Краеугольный камень – Аида Ланцман

Я недостаточно смелая, чтобы воевать, но достаточно смелая, чтобы смотреть на войну.

Я могла бы приписать слова этой цитаты на свой счет, но это было до прочтения книги, о которой сегодня пойдет речь.Стив знал, что с тех пор, как люди научились воевать, задания делились на выполнимые и невыполнимые. Последние всегда были его коньком.Меня как всегда привлекли две вещи: жанр и обложки. И пока я думала с какой книги лучше начать знакомство с творчеством автора, вышел анонс марафона и все было решено само собой.

Воодушевленная мыслями о том, что я почитаю новый крутой триллер (не спрашивайте почему я решила, что это триллер), да еще с необычным героем-снайпером, я приступила к чтению.А дальше пришла боль. Пронзительная, всепоглощающая, проникающая в самую глубину души, и разрывающая ее на мелкие осколки, подобно гранате.– Людей убивают люди, а не винтовки, – сказал Стив, не согласившись с Эбигейл. – Самое смертоносное оружие – человек.Эта история сразила наповал. С первых строк. С самой первой сцены. В моей душе поселилась тревога, и эта тревога сопровождала меня всю книгу. Даже на тех моментах, где все было хорошо. Даже тогда, когда наступил рассвет.Раньше я не верила, что бывает женская и мужская литература. Не верила, что бывает «мужской слог». Теперь верю. Я это видела своими глазами.

Так мощно и по-мужски описывать жизнь во время военных действий, не будучи военным, да и мужчиной – это дорогого стоит!

Всю книгу я будто сама находилась в этом богом забытом Кабуле, часами тряслась в «Хамви», вдыхала запах пороха и дышала пылью дорог, изнывала от жары, слышала звуки вертушек в небе и взрывы за своей спиной.

Иногда я забывала дышать. Порой хотелось кричать в голос. Очень часто я просто рыдала над тем, что происходило на страницах книги.

Такой концентрации боли, отчаяния и безысходности я в книгах еще не встречала.Внутри сделалось пусто, трещины на сердце разрослись в паутину, и оно разбилось, а осколки, казалось, полетели прямо на сухую землю, как осенью с деревьев летели рыжие листья.Несмотря на то, что примерно 80% книги составляют военные действия, это история о любви. Ведь именно любовь является тем самым краеугольным камнем.Стив много думал о любви. О том, как она порой несвоевременна, многолика и многогранна, как бесконечна, как равнодушна и несправедлива, как уродлива и иногда жестока. Но, если не брать в расчет все это, именно любовь и есть становая жила, альфа и омега, начало и конец, краеугольный камень. Рождение, жизнь и смерть невозможны без любви.Эта книга подвела черту под моим читательским 2022м годом. Она стала самой эмоциональной книгой года, потеснив даже Абрахама Вергезе с его «Рассечением Стоуна».

Тема войны – не моя, я всегда стараюсь ее избегать, потому что обычно она меня утомляет и усыпляет, но здесь такого не было. Я не могла оторваться от истории, не считая моментов, когда тихо рыдала в подушку и приходила в себя от очередного сюжетного поворота.Я поражена. Я восхищена. Я хочу еще!Тем не менее, советовать всем и каждому эту книгу я не стану. Когда я говорю, что она по-настоящему эмоционально тяжелая – я не шучу. Это факт. К таким книгам нужно быть готовым. Это жесче любого триллера, потому что это -жизнь.Здесь любить не положено. Но ты любил ее. И до сих пор любишь. И будешь еще долго после. Ее жизнь не твоя собственность, а смерть – не твоя жертва. Это ее выбор. Только ее.Напоследок скажу о том, что теперь я мечтаю увидеть эту книгу на полке своей библиотеки. Количество цитат, что я выделила за время чтения, просто не поддается подсчету, и я хочу отметить их все на страницах бумажной книги!

Ну а в новом 2023м году обязательно познакомлюсь и с другими работами Аиды.Спасибо за эту потрясающую историю! Она разнесла меня в пух и прах, а потом вновь собрала из осколков.

100% попадание в топ любимых книг!

Аида Ланцман

"Краеугольный камень"Иногда мне нравится, когда книга меня мучает. Иногда мне это необходимо – как необходимо зачем-то содрать корочку со ссадины на коленке. Иногда сострадание герою помогает мне что-то переосмыслить и подправить оптику восприятия мира.

Однако эта история, к сожалению, делала мне больно не тем и не так.

Но начну я с хорошего.

Пропустить сквозь себя опыт морского пехотинца – его поступки, его ошибки, его потери и приобретения – это сложная задача. Амбициозная. К тому же, требующая основательного изучения матчасти. Возможно, те, кто знает о морпехах и о войне в Ираке больше, чем я, нашли бы, к чему придраться в плане фактов. Я могу только сказать, что аплодирую смелости Аиды Ланцман взять тему, требующую не только серьезного погружения в источники, но погружения в психологию мужчины-военного. Я бы на такое не решилась.

А еще было очень приятно, когда название одной из глав – «Сон о воскресном дне в парке Аламеда» – на мгновение как будто перекинуло меня в прозу кого-нибудь из латиноамериканских магреалистов.

Ну и меня всегда утешают финалы историй, простые и трогательные, как сердечко, нарисованное пальцем на запотевшем стекле.

Вот и отзыв бы на этом зафиналить…

Но я, после некоторых раздумий (и даже метаний), все-таки продолжу.

Сначала я все ждала, когда же мы вместе с автором закончим наворачивать круги на одном месте – еще и еще раз знакомиться с героями (Алиса – Пудинг, Пудинг – Алиса), с местом действия и обстоятельствами – и начнется собственно история. А потом поняла, что с этим ощущением ожидания прочитала уже четверть книги.

Ладно. Бывает. Есть истории, в которые долго заходишь, зато потом не хочется выходить.

В какой-то момент сюжет наконец перестал напоминать мне горсть деталей конструктора без инструкции по сборке, и я обнаружила, что у меня получается за ним следить.

Следить – да. Восхищаться его стройностью, логикой и соразмерностью частей… только хотелось бы.

И снова – ладно. Допустим, я бесчувственная тупня и именно поэтому не поняла скрытую красоту архитектуры сюжета и не смогла проникнуться эмоциями Стивена Хэммонда. Вай бы и нот. Мне всегда проще все свалить на себя, чем на книгу.

Но вот в своем чувстве языка я уверена. А именно моему чувству языка этот роман постоянно делал больно.

В первой половине книги у меня то и дело возникало ощущение, что я читаю то ли нон-фикшн о войне в Ираке, в который вшиты куски художественного текста, то ли все-таки сентиментальный роман, в который вклеены обрывки газетных статей.

Чтобы не быть голословной:

"По этой причине корпус морской пехоты США призвал в Ирак опытных бойцов из первого разведбатальона для военной интервенции США против сил Исламского Государства".

"Безлюдный лагерь за окном, зыбкий, тонущий в тумане, дрожал, словно он наблюдал за ним сквозь пелену слез, застилающих взгляд".

Оба отрывка – из «Краеугольного камня». И такое соседство там не редкость.

Соединить эти два стиля в одной истории так, чтобы это выглядело художественным приемом – задачка с тремя звёздочками. Я, разумеется, не истина в последней инстанции и даже не литературный критик, но все же рискну вякнуть, что на мой взгляд, автору «Краеугольного камня» мастерства для этого не хватило.

А еще не хватило того самого чувства языка, которое уберегло бы от чересчур тяжеловесных канцелярских конструкций, от неправильного употребления некоторых слов, от многочисленных штампов.

Я люблю слова. Давно и нежно. Поэтому, когда я вижу их в неестественных позах (зачеркнуто) значениях и странных конструкциях – у меня чутка подергивается глазик.

Да простит меня автор, но так просто нельзя сказать:

"восторженных этим представлением наблюдателей", «пальцы коснулись кожи плеча наголо», «в окольцованном пространстве её тонких, но сильных рук», «вдруг отец взболтнул ей лишнего».

Или вот «немыслимого рисунка обкусанные губы». Ну какого такого «немыслимого» рисунка могут быть губы? В виде семиногой собаки?

Или «прихотливо очерченную линию нижней челюсти». Прихотливо = капризно, причудливо, затейливо, извилисто. Неужели у Зоуи кривая челюсть была, м?

И таких примеров можно было бы привести еще очень, очень много.

Вероятно, не спотыкайся мой взгляд о такие вот штуки, я бы скорее прониклась болью и нежностью героев.

Я знаю, как сложно написать книгу, как субъективна любая оценка и как нежна и беззащитна «нутрь» творческого человека. И я прошу прощения, если задела чувства автора.

Каждую книгу, которую открываю, я искренне хочу полюбить. Но это, к сожалению, зависит не только от одного моего желания.

Впрочем, я знаю, что любовь, которую эта книга недополучила от меня, она уже получает и еще получит от других.

Я надеюсь, что это тоже можно засчитать за финал, трогательный, как сердечко, нарисованное пальцем на запотевшем стекле.

"Тоска, давно похороненная где-то на забытой глубине, вдруг оживала и скреблась внутри разбитого сердца, которое Стив кропотливо собирал по кусочкам. Сработал, казалось, на славу, но на поверку, это было далеко не так. Были такие эмоции, такая праведная скорбь, с которой человеческое сердце просто не могло совладать, не могло справиться. И Стив не мог, сколько бы ни пытался, он не мог забыть".Я хотела написать отзыв сразу в день прочтения – не вышло, и я подумала, что напишу его на следующий, но снова потерпела поражение. Прошло уже четыре дня, а я всё ещё не знаю, какими словами описать то, что отняла у меня и тут же подарила эта история…Примерно к середине книги я осознала, что глубоко удивлена тем, что такая мужская история вышла из-под пера женщины. Почему-то я всегда придерживалась того, что никто лучше женщины не опишет женщину, так же, как никто лучше мужчины не опишет мужчину. И каждый раз я забываю о том, что уже ни раз сталкивалась с доказательствами обратного. Аиде удалось не просто хорошо написать мужчину – она словно вселилась в него и была им, настолько достоверно и глубоко прописан Стив! После прочтения «Под солнцем Виргинии» я знала, что эта история определённо разобьёт моё сердце, но я не думала, что это будет так безжалостно, и так больно, что захочется выть белугой и молить о пощаде. Слезы лились рекой, а в груди щемило так, что я опасалась того, что могу задохнуться прямо в эту же секунду. Тот самый момент с Дугом просто вывернул меня наизнанку, и я до сих пор не знаю, как описать это ощущение так, чтобы этих слов было достаточно.Те чувства, что проживал Стив касательно Эбби просто выбили у меня всю почву из-под ног. Так близко и понятно это было."Если это любовь, бессвязно, как одурманенный, думал он, тогда почему так больно? Почему меня сгибает пополам и выворачивает наизнанку всякий раз, когда я вижу тебя во сне? Почему мне никак не понять, не осмыслить твою внезапную гибель, не принять ее, как ты принимала меня любым, принимала все мои глупые выходки и бесконечные догонялки со смертью. Почему мне никак не понять твоей готовности к смерти и смиренности перед ней, неумолимой решительности оставить меня одного. Столько лет прошло, а я так и не смог осмыслить твоей первозданной чистоты и храбрости, что была сродни сумасшествию. Не полюбить никого другого. Ты была моей наводчицей, и Полярной звездой, и Севером вместе взятым".Я не знаю, какими словами восхвалять и благодарить Аиду за то, как глубоко и сильно её истории впиваются под кожу, пробираясь сквозь рёбра точно в сердце. Безусловно это талант, но одного таланта, как по мне, мало, чтобы писать истории именно так – нужен и жизненный опыт… И даже представить страшно, какие события ведут к пониманию того, как описать тот или иной разрыв души… К сожалению, я могу это представить. И думаю, что именно поэтому меня так цепляют такие истории, потому что, порой, кажется, что эти чувства, эта боль, эти потери словно про меня.