bannerbannerbanner
Отец для двоих

Адалин Черно
Отец для двоих

Полная версия

Глава 7

Оля

Итогом моей слабости перед Динаром становится необходимость объясняться. Кое-что я ему уже рассказывала. Так, в общих чертах упомянула, что отец Тимофея о сыне не знает, потому что ушел от меня к другой женщине, и она родила ему другого ребенка. Я слегка приврала. Я не рассказала Макару ничего, потому что была обижена, и потому что отец не захотел его искать. Убедил меня, что говорить нет смысла – у него своя жизнь, а мы с ребенком в нее не впишемся.

О том, что мама уговаривала меня не портить себе жизнь и сделать аборт, я умолчала. А сейчас рассказываю, потому что внешне выглядит так, будто Макар – вселенское зло, а я брошенная одинокая женщина. Мне почему-то хочется оправдать Измайлова. Подсознательно я понимаю, что это я не сказал ему. Утаила. Не призналась, что беременна, а затем и вовсе пропала с радаров.

Для него новость о сыне как удар обухом по голове – неожиданная и болезненная. Как и для меня новость о том, что он бросил меня, чтобы воспитывать ребенка. Изменил и бросил. Ненавижу! Но все равно оправдываю.

– Вы впервые увиделись? – спрашивает Динар. – Ты так расстроилась.

Он обнимает меня сильнее, гладит по голове и целует в висок. А еще мне кажется, что он возбужден, но стараюсь гнать от себя эти мысли.

О том, что полгода назад мы с Макаром виделись и даже успели переспать, я не говорю. Неправильно это, конечно, начинать отношения с вранья, но рассказывать об этом не хочу и не буду.

– Впервые. Отвезешь меня к сыну?

Я перевожу тему и отстраняюсь. Слезы больше не катятся, эмоции поутихли, а голова продолжает раскалываться.

– Отвезу, конечно.

– Заедем по пути в аптеку? Не стоило мне пить.

– Плохо? У меня в машине обезболивающие есть и бутылка воды.

– Тогда можно без аптеки.

– Идем.

– Я в ванную на секунду.

Взгляда в зеркало хватает, чтобы ужаснуться. Тушь потекла, тональный крем размазался, белки глаз немного покраснели от попавшей косметики, а волосы почему-то взлохмаченные. Я быстро достаю ватный диск и стираю остатки макияжа с лица, расчесываю волосы. С сожалением отмечаю, что заплаканные глаза исправить не могу, да и наносить макияж снова некогда.

Выхожу в коридор, где меня уже ждет Динар. Быстро натягиваю на ноги туфли и хватаю с тумбочки ключи. Передаю их Динару, потому что у самой руки трясутся. Я физически сейчас неспособна закрыть дверь самостоятельно.

– Держи! – в машине Динар протягивает мне блистер с таблетками и бутылочку с водой.

– Спасибо.

Выпиваю сразу две таблетки и запиваю их большим количеством воды. Откидываюсь на спинку. Динар по дороге не задает никаких вопросов. Молча ведет машину и дает мне время, чтобы прийти в себя. Я ему за это благодарна. Хватит с меня потрясений.

Машина медленно катит по дороге. Середина июля, темнеет поздно, но первые сумерки уже накрыли город. Через десять минут станет совсем темно. Тимофею спать давно пора, а я все еще в дороге. Корю себя за это. Неужели нельзя было иначе? Правильно, как все мамы. Можно позвонить Насте, попросить уложить Тимофея и не дергать его в ночь, но я так не могу. Мне нужно с ним вместе засыпать, убедиться, что он в порядке. В безопасности. Со мной.

После Макара мне сын нужен сильнее прежнего. Не могу я его там оставить.

– Приехали, – говорит Динар. – Я вас здесь подожду.

– Хорошо, я недолго. Тимофей уже собран быть должен, я Насте смс писала.

Она его не прочитала, но просить Динара подождать полчаса я не могу. Постараюсь собрать сына быстро сама.

В доме, по обычаю, шумно. Насколько я знаю, уложить Даню в десять Настя не может. Хорошо, если он уснет к двенадцати.

«– Задолбалась я режим устанавливать, – призналась однажды подруга. – В десять ложимся, а засыпает все равно не раньше одиннадцати. За час мозг по чайной ложке выедает. Надоело.»

Смех Тимофея доносится из гостиной. Иногда мне кажется, что голос своего сына я узнаю, даже если вокруг сотни других детей будут. Так сильно я на него настроена. Мой малыш, только мой. Мне сложно представить, что Тимофей захочет видеться с отцом, и мне придется его делить. Оставаться без него на выходные. Это вообще возможно?

Разувшись, неспешно ступаю вперед. Я хотела быстро, но сейчас оттягиваю момент. Словно чувствую что-то неладное.

– Оля?

Я подпрыгиваю от неожиданности. Настя застает меня врасплох.

– Привет. Я смс писала, что еду, ты не прочитала, – говорю в свое оправдание.

– Телефон найти не могу. Все перерыла.

– Я все равно уже тут. Нас ждут, поэтому…

– Погоди, – Настя хватает меня за руку. – Тут произошло кое-что.

Мысли хаотично сменяют друг друга. Я сглатываю. Еще не знаю, что услышу, но мне до чертиков страшно.

– Что?

– Ты только не волнуйся, ладно?

– Что случилось?

Сердце ускоряется, пульс частит. Я уже знаю, что ничего хорошего не услышу. Начинают дрожать руки, а ведь я только успокоилась.

– Настя, что? – не выдерживаю.

Кто придумал эти дурацкие паузы? Ожидание всегда хуже самого происшествия.

– Мы телевизор включили, ты же знаешь, Стас новости смотрит, а там…

Объяснять дальше Насте не нужно, но она говорит. Об интервью, о разговоре, о том, что так вышло и они неспециально. Тимофей увидел.

– Мы кое-как отвлекли его, но ты сама понимаешь.

Неправда. В моем случае происшествие хуже ожидания. Я могла все что угодно предположить, но не это, хотя стоило. Сразу, как Макар сказал об интервью, надо было подумать. Стас всегда по вечерам новости включает, смотрит. Неудивительно, что мой любознательный сын их увидел.

– Он вас искать будет, – говорит Настя. – Точно. После интервью – сто процентов, хотя Стас уже юристам позвонил, говорит, ситуация на контроле.

– О чем ты?

– Стас поможет. Сказал, что Макара на пушечный выстрел к Тимофею не подпустит.

– А Стас Тимофею кто? – спрашиваю, не выдержав. – У него мать есть, вообще-то. Я сама могу решить, что делать.

– Конечно-конечно, – кивает Настя. – Просто Стас сказал, ты сама так решишь.

– Не так, – огрызаюсь.

Она осекается. Смотрит на меня удивленно. Настя не виновата. Это брат у меня. Самодеятельность развел.

– Мама!

Сын появляется неожиданно. Я даже подготовиться не успела, собраться, слова нужные придумать. Разворачиваюсь, объятия распахиваю, обнимаю летящего ко мне на руки Тимофея крепче. К себе прижимаю, к груди прямо, вдыхаю его родной запах. В этот момент обо всем забываю. Мой малыш со мной, рядышком, любит меня, обнимает крепко-крепко.

– Мама, а я папу видел, – сообщает радостно. – По телевизору. Тетенька сказала, что меня нашли. Мы что, потерялись?

Следом за сыном выходит Стас. Пытается его отвлечь, но я пресекаю эти попытки. Хватит всё решать за меня. Вслух я этого при сыне говорить не хочу. Взглядом даю понять, чтобы замолчал и прекратил. Стас понимает, губы поджимает, но рот закрывает.

Я приседаю перед Тимофеем. Вообще, все это сейчас очень сложно. Я меньше часа назад ревела в объятиях Измайлова, а сейчас пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить ребенку ситуацию.

– Оля, нужно поговорить, – бесцеремонно вторгается брат.

Меня в машине Динар ждет. Я сказала, что мы недолго, а сама застряла в разговорах.

– Потом, – отмахиваюсь. – Мы сейчас уезжаем. Нас уже ждут.

– Он?

Я застываю на месте. Смотрю на брата. Он всегда был для меня примером мужественности и силы. Я смотрела на него и думала: как же повезет женщине, которая выйдет за него замуж. Насте и правда повезло. Они не сразу, конечно, сошлись, потому что о ребенке она ему не сказала, но все же. У них все хорошо. Она светится счастьем, сын купается в отцовской любви, дочку родили. Я ни разу не слышала, чтобы Стас на Настю кричал. Ссорились, конечно, как и все, но ультиматумов не помню, ограничений тоже.

Почему я? Я что, настолько безалаберная и глупая, что не в состоянии сама принять решение?

– Тим, – я смотрю на сына. – Тетя Настя тебя оденет, ладно? Мы уедем, и я дома тебе все расскажу.

– О папе?

– Да, о папе. Иди.

Я подталкиваю его к Насте. Она берет его за руку и бросает умоляющий взгляд Стасу, впрочем, брат его игнорирует. Мы поссоримся сейчас, я это отчетливо понимаю.

– Там он в машине? – спрашивает резко.

– Не он, – огрызаюсь потише, чтобы сын не услышал. – Но даже если бы и он, то что?

– Ты поэтому вернулась?

– Я вернулась, чтобы не быть от тебя зависимой, – парирую. – Я не пишу больше ничего, денег не хватит жить в Штатах. Макару о сыне сказали, да я, в общем-то, и не скрывала.

– Я говорил тебе не продавать мой бизнес, но ты меня не послушала.

– Я тебе денег за него перевела, если ты не заметил. Ни копейки с него не взяла. И руководить им не собиралась. Мне не нравилось управлять отелем.

– Писать ты больше не можешь. Сюда вернулась. У меня больше вариантов нет, кроме него. Вы снова вместе?

Меня раздражает брат. Нервирует этот разговор.

– Да какая, к черту, разница? – не выдерживаю. – Тебе-то что?

– Ты полгода назад уехала сама не своя, денег кучу заплатила, чтобы иметь возможность сбежать, а сейчас что? Снова в ту же реку. Я волнуюсь за тебя, – добавляет уже тише и спокойнее. – Каждая твоя встреча с ним заканчивается побегом. Мы ведь не разговариваем почти в последнее время.

– Не разговариваем мы, потому что ты меня игнорируешь и не поддержал, когда я сообщила о переезде.

– Ты приехала, он узнал о Тимофее. Кому лучше? Конечно, я не хотел, чтобы ты приезжала.

– Тимофей узнал об отце, Стас. Я не могу это игнорировать. И Макар просит не лишать его сына.

– Хочет он! Ты забыла, что он бросил тебя из-за другой? Есть у него сын, зачем ему Тимофей?

– Ты Даню любишь? – спрашиваю у него резко.

Иногда мне кажется, что брат забывает, как у них с Настей все вышло.

 

– Дурацкий вопрос, люблю, конечно. К чему ты это?

– Представь, что ты еще года четыре о сыне не знаешь. А потом родственники Насти подключают юриста и оставляют тебя за бортом. Приятно?

– Это другое, – упрямо говорит Стас. – Я не бросал ее ради другой.

– Ой ли… благородный. Ты забыл, как таблетку ей швырнул и приказал выпить? Не дай бог забеременеет. Пальто белое снимай, не идет оно тебе. Ты такой же мудак, как и Макар, только тебе возможность исправиться дали, и ты ее не просрал, а ему предлагаешь не давать?

– То есть ты к нему вернешься?

Я трясусь уже вся от злости, настолько Стас меня из себя выводит. Нервничать заставляет. Какая ему разница, что я планирую сделать, вернусь или не вернусь? Его это не касается. И упрямство это нервирует. Не такой он, как же. Настя мне все рассказала, да и Стас скрывать не стал. Сам знает свои косяки, а меня ограждает, отцу Тимофея с сыном видеться запретить хочет.

– Я ему дам возможность с сыном общаться, Стас. Тимофей отца увидел, ты заметил, как его глаза загорелись? Я такое игнорировать не могу. Хочет – пусть общаются.

– Я юристам уже позвонил, всех на уши поставил.

– Отозвать придется, значит. Это твоя инициатива, я тебя о ней не просила.

Брат раздраженно фыркает. Мне не нравится этот разговор. Стас мой не такой. Он спокойный, уравновешенный, улыбающийся. Он всегда поддержит и поможет. Так всегда было. Раньше. Сейчас я его не узнаю. Его подменили словно, и мне это не нравится.

– Отец сказал о тебе заботиться и к Макару этому не подпускать.

– Отца здесь нет, – говорю раздраженно. – И ты сам знаешь, что Измайлов нашему папе никогда не нравился. Странно было бы, если б нравился. Сын алкоголички, бедный мальчик, отчаянно желающий стать хирургом. Ты не помнишь, что он мне говорил о нем?

«Зачем он тебе, Оля? Он на врача учится. Ты так свою жизнь представляешь? Такого будущего хочешь? В бедности с врачом? Будешь с ним, лишу тебя всего!» Это забота, по-твоему, Стас? Наш папа угрожал мне, а мама на аборт отправляла, а я после всего их все равно послушала. Может, если бы отец меня поддержал, все было бы иначе.

– Он тебе изменил.

Его слова, как хлесткая пощечина, меня отрезвляют. Я киваю. Молча. Гордо вскидываю голову. Изменил, да. Но он-то знал об этих словах. Слышал. Отец специально говорил это, когда он был в соседней комнате. И кричал громко, чтобы точно долетело.

– А мы все, – радостно сообщает Настя. – Оделись.

– Спасибо, – благодарю ее едва слышно.

Маленькая ладошка сына утопает в моей руке. Я отворачиваюсь от брата и веду сына к выходу. Не хочу больше ни о чем разговаривать. У порога останавливаюсь.

– Юристов отзови, Стас. Я не стану ничего предпринимать.

Настя выходит с нами, просит меня не обижаться на мужа.

– Ты же знаешь, он отходчивый, все в порядке будет. Он не станет ничего делать, обещаю тебе, я поговорю с ним.

– Не стоит. Не порть с ним отношения из-за меня. Стас меня услышал.

Надеюсь. Веры ему нет. Но я не хочу, чтобы Настя лезла в это болото. У них прекрасные отношения, они любят друг друга. Из-за меня ссориться нужды нет.

Глава 8

– Вы долго, – замечает Динар, когда я открываю дверцу его автомобиля. – Я уже собирался идти за вами.

– Задержались, – поясняю, застегивая ремни на детском кресле. – Так получилось. Извини, ладно?

– Сходишь со мной на еще одно свидание? – уточняет, пользуясь моментом.

Как я откажу? Он привез меня на другой конец города поздно ночью, ждал, пока я заберу сына.

– Сходим, – улыбаюсь. – Только без алкоголя.

– Хотя бы глинтвейн, – уговаривает, заводя машину.

– Так хочешь меня споить?

Я отшучиваюсь, хотя сама прекрасно понимаю Динара. Он хочет, чтобы я расслабилась и была собой. Спокойной, легкой, веселой и игривой. Я была такой так давно, что уже и не помню. С ним рядом вот снова вспомнила. Мне понравилось, но стоило появиться Макару, как ракушка, которая на время раскрылась, в ужасе захлопнулась снова. И я в ней. В темноте кромешной. От страха трясусь.

– Ты классная, когда меньше думаешь.

Ну вот, что я говорила. Так и есть!

Домой мы едем медленно, аккуратно. Когда в машине Тимофей, Динар старается не превышать скорость и ехать исключительно по правилам. Еще одно преимущество для меня, как для женщины, у которой есть ребенок.

Пока едем, Тимофей борется со сном, но, когда до дома остается каких-то пять минут, засыпает. Чувствую себя ужасной мамой. Я забрала его поздно и обещала, что обо всем расскажу, когда приедем, а теперь получается, что он уснул, и наш разговор откладывается.

Динар помогает донести сына до квартиры. Я указываю комнату Тимофея, и он укладывает его в кровать. В коридоре мы мешкаем. Я понятия не имею, как себя с ним вести после того, как мы едва не переспали. Делать вид, что ничего не было, или, наоборот, показывать, что помню о случившемся?

Динар снова берет инициативу в свои руки. Меня берет. Обхватывает за талию, прижимает к себе. Мое хрупкое тело упирается с одной стороны в стену, с другой в мужчину. Я охаю, когда Динар обхватывает меня за затылок и целует. Жадно так, словно давно мечтал и наконец дорвался, хотя целовались мы совсем недавно.

– Я завтра весь день на работе, но вечером зайду с ужином. В восемь, например. Просто посидим, ничего такого, – выдыхает мне в губы и снова целует.

Я пытаюсь расслабиться. Раствориться в его объятиях, возбудиться. Я ведь могу? Могу это сделать? Почему-то ощущение, что нет. Мое тело определенно скучает по мужским ласкам. Я часто по ночам просыпаюсь от острого желания, которое охватывает все тело, но сейчас… мне безразлично.

Я сглатываю, Динар отстраняется. Обнимает меня еще несколько мгновений и, простившись, уходит. Сейчас я даже рада этому. Чувствую себя ледышкой. Холодной и отстраненной, рассудительной до жути. Мне ведь приятны его касания, да и поцелуи нравятся, но… это всё.

Закрываю дверь на защелку, отхожу, затем возвращаюсь и проверяю, точно ли закрылась. Пару часов назад, когда я делала это при Макаре, оказалось, что я машинально открыла дверь, и у Динара появилась возможность беспрепятственно зайти в квартиру и увидеть меня расстроенную и заплаканную.

Голова болеть перестала. Я пропустила момент, когда мне полегчало. Просто понимаю, что чувствую себя нормально. Спать не хочется, поэтому иду на кухню, по пути прихватив из гостиной айпад и стилус к нему. Мне нужно подумать, что я завтра скажу сыну. Тимофей несколько раз спрашивал про отца, и я говорила, что мы не вместе, потому что живем в разных городах. Я почти не врала сыну, но о том, что папа о нем не знает, умолчала. И это тоже нужно как-то ему объяснить.

Пока записываю все, что хочу сказать, в приложение, на телефон поступает смс-сообщение от банка о зачислении средств. Несколько мгновений я смотрю на экран, затем решаю, что это происки мошенников и захожу в приложение, чтобы убедиться, что сумма на балансе осталась прежней.

Ввожу пароль, прохожу фейс-контроль и… зажмуриваюсь. Мой счет действительно пополнен. Без каких-либо комментариев. Просто пополнение. Еще сегодня утром я бы пошла в банк разбираться, спрашивать, откуда такое количество денег, вдруг кто-то ошибся, но сейчас… Я знаю, что никакой ошибки нет. Их прислал Макар.

Несколько минут я жду, что он позвонит или напишет, но от него ничего нет. Ни смс, ни звонка. Я вдруг вспоминаю, что он оставлял на столе, рядом с сахарницей, визитку, но сейчас я ее там не вижу. Я поднимаю сахарницу, чашки, тарелку с конфетами и вазу с печеньем, даже салфетки, но визитки там нет. Он оставил номер телефона, а теперь визитка пропала. Куда она могла деться?

Я заглядываю под стол. Белый прямоугольник валяется рядом с ножкой. Я быстро достаю его и переворачиваю. Добавляю номер в контакты, захожу в мессенджер и открываю окно сообщения. Зависаю, понятия не имея, что написать. Благодарить? Спрашивать, что за деньги? Я и так прекрасно знаю, зачем он их сбросил. Сам же сказал – хочет принимать участие. Вот, принимает.

Мелькнула мысль, что было бы неплохо, если б все можно было вот так оставить… Макар будет молча присылать алименты, а мы с сыном и дальше жить вдвоем. Нет необходимости менять прежний уклад жизни, подстраиваться под друг друга. Наверное, я бы еще потянула некоторое время, прежде чем рассказывать сыну об отце, но теперь он узнал сам, и у меня просто нет выбора. Завтра я с ним поговорю, а потом, совсем скоро, придется выдержать первую встречу отца с сыном.

Глава 9

Тимофей просыпается рано. Прибегает ко мне, забирается на кровать и расталкивает меня маленькими ладошками.

– Мама! Мама, вставай.

– Ты чего так рано проснулся? – спрашиваю, потирая глаза.

Ночью поспать почти не удалось. Сон пришел ближе к утру, поэтому сейчас чувствую себя разбитой. Глаза слипаются, голова туманная, а Тимофей, по глазам вижу, ждет ответов.

Я вчера что-то писала. Точно записывала в айпад, но тот остался на столе, а я в комнате. Да и там – пара предложений. Они точно не подходят для разговора с сыном.

– Ты обещала рассказать о папе, – словно в подтверждение моих мыслей говорит Тимофей.

– Может, сначала позавтракаем? – делаю попытку отложить разговор.

– Мама! – возмущенно. – Сейчас!

Сглатываю. Сажусь на кровати, подбираю под себя ноги. Размещаюсь в позе лотоса, и… слова застревают в горле. Тимофей смотрит на меня так… доверчиво. Ждет, когда я ему расскажу о папе, а у меня ноль мыслей в голове. Полный ветер и абсолютное непонимание, что говорить.

– А хочешь просто познакомиться? – спрашиваю.

Почему-то кажется, что так будет легче. Пусть задает вопросы отцу. Макару не помешает объясниться перед сыном. Сказать, почему нас бросил. Меня, точнее. О сыне он понятия не имел.

– А можно? Папа сказал, что хочет меня видеть?

– Сказал, – киваю. – Вчера приходил, когда тебя не было. Я позвоню ему, назначу встречу.

Тимофей радостно хлопает в ладоши, а затем хмурится.

– А где папа был раньше?

Неужели я и правда думала, что Тимофей не задаст этот вопрос мне?

– Я ведь уже говорила тебе, помнишь? Мы с тобой все это время жили в другой стране. Далеко-далеко отсюда.

– Мы поэтому приехали? – спрашивает. – Чтобы быть с папой?

– Да.

Я никогда прежде не врала своему сыну. Утаивала информацию об отце – да, но вранья старалась не допускать. Сейчас же не нахожу другого варианта. Мой ответ пресекает расспросы, Тимофей кивает и требует:

– Звони папе. Пусть приходит.

Я выдыхаю с облегчением и встаю с кровати, чтобы приготовить сыну завтрак. Макару пока не звоню, но, когда вижу вопросительный взгляд Тимофея, берусь за телефон.

«Когда ты сможешь приехать?»

Жму «отправить» и откладываю телефон. Ставлю перед Тимофеем тарелку с блинчиками, вазочку с вареньем и слышу трель смс-сообщения.

«Могу прямо сейчас».

Вдох-выдох. Сейчас точно не надо.

– Это папа? – спрашивает. – Ты уже позвонила?

«Приезжай сегодня в двенадцать. Кафе „Рандом“».

– Позвонила, – говорю сыну. – Папа приедет сегодня в наше любимое кафе.

– Сейчас?

– В обед. Пока ты позавтракаешь, и пойдем играть.

Я оттягиваю время, но когда бросаю взгляд на часы, стрелки показывают одиннадцать. Я купила сыну в комнату обычные часы, чтобы учить время. В доме, где мы жили раньше, такие были, а здесь пришлось покупать.

– Будем собираться?

Сын энергично кивает и вскакивает на ноги.

– Сам справишься?

– Мама, – говорит с укором. – Я уже взрослый.

Удивительно, что вчера он так спокойно ушел одеваться с Настей. Обычно он делает это сам и запрещает мне помогать. Я же пока пытаюсь привыкнуть к тому, что сын уже вырос.

Иду собираться в свою комнату. Надеваю едва ли не первую попавшуюся одежду. Джинсы и свитер отлично подойдут для встречи с бывшим. Чтобы Макар не подумал, что я одевалась ради него.

Из дома выходим впопыхах. Я, как обычно, одевалась долго, а теперь спешу, чтобы прийти первой и ждать его, а не наоборот. Мне нужно пару минут за чашкой кофе. Посидеть, помедитировать, прийти в себя. Я надеялась, что встреча отца и сына произойдет не так скоро. Через неделю, а лучше месяц-второй.

Когда выходим из подъезда, запоздало думаю о том, что стоило выпить успокоительное. Оно в красной коробке осталось из-под обуви. Я из нее оборудовала аптечку. Там мои таблетки, которые я пью, чтобы успокоиться. Серебристый «ланос» ждет нас у входа, поэтому решаю не возвращаться. Справлюсь. Уткнусь в телефон на крайний случай и буду делать вид, что жутко занята. У меня получится.

Приехать первыми мы с сыном не успеваем. Стоит нам зайти в наш любимый «Рандом», как Макар встает из-за столика и машет нам. Привлекает внимание.

Я киваю. Сжимаю ручку Тимофея крепче и иду к столу. Когда доходим, в руках Макара появляется большой букет цветов, который он мне протягивает. Отказаться при сыне я не могу. Беру его, вдыхаю запах белых роз. Красивые, зараза. И их много. Штук пятьдесят, не меньше.

 

Следом Макар достает букет поменьше. Со сладостями. Приседает и протягивает его Тимофею. Я не из тех мамочек, которые дают ребенку конфеты только по праздникам. Если Тимофею хочется, могу купить шоколадку и слопать ее напополам с ним. И все равно он смотрит на букет так, словно видит букет из конфет впервые. Ручки маленькие тянет и отбирает его у Макара.

– Спасибо, – говорит на английском.

Измайлов поднимает на меня растерянный взгляд.

– Он билингв, – поясняю.

Макар кивает, возвращается взглядом к сыну, рассматривает.

– А как тебя зовут?

Я готова сквозь землю провалиться: не сказать ребенку имени его отца!

– Макар.

– Меня Тимофей. Можешь называть Тим. Тимошей не зови, мне не нравится, – важно добавляет сын.

Макар с улыбкой кивает, встает, приглашает нас к столу. Я кладу букет на свободную часть дивана. Приземляюсь рядом и тяну за собой сына.

– Неплохое здесь заведение, – замечает Макар. – Я подумал, что «Рандом» – это случайное название, а здесь все серьезно.

– Тебе тоже принесли кубики? – хохочет Тимофей. – И что выпало?

– Морковный торт и цитрусовый чай.

– Вкусно? – спрашивает Тим, с интересом заглядывая в чашку к Макару.

– Терпеть не могу цитрусы, – признается Измайлов.

– И я, – отвечает сын. – Мандарины только люблю, но в чае их ведь нет?

– Нет.

Это кафе мы с сыном нашли случайно. Оно маленькое и незаметное. Крошечную вывеску практически не видно с проезжей части. Мы гуляли, когда нашли его. Начался дождь, и сын потащил меня сюда. Официант принес разноцветные кубики и меню. Красные – для напитков, желтые – для завтраков, синие – для обедов и так далее. Мы бросали кости. Какая цифра выпадет, то и принесет официант. Перебросить кости можно было максимум три раза. Рандом – неслучайное название. Выбрать что-то из меню «просто так» нельзя.

Поначалу я отнеслась к кафе скептически. Ограниченность в выборе слегка пугала, но особого выхода у нас не было, на улице шел дождь, да и Тимофею такая идея нравилась. Мы остались. Мне выпал апельсиновый капучино и меренговый торт, а сыну чай с малиной и шоколадный рулет. Теперь мы периодически приходим сюда, балуем себя новинками и радуемся, когда выпадают желаемые блюда.

– Мы с мамой часто сюда приходим, – хвастает Тимофей, хотя мы были здесь, кажется, раза три. – Ты теперь будешь приходить с нами?

Тимофей без умолку рассказывает о садике, о жизни в Америке, о друзьях, с которыми пришлось на время прекратить общение.

– С Джулией я до сих пор общаюсь. Мама звонит ее маме, Хелен, и мы можем немного поговорить.

– Скучаешь?

– Очень, – деловито говорит сын. – Мы должны были пожениться, когда я вырасту.

Макар смеется, и я тоже не могу сдержать улыбки.

– Я серьезно, – ворчит Тимофей. – Она мне нравилась. Была самой нормальной девочкой в детском саду.

– Ты обязательно найдешь невесту в школе, – успокаивает его Макар. – Такую же, как Джулия.

– Второй такой нет, – расстроенно вздыхает Тимофей.

– Тебе совсем здесь не нравится?

– Нравится! – сын бодро улыбается. – Здесь у меня тоже есть друзья. А теперь и ты есть.

Примерно через полчаса такой болтовни Макар узнает о сыне многое. То, что ему дома скучно, что он не любит учиться считать и что совсем не хочет в школу. Он и так умный. Все это время сын не дает Измайлову вставить и слова. Трещит без умолку, активно жестикулирует руками, хмурится, смеется, морщится. Он вообще очень способный ребенок. В детском саду состоял в театральной группе. Ни одно выступление не обходилось без Тимофея, особенно если нужно сыграть какого-нибудь монарха.

Об этом он, конечно же, рассказывает отцу. Сам почти ничего не спрашивает. Но это и неудивительно. Тимофей любит быть в центре внимания, а здесь целый отец, который выявил желание с ним увидеться. И слушает его внимательно, поддерживает. Хотя я переживала, что у них не сложится общение, что Макару станет скучно. Я вообще на ровном месте нервничала, хотя почти с первой минуты стало понятно, что отец и сын будут неразлучны. У них какое-то стопроцентное совпадение, что ли. Удивительно даже.

– А можно мне поиграть в комнате? Я ненадолго, – просит Тимофей, когда ему надоедает разговаривать.

Я поначалу теряюсь, потому что не рассчитывала остаться наедине с Макаром.

– Наверное, – бормочу. – Да, можно, иди.

Сын отодвигает тарелку с грушевым пирожным, которое ему не понравилось, и слезает со стула, чтобы пойти в игровую комнату. Он вернется минут через десять. На дольше его никогда не хватает, но я ощущаю дискомфорт. Наверное, потому что кофе я выпила, десерт съела, смс-сообщения в телефоне проверила. Заняться мне нечем, приходится делать вид, что мне безумно интересна едва оживленная проезжая часть за окном.

– Оля…

Ну вот. Даже машинами полюбоваться не дал.

– Тот миллион, который ты отправил… – начинаю.

Говорить о деньгах не хотела и не планировала, но понимаю, что нужно сказать. Миллион – не та сумма, которую можно не заметить. Не те деньги, которые можно проигнорировать.

– Это не алименты. Просто так… – поясняет.

– Просто так я не возьму, – возражаю. – Я в состоянии обеспечить сына, и мне не нужны твои деньги.

Прозвучало, на самом деле, ужасно. Я хотела поблагодарить, а вышло, что пытаюсь швырнуть денег обратно.

– В смысле – давай в счет алиментов?

– Квартира, в которой ты живешь, это съемная или…

– Моя. Отец купил давно еще, но я в ней практически не жила. Когда продам дом в Штатах, куплю здесь большую квартиру. Или дом. Я пока не решила. В Штатах в доме было прекрасно, здесь все иначе. Квартира безопаснее.

– У меня есть большой дом недалеко от района, в котором ты сейчас живешь. Я купил его первым, но потом сменил на квартиру ближе к центру. Мне к работе недалеко и к детскому саду. Дорога не занимает большую часть времени. Я это к чему – вы можете туда переехать.

– Спасибо, но нет. Не хочу переезжать с сыном по несколько раз за короткий промежуток времени.

– На постоянно. Если дом понравится, я оформлю на тебя дарственную.

Мне определенно не хватает чашки с кофе, за которой я смогу укрыться. Дарственная на дом, миллион рублей на счет, общение с сыном… неплохо для вчерашнего холостяка, не подозревающего о существовании еще одного ребенка.

– Не думаю, что это взвешенное решение.

– Я принял его еще вчера. Поэтому и спросил о квартире. Не отказывайся, это меньшее, что я могу сделать.

– Ты хочешь подарить нам с сыном дом, верно?

– Да.

– А если я буду жить в нем не одна?

Не знаю, зачем вообще об этом спрашиваю. Идею получить от Макара в подарок дом отметаю сразу.

– Это будет твой дом.

Измайлов говорит это спокойно, а у самого челюсти сжаты и взгляд потемневший. Недовольный. Неприятно ему знать, что у меня кто-то есть, и я могу изъявить желание жить с ним в одном доме. Мне даже смешно становится от его реакции. Смешно и больно. Потому что он все еще что-то чувствует. И я чувствую, но предательство прощать не хочу.

– Если тебе так не терпится избавиться от недвижки – подари ее сыну. Я в нем жить не буду.

Я отворачиваюсь к окну. Разговор заходит в тупик.

– Я бы хотел видеться с сыном ежедневно, пока у меня есть такая возможность.

Я замираю. Вот этого я и боялась. Что Макар плотно поселится в жизни Тимофея, а потом у него не хватит на него времени.

– Что значит «пока есть возможность»?

– У меня сейчас свободный график, операций мало, они распределены по всем врачам клиники, но после рекламной кампании мы будем загружены по полной. Я не смогу забирать сына ежедневно.

– Может, не стоит начинать? – спрашиваю. – Определи график, который сможешь поддерживать постоянно и точно. Вряд ли Тимофею понравится, если ты сначала будешь уделять ему время каждый день, а затем пропадешь на неделю. Для него это стресс и сомнения, вдруг ты его бросил.

– Я никогда его не брошу.

– Он этого не знает. У него шесть лет не было отца.

– Не по моей вине.

Я вздыхаю. Понятия не имею, как с ним общаться, потому что прямо сейчас мне хочется встать, забрать сына из игровой и сказать, что видеться с ребенком он будет по моим правилам. Останавливает только то, что он прав. В отсутствии у нашего ребенка отца виновата и я тоже.

– График все же выбери нормальный. Один-два раза в неделю будет достаточно. И как быть с твоим вторым сыном? Тимофею нужно сказать, что у него есть брат-ровесник.

Рейтинг@Mail.ru