А. Шафи-Ги
В поле всеобщего зрения
Глава 1. Сын плотника
«Алмаз остаётся алмазом, даже если бросить его в грязь» – татарская поговорка.
Маленькие города похожи на мелкие пруды, вода в которых спокойная и неподвижная. Мегаполисы подобны крупным рекам, порой с водоворотами. А иные места не поддаются никакому объяснению – сравнить их ни с чем невозможно, в какие-либо рамки запихнуть трудно. Живописная Долина Солнечного Ливня являлась локацией уникальной, но туристов к себе близко не подпускала. Поэтичный топоним возник неспроста: в хорошую погоду могло показаться, словно там с неба падают крупные иглы из чистого света.
Именно в этой местности находилось небольшое поселение Фламинго Таун: жителей там было ничтожно мало, однако местные упорно называли Фламинго Таун городом, а не деревней. На севере от городка располагались горы, на юге был пляж с соленой водой, на западе мирно дремало тихое озеро, а на востоке громко шумела река, распадавшаяся на десятки ручейков.
Элина была единственным плотником во всём Фламинго Таун, она мастерски управлялась с инструментами, легко делала сложнейший ремонт и в одиночку работала лучше, чем целая бригада строителей, рабочих, маляров, слесарей и столяров. Она была мастером на все руки и могла сутками не спать, выполняя заказ. Забивая гвозди, она не отвлекалась ни на еду, ни на отдых. Сосредоточившись на одной задаче, она буквально не замечала ничего вокруг. Казалось, словно разум её уносился в другое измерение, когда нежные пальцы её касались грубых деревянных досок.
Хрупкое тело Элины таило в себе такую силу, от которой невольно появлялась нервная дрожь. Её выносливость вселяла в окружающих ужас, ведь подобная трудоспособность казалась им сверхъестественной.
В свои сорок пять лет Элина выглядела от силы на тридцать: блестящие рыжие волосы, ровная белая кожа, огромные зеленые глаза, высокий рост, мускулы и полное отсутствие жира. Лет в шестнадцать ей пророчили карьеру модели или актрисы, однако слава вкупе с неплохими гонорарами привлекали её в десятки раз меньше, чем тихая и спокойная жизнь в родном городе. Она не любила перемены и предпочла успеху стабильность. Выдающиеся внешние данные она благополучно передала двоим детям – Себастьяну и Кире.
Увы, другие «дары» генетики были не такими уж и приятными.
Первый муж Элины был редким красавцем, но страдал от недиагностированного аутизма. А потому о нормальном сосуществовании с энергичной женой не могло быть и речи. Мелтдауны нейроотличного супруга воспринимались ею как истерики, а неразговорчивость ошибочно трактовалась как надменность. Элина не могла понять причин его вечной усталости и заторможенности. Брак трещал по швам, розовые очки спадали, в глаза всё больше бросались недостатки партнера: медлительность, моторная неловкость, закрывание глаз и ушей во время ссор, нелюдимость. Порой она не понимала, каким образом её благоверный умудрился дожить до взрослого возраста, будучи столь неприспособленным к миру. Она искренне верила, будто тот просто недостаточно старается – на деле же всё было с точностью до наоборот: бедняга из кожи вон лез, чтобы выполнять заоблачные (по меркам нейроотличного человека) требования дамы сердца. Увы, она этого в упор не видела.
Лютая ненависть ко второй половине молниеносно перенеслась на Себастьяна – её сына, который во всем походил на отца, ибо унаследовал диагноз. Так называемый «высокофункциональный аутизм» вредил своим носителям тем, что его практически невозможно было диагностировать ввиду многочисленных заблуждений и стереотипов о РАС. Простыми словами: носители его кажутся недостаточно слабыми, чтобы им сочувствовать, и недостаточно сильными, чтобы их уважать. Слишком «умными», чтобы получать хоть какие-либо уступки. И слишком «тупыми», чтобы справляться с тяготами мира.
Себастьян изо всех сил пытался угождать матери, однако его попытки терпели крах. Холод, жёсткость, равнодушие и бесцеремонность родительницы преследовали его всегда: ей не нравилось, как он дышит, говорит, двигается. Одним словом, ругали его всегда и за всё, благодаря чему Себастьян ошибочно уверовал в то, что окружающие получают удовольствие от страданий других людей. Он не мог понять, почему абсолютно все его старания остаются незамеченными, а каждая его ошибка припоминается ему десятки тысяч раз. У него сложилось впечатление, словно мать просто чувствует себя счастливой именно в те моменты, когда сам он максимально несчастен. Не складывалось у него и общение со сверстниками, ибо те считали его до боли занудным. Его жизнь была похожа на бесконечный кошмарный сон, от которого никуда невозможно было спрятаться или сбежать.
Брак Элины развалился за пять лет, и энергичная дама мгновенно окольцевала нового ухажера, так же стремительно позабыв об экс-кавалере. Второй супруг был логичным, хладнокровным и более щедрым на слова. Сенека всегда руководствовался разумом, ловко манипулировал людьми и не испытывал каких-либо эмоций. Тёзка древнего философа мнил себя непризнанным гением, оборудовал одну из комнат дома под лабораторию, постоянно проводил там опыты и злился, когда его отвлекали. Внешность у него была столь же скверной, сколь и характер – при взгляде на него хотелось протереть глаза тряпкой или умыться. Единственным достоинством Сенеки был исполинских размеров член, которым он часто и умело пользовался. Темпераментная Элина очень высоко ценила сие, несказанно радуясь тому, что новый кавалер был полной противоположностью старого.
Весь Фламинго Таун лицезрел то, как местный плотник регулярно предается плотским утехам с практичным и расчетливым мужем. Пара не страдала ни от стеснительности, ни от сдержанности. А потому беременность не заставила себя долго ждать: всего через год Элина обзавелась дочерью – точной копией Сенеки. Кира постоянно ковырялась в механизмах, бегала с пробирками, ни разу в жизни не мучилась от наличия эмоций и смотрела на мир хладнокровным взглядом. Унаследовав выносливость матери и амбиции отца, она всегда брала лучшее от жизни: ведь ничто не может морально обременить того, кто не знаком ни с чувствами, ни с усталостью.
Кира была рождена с психологической броней, её невозможно было ничем задеть. Себастьян же с самого появления на свет был наделен сверхчувствительностью: сердце его было раскрыто нараспашку, и исправить он это не мог даже после длительной череды болезненных событий. Специфичный стиль мышления часто ставил его в тупик, мешая ему понимать окружающих. Те, в свою очередь, не могли понять его и с завидной частотой неверно трактовали его слова и действия. Жилось ему крайне тяжело, однако он понятия не имел, что это как-то связано со строением нейронов в его голове. Для выполнения базовых действий он затрачивал титанические усилия, однако со стороны всё выглядело так, словно он просто ленится или работает вполсилы. Себастьян полагал, что абсолютно каждый человек нервничает перед выходом из дома или испытывает небывалое волнение от досадных будничных мелочей. Ему казалось, будто именно так выглядит нормальная жизнь.
С этой верой он прожил до двадцати пяти лет, постоянно выслушивая обвинения в инфантилизме и закрытости. Количество стресса в его жизни било все мыслимые и немыслимые рекорды, и парень с завидной регулярностью переживал болезненные эмоции. Из-за обвинений в излишней обидчивости он выработал в себе привычку прятать чувства и никогда не рассказывать о них. После этого его стали обвинять в холодности и надменности. Все были с ним настолько жестоки и строги, что он чудом не сошёл с ума.
Себастьян пристрастился к табаку. Ему требовалось выкуривать хотя бы одну пачку в день, чтобы как-то справиться с психологическим давлением. Каждый вечер он часами сидел у озера или у реки и молча курил, разглядывая воду. Чтобы избежать общения он работал удалённо и по ночам, а днём предпочитал спать.
Боясь стать затворником, он заставлял себя взаимодействовать с миром: в пятницу он играл с приятелем в бильярд в местном пабе, во вторник посещал репетиции музыкальной группы, а в среду закупался продуктами в супермаркете. Эти три выхода в люди невероятно выматывали его – после них он по четыре часа сидел в собственной спальне и смотрел в одну точку. В такие моменты мимика его лица менялась, а руки навязчиво тряслись в воздухе будто сами по себе. Благо, в таком виде его почти никто не видел. Для жителей Фламинго Таун он был просто закрытым человеком, который порой бывает немного груб в общении.
Смешавшись с окружающими, он благополучно скрывал от всего мира инородную суть своего разума. Тихий городок жил неспешной жизнью, которая играла ему на руку, позволяя маскироваться под обыкновенного человека, не обременённого диагнозами. Но в один прекрасный день его непримечательное бытие перевернулось с ног на голову. Произошло это из-за того, что весь Фламинго Таун встал на уши от небывалой новости: через неделю должен был приехать внук покойного друга мэра. Себастьян узнал об этой вести от своего друга Маркуса, когда тот играл с ним очередную партию в бильярд:
– Лет тридцать назад мэр Людвиг дружил с человеком из Санрайз Сити. Их платоническая связь была настолько сильной, что тот переехал во Фламинго Таун и поселился тут, выкупив огромную виллу на западе. После смерти здание стало пустовать и утратило изначальный вид: потолок облупился, на стенах потрескалась краска, паркет потускнел.
– Откуда ты это знаешь?
– Заходил туда пару раз. Одно из окон так и осталось открытым, и я не удержался.
Музыка в пабе играла громче обычного, мешая прислушиваться к речи собеседника. Парень невольно поморщился и продолжил диалог, стараясь игнорировать раздражающие звуки (он с трудом удерживался от того, чтобы не заткнуть уши):
– Не думаю, что это легально.
– Не будь занудой! Рассказать, что было дальше?
Себастьян молча кивнул головой, и Маркус продолжил:
– Виллу унаследовал внук. Двадцать лет от него не было никаких вестей, но недавно ему отчего-то взбрело в голову заселиться.
Парень усмехнулся, отпив пива из кружки:
– Из всех мест в мире он решил выбрать для жизни именно Фламинго Таун? Занятный тип!
Маркус натер кий мелом, нагнулся над столом и, закрыв один глаз, ударил по белому шару без номера. Бросок был неудачным, и парень чертыхнулся:
– Твою ж мать! Вот что за невезуха?!
Себастьян отстранённо посмотрел в сторону, ему казалось странным то, что кто-то вот так просто отказывается от жизни в Санрайз Сити и переезжает в Долину Солнечного Ливня. Да, название, конечно, красивое. Но разве это повод, чтобы бросать всё и жить здесь?
Парень полагал, что Санрайз Сити явно во сто крат лучше Фламинго Таун. Во многом это было связано с тем, что после развода его биологический отец уехал именно туда. Они регулярно созванивались и периодически виделись, но в какой-то момент связь между ними оборвалась. Отец присылал деньги и коротко рассказывал о своих делах, этим всё ограничивалось. Себастьян частенько думал о том, чтобы переехать и регулярно видеться с родителем. Однако с финансовой точки зрения это казалось ему нецелесообразным – хотя бы из-за безумных цен на жильё.
От раздумий его отвлекло едкое замечание Маркуса:
– Вообще-то «занятный тип» здесь только ты. Весь город только и говорит об этом, а ты, как всегда, не в курсе. Будто в танке живешь, ей-Богу!
Себастьян неловко улыбнулся, нагнулся над столом и ударил по битку (белому шару без номера), после чего биток попал по чёрному шару – тот мигом угодил в лузу соперника. Партию можно было считать оконченной.
Маркус был недоволен проигрышем, однако предпочёл промолчать, так как в зал для бильярда зашла Астра – девушка, которая уже давно была ему интересна не только в дружеском смысле. Увы, его она не заметила: всё её внимание было приковано к Себастьяну. Маркус подавил порыв гнева и сухо поздоровался:
– Здравствуй.
Его голос утонул в окружающем шуме, а потому был проигнорирован. Такое случалось довольно часто, а потому лишь подпитывало бушующую внутри Маркуса злобу. Почему Астра всегда смотрит только на Себастьяна?!
Ответа на этот вопрос он не знал. А потому весь остаток вечера бросал едкие замечания и пил.