– Нет, – Вадим качает головой, – всё херово.
Я буквально слышу, как он подбирает слова, и, когда начинает говорить вновь, звучит намного тише.
– Я узнал о тебе с Кириллом месяца два назад.
– Обо мне с Кириллом?
– То, что вы знакомы очень давно. Мы начали готовить сделку, и моя служба безопасности активизировалась. Друг не друг, а деньги большие, будущих партнеров всегда проверяют по своим каналам… Не знаю как, но они достали ваши фотки.
С моих губ срывается стон. Мучительный и непроизвольный. И я отворачиваюсь от мужа, лучше изучать стены пустого коридора.
– Ты смотрел их? – я знаю ответ, но все равно спрашиваю.
– Разглядывал. Я поэтому последние недели дома не бывал, в поездках и встречах, чтобы ты ничего не заметила. Хотел всё списать на усталость.
А я ведь правда не заметила.
– Странное чувство – видеть друга и жену так. Пусть на снимке, но все равно… Я поймал себя на мысли, что он знает тебя лучше, твое тело уж точно…
– Вадим, пожалуйста.
– Да, прости, – бросает он поспешно, а следующую фразу произносит после долгой паузы. – Я не знаю, как вести такие разговоры.
Муж хлопает по карманам, но не находит сигареты, и зло кривится. Я различаю его мимику краем глаза, хотя стараюсь найти какую-нибудь точку на стене и смотреть строго на нее. И дышать.
– Я понимал, почему молчит он, – продолжает Вадим. – Либо из благородства – если молчит женщина, то мужику тем более надо прикусить язык. Либо из обычного злорадства. Наверное, это весело, вести разговор со мной, а в голове держать все эти грязные картинки с моей женой.
Грязные. Он все-таки не может сдержаться и царапает меня словами.
– Потом всплыла его квартира в Кёльне. Я тогда решил, что это совпадение.
– Это совпадение.
– Хорошо.
– Не “хорошо”, – я цепляюсь к его насквозь фальшивой интонации, – а это правда совпадение.
Я вновь смотрю ему в глаза и, кажется, он верит. Да, Вадим опускает веки на мгновение и делает легкий кивок. И мне достаточно. Хоть один вопрос мы прояснили.
– Но я не понимал, почему молчишь ты. Почему, Мира? – он давит холодным голосом и сам же отмахивается ладонью от вопроса, у которого давно вышел срок. – Хотя бы пару слов… Как на кухне – “Мы были любовниками. Я и Кирилл.” Мне бы хватило. Я ведь общался с ним много лет, я имел право знать.
– Да, ты прав…
– А потом я принес тебе его фотографии. Портреты помнишь?
– Смутно.
– Соврал, что Кирилл просит совета профессионального фотографа, какой портрет лучше выбрать для презентации. Я разложил перед тобой три его фотки, а ты и бровью не повела. Не смутилась, ничего подобного… Перебрала в руках варианты и спокойно выбрала один. Улыбнулась мне.
– Вадим, я не помню таких деталей.
– Вот тогда меня жестко накрыло. Что-то сломалось и я начал думать в эту сторону без остановки. Что если я тебя вообще не знаю? В чем ты еще так круто врешь? А Кёльн – точно совпадение? Или мы давно живем втроем, а я слепое звено?
Я сжимаю его запястье, чтобы он остановился.
– Я не узнавала его, – я держусь за ту правду, которую уже говорила ему. – Я не знаю, как это объяснить себе, не то что другому человеку… Но я стерла его из памяти. Или похоронила как можно глубже, чтобы даже не вспоминать.
– А имя, Мира? Он ведь не менял его.
Я закусываю нижнюю губу и останавливаюсь лишь тогда, когда вдруг чувствую солоноватый привкус крови. Мне плохо от этого разговора и от внимательного, ввинчивающегося под кожу, взгляда Вадима, но я хочу пройти сквозь него. Покончить с этим, наконец.
– Я врала себе, – я признаюсь и шумно выдыхаю, будто вот-вот шагну в пропасть. – Да, Вадим, послушай, я прошу тебя. Наверное, я боялась признаться себе, что это он. Легче было отмахнуться, не замечать… Если я кого-то обманывала, то себя в первую очередь. Для меня Кирилл был твоим другом и точка, я не видела в нем человека из своего прошлого.
– Хорошо.
Опять фальшивое “хорошо”.
– Ты не знаешь, как мы расстались.
– Так расскажи.
Я качаю головой и провожу спиной по стене, увеличивая дистанцию между нашими телами. Я как будто жду, что он сейчас схватит за плечи заставит продолжать. Но он молча смотрит на меня, не понимая моего поведения. Черт, меня бьет… Я резким выпадом смахиваю вдруг выступившие слезы, которые нашли самый неподходящий момент.
Вадим перехватывает мою руку и мягко проводит большим пальцем по коже, успокаивая. Его ласка помогает, и мне становится легче, словно укрыли большим теплым одеялом с головой.
– Я отдал тебя ему, – неожиданно произносит он.
– Что? – я не поспеваю за переменой разговора и растерянно смотрю на мужа. – О чем ты?
– Продал за долю в бизнесе. Не хочу, чтобы ты узнала от него.
Я все же прихожу в себя и вырываю руку, понимая, что он не шутит.
– Кирилл прилетел, а ты все равно молчала, – по голосу слышно, что он оправдывается, будто совершил ужасную ошибку, а теперь хочет откатить назад. – Хотя я прекрасно видел, что с тобой происходит неладное. Почему ты не сказала правду? Блять, Мира! Я же спрашивал у тебя, всё ли у нас хорошо! Ну почему…
Он кривится так, будто чувствует острую физическую боль.
– Вадим, что значит “продал”?
– Ты звала его той ночью после клуба. В нашей кровати. Я проснулся от этого дерьма, а утром, пока ты спала, запросил записи с камер. Мне сбросили файлы, когда приехал Кирилл, я еще вышел, оставив вас. Так что, когда мы потом разговаривали с тобой, я их уже видел. А ты опять врала мне прямо в лицо.
Я киваю, тут нечего возразить. Я сказала, что у меня давно ничего нет с Кириллом, а на записях я жарко его целую.
– Я в тот же день позвонил Кириллу и предложил сделку. Я подаю на развод, а он передает в мою пользу еще тридцать процентов проекта. Он подписал, даже юристу своему документы не стал отсылать. Самая невыгодная сделка, которую я видел в жизни.
У меня нет слов, даже ощущений нет… Пустота и только.
– Подумал, что если обойдусь с тобой как с вещью, станет легче. Ни хера.
– Я найду бумаги на развод, – я цепляюсь за стенку и поднимаюсь. – Сейчас подпишу.
Я хочу побыстрее закончить всё это, пока меня не нагнали проклятые эмоции. Я иду мимо Вадима, направляясь в гостиную, где на столе как раз лежат неразобранные бумаги. Его помощник приносил их и складывал в стопку. Но Вадим рывком оказывается на ногах и хватает меня за локоть. Подтягивает к себе грубой силой и смотрит прямо в лицо.
– Так легко, – бросает он с вызовом. – Тебе это ничего не стоит?
Я теряю нить происходящего и теперь совсем не понимаю, чего он хочет. Или он сам не понимает? Запутался окончательно.
– Чего тебе не хватало?! – он встряхивает меня, как куклу. – Чего я не давал?!
Я упираюсь ладонями ему в грудь, и чувствую, как тяжело и загнанно он дышит. Его грудь ходит вверх-вниз, словно он только что с пробежки.
– Вадим, хватит.
Я переношу ладонь на его пальцы и разжимаю их один за другим. Муж не сразу, но поддается мне, запоздало понимая, что самым банальным образом распускает руки.
– Ты не слышишь меня, – говорю я ему. – Я не спала с Кириллом. Вбей это уже в свою голову!
Я все-таки срываюсь, потому что он смотрит с таким недоверием, словно я ему всю жизнь лгала.
– Хотя плевать! Не доверяй! Ты меня долго подозревал и молодец. Ты выиграл, Вадим! Сейчас выпишу тебе грамоту!
– Не разговаривай со мной так…
– А то что? По факту был один поцелуй! Один чертов проклятый поцелуй… Я поцеловала его, чтобы он отстал от меня. Хотела показать, что могу остановиться в любой момент и давно не схожу с ума от его рук. Вот и все! Вот из-за чего ты подал на развод! Ах, да, еще было его имя сквозь сон, прости, забыла, – мне самой становится смешно от бреда происходящего. – Ты не думал, что это мог быть кошмар? Или всплеск напряжения? Я не видела его девять лет и вот он снова в моей жизни. Супружеской жизни!
Вадим молчит. Не могу вспомнить, видел ли он когда-нибудь меня такой заведенной и злой, я сама чувствую, как из меня ярким огнем рвутся чистые эмоции. Я почти опаляю лицо мужа, а хочется еще расцарапать его, словно от этого что-то изменится.
Не изменится… Поэтому я отступаю назад, угадывая, что ладонь Вадима потеряла всякое усилие.
– Господи, ты сейчас напоминаешь мне его, – я уже говорю лишнее, но не могу сдержать слова. – Смотри, у тебя даже рука вспорота, кровь… Только Кириллу тогда было двадцать три, а не твои тридцать шесть.
Я поворачиваю в гостиную, чтобы найти проклятые бумаги на развод и поставить нужные подписи. Я откладывала и думала, что до этого не дойдет. Что это первая реакция Вадима на измену. Закономерная, понятная… Он ведь решил, что Кирилл был со мной, и я ждала, когда схлынут первые волны из ярости и презрения, и я смогу нормально с ним поговорить. Но Вадим успел слишком многое за это время.
Так много, что ручка пляшет в моей руке. Я заставляю себе притормозить и сделать пару глубоких выдохов, чтобы не промахнуться мимо графы, отмеченной желтой наклейкой. Их еще несколько, яркие маркеры выглядывают из папки.
Нет, ну почему?! Почему так, почему он молчал? И почему молчала я?! Когда всё скрутилось в столь неразрешимый клубок? Неужели для этого достаточно недомолвок… страха, стыда, слепой ревности…
Вадим подходит ко мне, останавливаясь у стола. Он видит, что у меня дрожат пальцы, но я ничего не могу с этим поделать. Он издает неопределенный звук, словно хочет меня остановить, но резко замолкает, когда видит, что я ставлю размашистую подпись. И все-таки кривую. Я ищу следующую страницу, нетерпеливо перебирая закладки на корешке.
– Ты не спала с ним? – спрашивает он, будто только сейчас расслышал мои недавние слова.
Донес до своего разума. Очень быстро, молниеносно просто!
Я не выдерживаю и поднимаю на него глаза полные ненависти. Я устала оправдываться и устала чувствовать себя виноватой. Да, я ошиблась! Но не так страшно, как с меня хотят спросить.
– Ты издеваешься? – я кривлюсь и ставлю вторую подпись, не вглядываясь в параграфы текста. – Тебе в кайф?
– Нет, мне не в кайф.
– А очень похоже, – я несколько раз киваю головой как заведенная. – Ты ведь мог просто сказать мне, что нашел мои фотки со старым любовником.
– Ты могла просто сказать мне, что Кирилл твой старый любовник.
– Я промедлила день! Ты дал мне всего день, чтобы признаться насчет него, а не несколько лет. И я, черт возьми, успела!
Я случайно срываю третий стикер, когда нащупываю его, но нужную страницу все равно нахожу.
– Что я еще должна была рассказать тебе? А, милый?! Что Кирилл мой первый мужчина? Что у меня их было всего двое за всю жизнь?!
Вадим смыкает крепкие пальцы на корешке папки и уводит листы прочь. Так что я не успеваю среагировать и рисую длинную полосу на верхней странице, перечеркивая строки одну за другой…
– Оставь их, – приказывает он с раздражением и хмурится так, словно получил удар в висок.
– Нет, Вадим. Тебе заплатили большие деньги за это, – я поднимаю лицо и ловлю его напряженный взгляд. – Так нельзя. Деловая репутация – это не пустой звук.
Я хочу сказать еще что-то, тут долго можно куражиться, раскрашивая вечер прекрасными красками, но замечаю, что Вадим кладет обе ладони на стол и переносит на него свой вес. Он вымотался и видно подходит время выжимать последние капли, чтобы не свалиться. Я смотрю на него и мне уже ничего не хочется. Ни язвить, ни спорить, ни выяснять отношения. Их и нет-то больше…
– Я хочу спать, – я отбрасываю ручку прочь и смотрю на наручные часы. – Можешь лечь в гостевой. Но уезжай сразу, как проспишься.
Вадим еле различимо кивает, а я разворачиваюсь и иду к арке, что выводит в коридор. Надо найти таблетки для сна, иначе эта ночь станет хуже случившегося разговора. Я пока не осознаю все брошенные в сердцах фразы и то, как они изменили мою жизнь только что, но первые догадки все же чувствую. Прямо в груди, где гадко и неспокойно, словно что-то отдается в пустоте.
– Мира? – зовет Вадим, когда я почти ухожу.
– Что, Вадим?
– Я идиот.
Еще один молниеносный вывод.
– Нет, ты мудак.
Первый день уходит в пустоту, его как будто вырвали прочь и даже не осталось четкого воспоминания. Я проснулась, не застала Вадима, который уже уехал, была в студии, потом ужинала с Тамарой в кафе, вернулась домой. Заметила вставленное окно. Огромных букет чайных роз в вазе. Заснула.
Чек.
На второй день я просыпаюсь слишком рано. И вдруг отчетливо понимаю, что не хочу, чтобы он стал таким же, как вчерашний. Автоматический, тупой… Я запрещаю себе много думать, чтобы не плодить голоса в голове, а из других перспектив – лишь рутина, забить сутки делами и перепрыгивать со строчки на строчку в планере.
Нет, так тоже не хочу. И спать не могу.
Такое ощущение, что все умеют веселиться кроме меня. Что Кирилл, что Вадим… Целые схемы и спектакли. Браво!
Я умываюсь и накидываю пальто прямо на атласную пижаму. Можно подумать, что на мне костюм с восточными нотками, да и мне плевать. Я смотрю в зеркало и остаюсь довольна, наношу лишь легкий блеск на губы и сбиваю прическу, заостряя локоны. Потом сажусь в машину и завожу мотор. Только сейчас замечаю, что бороздки от его тяжеленных колес тоже исчезли. Газон смотрится как новенький, хотя я неплохо по нему “потопталась”, когда Вадим занял всю парковку.
– Очень странная реакция на развод, Вадим, – усмехаюсь я, пытаясь поймать ироничное настроение, оно сейчас чертовски поможет. – Прям от обратного.
Но он начал с мелких деталей, исправляет пока их, надеясь постепенно дойти до главного. Я слишком хорошо знаю своего мужа. То есть бывшего мужа. Я снимаю обручальное кольцо с пальца и бросаю его в ячейку, где у меня валяется мелочь. Самое место, как показало время. А потом выезжаю со двора и еду в центр города. К тому стальному созвездию, которое обозначает нулевой километр.
Почему бы нет? Почему бы не оттолкнуться от нуля, от чертового начала… Только сыграть по-другому.
Девушка на ресепшене оказывается сговорчивой, и я спокойно поднимаюсь на третий этаж. 326 номер, я запомнила, хотя переписки нет под рукой, и проверить никак. Я подхожу к черной двери и напористо стучу, понимая, что придется будить. Вскоре повторяю и тогда слышу мужские шаги, которые неровной походкой, но все же приближаются.
– Какого… – Кирилл не договаривает, потому что раскрытая дверь показывает меня.
Он пару секунд смотрит на меня, пряча удивление, и беспокойно проводит широкой ладонью по волосам, собирая густую челку назад. На нем лишь потертые джинсы, которые кое-как держатся на нем, не застегнутые до конца. Я вхожу и чуть замедляюсь, когда до его обнаженного торса остается несколько сантиметров. Кирилл запоздало реагирует и отклоняется в сторону, давая мне дорогу.
– Что-то случилось? – наконец, спрашивает он.
– Случились тридцать процентов, – я оборачиваюсь и смотрю на него. – Почему так мало, Кирилл? Почему не всё?
Он как-то обреченно кивает и закрывает дверь уверенным толчком, после чего выпрямляется во весь рост. Его красивое, идеальное до невыносимого предела тело говорит за него. Я замечаю как напрягаются его плечи, налитые мускулы проступили сильней и стянули миндального цвета кожу, острый подбородок стремится к груди, а в глазах нерв.
– Жалко я не видела, как вы торговались, – я снимаю пальто и бросаю его в кресло, правда, чуть промахиваюсь, и оно соскальзывает на пол. – Я бы посмотрела.
– Мира…
– Я не люблю нечестные сделки. Может, я ошибаюсь и это, наоборот, слишком много. Ты же не видел, что покупаешь, в том зале было так темно.
Кирилл делает шаг ко мне, улавливая, что я не замолчу просто так. Слушать его я тоже не собираюсь, поэтому он уже тянет руки. Но я пячусь от него и одариваю чистым холодом во взгляде, который его тут же тормозит. Кирилл опускает руки и сжимает кулаки до побелевших костяшек от бессилия.
– И мне двадцать восемь. Девять лет прошло, Кирилл, мое тело изменилось. Вдруг разочарую? Столько денег впустую, – я качаю головой, показывая фальшивое переживание. – Тебе стоило договориться с Вадимом о просмотре… или тест-драйве, как будет правильнее? Как это называют рекламщики?
Кирилл вдруг срывается с места и тесно обхватывает меня. Мужская ладонь ложится на мой рот, накрывая без всякого усилия, так что у него выходит просьба, а не приказ. Просьба мягкими руками.
– Хватит, – сдавленно шепчет Кирилл, а его губы утыкаются в мой висок, где выводят жаркие приливы сбивчивого дыхания. – Я не могу больше это слушать. Я прошу тебя…
Я отклоняюсь назад, уходя от его прикосновения, и перехватываю его ладонь. Сжимаю ее пальцами и обвожу рельефные выступы, вспоминая, как часами могла настраивать свет, чтобы идеально заострить тени на его сухих красивых руках. На моих лучших фотографиях именно они.
Я тяну его руку к себе. К своему телу. И наталкиваю на пуговицу моей синей пижамы, которую уже пора вытянуть из петельки. Заплачено же.
– Мира, что ты делаешь? – Кирилл вдруг включает робкого мальчика и не реагирует на мои откровенные намеки.
– Ты же хотел.
– Я и сейчас хочу.
– Тогда в чем дело?
– Ты не хочешь.
Он все же вспоминает силу и медленно, но неумолимо уводит свою руку прочь от моего тела.
– О, Господи! Какая разница, чего я хочу! – я расстегиваю пуговицу сама и резко разворачиваюсь. – Вы же всё решили без меня.
Я иду в другую комнату. Там должна быть спальня, и она там есть.
– А вот и кровать, которую ты мне присылал, – я обвожу взглядом строгую спальню в серых тонах, которую заливает светом проснувшегося солнца из окна. – Ты обещал, что я буду на ней. Смотри, не соврал.
Я без всякого изящества падаю на мягкий матрас и подтягиваю себя к изголовью. Смотрю на Кирилла, который уже стоит на пороге комнаты и хмуро наблюдает за моим концертом. Странно, ему почему-то не по нутру то, что происходит, вот вообще никакого воодушевления на лице.
– Мягкая, да, – я киваю и провожу пальцами по белым простыням, с которых он только что встал. – Это номер люкс?
– Он самый.
– И сколько берут за ночь? Надо подбить общий итог.
– Ты уже его назвала.
– Тридцать процентов?
– Нет, девять лет, – Кирилл заходит внутрь и проходит к комоду, на который облокачивается крепким телом. Тот даже чуть отклоняется назад. Мебель в гостиницах вечно плохо закреплена. – На самом деле я заплатил ими.
Кирилл собирает руки в замок и бросает их на бедра, он спокойно смотрит на меня, наклонив голову вбок и прекрасно видит, что ему удалось выбить меня из вызывающего настроения.
– Тошно? – спрашиваю я, стирая глупую улыбку к черту.
– Тошно, – Кирилл коротко кивает. – Я думал, достанется только Вадиму, а на меня запала не хватит.
– Ты ошибся.
– Со мной это часто. Наверное, я проклят.
Я приподнимаюсь и откидываюсь на подушки. Странно, но я ловлю себя на том, что мне сейчас спокойно и хорошо. Мне нравится быть в этой комнате, казалось бы чужой и знавшей столько незнакомцев, и смотреть на Кирилла. Он не в курсе, но ему больше всего идет спокойствие, а не натужное ребячество, когда он изображает пошлого весельчака с огромным послужным списком. Насчет списка он, скорее всего, не врет, а вот кайфа от этого давно не испытывает.
По глазам видно. Они слишком глубокие и умные.
– Хочешь серьезно? – спрашивает Кирилл и ведет плечами, как будто хочет размяться.
– Насчет чего?
– Насчет сделки. Я понимал, как ты отреагируешь, но не смог удержаться. Когда он мне позвонил, я поперхнулся. Прости, Мира, но это слишком занимательно – наблюдать, как человек совершает главную ошибку в жизни.
Ошибку. Он такую тоже совершал. Кирилл на это намекает?
Его взгляд густеет и темнеет, как будто спускаешься по крепкому коктейлю, где самый сок спрятан в последней четверти. И так было всегда, мне приходит на ум алкоголь, когда я думаю о Кирилле. Он сильный и одновременно расслабляющий, умеет незаметно и сразу по кровотоку. А когда жаркий градус побежал по венам, ему почти невозможно противиться. Он кружит голову и шепчет то глупости, то откровенные низости. Зависит от настроения, от того, что сегодня в красивом стакане – грубоватое виски или тягучий ликер.
– Вот такой ты друг, – отзываюсь я, отгоняя лишние мысли.
Хотя это мне тоже нравится. Думать о нем в таком свете.
– Или вот такой он муж?
Кирилл отталкивается от комода и идет к кровати. Я не двигаюсь, любуясь сексуальной плавностью его движений, сейчас чувствуются нотки рома и легкая горечь. Он все-таки слишком серьезный, словно чувствует, что я научилась ставить барьер между озорными мыслями и движениями тела.
Он подбирает с кровати белую футболку и натягивает ее на плечи, не разрывая со мной зрительного контакта.
– Ты свободен?
Кирилл усмехается, но все же кивает.
– Я хочу взять тебя в свою студию. Она больше и красивее той.
– Хочешь снять меня?
– Как в старые времена.
– А если я не сдержусь? Студия, может быть, и новая, а реагирую я на тебя также.