А. В. Юревич
Психология социальных явлений

Полная версия

© ФГБУН Институт психологии РАН, 2014

* * *

Введение

Одной из основных тенденций в развитии современной психологической науки является расширение ее объекта – обращение к социальным проблемам и явлениям, которые традиционно относились к территории других научных дисциплин, ее проникновение на эту территорию, порождающее как формирование новых междисциплинарных исследовательских областей, так и новых разделов психологии. Эта тенденция выражает как внутреннюю логику развития психологии, так и то обстоятельство, что в современном обществе трудно найти социальную, экономическую или политическую проблему, которая не имела бы ярко выраженный психологический компонент. Попытки изучения и решения этих проблем в абстрагировании от психологического, «человеческого» аспекта порождают хорошо знакомую ситуацию под названием «опять забыли про человека», а также абстрактные модели социальных преобразований, при их реализации в той или иной конкретной стране подчас дающие результаты, противоположные задуманным. Обращение к таким проблемам, как коррупция, запредельное неравенство доходов, преступность, терроризм и т. д., являющееся особо актуальным для современного российского общества, тоже высвечивает отчетливо выраженную психологическую составляющую, без учета которой их сколь-либо удовлетворительное решение не представляется возможным.

Очень характерным стало и обращение при обсуждении самых разнообразных социальных проблем к специфике российского менталитета как к фактору, который необходимо принимать во внимание при планировании любых социальных изменений. Одновременно наблюдается и тенденция к психологизации общих ориентиров развития человечества, в частности, переориентация таких организаций, как ООН, Европейская Комиссия, Всемирный банк и др., с чисто экономических показателей на такие цели, как повышение уровня счастья, субъективного благополучия и удовлетворенности жизнью граждан различных стран.

Таким образом, расширение объекта психологической науки – ее обращение к социальным проблемам и явлениям, которые традиционно относились к области изучения других наук – сочетается с встречной тенденцией – обращением этих наук к психологической проблематике, которая естественным образом дополняет их традиционные объекты.

Относительно новый (как хорошо известно, все новое – это хорошо забытое старое) раздел психологической науки, в наибольшей степени отвечающий подобным тенденциям – макропсихология (по аналогии с макроэкономикой), психологическое изучение проблем и явлений, релевантных обществу в целом. Ее место в системе традиционных объектов психологической науки можно охарактеризовать как надстраивание над наиболее «социальным» из объектов социальной психологии – большими социальными группами. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что социальные явления, которые изучает макропсихология, не только надстраиваются над этими объектами, но и пронизывают их. Например, такое явление, как коррупция, являющаяся проблемой, существующей на уровне того или иного общества в целом, проявляется также на уровне составляющих его больших и малых групп, а также на уровне личности. То же самое относится к таким проблемам, как неравенство доходов, преступность, терроризм, специфика национального менталитета и т. д., каждая из которых пронизывает все слои социальной организации от личности до общества и даже человечества в целом. Макропсихологический характер подобных проблем заключается в том, что они не могут быть полноценно изучены, а тем более решены на более низких уровнях социальной организации, без обращения к обществу в целом и его макропсихологическим характеристикам.

Настоящая книга продолжает реализацию макропсихологического подхода, в последние годы развиваемого на базе Института психологии РАН с привлечением исследователей из других организаций (Макропсихология современного российского общества, 2009; Психология нравственности, 2010; Психологические исследования духовно-нравственных проблем, 2011; Психологические проблемы современного российского общества, 2012; Нравственность современного российского общества: Психологический анализ, 2012; Проблемы психологической безопасности, 2012; и др.).

В современной российской науке становится традицией ориентироваться на стандарты, существующие в западной науке (нередко при сильном их искажении), на «конвертируемость» производимого знания путем публикации результатов исследований в международных журналах и т. п. и, соответственно, при использовании тех или иных терминов как минимум держать в уме их эквиваленты или референты, принятые в англо-американской психологической литературе. Таким англо-американским референтом словосочетания «психология социальных явлений», вынесенным в название этой книги, является термин «psychology of social issues», имеющий в зарубежной психологии достаточно широкое применение. Он шире и в целом удачнее, нежели «психология социальных явлений», поскольку включает также психологические компоненты социальных проблем и другие подобные сюжеты. Однако ввиду отсутствия его русскоязычного эквивалента автору пришлось ограничиться имеющимся термином с обозначением того, что реально подразумевается его более широкое содержание, выходящее за пределы психологического компонента собственно социальных явлений.

Разумеется, автор ни в коей мере не претендует на то, чтобы дать сколь-либо полное психологическое описание социальных проблем и явлений, имеющих ключевое значение для современного российского общества, а тем более для современного общества в целом. Это и в принципе невозможно, поскольку таких проблем и явлений можно выделить бесконечное множество, а практически каждая (каждое) из них, как отмечалось выше, имеет ярко выраженную психологическую сторону. Поэтому содержащийся в книге анализ осуществлен скорее в жанре case study, т. е. представляет собой психологическое изучение отдельных социальных явлений и направлен не на их сколь-либо целостное препарирование, а на то, чтобы обозначить и подвергнуть анализу их психологическую составляющую. При этом автор убежден в том, что выделенные им явления действительно существенны, концентрируют в себе важные характеристики и первостепенные проблемы современного общества.

Применительно к современному российскому обществу в качестве таких существенных социальных явлений, имеющих важную психологическую сторону, выделены агрессивность, коррупция, чрезмерное неравенство доходов, механизм выдвижения руководящих кадров, модернизация и др. В качестве более глобальных социальных явлений, имеющих значение не только для современной России, но и для всего современного мира (и не только современного), рассмотрены структура национального менталитета, революции, счастье, общая траектория развития современной цивилизации. Вместе с тем следует отметить, что разделение социальных явлений на имеющие российское и общемировое значение довольно условно. Первые – такие как агрессивность, коррупция, неравенство доходов – актуальны для всего современного мира, вторые – структура национального менталитета, революции, счастье, общая траектория развития цивилизации – имеют важное значение и для нашей страны, в результате чего во многом окрашены в книге «в российские цвета».

Книга представляет собой очередной шаг макропсихологического анализа социальных явлений. Задачи, вынесенные в ней за скобки, такие как систематизация хотя бы основных социальных явлений, имеющих ярко выраженную психологическую сторону, концептуализация их психологических факторов, ни в коей мере не снимаются автором с повестки дня, а лишь рассматриваются им как дальнейшие и необходимые этапы развития макропсихологического подхода. По мнению автора, этот подход имеет большое будущее, поскольку современное общество все более отчетливо осознает, что его основные проблемы имеют психологическую составляющую, а их научное изучение и решение не могут быть полноценными без активного участия психологической науки. Есть все основания предполагать, что те вызовы, которые ожидают как цивилизацию в целом, так и наше российское общество, будут «психологизированы» не меньше, нежели современные проблемы.

Вместе с тем уже сейчас можно в первом приближении набросать общие контуры «встраивания» психологических процессов в такие, казалось бы, имеющие между собой мало общего социальные явления, как агрессивность, коррупция, неравенство доходов и др. Эти контуры задаются тем, что, как подчеркивал в своих работах Б. Д. Парыгин (Парыгин, 1971 и др.), объективная социальная реальность преломляется системой психологических опосредствований, которая определяет психологическое состояние и поведение людей.

Система психологических опосредствований включает следующие основные элементы: 1) образ социального мира в целом, 2) образ своей страны, 3) социальные представления о конкретных социальных явлениях, 4) отношение к другому человеку, 5) отношение к самому себе, 6) образы будущего.

Образ социального мира, естественно, многокомпонентен, включает множество самых разнообразных составляющих (на которых в данном контексте, естественно, нет возможности останавливаться), варьирует по своему богатству и насыщенности у разных людей в зависимости от богатства их жизненного опыта, когнитивной сложности и других психологических характеристик. Вместе с тем выделяются и основные психологические измерения этого образа, обобщенные различными психологическими теориями, например, такими, как теория веры в справедливый мир.

Образ своей страны тоже многосоставен, может быть образован взаимно противоречивыми элементами (например, «хороший» народ – «плохая» власть, богатые природные и человеческие ресурсы – «несчастная» история) и тоже может быть выстроен в системе психологических измерений.

Социальные представления о конкретных социальных явлениях очень вариативны, связаны с основными ценностями личности, ее социальными установками и т. д. Например, отношение к коррупции может варьировать от крайне негативного и порождающего экстремальное видение способов борьбы с нею (коррупционеров следует расстреливать, их имущество – конфисковывать и т. п.) до вполне толерантного, основанного на ее восприятии как неизбежной, «неизлечимой» и даже оказывающей позитивное воздействие на экономику.

Отношение к другому человеку и образ Другого, занимающий видное место во многих психологических теориях, естественно, даже на психологическом уровне является абстракцией, сформированной на основе очень различающихся между собой образов конкретных Других. Тем не менее, и он может быть сведен к системе общих знаменателей. Таких, как, например, проходящее красной нитью через многие теории человека и общества представление о том, что человек в целом «хорош», заслуживает доверия и поэтому нуждается лишь в минимальном внешнем социальном контроле (либерализм), или же что он «плох», агрессивен, всегда стремится к максимизации личных благ за счет окружающих и поэтому нуждается в достаточно строгом социальном контроле (консерватизм, хотя это общепринятое обозначение соответствующих социальных теорий явно неудачно).

Образ себя самого включает не только такие общеизвестные психологические компоненты, как уровень самооценки и т. д., но и, например, представления о том, приемлемо ли брать или давать взятки, жить намного лучше других за счет не слишком чистоплотных стратегий экономического поведения, – о том, что вообще приемлемо, а что нет, на какие компромиссы с нравственными представлениями можно идти (и можно ли вообще), и какие цели оправдывают средства.

Образы будущего включают образы будущего человечества в целом, своей страны, конкретных социальных групп, себя самого, своего ближайшего окружения и др. Все их богатство и разнообразие укладывается в такие глобальные психологические «измерения», как оптимизм/пессимизм; подобно всем таким образам, они сильно эмоционально окрашены и задают жизненную перспективу личности.

Естественно, можно выделить не только перечисленные, но и другие важные психологические медиаторы, в системе которых объективная социальная реальность «психологизируется», инкорпорируется во внутренний мир личности, определяя ее психологическое состояние и поведение.

Подобные медиаторы встраиваются в социальные явления, образуя их психологическую ткань, формируют их психологический компонент, о котором пойдет речь в этой книге. Одновременно они тянут за собой «шлейф» психологических процессов и феноменов, которые покрывают практически все исследовательское поле психологической науки и образуют объект макропсихологии, или психологии социальных явлений, контуры которой намечаются в данной работе.

Часть I. Нравственно-психологическое состояние современного российского общества

Глава 1. Количественная оценка психологического состояния общества

Индекс психологического состояния общества

В первые годы реформ для нашего общественного сознания был характерен «экономический детерминизм» – восприятие и объяснение происходящего в социуме как детерминированного преимущественно экономическими причинами. Практически все основные цели, которые ставились перед нашим обществом в начале реформ, – построение рыночной экономики, рост ВВП, укрепление рубля, снижение инфляции и т. п. – носили чисто экономический характер, а такие проблемы, как острейшая социальная несправедливость, криминализация, коррупция, деградация морали, социальная и физическая незащищенность граждан и др., хотя и не были обделены вниманием властных структур и СМИ, все же рассматривались в качестве второстепенных. Разумеется, было бы абсурдным отрицать чрезвычайную важность перечисленных экономических целей, но их достижение само по себе не обеспечивает главной задачи любых реформ – повышения благополучия граждан, а, например, вопрос о том, можно ли считать благополучной страну, где ВВП растет, а численность населения ежегодно сокращается, принадлежит к числу риторических.

Несмотря на очевидные недостатки «экономического детерминизма», который А. Токвилль подвергает в своих работах (Toqueville, 1955 и др.) разрушительной критике, К. Поланьи называет «экономическим заблуждением» (Polanyi, 1957), а М. Рац – «отрыжкой марксизма», подчеркивая производность «упертости в экономику» от марксистского разделения общества на экономический базис и, в общем-то, второстепенную социальную надстройку (Рац, 1997), подобный стиль мышления и объяснения происходящего в обществе не преодолен до сих пор, причем нашим экономистам-либералам, формально отвергнувшим марксизм, он свойственен не меньше, чем его правоверным адептам, свидетельством чему может служить, например, книга Е. Т. Гайдара (Гайдар, 2006)^[1].

Вместе с тем в современной социогуманитарной науке сложилась очевидная необходимость более разностороннего, многомерного видения общества и многопланового рассмотрения факторов, влияющих на происходящее в социуме и на перспективы его развития.

Одним из таких факторов является психологическое состояние общества, по своей значимости вполне сопоставимое с его политическими и экономическими характеристиками. Для его оценки нами был разработан композитный индекс психологического состояния общества, объединяющий два вторичных индекса – индекс психологической устойчивости общества и индекс его социально-психологического благополучия, каждый из которых в свою очередь интегрирует три первичных индекса (см. рисунок 1)^[2].

В качестве первичных индексов рассматривались показатели, во-первых, релевантные психологическому состоянию общества и выражающие его, во-вторых, поддающиеся количественным измерениям. В этом плане расчет данного индекса продолжает традицию, сложившуюся хотя и не в психологической науке, но имеющую к ней непосредственное отношение (Гундаров, 2001; и др.). В частности, как отмечает В. В. Сулакшин, «в научной литературе известны попытки косвенного описания психологического состояния общества через количественные замеры девиантного поведения: убийств, самоубийств, проявления поведенческих агрессий, для которых существуют статистические данные» (Сулакшин, 2006, с. 76–77). Первой попыткой такого рода исследования, очевидно, следует считать одну из наиболее резонансных работ Э. Дюркгейма – «Самоубийство: Социологический этюд» (Дюркгейм, 1998).

Рис. 1. Структура композитного индекса психологического состояния общества

На первый взгляд, подобный подход – оценка психологического состояния общества по его социальным проявлениям, фиксируемым на уровне статистики, – существенно отличается от традиции вычисления количественных показателей, сложившейся в самой психологической науке. Однако эти различия не следует переоценивать. В тех случаях, когда психолог судит, например, о психологических качествах человека по результатам их тестирования, он тоже оценивает скрытые психологические сущности по их поведенческим или вербальным проявлениям. И в этом плане оценка психологического состояния общества на основе статистических данных не имеет принципиальных отличий от повседневной исследовательской практики психологов – за одним исключением, состоящим в том, что в первом случае «скрытой психологической сущностью» выступает психологическое состояние не отдельного человека, а общества в целом.

Аналогичный подход становится очень характерным для современной социогуманитарной науки, параллельно распространяясь в различных дисциплинах – в социологии, демографии и т. д. Социологи вычисляют индексы социальных настроений, социального оптимизма, удовлетворенности жизнью, социального самочувствия населения и др. (Балацкий, 2005а, б; Бойко, 1986), имеющие ярко выраженную психологическую составляющую^[3]. Демографы подчитывают такие индексы, как коэффициент витальности страны (Сулакшин, 2006), тоже имеющие психологический оттенок. Широкое распространение получили и исследования такого феномена, как качество жизни, а также близких ему феноменов – субъективного благополучия и др., в изучении которых активное участие принимают и психологи (Biderman, 1970; Keltner, Locke, Audrian, 1993). Подобные, синхронно проявляющиеся в разных социогуманитарных дисциплинах, тенденции имеют общий знаменатель – стремление количественно оценить социальные и психологические характеристики общества, которые традиционно носили качественный характер, а также акцентировать для власти и общественного сознания их значимость в наиболее убедительной форме – в виде количественно зафиксированных тенденций^[4].

Относительно первичных показателей, положенных в основу расчета композитного индекса макропсихологического состояния общества, тоже следует сделать ряд замечаний.

Во-первых, каждый из них имеет не только психологический смысл и, в рамках сложившихся традиций их использования, как правило, употребляется не в психологическом значении. Однако каждый из них обладает и психологическим смыслом. Первичные показатели, на основе которых рассчитывается первый вторичный индекс, в большей степени релевантны уровню личности и характеризируют ее психологическую устойчивость, а первичные показатели, лежащие в основе второго вторичного индекса, релевантны уровню межличностных отношений, характеризуя степень их благополучности, устойчивость «первичных ячеек» общества, свойственное ему отношение к детям и к человеческой жизни вообще, сложившуюся в нем морально-психологическую атмосферу и т. п. При этом каждый из первичных показателей представляет собой «агрегированное явление, в котором уже произведено первичное „схлопывание“, сжатие социальной информации» (Балацкий, 2005б, с. 43).

Во-вторых, композитный индекс психологического состояния общества интегрирует далеко не все показатели, имеющие психологический смысл. По сути, он отражает степень психологического неблагополучия общества, будучи акцентированным преимущественно на негативных явлениях. Вообще довольно трудно найти существенный для общества и потому фиксируемый в статистических справочниках показатель, который был бы полностью лишен психологического значения. Вместе с тем, построение композитных индексов предполагает естественные ограничения: нельзя «объять необъятное», охватив все более или менее релевантные показатели, и к тому же они обладают разной степенью психологической релевантности. Как подчеркивает Е. В. Балацкий, «число факторов не должно быть слишком большим (не больше 15), поскольку в противном случае индекс станет непрозрачным, а интерпретация количественных результатов превратится в трудоемкую процедуру» (там же). Поэтому в композитный индекс были включены лишь статистические показатели, обладающие наибольшей психологической релевантностью.

В-третьих, не все показатели оказались приемлемыми в условиях сложившейся в нашей стране системы их расчетов. Например, характеристикой общества, явно релевантной его психологическому состоянию, является уровень алкоголизма. Однако в нашей официальной статистике в качестве соответствующего показателя рассматривается количество лиц, обратившихся к наркологам. И поскольку такая традиция, в отличие от традиции обильного потребления спиртного, не характерна для России (мало кто из наших сильно пьющих сограждан обращается к наркологам, имея для этого все основания), то по данному параметру мы выглядим как практически непьющая нация, что явно противоречит статистике потребления спиртного на душу населения.

В-четвертых, наиболее высокой психологической релевантностью обладают «мягкие» индексы – индексы социального самочувствия, социальных настроений и др., вычисляемые российскими социологическими службами. Однако они подсчитываются на основе выборочных опросов населения, не соотносимы с общестатистическими показателями и «привязаны» к определенным выборкам. Поэтому, не отвергая возможности вычисления и использования подобных индексов в дальнейшем, на данном этапе было целесообразно ограничиться лишь «жесткими» индексами, вычисляемыми на основе общероссийских статистических показателей. Следует отметить и то, что «слишком «податливые» индикаторы часто улавливают случайные социальные изменения, своего рода «белый шум», что лишь дезориентирует аналитика» (Балацкий, 2005а, с. 46). Так что и в данном плане «жесткие» индексы имеют определенные преимущества.

Первичные индексы рассчитывались на базе удельных показателей, т. е. соотнесенных с численностью населения. Все значения показателей переводились в баллы от 1 до 10 (чем выше балл, тем выше значение соответствующего индикатора психологического состояния общества). Нормализация – перевод показателей в баллы – осуществлялась на основе сопоставления показателей по России с аналогичными показателями более развитых стран (согласно классификации ООН), разрабатываемыми соответствующими международными организациями. Первичный индекс – нормализованная оценка показателя в баллах от 1 до 10 – рассчитывался по формуле:

где V_y – значение конкретного показателя для России за определенный год, V_max – максимальное значение показателя среди стран данной группы в течение рассматриваемого периода, V_min – минимальное значение соответствующего показателя в указанном международном контексте. Вторичные индексы и композитный индекс рассчитывались как среднеарифметическое индексов более низкого порядка.

Обнаружилась высокая корреляция первичных индексов между собой, т. е. высокая согласованность различных показателей психологического состояния общества (см. таблицу 1).

Высокая корреляция между первичными показателями свидетельствует об их взаимовлиянии. Одновременно она означает правомерность их объединения и рассмотрения в качестве выражения единого целого – психологического состояния общества. Факторный анализ подтверждает этот вывод (см. рисунок 2).

Первый фактор объясняет почти 72 % дисперсии и удовлетворяет критерию Кайзера – преодолевает порог собственного значения в 1,0. Таким образом, макропсихологические индикаторы образуют структуру с выраженным генеральным фактором. Двухфакторное решение хотя и не достигает уровня статистической значимости, но заслуживает внимания и поддается однозначной содержательной интерпретации. По первому фактору оказываются нагруженными все параметры, за исключением одного – числа разводов, которое проявляет себя как единственный параметр, имеющий высокую нагрузку по второму фактору.

Таблица 1. Коэффициенты корреляции (Пирсона) первичных показателей

Примечание: * р<0,05; ** р<0,01; *** р<0,001.

Рис. 2. Собственные значения факторов в факторном анализе компонентов композитного индекса психологического состояния общества

Был проведен также дополнительный анализ динамики индекса психологического состояния общества. Исходное предположение состояло в том, что, возможно, некоторые параметры, вошедшие в индекс, быстрее реагируют на изменение этого состояния, чем другие. Для проверки этого предположения была подсчитана регрессионная зависимость динамических характеристик составляющих индекса – ежегодного прироста или снижения их величины, а также прогнозируемого значения индекса (на следующий год). Наиболее сильным предиктором изменения индекса оказался такой параметр, как возрастание или уменьшение количества убийств (R²=0,501, p<0,004). Таким образом, изменение криминальной обстановки в обществе наиболее тесно связано с его психологическим состоянием.

Рис. 3. Динамика психологического состояния российского общества в 1990–2011 гг. (в баллах)

В целом проведенный статистико-математический анализ позволяет сделать вывод, что все макропсихологические характеристики общества, объединенные композитным индексом, выражают взаимосвязанные стороны его психологического состояния, различающиеся, однако, по динамике их проявления. Некоторые из них быстрее откликаются на его изменение, другие же обладают большей латенцией.