– Считаю, что мы неплохо передохнули. Теперь заглянем в редколесье. Надеюсь, что там нас ждут новые впечатления.
Макс, едва остывший после неописуемых эмоций, вдруг почувствовал нежный аромат, волнами наплывающий на поляну.
– Какой приятный запах! А вы говорили, что в мезозое цветков наперечёт. Но здесь явно что-то цветёт, – обратился он к Алвасу.
Профессор оживился:
– Цветёт и пахнет магнолия. Это она красавица – одно из самых первых цветковых растений, появившихся на Земле. Здесь можно встретить всё что угодно. Доживают свой век беннеттиты. Пока ещё не сдали свои позиции древовидные папоротники и хвощи. В расцвете голосеменные: саговники, араукарии, гинкго… Вступили в гонку за выживание и будущие властелины кайнозоя – цветковые растения.
Алвас сделал паузу и вздохнул:
– Да-а-а… Меловой период завершает собой мезозойскую эру. Приходит конец господству динозавров…
– Их уже совсем мало осталось. Только одного и видели, – вступил в разговор обеспокоенный Макс.
– Не переживай, насмотримся ещё вдоволь. Ты, наверное, думал, что динозавры несметными стадами всюду бродили. Эх, ты – академик Девяткин! – профессор шутливо взъерошил Максу волосы и добавил: – Пойдём магнолиями любоваться, коли такой случай представился.
Они стояли среди развесистых деревьев с зелёными блестящими листьями. Верхушечные побеги ветвей были усажены крупными белыми цветами, источающими нежный аромат. «Где-то я уже видел похожие листья. Толстые и неломкие, словно выкроенные из кожи… – пытался вспомнить Макс. – Где же это было?»
– Учёные называют магнолию меловым реликтом, то есть растением, которое занимало ведущее место во флоре мелового периода, – объяснил профессор, любуясь пахучей кроной. – Магнолии пережили все климатические катаклизмы и кое-где сохранились на Земле в первозданном виде. Эти деревья можно встретить во многих тёплых странах, где они служат украшением городских улиц и парков.
– Вспомнил! Я вспомнил! Такие листья я видел в Сочи, когда мы ездили к морю, – обрадовался Макс.
– Ты прав. Магнолию завезли на Черноморское побережье Кавказа, а также в Крым, – подтвердил Алвас и добавил: – Древнейшие цветки опылялись не бабочками, а жуками.
«Бо-а!» – прокатился громкий утробный звук, заставивший Макса испуганно присесть. Профессор молча схватил его руку и увлёк к высокому дереву. Укрывшись за могучим стволом, они перевели дыхание.
– Это тираннозавр? – шёпотом спросил Макс, с опаской оглядываясь по сторонам.
– Не знаю… – признался Алвас. – Во всяком случае, нам следует соблюдать осторожность. Подождём.
«Бо-а!» – вновь послышалось из зарослей. И появилось Нечто, похожее на огромную птицу. Вытянув вверх шею, оно приоткрыло усеянный острыми зубами клюв и выдохнуло:
– Бо-а!
Бурые перья покрывали лишь спину, бока и верхнюю часть шеи неведомого создания, а вместо крыльев книзу свисали короткие лапы с когтистыми лапами. Брюхо и ноги отсвечивали оранжево-жёлтой кожей. Сделав несколько размашистых шагов, Нечто быстро подхватило что-то клювом с земли и по-птичьи проглотило, вскинув голову.
В этот момент над головой Макса возникло басовитое жужжание. Он не успел опомниться, как ему на плечо с лёту плюхнулся увесистый жук и затеребил воротник рубашки. Скосив взгляд, Макс увидел устрашающий рог и, ойкнув, отшвырнул жука прочь. Насекомое, расправив крылья, загудело-заворчало и вновь оказалось рядом с носом Макса. Он неистово замахал руками и вскочил на ноги. Жук заложил крутой вираж, а испуганное «чудо в перьях» скачками бросилось в заросли.
Алвас сокрушенно покачал головой:
– Эх! Такого красавца вспугнул! Не знал, что ты боишься жуков.
– Жук-то размером со скворца да ещё рогатый! – сконфуженно оправдывался Макс и засыпал профессора вопросами: – Что за чудо в перьях? Это динозавр или птица?
– Для мелового периода динозавр в перьях не такая уж сенсация. Справедливости ради сознаюсь, что я представлял себе троодона несколько иначе, – заметил Алвас.
– Это был троодон? Кажется, он относится к ящеротазовым динозаврам?
– Именно так! Из группы манирапторов, с которыми, по-видимому, состояли в близком родстве древнейшие птицы. На самом деле провести чёткую грань между динозаврами в перьях и первоптицами не так просто. Считается, что динозавры были неспособны к полёту. Однако и археоптерикса причислять к птицам следует с осторожностью. Ведь главное отличие птиц от динозавров – это теплокровность. А был ли археоптерикс теплокровным? – задал вопрос профессор.
Макс неопределённо пожал плечами:
– Трудно сказать… Вот и троодон похож на страуса, но более тяжёлый. Ноги длинные, шея длинная, а голова маленькая. Вдруг он тоже теплокровный?
– Я этого не исключаю, – невозмутимо ответил Алвас.
– Тогда всё окончательно запутывается. Получается, что динозавры тоже птицы, – недоумевал Макс.
В ответ профессор улыбнулся:
– Напротив, всё распутывается, если не считать теплокровность исключительным признаком птиц и млекопитающих. Давай-ка вернёмся к нашей дискуссии несколько позже. Уверен, что поводов её возобновить найдётся немало.
Алвас достал свой блокнот.
– Пора завязать ещё один узелок на память, – пошутил он, устраиваясь поудобнее.
Макс, который давно перекатывал ногой потемневшую шишку, удивлённо спросил:
– Откуда здесь взялась шишка?
– Оттуда, – указал пальцем вверх профессор. – Мы же с тобой сидим под секвойей, дальними родственниками которой являются сосны и ёлочки. Секвойя – дерево-долгожитель. До трёх тысяч лет способна зеленеть, а может, и того дольше. Эти деревья пережили и динозавров, и мамонтов… Магнолию и секвойю учёные называют «живыми ископаемыми».
Макс, оценив толщину ствола, одетого в рубцеватую кору, восхищённо развёл руки:
– Даже вдвоём не обхватить!
Алвас добавил:
– Совсем юное деревце. Когда оно достигнет зрелости, и вчетвером обнять не удастся. Похвально, что ботаникой интересуешься. Без неё разгадывать тайны динозавров – пустое занятие. Все пищевые цепи начинаются с растений. Без зелёного царства жизнь на Земле ограничилась бы сугубо морскими формами да и то при наличии водорослей. А водоросли тоже растения. Оцени, не погрешил ли я против истины?
Макс придвинулся к блокноту в профессорской руке и не мог удержаться от смеха.
Между тем Алвас озабоченно посмотрел на часы: «Мол, пора к новым открытиям!» Они поднялись и расстались с гостеприимной секвойей.
Под пологом первородного леса накапливалась духота. Ни ветерка, ни малейшего дуновения… Яркое солнце и синее небо без единого облачка.
Чтобы приободрить Макса, профессор утвердительно произнёс:
– Рельеф мне подсказывает, что впереди нас ждёт озеро с кристально чистой водой. Приятно будет освежиться!
Он не дождался ответа. Макс, позабыв об усталости, вприпрыжку помчался к дереву, ствол которого напоминал вместительную бочку. На бегу он едва не влетел в яму, наполненную крупными скорлупками.
– Алвас! Здесь гнездо динозавра! Скорее сюда!
Подоспевший профессор внимательно оглядел кучу скорлупы и сделал заключение:
– Это действительно гнездо динозавра, но какого именно, утверждать не берусь. Скорее всего, оно принадлежало встреченному нами троодону.
Макс несколько раз обошёл гнездо и сосчитал пустые скорлупки. Их оказалось двадцать две штуки. Присев на корточки, он прикоснулся пальцами к матово блестящей скорлупе и удивился:
– Скорлупа тёплая! Значит, детёныши покинули гнездо совсем недавно!
В ответ Алвас захохотал:
– Конечно, будет тёплая, если жара стоит под тридцать градусов! Вряд ли троодон насиживал свою кладку. Соорудил неказистое гнездо, отложил яйца и удалился прочь. На этом закончились все заботы о потомстве. Зародыши в яйцах развивались за счёт солнечного тепла и прогретой почвы. Возьми-ка скорлупку, я кое-что тебе покажу и расскажу.
Макс осторожно извлёк из гнезда продолговатую скорлупу, один конец которой был срезан. Срез выглядел неровным, словно неведомая пила, которая пилила скорлупку, быстро затупилась.
Профессор провёл пальцем по срезу и покачал головой:
– На пределе… Толщина скорлупы на пределе возможного. Знаешь ли ты, Макс, кто срезал «крышечку» с яйца? Это сделал детёныш. Разрезал скорлупку изнутри с помощью специального зуба, который вырастает на кончике верхней челюсти. Этот зуб так и называется – яйцевой. Он характерен для зародышей не только динозавров, но и других рептилий – крокодилов, черепах, змей и ящериц. Не обходятся без яйцевого зуба и птицы. Яйцевой зуб выполняет две функции. Во-первых, с его помощью зародыш прокалывает тонкую подскорлуповую оболочку, обеспечивая себе доступ в воздушную камеру яйца. Во-вторых, яйцевым зубом он взрезает скорлупу. Происходит это следующим образом. Зародыш упирается зубом в скорлупу, а затем совершает внутри яйца поворот на триста шестьдесят градусов. Зуб, плотно прижатый к скорлупе, действует подобно консервному ножу, срезая с яйца «крышечку». Завершив подобную процедуру, детёныш подгибает голову, упирается затылком в надрезанную часть скорлупы. «Крышечка» поднимается, и затворник покидает свою «колыбельку».
Макс прижал к груди скорлупку, понимающе кивнул:
– Ясно! В гнезде полно таких «крышечек».
Алвас достал блокнотик и сделал набросок яйца. Затем, улыбаясь, окинул взглядом Макса, стоявшего со скорлупой-«вазой» в руках. Карандаш вновь забегал по бумаге… Через пару минут профессор вскинул над головой зарисовку, которую Макс тут же одобрил, подняв вверх большой палец.
Алвас привычно спрятал блокнотик в Алвас спрятал блокнотик в карман и посерьёзнел:
– Слушай меня внимательно. Я полагаю, что одной из причин вымирания динозавров мог послужить именно яйцевой зуб. Размер зуба в целом соответствует толщине скорлупы. Во всяком случае подобная закономерность обнаружена у птиц. Для динозавров этот вопрос остаётся неизученным. Предположим, что и для них применимо «птичье правило» яйцевого зуба. Как ты думаешь, что произойдёт, если скорлупа вдруг станет толще, а размеры яйцевого зуба останутся прежними? – спросил профессор.
Макс быстро ответил:
– Зуб не сможет разрезать толстую скорлупу!
– Вот именно! Понятно же, что слабым лезвием невозможно вскрыть консервную банку. В нашем случае вполне развитый детёныш будет не способен покинуть скорлупу яйца и погибнет. Не так ли?
– Наверное… Но почему скорлупка станет более толстой и прочной, а яйцевой зуб не увеличится?
– Умница! Ай да Девяткин! Прямо в десятку попал! – воскликнул Алвас и дал обстоятельное разъяснение: – Размер яйцевого зуба генетически запрограммирован для каждого вида. Например, у птенчика колибри он меньше одного миллиметра, а страусёнок имеет яйцевый зуб, размер которого достигает четырёх миллиметров Здесь всё логично. Ведь крохотное яйцо колибри заключено в тончайшую скорлупу, а толщина скорлупы африканского страуса сопоставима со стенкой лёгкого горшка. И ещё кое-что о скорлупе. У пернатых на её толщину оказывает влияние продолжительность нахождение яйца в организме птицы. Постоянный прирост слоёв кальция делает скорлупу более толстой. Например, задержку откладки яйца у птиц вызывает резкое понижение температуры, что нередко случается весной. В таких случаях велика вероятность гибели птенцов, оказавшихся в плену толстых скорлупок.
– И с динозаврами могло произойти подобное? – живо откликнулся Макс.
Профессор задумчиво покачал головой:
– Кто знает… Пока что это лишь гипотеза. Но обрати внимание на два неоспоримых факта. Вымирание динозавров не было внезапным. Оно растянулось на несколько миллионов лет и происходило на фоне похолодания.
У гнезда динозавра Макс обратился к профессору с просьбой:
– Можно взять с собой одну скорлупку?
– Ни в коем случае! – категорически отрезал Алвас. – У нас нет никакого права вмешиваться своими действиями в доисторическую экосистему, тем более изымать какие-либо её компоненты. Ты читал Рэя Брэдбери? Произведение называется «Эффект бабочки».
– Читал. Там был живой объект. Путешественник во времени неосторожно раздавил гусеницу. А разве одна скорлупка может повлиять на ход эволюции? – недоуменно спросил Макс.
– Ещё как! И неизвестно, чем это обернется. Унесёшь скорлупку, неизбежно обеднеет один из компонентов пищевой цепи. Отдаёшь себе отчёт?
– Всё понятно, – сконфуженно согласился Макс. – Я ведь не для себя. Хотел подарить экспонат Биологическому музею.
Они продолжили свой путь по редколесью. Поравнявшись с деревом, ствол которого напоминал пузатую бочку, сверху украшенную пышным султаном листьев, Алвас остановился.
– Познакомься, – сказал он Максу. – Перед тобой – беннеттит, одно из самых древних голосеменных растений. Оно появилось на Земле в юрском периоде, а к концу мелового прекратило своё существование. У беннеттитов по мере роста ствола нижние листья отмирают и опадают. Видишь, на коре сохранились рубцы в тех местах, где крепились черешки.
Макс заметил:
– После секвойи эта «бочка» выглядит карликом. Всего-то в один обхват.
Алвас хотел что-то добавить, но сверху раздались ритмичные и плескучие звуки, словно в небесах раз за разом встряхивали большое полотно. Макс вопросительно взглянул на профессора. Он, изменившись в лице, жестом указал на куртину папоротников. Нырнув в густые заросли, оба замерли, вглядываясь в небо сквозь ажурную зелень.
Тугие хлопки становились громче. Надвинулась и поплыла по земле пульсирующая тень. Над головами путешественников появились гигантские, мерно взмахивающие крылья, покрытые бурой шерстью. Массивный клюв, на затылке – крупный, похожий на рог, гребень… Короткий хвост, поджатые под брюхо когтистые лапы… Словно кадры из фильма врезались в память Макса эти секунды полёта крылатого монстра. Когда он скрылся из виду, Макс, с трудом ворочая пересохшим от волнения языком, хрипло спросил:
– Это был кетцалькоатль?
Профессор вытер со лба крупный пот.
– Узнал-таки властелина мезозойских небес? Впечатляющее зрелище. Совсем по-другому воспринимаешь размеры, когда воочию созерцаешь над головой доисторические крылья. Рассматривая рисунки кетцалькоатля в энциклопедиях, так не вспотеешь, правда?
Макс, подрагивая всем телом, ответил, как на уроке:
– Кетцалкоатль – самое крупное летающее животное, когда-либо существовавшее на Земле. Размах крыльев достигает двенадцати метров, длина черепа – более двух с половиной метров.
– Замечательно! Однако не надо забывать и об тропеогнате, населявшем Южную Америку. Этот летающий ящер не уступал в размерах, а может быть, и превосходил кетцалькоатля, – заметил Алвас, выбираясь из папоротников. И, не давая Максу опомниться, поставил вопрос: – Почему смогли подняться в небеса гигантские рептилии? Машущие крылья затрачивают много энергии, удерживая в воздухе тело массой двести пятьдесят – триста килограммов. Понимаешь, о чём идёт речь?
– Вы хотите сказать, что птерозавры были теплокровными животными? Как птицы? – переспросил Макс.
Профессор хмыкнул:
– Назови мне хотя бы одну современную рептилию, способную летать. Таковых не находится. Непостоянная температура тела – вот в чём причина. Птерозавры овладели машущим полётом, потому что обладали теплокровностью.