Адриана Мэзер
Как повесить ведьму
Оригинальное название: How to Hang a Witch
Text Copyright © 2016 by Adriana Mather
Jacket art copyright © 2016 by Sean Freeman
ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2019
* * *
Сандре Мэзер, без сомнений, моей самой любимой.
Джеймсу Берду, окрашивающему любое мгновение моей жизни в яркие цвета.
Клэр Мэзер, верившей, что я стану писательницей.
Глава 1
Слишком самоуверен
Как и у большинства острых на язык, упрямых ньюйоркцев, у меня имеется непреодолимая тяга к сарказму. Впрочем, в пятнадцать лет сложно убедить окружающих, что сарказм – это искусство, а не дурной тон. Особенно когда твоя мачеха совершенно не умеет водить – она ведь тоже из Нью-Йорка – и так маниакально долбит ногой по тормозам, что твой кофе выплескивается из стаканчика. Я стираю с подбородка брызги орехового латте:
– Конечно. Не переживай. Я обожаю пятна кофе на одежде.
Вивиан держит руку над клаксоном, словно приготовившаяся к атаке кошка:
– Твоя одежда и так вся в дырах. Кофе для нее не проблема.
Если на свете есть люди, которые никогда не попадают в неловкие ситуации – ни в общении, ни в жизни, – то это моя мачеха. В детстве я восхищалась ее способностью очаровывать людей. Возможно, думала, что когда-нибудь это передастся и мне… но вскоре отбросила глупые мысли. Идеальность Вивиан читается в каждом жесте – мне такой никогда не стать, – и ее бесят веганская куртка из экокожи и черные драные джинсы. В итоге теперь я развлекаюсь, надевая их на званые обеды. Надо находить плюсы в любой ситуации, правда?
– Проблема в другом: когда мне удастся увидеть отца? – говорю я, глядя в окно на проплывающие мимо обветшалые дома Новой Англии с их темными ставнями и маленькими смотровыми площадками на крышах.
Вивиан поджимает губы:
– Мы уже сотню раз это обсуждали. На этой неделе его перевезут в Центральную больницу штата Массачусетс.
– До которой от Салема час пути. – Этот аргумент я неизменно повторяю уже три недели – с тех самых пор, как узнала, что нам придется продать квартиру в Нью-Йорке. Квартиру, в которой я прожила всю свою жизнь.
– По-твоему, лучше было остаться в Нью-Йорке и бросить отца без денег на лечение? Мы понятия не имеем, сколько еще он пробудет в коме.
Три месяца, двадцать один день и десять часов. Столько уже длится кома.
Мы проезжаем ряд «магических» магазинчиков с витринами, украшенными метлами и связками трав.
– Здесь определенно обожают колдовство, – говорю я, игнорируя последний вопрос Вивиан.
– Это один из знаменитейших старинных городов Америки. Твои предки сыграли важную роль в его истории.
– Мои предки в семнадцатом веке вешали ведьм. Не совсем то, чем стоит гордиться.
Но если честно, меня разрывает от любопытства при мысли об этом городке, о его булыжных мостовых и зловеще чернеющих домах. Мы проезжаем полицейскую машину с нарисованной на дверце ведьмой. В детстве я всеми силами уговаривала отца съездить сюда, но он оставался непреклонен. Каждый раз повторял, что от Салема одни только беды, и закрывал тему. На папу не действуют никакие убеждения.
Прямо перед нами медленно плетется автобус с рекламой экскурсий по местам обитания призраков. Вивиан рывком останавливается, но сразу же срывается с места, подбираясь вплотную к автобусу.
– Неплохая работенка, специально для тебя. – Она кивает в сторону рекламы.
Я выдавливаю улыбку:
– Я не верю в привидения.
Мы сворачиваем на Блэкберд-Лейн, улицу с обратного адреса бабушкиных открыток из моего детства.
– Что ж, в Салеме ты такая единственная.
Не сомневаюсь. Впервые за время диких американских горок, ошибочно названых поездкой на машине, мой желудок сжимается не от тошноты, а от приятного предвкушения. Дом номер 1131 по Блэкберд-Лейн, здесь отец провел все свое детство, здесь он познакомился с мамой. Это массивное белое двухэтажное здание с черными ставнями и колоннами на террасе. На крыше лежит деревянная черепица, облупившаяся от времени и соленого воздуха, а идеально подстриженную лужайку окружает кованая ограда с острыми пиками.
– То, что надо, – заявляет Вивиан, осматривая новый дом.
Красный кирпич подъездной дорожки от старости расшатался и вздыбился под давлением корней деревьев. Когда мы въезжаем в черные арочные ворота, серебристое спортивное авто Вивиан подскакивает на выбоине и резко останавливается.
– Здесь можно жить вдесятером и вовек друг с другом не столкнуться, – замечаю я.
– Я и говорю: то, что надо.
Собираю волосы в небрежный пучок на макушке и подхватываю тяжеленную сумку, стоящую в ногах. Вивиан уже выбралась из машины и звонко цокает каблучками по кирпичам, пробираясь к боковой двери, укрытой кованым козырьком. Я глубоко вздыхаю и распахиваю дверцу автомобиля. Но спокойно рассмотреть свое новое жилище не получается – из сине-голубого домика по соседству выскакивает женщина и с энтузиазмом принимается махать нам рукой.
– Приве-е-е-е-ет! О, рада вас видеть! – говорит она, сверкая улыбкой и шагая по газону в нашу сторону. Оскалом шире этого меня еще ни разу не награждали.
У соседки румяные щеки и белый фартук с рюшами, словно она сошла к нам прямиком со страниц журнала для домохозяек 1950-х годов.
– Саманта! – просияв, восклицает она и хватает меня за подбородок, чтобы внимательно изучить лицо. – Вся в Чарли.
Ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь звал папу сокращенным именем.
– Ох… Сэм. Все зовут меня Сэм.
– Глупости какие. Это мальчишеское имя. А ты такая красотка! Худовата, конечно, но… – Соседка делает шаг назад, оглядывая меня с головы до ног. – Но это мы исправим в кратчайшие сроки. – И она разражается звонким смехом.
Я улыбаюсь, хоть и не уверена, следует ли принимать эти слова за комплимент, – просто есть что-то заразительное в ее счастье. Соседка продолжает свой осмотр, и я смущенно скрещиваю руки на груди. Сумка спадает с плеча, всем весом потянув вперед. Я спотыкаюсь.
– Джексон! – кричит соседка в сторону своего голубого домишки, ни слова не сказав о моей неуклюжести. Я хватаю сумку за ремень, и тут из дома появляется парень лет семнадцати на вид. – Возьми у Саманты вещи.
Парень подходит ближе, песочные волосы падают ему на глаза. Ярко-голубые глаза. Уголок его рта слегка поднимается в полуулыбке, и я не могу отвести взгляда. Я что, краснею? Боже, как стыдно! Он тянется к сумке, неуклюже повисшей у меня на локте. Я закидываю ремень на плечо.
– Не нужно, все нормально.
– Это мой сын Джексон. Разве не очаровашка? – Она легонько похлопывает его по щеке.
– Мам, ну хватит, – протестующе мычит Джексон.
У меня эта картина вызывает улыбку.
– Так вы знакомы с моим отцом?
– Разумеется. И с твоей бабушкой. Последние годы я заботилась о ней и об особняке. В этом доме я знаю каждый уголок, – говорит соседка, подбоченившись.
К нам подходит хмурая Вивиан.
– Миссис Мэривезер? Мы разговаривали с вами по телефону. – Она делает паузу. – Полагаю, ключи от дома у вас?
– Да, конечно. – Порывшись в кармане фартука, миссис Мэривезер извлекает на свет связку ключей, которые от долгих лет использования кое-где протерлись до блеска, и кидает взгляд на часы. – Мне вот-вот доставать из духовки шоколадные круассаны. Джексон покажет вам…
– Нет, ничего страшного. Мы сами можем тут осмотреться.
В ответе Вивиан слышна категоричность. Она не доверяет излишне дружелюбным людям. Как-то раз она уволила швейцара, который просто угощал меня конфетами.
– Миссис Мэривезер, – говорю я, – вы знаете, где была комната папы?
Соседка сияет от удовольствия.
– Ее уже подготовили для тебя. По лестнице наверх, затем налево и прямо до конца коридора. Джексон тебя проводит.
Вивиан отворачивается от миссис Мэривезер, даже не попрощавшись. Мы идем к двери следом за ней. Когда заходим в дом, Джексон окидывает меня внимательным взглядом.
– Никогда раньше тебя здесь не видел.
– Я никогда раньше сюда и не приезжала.
– Даже когда бабушка была жива? – Он с тихим щелчком закрывает за нами дверь.
– Мы ни разу не встречались. – Странно это признавать.
В передней навалены коробки – личные вещи, перевезенные из Нью-Йорка. Узнав, что в этом доме уже есть мебель, Вивиан продала все тяжелое и громоздкое.
Мы проходим на свободное от коробок место. В передней бабушкиного дома глянцевый деревянный пол, кованая люстра и огромная лестница на второй этаж. Тонкие каблучки Вивиан уже цокают где-то в левом коридоре – этот звук всегда следует за ней словно тень. В детстве, прислушавшись, я могла отыскать ее по стуку каблуков, даже если зал полон женщин на шпильках. Не удивлюсь, если Вивиан даже спит в туфлях.
Я наконец осматриваю новый дом. На стенах висят картины в позолоченных рамах, между ними бра с лампочками в форме свечей. Все вокруг старинное, мебель сделана из темного дерева – полная противоположность нашей современной нью-йоркской квартиры. «Словно прямиком из сказок», – думаю я, рассматривая изогнутую лестницу, ее полированные деревянные перила и персидский ковер, укрывающий ступени.
– Сюда. – Джексон кивает в сторону лестницы. Он забирает у меня сумку и первым идет наверх.
– Я и сама могла донести.
– Знаю. Но не хочется, чтобы ты упала. Лестницы опасней подъездных дорожек.
Значит, он все же видел, как я споткнулась.
Джексон улыбается, заметив мое выражение лица. Этот наглец слишком самоуверен. Иду за ним, крепко держась за перила на случай, если неуклюжесть решит выйти на бис. На втором этаже Джексон поворачивает налево. Мы минуем спальню, где стоит кровать с балдахином – безумная мечта любой малолетки – и покрывалом винного цвета. Следом идет уборная с огромной ванной на когтистых лапах и зеркалом в позолоченной раме.
Он останавливается только в конце коридора, перед маленькой дверью, которой не помешал бы слой свежей краски. Ручка ее сделана в форме цветка с блестящими латунными лепестками. Это маргаритка? Я поворачиваю ручку, рассохшееся дерево двери потрескивает, когда та распахивается.
Сдержать вздох не получается.
– Нравится? – спрашивает Джексон. – Мама всю неделю готовила комнату для тебя, перетаскивала мебель и приводила ее в порядок.
Справа от меня стоят кровать из темного дерева – четыре ее столбика изукрашены резными цветами – и туалетный столик с таким же цветочным узором и мраморной столешницей, а рядом – изысканная прикроватная тумбочка со старой лампой из желтого стекла. Прямо передо мной старинный платяной шкаф. Обожаю такие! У кровати лежит маленький светлый коврик, чтобы ноги не мерзли холодными утрами. А рядом с окном стоит диванчик с белыми кружевными подушками, с которого открывается прекрасный вид во двор.
– Это просто офигенно! – говорю я.
Джексон смеется, лицо его пересекает одобрительная ухмылка. Я провожу пальцами по изысканному покрывалу цвета слоновой кости, трогаю пуховое одеяло. По сравнению с этими шикарными старинными вещами, спокойно стоящими на искривленных временем половицах, моя черная сумка выглядит слишком просто, нелепо. Не представляя, что еще можно сказать, я вытаскиваю блеск для губ и откручиваю колпачок. Это самый долгий разговор со сверстником за последние годы.
– Куда поставить? – Джексон снимает сумку с плеча.
– Давай сюда.
Протягиваю руку, собираясь перехватить ремень, но неправильно оцениваю движение Джексона и вместо того, чтобы легко забрать сумку, размазываю по его ладони блеск из открытого тюбика.
Парень замирает и улыбается.
– Розовый – не совсем мой цвет.
– Прости! – торопливо выпаливаю я. – Обычно я не нападаю на людей с блеском для губ.
Будто бы его вообще можно использовать вместо оружия! Что же я несу? Ничего умнее, чем вытереть блеск собственной ладонью, придумать не удается, и я неловко привожу план в исполнение, на самом деле скорее размазывая блеск, чем стирая его. Ухмылка на лице Джексона становится шире. Он скидывает сумку на пол и берет с туалетного столика салфетку, потом перехватывает мою руку с жирным пятном клубничного блеска. Поворачивает ее к себе ладонью и легко вытирает салфеткой.
Сердце пускается вскачь. Но блондины не в моем вкусе!
– С ней ничего не будет, – говорю я. – В смысле, с рукой… от блеска с ней ничего не случится.
– Лучше не рисковать.
Его самоуверенность начинает меня напрягать. Нельзя забирать всю наглость себе, нужно делиться с остальным миром.
– Мало ли с чем ты решишь напасть на меня в следующий раз. – Он поднимает взгляд от ладони к моему лицу.
Я вырываю руку.
– Что? Да, конечно. То есть нет. То есть… не буду я тебя трогать.
Черт! Я правда это сказала?
– Увидимся завтра в школе. – Джексон кивает, едва сдерживаясь от смеха.
Не смей надо мной смеяться! Ты, весь такой загорелый и светловолосый, наверное, ни разу в жизни не чувствовал себя неловко. Так что замолкни! Джексон исчезает в длинном коридоре, освещенном маленькими фонариками, и впервые за время болезни отца я чувствую себя настоящей.
Глава 2
Приятная компания
За длинным обеденным столом мы с Вивиан в компании недавно доставленной еды смотримся комично. Здесь, свободно разложив под тарелками старомодные вязаные салфетки, поместилось бы человек восемь.
Я подхватываю равиоли из пластикового контейнера и предлагаю Вивиан. Она отрицательно качает головой. В нашей семье готовит отец, что неудивительно, ведь он импортирует специи. Вивиан хозяйничает на кухне редко, но если вдруг решается, то каждый раз делает мясную отбивную с картофелем. А я вегетарианка.
– Твой отец много рассказывал о детстве здесь, – говорит Вивиан.
– Не мне.
Он не хотел говорить о Салеме, особенно в последние годы, после смерти бабушки. Даже то, что этот дом до сих пор принадлежит нам, я узнала всего две недели назад.
– Полагаю, они с Мэривезер давние друзья, – с легким осуждением продолжает Вивиан.
– Мне кажется, она милая. – Я откусываю кусочек чесночного хлеба.
Мачеха морщится:
– Приторно милая. Могу поспорить, она везде сует свой нос.
– Не знаю.
Я не собираюсь соглашаться с плохим мнением Вивиан о миссис Мэривезер. Соседка кажется удивительно приятной женщиной.
– Вот увидишь, она будет отправлять своего сыночка собирать о нас информацию. – Вивиан качает головой, а потом, закатив глаза, продолжает: – Хотя… ты этого даже не заметишь.
Замираю, так и не сделав очередной укус.
– Мне действительно это не особо важно.
– А-га. Что ж, тебе не повредит попытаться найти здесь друзей. – Мачеха промокает уголки рта салфеткой, и на льняной ткани остаются крошечные пятнышки клюквенной помады.
– Ты сама знаешь, что все попытки в любом случае обернутся катастрофой. – Я крепче сжимаю в пальцах вилку.
Это лишь вопрос времени: вскоре кто-нибудь из новых друзей пострадает или родители запретят им со мной общаться.
– Люди – то еще разочарование. Но тебе все же стоит слегка сдерживать характер. Хотя бы улыбайся.
Резкая критика в словах Вивиан наводит на мысль, что в Салеме все сложится так же, как в Нью-Йорке.
– Тогда, пожалуй, зайду в гости к миссис Мэривезер, – говорю и жду реакции. – Поучусь на примере.
Вивиан изгибает идеальную бровь, пытаясь понять, серьезна ли я сейчас. Четыре месяца назад она бы рассмеялась в ответ, а я бы просто шутила.
Со вздохом закрываю контейнер с равиолями. В детстве я следовала за Вивиан по пятам. Отец даже называл меня главой ее личного фан-клуба. Вивиан это обожала – после очередной порции восхищения она всегда была в наилучшем расположении духа. Но с тех пор как папа попал в больницу, между нами с мачехой нарастало напряжение. В день, когда я узнала о переезде, оно превратилось в нечто новое, отношение, от которого уже не избавиться.
Резко отодвигаю стул, от скрежета ножек по полу Вивиан морщится. В абсолютной тишине я выхожу из столовой, которую словно вырвали из кадра старой британской киноленты. Не хватает только слуг в белых перчатках и приятной компании. До лестницы рукой подать. Я прохожу мимо ванной с темно-багровыми стенами и неизвестной комнаты с видом на розовый сад, которую лично я назвала бы чайной истинных леди.
Хватаюсь за перила и бегу наверх, перепрыгивая через ступеньку. На втором этаже свет горит только в моей комнате, его слабый желтый огонек мерцает в самом конце коридора. Комната Вивиан – последняя в противоположном крыле дома. Возможно, так она пытается оказаться от меня подальше? Конечно, мы никогда не любили бесконечные объятия и долгие разговоры по душам, но все же ее попытка отдалиться меня задевала.
Вот бы папа был здесь. Эти старые комнаты, должно быть, хранят множество его воспоминаний. Может быть, в конце концов, не так уж плохо, что мы сюда переехали. Это отвлечет от постоянных волнений об отце.
Я толкаю дверь комнаты.
– Серьезно? – Аккуратно сложенная в шкафу одежда теперь кучей валяется на полу.
Я проверяю, не сломана ли задвижка шкафа. Но она, кажется, в порядке. Может, я просто плохо ее закрыла?
– Интересный способ распаковать вещи, – замечает Вивиан, останавливаясь в дверях комнаты.
– Я все разложила еще час назад. Может быть, стопки были слишком высокие.
– А может быть, здесь водится призрак и ты ему не понравилась? – улыбается Вивиан.
Понимаю, она пытается как-то разрядить атмосферу, но я слишком раздражена из-за переезда в Салем.
– Как смешно, – ворчу я, а Вивиан в ответ разворачивается и скрывается в полутьме коридора.
Я переодеваюсь, сменяю джинсы на черные спортивные штаны, которые покоятся на самом верху кучи. Пока разбираюсь с беспорядком, осматриваю свою новую комнату. На старом сундуке у дальнего окна лежат фотографии отца, а на туалетном столике стоит мамина шкатулка с украшениями. Я пытаюсь представить, как в молодости родители вместе проводили время в этой комнате.
Я кладу последнюю майку на ее законное место и захлопываю шкаф, потом тяну за ручки, проверяя, хорошо ли он закрыт. Прежде чем плюхнуться на заправленную кровать, подхватываю с сундука золотистую рамку с фотографией. На ней мне четыре года, я сижу у отца на коленях на веранде парижского кафе. Он касается щекой моей макушки, а я двумя руками сжимаю большое заварное пирожное со взбитыми сливками. Я смеюсь, потому что папа только что намазал сливки мне на нос. В этой поездке мы познакомились с Вивиан. Потом я пошла в школу и перестала так часто с ним путешествовать.
– Как идти завтра в новую школу, если ты не можешь меня сейчас подбодрить? – спрашиваю у фотографии. Я действительно не хочу никуда идти. – Впрочем, в новой школе ребята будут лучше, чем в старой, я права? Спи спокойно, пап. Люблю тебя сильно-сильно. – Я целую фотографию, ставлю ее на прикроватную тумбочку рядом с узкой вазой с одиноким цветком, напоминающим маргаритку с черной серединкой – один в один моя дверная ручка, – и выключаю свет.
Глава 3
Проблема в фамилии
Я внимательно смотрю на листок в руках, где значится: «Классный час – кабинет № 11», и распахиваю дверь класса. Быть новенькой – словно прикрепить мишень себе на лоб. Все вокруг либо задирают тебя, либо спорят, кто первый сможет тебя закадрить. Прикусив губу, я осматриваю кабинет. Большинство мест уже занято, есть лишь пара свободных парт на первом ряду рядом с двумя девушками во всем черном. Не как я, в драных джинсах, а в черном с готическим шиком. Кружевные блузки, блейзеры и узкие брючки. Остальной класс предсказуемо песочно-пятнистый. Что еще можно ожидать от городка, граничащего с Бостоном – местом, которое папа зовет столицей хаки?
Я опускаюсь за парту рядом с блондинкой в черном.
– Здесь занято, – заявляет она.
– Да, мной. – Я непоколебима. Так привыкла защищаться, что сама неосознанно ввязываюсь в перепалку. Блондинка и кудрявая брюнетка с оливковой кожей, сидящая с другого бока от нее, дружно поворачиваются ко мне.
– Пересядь, – требует первая. Черная подводка делает ее ледяной взгляд еще выразительнее.
– Все в порядке, Элис, – говорит незаметно подошедшая к нам девушка. Ее темно-каштановые волосы собраны в идеальный высокий пучок, а юбка черного кружевного платья пышно расходится от талии. – Я сяду здесь.
Она грациозно опускается за парту справа от меня. Звенит звонок.
– Здравствуйте все. Как многие уже знают, я миссис Хоксли. И, как вам тоже известно, опозданий я не терплю. Добро пожаловать в десятый класс, – говорит полная женщина в очках и юбочном костюме прямиком из 80-х. М-да, просто очаровательна.
Пока миссис Хоксли проводит перекличку, я успеваю стянуть куртку. Она минует букву М, так и не назвав меня.
– Я кого-нибудь пропустила? – Миссис Хоксли оглядывает класс.
Я поднимаю руку.
– Да?
– Меня зовут Сэм. Я только переехала из Нью-Йорка. – Я с трудом сглотнула. Ненавижу выступать перед классом.
– Громче. Полное имя? – Кончик ее карандаша постукивает по планшету.
– Саманта Мэзер, – говорю чуть громче.
Взгляды обращаются ко мне, все перешептываются.
– Мэзер, значит? Да, мне о вас сообщали. Уже больше двадцати лет не видела в этой школе ни одного Мэзера.
Она помнит последнего Мэзера в школе… Кого? Папу? Элис и девушка рядом с ней – вроде бы Мэри – переглядываются.
– Когда умерла эта свихнутая старушенция, я решила, что их больше не осталось, – шепчет Элис Мэри, не отрывая от меня ледяного взгляда.
Я поворачиваюсь к ней. Не обращай внимания. Дыши.
– Но, кажется, нам не настолько везет, – продолжает Элис.
Вызов, читающийся на ее лице, рушит мой и так слабый самоконтроль.
– Вы говорите о моей умершей бабушке? Как тактично.
– Я не одобряю, когда ученики высказываются без разрешения, – возмущается миссис Хоксли.
Как так получилось, что в итоге виноватой осталась я? Элис смеется.
– Элис, вас это тоже касается, – говорит учительница. – Надеюсь, прошлое ваших семей останется вне класса.
– Конечно, – соглашается Элис.
Прошлое семей? Неужели вся проблема в моей фамилии?
Весь оставшийся урок Элис и Мэри обмениваются записками и бросают на меня косые взгляды. Ничего хорошего это не предвещает. Миссис Хоксли повторяет правила и раздает нам расписание. Мой листок принесли прямо из кабинета директора. Два первых урока будут по углубленному курсу: история и химия.
Стоит только прозвенеть звонку, как я подхватываю куртку, черную сумку через плечо и вылетаю в коридор. Там брожу, пытаясь определить, как пронумерованы кабинеты. Я прохожу мимо стеклянной витрины с наградами, на которой красуется надпись: ВПЕРЕД, КОЛДУНЫ! Конечно же, даже школьный талисман здесь ведьма.
Засмотревшись на витрину, я в кого-то врезаюсь. Сверху вниз смотрит зеленоглазый парень с темными волнистыми волосами и высокими скулами. Он замечает мое смущение. Парень так привлекателен, что я, потеряв дар речи, застываю с открытым ртом. Где здесь ближайшая парта, под которой можно спрятаться, пока не наделала еще больше глупостей? Я хочу извиниться, но не успеваю. Парень уходит.
– Сэм? – Джексон стоит в нескольких футах от меня. – Ты заблудилась?
Именно, и хотела бы нажать на ресет, перезапустив весь этот день.
– Просто ищу класс углубленной истории.
– Он здесь. – Джексон указывает на дверь слева от себя. – Ты последний год средней школы или первый старшей?
– Я последний. Зато ты первый.
– Ха, это так очевидно?
– У тебя словно суперчлен…
О черт! Я чуть не сказала, что у него суперчленство в команде нахалов. Ладони вспотели. Да, еще хуже, я сказала, что у него «суперчлен». Господи, дай мне умереть. Это конец. Джексон разражается смехом.
– Вау, спасибо. Не думал, что ты заметила.
– Нет же. Я не то хотела сказать. Я имела в виду, что ты словно суперчлен команды нахалов.
Замечательно, теперь я вывалила все, что не хотела. Единственное спасение в этой ситуации – кабинет истории. Я кидаюсь туда, но Джексон, не отставая, идет следом. Я сажусь на последнюю парту, мечтая провалиться сквозь землю. Джексон, все еще ухмыляясь, занимает место по соседству.
– Пожалуй, лучший комплимент, что мне когда-либо делали.
Я сижу, уставившись в парту. Было бы смешно, если б не так ужасно. К счастью, Джексон воспринимает мою оплошность спокойно.
– Жаль, не могу сказать, что это единственная моя глупость за сегодня.
– Первый день в салемской школе не удался?
Я киваю.
– Замечал в моей параллели группу девчонок во всем черном – таких богатеньких готов?
– Наследниц?
– Кого? – Я рискую взглянуть на Джексона.
– Таких, как они?
Он кивает в сторону вошедших в кабинет парня с девушкой. Первый одет в черную рубашку, застегнутую на все пуговицы, черные брюки и такие же лоферы. Все дорогое даже на вид. А на девушке черное платье до пола и удлиненный пиджачок. Волосы подстрижены под идеальный короткий боб.
– Да, один в один.
– В нашей школе их пятеро, из всех только один парень. Они потомки казненных ведьм. В городе к этим ребятам сложилась своеобразная любовь-ненависть. Люди думают, наследники могут их проклясть, если захотят. Я же считаю, что это полный бред.
– Ты прикалываешься, да?
Но выражение его лица говорит об обратном.
– Джексон! – Через весь кабинет ему машет девушка. У нее своеобразная, но симпатичная внешность и, кажется, напористый характер.
– Хай, – улыбается он.
– Сядешь с нами? – говорит она, указывая на свою столь же песочно-пятнистую подругу.
– Не-е, и так хорошо. Я жду Дилана.
Девушка награждает меня пронзительным взглядом. Великолепно. Еще один враг в копилку. Да, я сегодня в ударе.
