ними глаза окончились ничем.
–Здравствуйте, как самочувствие?
Услышав в ответ, что хорошо, доктор сказал:
– Витенька –посевы плохие, еще недельку, Боря тоже самое, Пётр Сергеич-капельницу сегодня ( и без перехода), новенький – как дела?
– Блестяще, как приехал, ни разу в туалет не сходил: мезим –сила!
–Ну-ну, не радуй…тьфу, то есть не отчаивайтесь– пока посевы не придут, выписать вас я не могу. Теперь с вами Виктор Петрович, вы у нас уже три недели, больше держать здесь я Вас не могу, выбирайте куда поедете?
–В полтиннике еда дерьмовая, в восемьдесят первой завотделением меня не любит – поеду к Боткину.
– Договорились, всем до свидания, Виктор Петрович – прощайте!
После ухода завотделением все занялись своими делами, в основном легли спать, ко мне чувствуя свою вину, приехала маман, привезла пару пакетов сока и киви ( они тогда только появились).Я не жлоб и не могу, трясясь от жадности жрать в одиночку под одеялом, поэтому сок в равных пропорциях разлил на пятерых, а киви было шесть штук– всем по одной, мне две. Неизвестный фрукт вызвал оживление: непонятно как его есть –с кожурой или без? Витя съел вместе со шкурой, остальные почистили. Дед спрятал свой фрукт в тумбочку, и деловито, как большая гончая, обнюхивал кожуру от Бориного киви.
–Борь, как оно на вкус, на что похоже?
–Сам попробуй, тебе же досталось!
–Не, пусть полежит до завтра, дозреет.
–Ну как хочешь, вкус такой необычный, даже не знаю, как объяснить…
–Не знаешь и не надо.
Ни к кому конкретно не обращаясь (а на самом деле обращаясь только к деду), я громко сказал:
–Этот фрукт помогает от простатита, камней в почках, холецистита и позволяет абсолютно безболезненно мастурбировать до глубокой старости.
–Да ты что!
Петр Сергеевич поверил в мой жалкий бред, позвоню жене, пусть закупит этого киви побольше.
Дед не отреагировал никак, я просто был не из его лиги. Остаток дня прошел скучно, в основном сон с перерывами на еду. Вечером Витя, Боря и Петр Сергеевич стали совершать короткие забеги до туалета и обратно. Дед хохотал как демон, глядя на это движение, в ответ на жалобные взгляды Витька только отмахивался руками ничего не говоря. С утра в палату ворвался завотделением:
–Знаю – знаю о вашей беде, рассказывайте, что вчера ели – пили?
–Да ничего особенного, так – сок и эту хреновину– как ёё…– киви!
–Дорогие мои, очень неосторожно, с вашими диагнозами пить сок и есть какой– то непроверенный фрукт? Несерьезно, особенно от вас не ожидал Петр Сергеевич.
Поносная троица молчала, потупив глаза, и тут подключился дед. Он с неожиданной быстротой скакнул к своей тумбочке, достал киви и положил в руку завотделением:
–Вот! Я не ел! Мне этот тип сразу не понравился– мутный какой-то-с чего он нас угощать вздумал? Чего смотришь? (это мне). Я тебе откровенно в глаза при всех говорю, я за спиной шептаться не стану – накормил, теперь эти калометатели здесь до дня Великой Октябрьской проторчат (шла последняя неделя августа).А фрукт этот надо на анализ отправить, сдается мне он – палец деда описал эффектную дугу в моем направлении – из свидетелей Иеговы, я по ящику видел, они продукты детской кровью пропитывают и раздают, зомбируют людей, заманивают в свою секту. Я прав, а? Сектант хренов!
–Ну, наконец-то ты решился обратиться напрямую ко мне, ты старый какого года рождения?
–А тебе зачем?
–Да так интересуюсь из вежливости.
–Сорок четвертого.
–В НКВД служил?
–Тогда все служили и я не исключение.
–Тебя в два года на службу приняли, учитывая твои таланты что-ли?
–Ты чего буровишь, какие два года, я в 18 сам пришел в НКВД на прием к товарищу Ежову– ты, небось, и фамилии такой не знаешь?
–Да вышла у тебя деда промашка ужасная, это ты Витьке, Боре и Петру Сергеевичу можешь втирать, а я вот студент истфака. НКВД в 1946 переименован в МВД, а Ежова расстреляли в 1937, так что поздравляю гражданин соврамши!
– Ой, подловил, горе –то какое! -дед откровенно издевался.
– Нет деда, это еще не горе, я-то законопослушный гражданин, а вот парнишку в коридоре ты зря приложил, незаслуженно– он из Матросской Тишины. Знаешь, что это такое?
– Тюрьма.
–Да не тюрьма аСИЗО-следственный изолятор, то есть не факт, что его осудят, могут и освободить, а проходит он по уважаемой статье –нанесение тяжких телесных повреждении.
–А ты откуда всё это знаешь?
–Я с ним разговаривал несколько раз, и так я к нему расположился, что не смог отказать в одной просьбе -хочешь знать какой?
–Да плевал я на ваши дела!
–Смотри не умри от обезвоживания, а просил он твой адресок узнать, ну я и попросил сестричку, ту самую с которой ты насчет кодеина беседовал – она к тебе тоже очень расположена, нашла в истории болезни адрес твой, я ему адресок –то твой и передал.
–Ну и что?
–Как выйдет из СИЗО, придёт к тебе с гостинцами – жди! Зря ты старый сам себе жизнь сокращаешь –скоро встретишь товарища Ежова…
–Хватит!
Завотделением прервал разговор.
–Виктор, Петрович собирайте вещи– вам в Боткинскую, а вы –новенький на выписку, пришли ваши посевы– у вас все в порядке, идите переодеваться.
Соседи по палате тут же проявили хваленую солидарность, громче всех кричал от возмущения Витя:
– Где справедливость? Я тут уже три недели, и все время мои посевы плохи, а этот третий день и уже на выписку, что за гадство!
Я не имел желания участвовать в общем веселье, и быстро вышел из палаты. Не могу сказать, какое впечатление произвели на деда мои слова, скорее всего никакого, по-моему, смутить его невозможно, должен ли я объяснить, что все мною сказанное насчет сестры и парня в коридоре – полное враньё? Если честно, то дед мне более симпатичен, чем все остальные обитатели больницы и больные и здоровые, я разделяю его отношение к этим –как говорила моя учитель биологии –скудоумным приматам. Здесь, наверное, предполагается объяснение мотивов моего поведения –его не будет, просто захотелось щелкнуть его по носу.
