Уснуло озеро; безмолвен лес; Русалка белая небрежно выплывает; Как лебедь молодой, луна среди небес Скользит и свой двойник на влаге созерцает.
Уснули рыбаки у сонных огоньков; Ветрило бледное не шевельнет ни складкой; Порой тяжелый карп плеснет у тростников, Пустив широкий круг бежать по влаге гладкой.
Как тихо… Каждый звук и шорох слышу я; Но звуки тишины ночной не прерывают, – Пускай живая трель ярка у соловья, Пусть травы на воде русалки колыхают…
1847
К красавцу
Природы баловень, как счастлив ты судьбой! Всем нравятся твой рост, и гордый облик твой, И кудри пышные, беспечностью завиты, И бледное чело, и нежные ланиты, Приподнятая грудь, жемчужный ряд зубов, И огненный зрачок, и бархатная бровь; А девы юные, украдкой от надзора, Толкуют твой ответ и выраженье взора, И после каждая, вздохнув наедине, Промолвит: «Да, он мой – его отдайте мне!» Как сон младенчества, как первые лобзанья С отравой сладкою безумного желанья, Ты полон прелести в их памяти живешь, Улыбкам учишь их и к зеркалу зовешь; Не для тебя ль они, при факеле Авроры, Находят новый взгляд и новые уборы? Когда же ложе их оденет темнота, Алкают уст твоих, раскрывшись, их уста.
1841
Сон и Пазифая
Ярко блестящая пряжка над белою полною грудью Девы хариты младой – ризы вязала концы, Свежий венок прилегал к высоко подвязанным косам, Серьги с подвеской тройной с блеском качались в ушах, Сзади вились по плечам, умащенные сладкою амброй, Запах далеко лия, волны кудрей золотых. Тихо ступала нога круглобедрая. Так Пазифаю Юноша Сон увидал, полон желанья любви. Крепкой обвита рукой, покраснела харита младая, Но возрастающий жар вежды прекрасной сомкнул, И в упоеньи любви на цветы опускаяся, дева, Члены раскинув, с кудрей свой уронила венок.
1842
Амимона
«Это у вас, на севере, всё нипочем! Посмотри-ка, Чей там, в дали голубой, парус, как чайка, блеснул? Ты только белую точку завидел, – а я различила Снасти и пестрый наш флаг. Это отцовский корабль! Знать, старику надоела в Наксосе жена молодая… Мать говорила, что он скоро вернется домой, В Наполи-ди-Романию. Полно вечерней порою В рощу лавровую мне тайно к тебе приходить! Ах, любовь только губит нас, девушек!» – «Милая, полно! В этих словах две вины: город родной назвала Ты Наполи-ди-Романьей: это названье – чужое. Можно ли в вашей стране девам пенять на любовь? Здесь она города созидала; по храмам и рощам Сладостный жар не остыл в гнездах ее голубей. Знаешь ты, как основался ваш город? гонимый Египтом, С целой толпою детей в Грецию прибыл Данай. В Арголиде, томясь жестокою жаждой, изгнанник Всех пятьдесят дочерей ключ отыскать разослал. Долго блуждали они, одинокие. Вдруг Амимона Неосторожной стопой будит Сатира в лесу. Нет пощады! – Сатир догоняет пугливую, обнял… Но над беглянкою бог верным трезубцем взмахнул. Быстро, как горный олень, умчался Сатир козлоногий – Мимо его просвистав, в землю трезубец впился. „Амимона! – сказал Нептун, – подай мне трезубец!“
