Человек существует в культуре. Культура представляет собой специфическую форму бытия, возникновение, существование и изменение которой связаны исключительно с человеком и определены его деятельностью. Однако дать определение культуры оказывается не так-то просто. В настоящее время существует более полутора сотен определений, различающихся не только деталями, но и существом понимания культуры.
Культурологи, стоящие преимущественно на религиозной точке зрения, видят в культуре способ существования и выражения религиозных верований или религиозной сущности человека. Для приверженцев христианства именно эта религия представляется высшим, итоговым состоянием человеческой культуры. Сторонники идеалистической философии склонны сводить культуру исключительно к духовным явлениям, а культурную жизнь и деятельность человека – к существованию его в сфере идеальных отношений. Нередко культуре в указанном смысле противополагают цивилизацию как состояние общества, в котором господствуют преимущественно материальные, нетворческие, следовательно, лишенные духовности интересы людей.
В современную теорию культуры большой вклад внесли семиотические исследования и лингвистика, занимающая особое место в гуманитарном познании XX в., когда теоретическое обоснование получила идея равноценности культур в связи с развитием теории лингвистической относительности. Многие исследователи и философы склонны отождествлять философию и теорию культуры и относить свои теоретические идеи к области философии культуры.
При всем многообразии культурологических концепций в них можно проследить определенную логику, в общих чертах обозначенную самой сменой теоретических ориентаций от субстанциональных построений («культура – совокупность материальных и духовных продуктов человеческой деятельности») к ценностным и психологически-личностным культурологическим построениям, к реляционным взглядам («культура – совокупность отношений между людьми»), далее к деятельностным концепциям («культура – та или иная сторона специфической человеческой деятельности») и, наконец, к креативистским концепциям («культура – творческая деятельность человека и общества»).
Другое направление – это психологические (например, личностные, в которых культура – «личностное измерение» человеческой истории) и семиотические теории культуры; все они заранее отвлекаются от содержательной стороны человеческой истории и не ставят вопрос о содержательном соотношении категорий «общество», «история», «культура». Поверх этих концепций существуют теоретические построения, где основным является понимание механизмов развития различных культур, понимаемых часто в качестве локальных цивилизаций.
Для понимания культуры как деятельности надо иметь в виду следующее.
• Культура может быть представлена как совокупность материальных и духовных ценностей, добытых человеком за предшествующую историю и пополняемых непрерывно его настоящей деятельностью.
• Культуру можно понимать как деятельность, в результате которой человек созидает и использует, сохраняет и передает последующим поколениям культурные ценности.
• Культуру можно понимать в смысле специфических связей, отношений, институтов, в которых и через которые человек осуществляет свою деятельность и накапливает продукты этой деятельности.
• Наконец, культуру можно понимать как особое свойство, качество всех видов человеческих связей, отношений, деятельности и их результатов, по которым они отличаются от природных, в том числе биологических.
Развитие и жизнь человека в культуре означают в первую очередь процесс овладения им смыслами культурных знаков, что происходит в процессе включения его в коллективную деятельность, овладения родным языком, обычаями и традициями народа, к которому человек принадлежит. В активной деятельности полноценный и культурный человек не только реализует заключенное в культурных кодах духовное и ценностное знание, но и обогащает его своим опытом и достижениями. Но прежде чем действовать, надо определить предмет, с которым это действие будет совершаться; необходимо знание о культуре и методах работы с «культурным материалом» и культурными феноменами.
Для понимания культурных феноменов обратимся к основателю феноменологической школы немецкому философу Эдмунду Гуссерлю.
Реформа наук, по мнению Гуссерля, осуществляется путем эйдетической коммутации между феноменологией как «единственной абсолютно самостоятельной наукой» и различными эмпирическими науками. Взятые сами по себе, эти науки обнаруживают принципиальную методологическую наивность, которая отличается от обыденной наивности лишь тем, что является «наивностью более высокого ранга», оперирующей понятиями без интенциональной экспликации их смысла. «Возможно, – пишет Гуссерль, – что именно в этом проявляется глубокая и чреватая последствиями трагика современной научной культуры, на которую обычно сетуют в научных кругах; так велико количество специальных наук, что никто уже не в состоянии извлечь пользу из всего этого богатства. Наука в ее специально научной форме превратилась в некоего рода теоретическую технику, которая, как и всякая техника в обычном смысле, чаще держится на самовзращенном в многосторонней и многоопытной практической деятельности “практическом опыте”, чем на вникании в ratio осуществленного действия». Освободить ее от этой наивности способна, как полагал Гуссерль, только феноменология, но чтобы приобщиться к феноменологии, опытные науки должны предварительно рационализировать некритически используемые ими априорные категории. Поэтому каждой опытной науке должна соответствовать предваряющая ее эйдетическая наука, предметом исследования которой является выяснение региональных априорных понятий, лежащих в основании соответствующей эмпирической дисциплины.
Это приводит к тому, что научные методы определяются:
• категориями исследуемых ими предметов, так что каждой категории соответствует специфический вид конститутивного рассмотрения;
• сущностью предметности как таковой, изучаемой в соответствующих онтологиях. Регион охватывает эмпирические предметности, по отношению к которым он является высшим конкретным родом, или априорной категорией.
Поэтому, по Гуссерлю, априорно онтологий должно быть столько же, сколько региональных категорий. Региональная онтология – априорная эйдетическая наука, подчиняющаяся региональному эйдосу, который в свою очередь проясняет предпосылки и структуры соответствующей опытной науки.
Какую значимую для современного мира практику обеспечивает онтологическое конфигурирование? Для ответа на этот вопрос выделим значимые характеристики современного мира:
1) переход к «новой экономике»;
2) конкуренцию «культурных миров», или «цивилизаций», и господство идеологии постмодернизма;
3) взаимосвязанные процессы глобализации и регионализации.
Переход к «новой экономике» подразумевает, что производство, трансляция, распространение, усвоение и употребление знаний становятся основными производственными технологиями. «Капитализация» знаний, имеющих способность к «самовозрастанию», происходит через обладающие статусом общезначимые методы, онтологии, парадигмы, научные школы, интеллектуальные традиции, стандарты и т. п.
Постмодернизм и конкуренция «культурных миров» по отношению к «новой экономике» выполняют функцию «антитрестовского законодательства». Они не дают знаниям построиться в иерархическую конструкцию, удерживают ситуацию множественности оснований знания, «катастрофичности» мышления (термин С. В. Попова). Возникает конкуренция «частных», или «региональных», онтологий. В условиях глобализации «катастрофичность» мышления и конкуренция оснований знания приводят к встречным процессам регионализации, причем формирование регионов может происходить как по границам конкурирующих «культурных миров», или «цивилизаций», так и под влиянием других факторов пространственного развития. Одним из таких факторов регионализации может быть наличие конкурентоспособной и привлекательной региональной онтологии, вокруг которой происходит «сборка» нового региона.
Обычно в этой конкуренции оснований знания выигрывает тот, у кого больше власти, ресурсов, т. е. кто может сделать свои основания общезначимыми за счет прямого властного или экономического принуждения или за счет «промывания мозгов». Онтологическое конфигурирование задает принципиально иные возможности практического действия в этой ситуации – интеллектуальные, а не авторитарные в своей основе. Выигрывает тот, кто сумел построить объемлющую онтологию.
Если перенести эти рассуждения на региональные онтологии, то их конфигурирование открывает возможности «пересборки» регионов, «собирания» макрорегионов, формирования иных практик в сфере регионального развития в глобализирующемся мире. При этом онтологическое конфигурирование будет способствовать повышению капитализации их носителей.
Стандартная ситуация, требующая процесса онтологизации, – это ситуация онтопрактики, когда люди вынуждены концентрироваться на вопросе подлинности своего существования: в чем смысл моего бытия? Для этого приходится конструировать картины мира, позволяющие людям самоопределяться, а также конституировать нормы и ценности, обеспечивающие критерии подлинности своего бытия. Если конфигурирование конструктов и их норм и ценностей проводится ad hoc, ситуационно, то мы имеем дело с онтиками. Придание онтическим конструктам статуса онтологических схем строится на основе концептуализации. Поиск оптимальных для разрешения конфликта нормативно-ценностных полей (парадигматик) является поиском «предельных онтологий». Таким образом, онтологизация как процесс включает следующие процедуры: концентрирование на онтических вопросах, конструирование схемы картины мира, конституирование ее в нормативной структуре, конфигурирование в рамках нормативно-ценностной системы предметных представлений и многоэтапная концептуализация.
Пространство онтологизации может быть интерпретировано как нормативно-деятельностное. Это пространство задается тремя осями: реализацией, идеализацией, материализацией. Получаем следующие интерпретационные плоскости:
1) фиксация норм и ценностей (парадигматика);
2) фиксация форм для конструирования картин мира (синтагматика);
3) фиксация практических результатов разрешения онтических ситуаций (прагматика).
Это нормативно-деятельностное пространство можно рассматривать как пространство полагания и разворачивания содержания онтологического мышления, а вышеупомянутые плоскости – соответственно как парадигматику, синтагматику и прагматику онтологического мышления и онтологической работы.
В этом пространстве онтического содержания можно осуществить предметизацию, поскольку онтики обеспечивают связанность пространств синтагматики и прагматики, онтологи – пространств синтагматики и парадигматики, онтономики – пространств парадигматики и прагматики.
Предложенную схему можно интерпретировать как базовую для классической онтологии, сложившейся в Новое время. Тогда экзистенциальное самоопределение любого существа может быть рассмотрено в пространстве поиска сущности (идеализация), установления особенностей бытия сущего (материализация) и существования (реализация).
Сложившаяся онтическая ситуация характеризуется как кризис цивилизационной идентичности, обусловленный, с одной стороны, распадом СССР, с другой – продолжающейся фазой «глобальной неопределенности». Иначе говоря, представление о цивилизациях может быть положено в основание новой онтологии. Суть происходящего перехода – формирование онтологических представлений для новой культурной эпистемы.
С этой точки зрения управление культурами, или культурная политика, получает «задание» производить новые синтагмы – смыслы в коммуникации и понимании, создает культурные гештальты и «перцептивные конфигурации», а за счет этого – пространства для возможных и допустимых в данных рамках поступков и действий. Активизируя работу представления (фантазии и проектирования) и создавая новые методы объективации знаний и других эпистемологических организованностей, культурная политика ведет борьбу за распространение и внушение определенных представлений (рамок), одновременно превращаясь в борьбу за возможность сохранять или трансформировать условия человеческой мыследеятельности.
Культурполитическая установка признает производящий характер культурных норм и превращает культуру из рамки мира в предмет манипулирования и воздействия. Признавая на первом шаге, что самодеятельность возникает только в пространстве культурной организации, культурная политика делает процесс изменения и реструктуризации указанного культурного пространства предметом особого типа мышления и деятельности. Это заставляет отказаться от заведомо «зауженной» ориентации на культуру и вернуться к анализу различных типов рамок и к процессам рамочного употребления знаний в целом. Можно сказать, что подобная расширительная трактовка культурной политики (по отношению к базовой идее культуры) возникает в тот момент, когда становится очевидным, что любое слово является действием. Интерсубъективное взаимодействие и коммуникация начинают трактоваться как способ передачи (усвоения) смыслообразующих рамок.
В последней четверти XX в. сложилась особая сфера культурной политики, которая включает (помимо образования и средств массовой информации) массовые политические технологии, дизайн и художественное проектирование, юридическую и финансовую инженерию, пабликрилейшнз, рекламу и маркетинг, архитектурное проектирование и формирование среды обитания. Социальные науки и философия в контексте культурной политики приобретают новый тип практичности, влияют на ее инструментарий и содержание. В то же время бурное развитие сферы культурной политики проблематизирует существующие техники интеллектуальной работы и предметно организованного мышления.
Очевидный для всех кризис культуры, т. е. кризис культурной идентичности, находит выражение в борьбе двух синтагм: натуралистической и интеллектуалистической (натурализм и интеллектуализм). Первую надо выводить из механического понимания природы, вторую – из спекулятивной концепции познавательного процесса как процесса типического. Современная культура тесно связана с техникой и все более подчиняет силы природы целям общества, облегчая жизнь людей и делая ее комфортной. Основой жизни становятся хозяйственные и материальные интересы. Однако обращение к видимому миру делает положение человека в нем неустойчивым. В таком мире отсутствует забота о человеке. Жизнь человечества представляет собой эпизод лишенного остановки и смысла мирового процесса, в котором теряются человек и человечество.