Ада Авенрок
Громкое молчание
Еще через неделю приехала сестра, она зашла в нашу комнату, поздоровалась со мной. Я даже не хотела смотреть на нее, так раздавлена я была. В конце дня сестра затеяла уборку, в воздухе кружила пыль, из другой комнаты она принесла маленький телевизор. Я бессмысленно пялилась в экран, не заметив, как сестра начала разбирать мою прикроватную тумбочку.
– Что это за бумажка, выкидывать? – она достала сложенный пополам тетрадный лист, лежащий сверху в нише тумбочки.
Развернув его, сестра сказала, что почерк детский, наверное, Дима забыл. Я сразу поняла, что это за листок, и начала мычать. С помощью звуков и усиленных морганий я попросила сестру прочитать мне сочинение. Присев на краешек кровати, она бегло пробежалась по тексту, и, облизнув засохшие губы, начала читать:
« Мне часто снятся необычайно красочные, порой даже фантастические сны. В них, отправившись в любой уголок света, я могу быть кем угодно. Порой я превращаюсь в прекрасного пегаса с огненной гривой, и, разбегаясь так, что искры летят в стороны, со всего маху прыгаю с обрыва золотой горы богов. Но я не падаю, а взлетаю ввысь, купаясь в нежно-розовых прохладных облаках. Оттуда я стремглав лечу к блестящей водной глади, что небесным зеркалом расстилается подо мной. Нырнув в неё, становлюсь огромным белым китом, и борозжу бескрайние толщи океана, наблюдая за поразительной жизнью подводного мира, неведомой всем остальным. Вскоре, заботливые волны выносят меня на тропический берег, и я, превращаясь в грациозного ретивого гепарда, с молниеносной скоростью, бесшумно ступая мягкими лапами, бегу сквозь необъятные луга и горные массивы, непроходимые джунгли и знойные пустыни, большие мегаполисы и забытые поселения. Но самая любимая часть моих снов – это идти, просто идти, держа за руку своих близких. Мы можем идти куда угодно, но это совсем неважно, в этот момент мы просто счастливы.
Раньше я постоянно рассказывал свои сны сверстникам и просто знакомым, но теперь делаю это все реже. Они чаще всего смеются, не понимают меня, ведь я родился без ног».
Сестра оторвала взгляд от листка и увидела слезы, бегущие по щекам из моих пустых глаз. Как все это время я была настолько поглощена своими мыслями, переживаниями, что даже не заметила, что мальчик приезжает ко мне на инвалидной коляске? Мое зрение сохранилось, но я была слепа. Я думала, что весь мир должен мне за мои страдания, не замечая, как люди страдают вокруг. Насколько узок и жесток мой мир, прикрывающийся хрупкой беззащитной оболочкой.
Вздохнув, сестра обняла меня. Так мы лежали несколько минут, пока она не прервала тишину:
– Дима, кстати, в больнице, ему должны поставить протезы. Ну, он должен был сказать тебе это, он ведь приходил попрощаться.
Я закрыла глаза, и, почувствовала, как мое обездвиженное тело, будто рывком вытащили из вязкой болотной слизи, той самой, что я считала своим надежным убежищем. Мои мысли и вся я, вдруг, будто вспорхнули высоко в небо, кружась легчайшим пёрышком между мягкими облачными подушками. Я не могла выразить это словами, но, если бы хоть на секунду мне вернули дар речи, я бы произнесла единственное слово: «Спасибо». Спасибо за то, что впервые за эти мучительные несколько лет я, наконец, по-настоящему открыла глаза.
