Афанасий Рогин
Рыбий глаз
… И их всех он выгнал в яму,
запечатлел крестным знамением
и велел завалить землею и камнями.
"Жития Святых" свт. Дим. Ростовского.
– Иди сюда, Филя, – позвал сына Степан, зачерпнул горсть речной гальки и отобрал три камушка покрупнее. – Считать умеешь?
– А то! – Горделиво приосанился пацан. – До трех!
– Тогда смотри. Раз, два, три! – Степан приподнял голову одной из лежащих на телеге рыбин, и камни один за другим исчезли у нее во рту. – Понял математику?
– А то ж!
– В каждую рыбеху по три камушка, – распорядился отец. – Петушок с меня!
– Раз, два, три! – В предвкушении леденца Филя рьяно взялся за дело, то и дело бегая к реке за камнями. – Раз, два, три!
– Ты что же это делаешь, поганец?
Мальчишка так увлекся, что не заметил подошедшего к нему сзади Рафаила Деева, помощника регента Свято-Троицкого мужского монастыря в Старой Слободе.
– Не кричи на пацана, на клиросе у себя командирствуй! – заступился за сына Степан. – Да и там ты, гляжу, больше на побегушках.
– Не по-людски это, Степа, – покачал головой Рафаил. – Да и рыбу у тебя брать не будут, если дознаются.
– А по-людски эти перекупщики-кровососы за копье все скупают, а потом один другому, а пятый десятому, перепродают? – разошелся рыбак. – То-то и оно! Я только за справедливость, а там концов уже и не отыщешь. Надобно-то тебе что?
– Завтра сам Митрополит приезжает, и Его Преподобие послал за семужкой. – Оторопел от такого напора Рафаил. – На целковый, и просил, которая пожирней.
Степан положил рубль в висящий на груди кошель и взял с телеги огромный тесак. Срубив и зачистив ветку ивняка, он насадил на нее самую большую рыбину из телеги.
– По рукам? – Рыбак протянул еще трепыхающуюся семгу Дееву.
– Пятиалтынный на сдачу и по рукам, – не растерялся тот.
– Вот ты меня стыдишь, а сам не лучше! Ты же в монастыре варежку открываешь не за просто так, за денежку.
– Даром только птички поют, а я, между прочим, сейчас за регента, у меня регентские классы при капелле за плечами. Ну, хоть пятачок-то уступи! – взмолился Рафаил.
– Подавись, крохобор! – Степан открыл кошель, выудил оттуда монету и бросил ее на землю.
– Ну наконец-то! – Варвара, завидев в дверях Рафаила, уже протянула было руку к семге, но тот спрятал рыбину за спиной.
– Худо мне, Варварушка, кваску бы холодненького.
– Ладно, сейчас принесу, болезный, – смилостливилась кухарка.
– А-ах, хорошо! – Квас был настолько холодным, что после нескольких глотков у Рафаила заныли зубы.
Варвара же, брякнув семгу об разделочную доску, надрезала рыбу с двух сторон под грудными плавниками и отделила голову, а затем принялась аккуратно вспарывать брюхо. Однако же, нож уперся во что-то твердое, и кухарке пришлось приложить некоторое усилие, чтобы сдвинуть его с места.
– Ты что делаешь, дура! – заорал Рафаил, когда один из филькиных камушков угодил ему прямо в кружку. – Не буду это пить. Сходи за другим.
– Что разголосился-то? – обиделась Варвара. – Я тебе не служанка, лакай, что дают.
Верно рассудив, что кухарка от своего не отступится, мужчина допил-таки квас. Затем, перевернул кружку вверх дном и встряхнул, подставив ладонь, но прилипший ко дну камушек не пожелал покидать своего убежища. Отколупав его ногтем, Рафаил положил камень в карман, демонстративно швырнул кружку на стол и покинул кухню под недовольные выкрики Варвары.
Дома он тщательно протер камушек уголком скатерти и внимательно рассмотрел его на фоне окна. Камень величиной с ноготь большого пальца оказался прозрачным, еще и зеленого цвета, к немалому разочарованию Рафаила.
"Вроде как обыкновенная бутылочная стекляшка, а блещет, что твой глаз у семужки. – Шальные мысли наперегонки забегали по черепной коробке. – Буду в Питере, а там в ломбарде покажу. Вдруг подфартило. Чем черт не шутит, когда Бог спит".
Трижды перекрестившись, помощник регента спрятал находку за образа и поспешил на службу, но в дверях храма нос к носу столкнулся с вернувшимся из Петербурга регентом.
"Вот ведь угораздило его! – забеспокоился Деев. – Месяц где-то шлялся, а теперь, наверняка перед владыкой показаться хочет".
– Эвон как! – поморщился регент. – Голубчик, владыка Антоний за десять шагов перегар чует, а от тебя за версту разит. Всем ты хорош, Рафаил, но еще один запой, и можешь убираться вон. Вот что: съезди-ка ты в Питер на недельку-две, просвежись.
– Мне там даже остановиться негде, Дмитрий Федорович! Да и финансы…
– Насчет денег сейчас с настоятелем договорюсь: тебе же прибавка положена. Поживешь у меня на Лиговке. – Регент передал помощнику ключи. – Все равно за год вперед оплачено. Помнишь где?
– Помню, – кивнул Рафаил, положив ключи в карман сюртука. – Как там Питер? Стоит?
– Стоит! И страсти нешуточные: за последний месяц четверых мертвяков застреленных и ограбленных из Фонтанки выловили. Все они перед смертью были в подпитии, так что осторожней с ней будь, с водкой этой. И баб мне не води!
По прибытию в Питер, Деев решил хорошенько отоспаться. Только к полудню следующего дня он вышел на улицу и высвистал извозчика.
– К ближайшему ломбарду, любезный, – распорядился помощник регента, запрыгнув в пролетку.
– Рафаилка? Ты? Тыщу лет не виделись!
– Ефимка! Да почитай еще с приютских времен, – Деев обнял друга. – Как сам-то?
– Да вот, сам видишь, извозом занимаюсь, – ответил Ефим.
– А я регентом сейчас, – прихвастнул Рафаил.
– Иди ты! – присвистнул друг. – А в ломбард тогда чего? С деньгами туго? Не тушуйся, поделись.
Чтобы не затруднять движение, извозчик отогнал экипаж в переулок, и друзья удобно устроились на скамье пролетки.
– Рыбий Глаз, говоришь? – переспросил Ефим, выслушав рассказ Деева. – Покажь!
– Да на, смотри. Обычная галька, только прозрачная.
– У-у-у, – разочарованно протянул извозчик и вернул камень Дееву. – Но тебе не в ломбард надо, а к ювелиру. А вот тут могу посодействовать. Я одно время у бабы знакомой подъедался. Она теперь ювелира Геклера экономкой, у него с дочкой и живет. А лавка напротив. Сейчас съездим туда, здесь недалеко. Но! Но, пошла!
– Так что, вытурила она тебя? – пытаясь перекричать цокот копыт, крикнул Рафаил.
– Вроде того. К Соне, к дочке приревновала. Нашла себе, шалава, доходягу-чахоточника. Встретил их как-то, к стенке его прижал, отстань, мол, от Аньки. А он и сказать-то ничего не может: все кашляет, кашляет и леденцы с марафетом жрет. В следующий раз убью гада! – скрипнул зубами Ефим. – Тпру-у! Все, приехали.
Пролетка остановилась у двери под вывеской "Геклеръ. Ювелиръ".
– Ты вот что, Рафаил, – напутствовал Ефим друга перед входом в лавку. – Эти кровопивцы так и норовят тебя объегорить. Если предложит червонец за камушек, значит, цена ему не меньше сотни. Не уступай, торгуйся, за полсотни и сойдетесь.
– Полсотни? Неплохо бы, – мечтательно произнес Деев.
