Агагельды Алланазаров
Очаг
В этот раз, подумав о подготовке к газы, Ягды на следующий день пришел в мастерскую кузнеца Бегендика. С некоторым вызовом потребовал от него как от члена колхоза отставить все остальные дела в сторону и заняться исполнением заказов тех, кто будет занят на газы. На что Бегендик ответил: «Я ведь и без того делаю всё, что требуется. Вот и в этом году, если смогу съездить в пески и заготовить немного угля, у меня с твоими заказами задержек не будет, товарищ сельсовет!» Таким образом, он заодно и о своей проблеме напомнил. Ягды сразу же понял кузнеца, пообещал:
– Вопрос с углем я сам решу!
И сдержал своё слово. Несколько человек отправил в пески специально для заготовки угля. Люди несколько дней провели в пустыне, собирали и жгли саксаул, гандым. После того, как дрова немного прогорят, их плотно засыпают песком, чтобы воздух не проходил. Эти подпалённые дрова несколько дней полежав в земле, превращались в уголь и приобретали необыкновенную силу.
То ли оттого, что он хорошо усвоил свои должностные обязанности и права, только в последнее время в народе всё чаще стали говорить о его чрезмерной властности. Теперь он разъезжал в седле норовистого вороного коня Гувандыка бая, оставленного в селе после его бегства в Афганистан, и был похож на главенствующего в курятнике важного петуха. Люди не переставали удивляться такому взлёту Ягды, встречаясь друг с другом, непременно заводили разговор о председателе сельсовета: «Надо же, как повезло человеку! Спрашивается, за какие такие заслуги он так вознёсся? Вон как задрал он свой нос! Да уж, если повезёт, так повезёт человеку! А то ведь, кто такой Ягды, чтобы ему была такая честь оказана?!»
Теперь, где бы он ни появлялся, люди вставали и предлагали занять лучшее место, суетились вокруг него, старались найти слова, которые были бы ему по душе… И ещё в последнее время стали поговаривать, что на спине у Ягды есть отпечаток ладони с пятью пальцами, своего рода защитный талисман. И у людей были такие поверия, что те, кто имеет на теле такое тавро, отмечены Богом, находятся под Его защитой и благословением. И эти слухи в те дни ещё больше укрепляли среди односельчан это как достоинство Ягды.
Правда, слухи о том, что на его спине имеются какие-то непонятные следы, существовали и раньше. Первыми их увидели еще в детстве дети, купаясь вместе с Ягды в реке. Но в ту пору эти следы напоминали не ладонь человека, а скорее, следы собачьих лап на мокром песке. И он не был тогда похож на человека с отпечатком ладони на спине, в будущем ставшим сильным богатырём, которого никто не мог повергнуть в борьбе и уложить на спину. Когда он вступал в борьбу, кто-нибудь из сверстников обязательно валил его на землю. Так что уже тогда было понятно, что он никогда не будет пальваном, победителем схваток на всяких торжествах. В том, что Ягды не стал именитым борцом, его бабушка в те годы винила свою невестку Бостан – мать мальчика. Будто бы во сне к Бостан пришёл сам святой символ мужества в легендах мусульманского мира Хезрет Али и сказал: «Я положу глаз на твоего сына, а ну, открой его спину, а ты прочитай молитву и докажи, что являешься мусульманкой!». А она жутко испугалась горой, нависшей над ней могучей фигуры Хезрета Али и от страха не смогла даже слова вымолвить. Али решил, что она неверующая, поэтому нехотя коснулся спины его мальчика. «Эх, если бы его мать тогда выполнила наказ Али, всё могло бы быть иначе!..» – сокрушалась бабка. Но после того, как Ягды был избран председателем сельсовета, и о нём заговорили, почти забытые слухи об его избранности вспыхнули с новой силой. Теперь кое-кто, веря, что их слова будут доведены до слуха главы сельсовета, непременно произносили: «Я же говорил, что отпечаток пальцев Хезрета Али на спине Ягды сыграет в его жизни решающую роль, что он получит от этой жизни всё, в том числе и власть». Однажды, когда разговоры о «пяти пальцах» святого гуляли по всему селу, Нурджума однажды оставшись наедине с Ягды в конторе, по-дружески спросил:
– Эй, Кабан, говорят, у тебя на спине отпечатались следы пяти пальцев Хезрета Али, это правда?
– Сам я их не видел, но какой-то след под лопаткой имеется. Так говорит Сонагуль, – в качестве достоверного свидетеля он назвал имя жены.
– Если жена говорит, значит, и товарищ Ханума тоже должна была видеть, – шутливо произнёс Нурджума, приплетя к этому разговору и Хануму.
Ягды вспылил:
– Эй, Шаллак, с тобой как с человеком разговариваешь, а ты не можешь без своих глупых подколок!
В один миг они смотрели друг на друга как разъярённые петухи, вот-вот готовые сцепиться.
– Говорят, Хезрет Али отпечатал свою ладонь на твоей спине, когда ты спал. А сам-то ты его видел, что ещё он сказал тебе во сне? «Будь спокоен, где бы ты ни был, я заступлюсь за тебя!», так?
– Честно говоря, я не очень-то помню, видел я его во сне или нет, а если и видел, то напрочь забыл. Только помню, как чесалась спина, когда я был мальчишкой, и я чесал её о стены, о деревья, как будто чесоткой заразился…
Нурджума хмыкнул, закинул в рот порцию насвая, а затем, смягчившись, посоветовал:
– Эй, Кабан, вижу я, ты и сам поверил в эту измышленную чепуху. Если послушаешься, мой тебе дружеский совет. Пусть люди что хотят, говорят, ты же больше никогда не говори об этом. Знаешь, что могут с тобой сделать, если ты в наше время станешь говорить, что на твоей спине есть отпечаток пальцев святого Хезрета Али? Ныне новая власть же враждует с религией и её адатами, а если ты будешь гордиться своей связью со святым… Знаешь что, друг, никто не посмотрит, что ты правишь сельсоветом, не только тебя одного, но и всех твоих близких поставят к стенке. Ты же видишь, что новая власть не признаёт никаких святых кроме себя!
Нурджума увидев, что на лицо Ягды набежала тень, решил разрядить обстановку, и продолжил в прежнем шутливом тоне:
– Эй, Ягды, а ну, закати рубаху на спине, посмотрим, еще раз что там у тебя нарисовалось. Так там не след от ладони Хезрета Али отпечатался, может, это след от ноги вашего свинского пира, или как там его называют по-вашему!
На самом же деле следы на спине Ягды появились совсем по другой причине, и связано это было с нерасторопностью матери мальчика Бостан. Однажды она жарила лепёшки – чапады, раскатала тесто, чтобы аккуратно опустить в кипящее в казане масло, но нечаянно выронила его из рук, и лепёшка шлепнулась в казан. Брызги кипящего масла разлетелись в разные стороны, и попали на спину рядом игравшего тут же ребёнка.
Обожжённый ребенок так сильно плакал, что успокоить его не было никакой возможности. Бостан смазывала ожоги своим грудным молоком, кефиром, прокалённым маслом, ничего не помогало, мальчик кричал от боли не переставая. И лишь когда силы покинули ребёнка, он уснул. Услышав громкий плач ребёнка, в дом заглянула свекровь, спросила: «Что случилось, почему ребёнок так долго плачет?». На это невестка ответила: «Этот ребёнок со вчерашнего вечера не умолкает¸ не знаю, какой бес в него вселился. Может, сходить надо с ним к ишану ага, пусть помолится, снимет с него порчу и даст талисман». Невестка так и не призналась в том, что случилось на самом деле, скрыла свою вину.
Со временем ранки зажили, но следы от кипящего масла в виде клейма навсегда остались на спине мальчика. Поначалу пятна находились в одном месте, но по мере того, как мальчик рос, она стали рассыпаться спине, при этом увеличиваясь в размере. Шестое пятнышко ушло под мышку, поэтому оно стало незаметным, и на спине остались пять пятен, которые расположились таким образом, что получился рисунок пятерни…
С тех пор, как Ягды обеспечил его углем в достаточном количестве, кузнец Бегендик, засучив рукава, трудился не покладая рук. Глава сельсовета время от времени наведывался в кузницу, следил, как идёт подготовка инструментария к газы – земляным работам. На этот раз, когда Ягды посетил мастерскую Бегендика, там находилось несколько односельчан. Они расположились в тени ильма, растущего напротив мастерской. В горне гудел огонь, отчего в кузнице жара стояла невыносимая. Обливаясь потом, Бегендик широко распахнув двери мастерской, вместе со своим помощником, крупным молодым человеком по имени Гурбандурды, лупили по раскалённому металлу, правили лопаты.
Здесь же был мулла Акы, тихим голосом он проповедовал религиозные догмы, завладев вниманием присутствующих рядом с ним людей. Он был мастером чтения Корана, и рассказчиком был превосходным. Находясь рядом с ним, люди ни за что не хотели уходить от него. В народе поговаривали о том, как однажды Гыты кел, заслушавшись проповедей муллы, долго дремал и не мог заметить, как пустил струю в штаны.
Вот и сейчас он рассказывал о пророке Ное, который, спасаясь от всемирного потопа, по совету Господа собрал в своём ковчеге каждой твари по паре, в том числе своих сыновей и невесток. Дождь лил, как из ведра, и это было похоже на конец света. Ковчег поднимается всё выше и выше, отрываясь от земли. Ноя можно понять, через Господа Бога он хочет подчинить своей воле всё, что его окружает. Всё, что он делает, совпадает с проповедями муллы Акы, тот тоже при помощи религии пытается заставить народ слушать его и подчиняться ему.
Ной мог кого-то пустить в свой ковчег, а кого-то не допустить, и эта легенда была сродни тому, что творилось в настоящее время: кого-то брали в колхоз, а кого-то туда не допускали. Люди невольно задумывались: «Оказывается, такое было и в доисторические времена».
Прискакавший на коне вместе со своим джигитом Ягды, не обращая внимания на сидящих под деревом людей и высокомерно ответив на их приветствие, слез с коня прямо у входа в кузницу. Отдав поводья помощнику, стал делать вид, будто интересуется ходом работы, спросил:
– Уста, ну, и как дела идут?
– Нормально, кемсит, – приветливо ответил Бегендик уста, погладив ладонью окладистую бороду, производящую впечатление надетой на лицо торбы.
– Как движется работа?
– По одному, по двое приходят люди, которые поедут на газы, приносят в починку свои лопаты, серпы.
– Давайте, постараемся не подвести, а то некоторые думают, если людей сослали, в селе все работы встанут. Покажем всем, что не на них держится земля…
При упоминании ссыльных на потное лицо Бегендика уста набежала тень, Ягды это увидел, но сделал вид, что не заметил, не придал этому значения. Про себя кузнец подумал: «Этот мерзавец заметил Кымыша-дузчы, кидает камешки в его огород». Ягды ждал, что кузнец согласится с ним, отреагирует на его слова, но тот промолчал. Напротив, испытал ощущение, будто эти слова сорвались с его языка, бросил виноватый взгляд в сторону Кымыша-дузчы, который в это время с кем-то мирно беседовал в тени дерева. Про себя же подумал: «Спрашивается, к чему было сейчас заводить этот разговор? Разве эти несчастные и без того не настрадались?» Ему не понравилось поведение Ягды, и он про себя выругал его самыми последними словами. Бегендик уста вынул из огня раскалённую лопату и сунул её в воду, чтобы остудить. Вода издала громкое шипение. Так же он поступил и с серпом.
Ягды сельсовет наблюдал за аккуратной работой Бегендика уста, и ему это нравилось.
– А чей это серп? – спросил Ягды, ожидая, что уста назовёт чьё-то имя. При этом вопросительно посмотрел в ту сторону, где в тени сидели люди. Уста, словно ждал этого вопроса, ответил сразу же:
– А серп, кемсит, моего друга Кымыша ага!
Узнав, что среди присутствующих находится и Кымыш-дузчы, Ягды почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Он даже не заметил как резко повернул голову в сторону сидящих, отыскивая взглядом старика. Подъехав к мастерской, Ягды не обратил до этого внимания на толпу, поэтому не заметил Кымыша. Не знал он, что среди людей находится человек, о чьих сыновьях он только что с таким пренебрежением отозвался. Старик сидел среди людей и спокойно о чём-то беседовал с ними, делая вид, что никого не видит и никого не слышит.
Увидев старика, Ягды неожиданно немного растерялся.
– Салам алейкум, Кымыш ага! – почтительно поздоровался с ним, давая понять, что не сразу заметил его.
– Как дела, кемсит? – коротко ответил на его приветствие Кымыш-дузчы. Про себя же подумал, что в нынешнем приветствии кемсита нет прежней сердечности, есть холодность. А ведь ещё совсем недавно Ягды при встрече с Кымышем дузчы помнил, что тот хорошо относился к его отцу, поэтому здоровался почтительно, радуясь встрече с ним: «Салам аллейкам, Кымыш акга!», произносил Ягды, на что старик отвечал в том же духе: «Как дела, сын Нарлы гамышчи?» Но после того, как увезли ссыльных, они не встречались. Как-то Ягды спросил у односельчан: «Что-то не видно Кымыша ага?», на что ему ответили, что старик теперь не может сидеть в опустевшем доме, проводит время на поле-бахче, там он днюет и ночует, не в силах справиться со свалившимся на его семью горем. Ягды тогда подумал, что старик вряд ли потянет такую ношу, он может скоро умереть прямо там, в поле. Поэтому сегодняшняя встреча стала неожиданностью, он растерялся, будто живым встретил человека, про которого говорили, что он ушёл из жизни.
Чувствуя себя человеком, которого поймали на месте преступления с поличным, Ягды не стал задерживаться, быстро покинул это место. Подойдя к стоящему в сторонке джигиту, вырвал из его рук поводья, быстро вскочил в седло лошади и стремительно ускакал.
Глядя вслед удаляющимся всадникам, Кымыш-дузчы, опустив голову, многозначительно улыбнулся, покачал головой про себя подумал: «Ну, что он за человек, зачем так ведёт себя?»
Похоже, ему хотелось что-то сказать, но он промолчал, и больше не вымолвил ни слова. Собравшиеся так и не узнали, о чём думает старик, хотя им этого очень хотелось. Они внимательно смотрели на молчаливого старика.
Вернувшись от Бегендика уста, Кымыш-дузчы поел приготовленную Джемал мамой лапшу с фасолью – унаш, и поздно вечером, оседлав своего ишака-коня, снова вернулся на поле-бахчу.
* * *
Поезд постоянно набирал скорость, как будто кто-то пытался его догнать, а он убегал от погони. Вагоны раскачивались из стороны в сторону. Иногда вагоны так сильно наклонялись, что казалось, они вот-вот сойдут с рельсов и упадут на землю. Но по тому, как мчался состав, можно было сделать вывод, что остановится он не очень скоро. Значит, путь будет неблизким.
Постелив под себя захваченные из дома кошмы, люди расселись по кругу, оставив в центре место для прохода. Каждая семья старалась расположиться поближе к своим родственникам и односельчанам. Когда они только заполняли вагон, он казался просторным, но сейчас в него набилось столько семей вместе со своим имуществом, детьми, стало очень душно и тесно. В вагоне до сих пор стоял острый запах конской мочи, видно, им пропитались его стены. В эти дни составы из Туркменистана шли гружённые хлопком, пшеницей, керосином, скотом, а также ссыльными. Обратно они везли оружие, перемещали конные воинские части. Постепенно, когда в вагоне появились другие запахи; детских пелёнок, человеческого пота, запах лошадей стал еще острее. Внутри вагона было невыносимо душно, как будто его площадь постепенно сокращалась.
Семья Оразгелди разместилась в одной стороне с членами семьи Гуллы эмина и несколькими другими семьями из Тахтабазара. Устроив женщин и детей впереди себя, они как будто бы окружили их. Перед входом тоже было небольшое свободное пространство, туда то и дело проходили курящие. Они сидели и жадно втягивали в себя дым от папиросы. Говорили о том, о сём. И хотя глаза по-прежнему были печальны, женщины больше не плакали. Кажется, они смирились со своей судьбой, ведь другого выхода у них не было, они могли только положиться на Бога и молча молить Его о милости и милосердии. Да и разве это место для слёз?!
Для слёз есть другие места, плакать надо по покойникам, по ушедшим в мир иной, тогда слёзы тронут душу и сердце, они станут утешением для живых. Сейчас плакать нельзя ни в коем случае, не показывать свою слабость перед теми, кто совершает это зло. От них все равно поблажки не будет. То есть это не новый порядок новой власти. Разве не говорили старики «Собака не покажет волку, что ослабла».
Чем дольше они ехали, тем труднее становилось не только дышать, возникли проблемы, связанные с человеческим организмом. Люди надеялись, что состав где-нибудь остановится, и они смогут немного размяться, опорожнить мочевой пузырь и кишечник. Но те, кто вёз ссыльных, похоже, заранее ничего этого не предусмотрели. Состав долго не останавливался. Первыми почувствовали необходимость опорожнить мочевой пузырь дети и старики. От долгого воздержания старики постепенно потеряли покой, под глазами у них появились тёмные круги и мешки.
Люди не знали, кому им пожаловаться. И в каком месте состава сейчас находятся те, кто запихали их внутрь и заперли снаружи дверь вагона и сопровождающий военный куда-то исчезли?
Мужчины, пожимая плечами, от безвыходности начали сходиться друг с другом, советоваться, как же им поступить в такой ситуации. Ведь было нетерпимо.
– Слушайте, да мы все скоро лопнем!
– Неужели поезд не остановится?
– Говорят же, сытый голодного не разумеет, наверно, те, кто везёт нас, забыли, что мы тоже люди!
– Ну, раз они погрузили нас в вагоны для перевозки скота, то и думают, наверно, что мы и есть скоты. Видно, придётся нам под себя мочиться и всё остальное делать.
– Не думай, старина, что к нам отношение лучше, чем к животным!
Голоса людей становились всё громче, они возмущались тем, что на них никто не обращает внимания. Многих охватила ярость. Человек по имени Тятан не мог сдержать своего возмущения: «Вот бы их самих поставить на наше место!». Впервые люди этого человека увидели в Мары, когда туда привезли группу людей из Ахала. Чувствовалось, что человек он смелый, решительный.
– Знаете, что, друзья, нам самим придётся решать этот вопрос! – заявил Сейитмырат ага с густой бородой, он стоял, прислонившись к стенке вагона и нетерпеливо ёрзал. Этот старик ехал в ссылку вместе со своим сыном и сыном младшего брата.
– И что ты предлагаешь? – поглаживая бороду, спросил сидевший напротив него Оразмаммет ахун, выселенный из Серахса.
– Нам бы сейчас топор или хотя бы большой камень…
Получилось, как в поговорке: «Слова найдут своего хозяина».
Когда было сказано слово «топор» сидевший в сторонке, не вмешиваясь в разговоры, плотник Чары усса озабоченно посмотрел на говорившего, словно речь шла о его собственном топоре, который он захватил с собой в дорогу. Он прислушался к разговору подумал: «Интересно, зачем этим старикам топор, что они собираются делать с ним?» Дверь вагона что ли выломать? – Про себя задавая вопрос, думал он.
Вдруг в этот момент сидевший рядом с отцом пухленький мальчишка лет 9-10 вопросительно посмотрел на него.
– Папа, у нас же есть топор!?
И опять вышло по поговорке: «От детей дома ничего не скроешь».
Отправляясь в ссылку, Чары уста прихватил с собой инструменты в расчёте на то, что они могут пригодиться в ссылке. А вдруг ему придётся поработать плотником?
Все собравшиеся после этого слова мальчика с интересом посмотрели в их сторону.
Но даже после этого Чары уста не спешил доставать топор. Вначале еще один раз поинтересовался и уточнил для чего им нужен топор.
– Ну, хорошо, допустим, у вас появился топор, что вы с ним собираетесь делать? – спросил он осторожно.
– Если у тебя есть топор, дай его нам, дорогой человек, а мы сами решим, что с этим делать!?
Все люди после этого разговора с надеждой повернули головы в сторону плотника Чары-уста.
Люди ещё не успели как следует познакомиться друг с другом, и потому не знали, что у Чары есть топор, и он является плотником. Инструменты Чары-уста были аккуратно уложенны среди вещей. Поговорив с людьми и поняв, для чего нужен топор, Чары повернулся к своей родне и обратился к стоявшему рядом с некрасивой девочкой лет шести-семи с торчащими в разные стороны курчавыми волосами пухлому мальчику лет восьми-девяти:
– Джепбар!
– Да?
– Скажи маме, чтобы достала топор!
– И ножовку тоже, папа?
– Если понадобится, я потом скажу…, впрочем, пусть и её тоже достанет!
Когда инструменты были в наличии, немного отодвинув тех, кто устроился в углу вагона, и, вырвав оттуда доску, люди соорудили себе туалет. Вместо двери вход загородили чьей-то старенькой кошмой, закрепив один конец так, чтобы можно было свободно входить и выходить. После этого люди облегчённо вздохнули, словно сбросили с плеч тяжкий груз. Да после этого и внутри вагона стало просторнее.
Как, оказывается, мало надо человеку для счастья! Для этого надо было лишившись самого счастья, найти лишь её малую его часть, чтобы снова почувствовать себя счастливым.
В такой суматохе как-то трудно проявить себя, но сегодня для этого оказалось достаточно топора. И теперь люди совсем другими глазами смотрели на своего спасителя и на плотника Чары с его торчащими усами, и на его жену Энеджан, и на его детей – сына Джепбара и дочку Джерен.
Плотник Чары, он же уста Чары своим мастерством был хорошо известен в Теджене и Мары.
До прихода большевиков здешние именитые баи, собираясь женить сыновей, приглашали заранее Чары, чтобы только он ставил для молодожёнов нарядные юрты. Вместе со своими помощниками, а их у него было человек пять, Чары уста ставил такие дома за неделю или дней за десять. Причём, это были дома необыкновенной красоты.
Он был мастером своего дела, человеком состоятельным, потому к этому времени успел жениться уже три раза подряд.
… Где-то в середине двадцатых годов у него возник конфликт с храброй женщиной по имени Нурджемал хан, она ездила верхом на коне и имела при себе оружие, знала себе цену. Однажды Чары уста на резвом коне, выданном ему на время строительства дома в Теджене, отправился на Марыйский базар и там лицом к лицу столкнулся с Нурджемал хан. За надменной ханшей следовала целая кавалькада наездников. Женщине понравился конь Чары усты, и она решила отнять у него или купить его, при этом значительно занизив цену. Про себя она подумала: «На что какому-то бродячему мастерку такой конь?». Она нахально преградила плотнику дорогу.
– Уста, под тобой конь или кобыла?
– Ещё какой конь, Нурджемал хан! – крепко держа поводья норовистого коня дерзко ответил Чары уста, догадавшись, что женщина собирается вить вокруг него сеть.
– Да неужели? – недоверчиво и надменно произнесла Нурджемал хан.
– Можешь не сомневаться. Проверь, если не веришь! Он и без того при виде тебя, кобылица всхрапывать начал. При виде кобылы он у меня устоять не может…
Одним из всадников в окружении Нурджемал хан был её бесстрашный сын Ата. Его возмутил дерзкий и неприятный ответ плотника, сравнившего его мать с кобылой. Кнут из сыромятной кожи тут же опустился на голову уста. После этого и остальные стражи налетели на Чары и плётками исполосовали лицо и тело его. Собравшейся на базаре толпе был показан урок: кто посмеет сказать о нас дурное слово, окажется в таком же положении. Они уехали, забрав коня, а Чары уста остался лежать на земле, избитый и униженный.
Дней десять плотник не выходил из дома, не показывался на глаза людям, зализывал раны. Он переживал своё унижение в глазах людей, никак не мог успокоиться. Ровно через десять дней, поздно вечером, когда хорошо стемнело, взяв с собой двух вооружённых помощников, он прибыл в крепость Нурджемал хан. Стоя за крепостной стеной, громко крикнул: «Если уже успела плодотворить-удовлетворить свою страсть, как кобылица, верни моего коня!» – потребовал он.
Да разве же такой самоуверенный человек, как Нурджемал хан, позволит кому-то издеваться над собой?
Стороны отстреливались до самого утра. В перестрелке сын Нурджемал хана Ата получил тяжёлое ранение. Легкие раны получили и сам Чары уста, и один из его учеников. Зная, что после этого Нурджемал хан обязательно придёт к нему мстить, Чары уста, ложась спать, из предосторожности много дней подряд клал рядом с собой оружие. Лишь через год ему стало известно, что в схватке с большевиками Нурджемал хан была убита, а её сын Ата попал в тюрьму, и только тогда он немного успокоился. И вот как потом обернулась жизнь! Иногда случается то, о чём ты и думать не думал никогда…
Как-то раз, узнав, что дочь Нурджемал хан Сульгун хан овдовела, Чары уста решил женить на ней одного из своих учеников. В один прекрасный день, оседлав серого иноходца, отправился он к ней домой в село Гонур. Сульгун хан была знакома с Чары уста, давно его знала. Когда же он сообщил о цели своего визита, Сульгун хан долго молчала, только усмехалась время от времени. Чары уста решил разговорить её:
– Сульгун гелин, о чём ты задумалась?
– Так это ты погрузил меня в задумчивость, Чары уста! – она кокетливо повела плечами, выставив вперёд свою высокую грудь, как бы говоря: «Ты только посмотри на меня!» Она ещё немного помолчала, потом как-то таинственно посмотрела на плотника и произнесла упрёком, заигрывая: – Скажи, Чары, найдётся ли среди твоих учеников хоть кто-то храбрец, кто сможет… стать моим мужем?
– Но ведь одиночество только Богу угодно, Сульгун, а сейчас, когда в жилах твоих кровь бурлит…
– Ты не ответил на мой вопрос, уста. Но если бы даже ты ответил положительно, всё равно это было бы ошибкой. Только если кто-то похож на тебя храбростью, только он может стать моим мужем, остальным нечего и пытаться…
Видя, что нравится Сульгун, Чары уста отреагировал мгновенно: «Правда? Там, где три, там и четыре, садись на коня!»
В то смутное время Сульгун хан, как и её мать Нурджемал хан и старший брат Ата, не терпела унижений, она была человеком сильным и уверенным в себе. Большевикам, пришедшим в её дом, она сказала:
– Не пугайте, вас никто не боится! Выбирайте любую руку, я готова сразиться с вами, до сих пор никто в нашей семье не умирал, глядя в потолок!
Говорят, она, встретив в укромном месте тех, кто называя себя большевиками, комсомольцами, ей угрожал и смел приставляла ружьё к груди…27
Имея четырёх жён, в ссылку Чары уста взял с собой первую жену по имени Энеджан.
(…Опередив время, вспомним того 8-9 летнего мальчика Алланазара ставшего моим отцом, а ту некрасивую девочку (как казалось тогда моему отцу) с пышными волосами, превратвшуюся в очаровательную девушку, ставшую моей мамой.
…После освобождавшись из ссылки в 1947 году, в конце ноября вернулись на Родину, мама была тойлы – беременная, носила меня, первенца, в утробе).
… А поезд от туркменской земли убегал всё дальше. Без остановки проезжал одну станцию за другой. В стране творилось что-то невообразимое, она раскачивалась из стороны в сторону, унося на своих сумасшедших волнах людей, а потом вышвыривала их как ненужный балласт. Кто-то тонул, но кто-то, удерживая равновесие, продолжал плыть по течению. У утопающего одна забота – любым путём удержаться на плаву, не пойти на дно, спастись. Но когда ты оказываешься поверженным этой жизнью, разве можешь снова встать на ноги? Как удержаться на плаву, как не уйти на дно в этом бурном течении?!
* * *
Наступила ночь, народ попрятался по домам. Скоро время сна. Шевеля кроны деревьев, тихо дул прохладный ветерок. Небо усеяли звёзды, яркие, красивые, как нарядившие на выданье девушки. Чистая луна светит ярко, она похожа на видную невесту-кайтарму, дающую этим девушкам советы, как вести себя в доме жениха. Со стороны холмов Гарабила едет на иноходце Ахмет, добравшись до вершины отрога Бяшдешик, он остановился чтобы осмотреться по сторонам. Он увидел, что его родное село, в котором он не был больше месяца, окутанное невидимыми нитями ночи, погрузилось в сон. «Как там наши? Все ли живы и здоровы?» – подумал он о своём доме, детях, Кымыше дузчы и ещё нескольких своих бяшбелаларах.
Ахмет неспроста исчез из села. Он занимался делом. Через надёжных людей Сойли бай из Байрача сообщил ему, что окажет все необходимые почести и как следует отблагодарит его, и попросил переправить в Пырар его младшую жену, по какой-то причине оставшуюся в стране после его бегства. Ну, а что Ахмет, разве ему впервой заниматься такими делами, к тому же можно заработать кругленькую сумму?! Немедля ни дня, он отправился в Байрач и каким-то образом нашёл подход к младшей жене бая, сговорился с ней. На следующий же день, погрузив на коня целый хурджун серебряных монет раньше спрятанные в укромном месте и усадив сзади себя жену бая, он отправился в Пырар. Граница была близко, но на этот раз пересечь её с легкостью не получилось. Правы оказались те, кто говорил, что советы последнее время еще сильнее укрепляют границу и бдительно охраняют её. Хотел было перейти границу в привычном месте, но чуть не напоролся на наряд пограничников. Почувствовав опасность, конь остановился, как вкопанный, и, навострив уши, испуганно захрапел. Тем временем в зарослях камышей раздался треск, будто кто-то пробирался. Ахмету не оставалось ничего другого, кроме как повернуть коня в обратную сторону и бежать. Выпущенные пограничниками пули просвистели над его головой, пролетели мимо него.
Спрятавшись в укромном месте, среди камышей Ахмет целый день изучал обстановку на границе, а на рассвете следующего дня, время сладкого сна, в том же месте провёл коня через реку. Не зная, кто пересёк границу, пограничники всё же почувствовали, что кто-то нарушил её, и стали караулить это место в надежде захватить нарушителя на обратном пути. Ахмет догадался об этом, поэтому больше недели гостил у бая, пользовался его гостеприимством, после чего поехал в другую сторону, на северо-восток, и там, где холмистая часть, граница пока ещё не сильно охранялась и спокойно перешёл на свою сторону.
Он в пустыне от тамошних чабанов он и узнал, что его двоюродных братьев Оразгелди и Орагылыча отправили в ссылку, и очень сильно расстроился. «Значит, уже и за бяшбелаларов взялись?», гневно думал он. Вначале, возвращаясь с опасного задания, он думал смешаться с чабанами и на некоторое время наняться к ним на работу, чтобы затем когда немного забудутся эти дела спокойно появиться в селе. Но беда, свалившаяся на семью Кымыша-дузчы, изменила его планы. «Без его вмешательства не обошлось», – подумал он, имея в виду главу сельсовета Ягды, и решил расправиться с тем, а поскольку все считают, что его нет в селе, подозрение на него не падёт… Мысли о мести лишили покоя, царапали душу, обнажали кровоточащие раны…
Ханума расстелила постель, сняла головной убор, погасила лампу и только что легла спать. Ей послышались чьи-то шаги у порога дома.
Сегодняшнее собрание в сельсовете, где руководящие работники обсуждали ход работ в селе, затянулось допоздна. В конце собрания Ягды и Нурджума сцепились друг с другом по вопросу перевода пахотных волов из одной бригады в другую, при этом каждый считал правым себя. Как это было в детстве, никто из них не хотел уступить другому…
