полная версия

А. Руснак
О выделенном мышлении и до-мышлении. Опыт странного мышления. Часть III

Полная версия

Позитивистская фальсификация знаний о субъекте

Всеобщая позитивистская наука о субъекте, о его присутствии, о происходящем с ним, о том, как он взаимодействует с происходящим – это иногда какое-то слабоумие, некая имитация научности, манифестация какой-то знательности. И такую «науку о субъекте» иногда считают только искусством, то есть чем-то особо выдуманным, относя при этом к действительной науке только нечто особое, некую традицию экспериментального научного мышления о естественных явлениях.

Например, как можно понять такие словосочетания, как «функции менеджмента» или «признаки менеджмента», «характеристику власти», «предмет социологии», «теорию государства», «доктрины права», «основные характеристики общества»³⁴?

Дело в том, что онтологический статус таких объектов, как «власть», «менеджмент», «социум», «управление», «право», «экономика», имеет особое онтологическое определение. Допустим, «стол» как мысль, а затем какая-то видимость в качестве действительно определенного предмета может предположительно обладать неким функционалом для меня. И рассматривая его (стол) (в мышлении), можно замечать у такого предмета некие признаки, некие характеристики (основные и любые другие) и другое³⁵. Но как же быть с такими предметами, как «государство», «власть», «личность», менеджмент», «политика», «социум»…? Можно делать вид, что это все «есть» в качестве установленной онтологической единицы или в качестве признака, возникающего в результате присутствия субъекта, или… А затем таким же образом возможно сфальсифицировать любую видимость некого знания, системы знаний, теории, структурности, суммы слов… Но вся такая выдумка – это только выдумка и что-то еще, но такое «еще» – это то, что может подвергаться определенной позитивистской фальсификации. И такая фальсификация может предполагать много всякого, каких-то слов, каких-то слов на бумаге…

Конечно, присутствуют непреложные и жидкие факты присутствия в происходящем, и такое присутствие в присутствии может иметь разное описание, разное определение, разное понимание, разное мышление о таком в качестве какого-то выделенного мышления.

И такое особое присутствие, возможно, предполагает какое-то за ним, но выделить все это происходящее в нечто онтологическое – это невозможность. Описание такого «присутствия в присутствии», а также и «присутствующего самого по себе» может быть не только каким-то описательством, но и каким-то знанием, практическим знанием и даже тем, что стремится понять, что же это все на самом деле? Как можно увидеть становление такого мышления? Как можно понять процесс от его выделения до какой-то итоговой фальсификации, то есть завершения такого в качестве мышления?

Допустим, врачевание расстройств человеческого духа, различных душевных заболеваний – это значительная проблема, стоящая перед человеком с начала его присутствия в присутствующем. Но что о духовном, как о чем-то конкретном, может знать человек? И тут оказывается, что ничего окончательно-определенного в таком значении, допустим, та же философия, предложить не может. То есть некая «философия духа» может значительно долго что-то обдумывать о так называемом духе, о духовном, душевном, сознании, но для лечения расстройств такого неопределенного в качестве предмета будет недостаточно³⁶. И тут может (позитивизм тут может стать подспорьем) возникнуть мыль о том, что неважно, есть ли душа или что есть на самом деле ум. Допустим, это некий «черный ящик» и некие явления (происходящее), то в таком смысле это можно объединить какими-то словами – сознание, психе… и другое…, но такое определение не создает никакого предмета! А дальше можно каким-то образом определить взаимодействие с таким выделенным мышлением, предположить его структуру, предсказать его поведение, организовать воздействие на него, предположить (по выявляемому) какое-то лечение расстройств… И для объяснения-выделения такого может возникнуть теория Фрейда, Юнга, Адлера, Франкла или других.

Но всегда нужно понимать, что вне таких конкретных теорий, где все происходящее в таком контексте становится определенным выделенным мышлением и затем практикой, практикой лечения расстройств, – это какое-то ничто, это какая-то фальсификация. То есть любая общая психология, общая теория управления, общая экономика, общая политическая наука³⁷…, которая игнорирует выделенность Фрейда или выходит за ее рамки, не понимает ее, – это, в большей степени, фальсификация конкретного выделенного мышления, конкретной теории управления Тейлора, социальной теории Питирима Сорокина, теории экономических волн Кондратьева, которые ни в коем случае никогда не говорят о последних основаниях, потому что они о них ничего не знают. И в таком «общем» в какой-то момент, возникает забывание того, что создатели выделенного мышления не рассчитывают, что их теория предполагает какое-то онтологическое присутствие того, что было выделено в качестве мысли. То есть их мысли о чем-то, ставшие затем каким-то символами, это всегда мысли, а не готовые мертвые схоластические символы-предметы. И это уже «общее мышление о предмете», и там, где предмет отсутствует, это – какое-то ничто, какое-то слабоумие, начетничество. То есть действительное выделенное мышление – это только мышление о «черном ящике» без какого-либо явного предмета, объекта, его функций…

Но почему-то всегда те, кто не обладает способностью свободно мыслить (и понимать, что последняя реальность – это выделенные мысли о существовании), превращают конкретное выделенное мышление в какое-то предметное мышление, общее позитивное научное мышление о несуществующем предмете, в схоластическое мышление, в научный марксизм, в разговоры об открытом …, в науку о…, где есть методы, функции, предмет, закономерности… и другое выдуманное присутствующее, но почему-то нет никакой способности с помощью такого взаимодействовать с действительно происходящим. В итоге такое «знание» становится какой-то имитацией, фальсификацией, каким-то мертвым псевдо-знанием, научной идеологией…, политической доктриной для атаки на… А рядом, там, где происходит действительная практика, всегда будет применяться какое-то конкретное свободное выделенное мышление. А очередной позитивизм всегда вне процесса…, ну или нужен в процессе только как мертвый, не мыслящий инструмент для слома, атаки, воздействия, господства, подавления, манипуляции, запрета…

То есть некое «позитивистское всеобщее знание о какой-то традиции выделенного мышления» может быть, но такое позитивное мышление – это не то выделенное мышление, а это какое-то знание о нем. И такое «знание», конечно же, может позволить что-то узнать о каком-то действительном мышлении и возможности с помощью него взаимодействовать с происходящим, но это – только это и не более… И это ни в коем случае не какая-то «действительная наука», точнее, это «знание о традиции какого-то выделенного мышления», и только в качестве такого его можно понять… Но его также можно использовать как какой-то инструмент для присутствия в действительности, но такой инструмент будет иметь особое значение, это будет какая-то мертвая конструкция для чего-то другого…

Возможно, цель гуманитария – изменять человека, работать с ним. Но цель гуманитарной науки – это изучение человека и дальнейшая работа с этим. Но человек, как и все остальное – это допущение… Отсюда возможно наличие различных интерпретаций, фальсификаций, но и практики затем, разной практики…

Подмена мышления и происходящего. Путаница, деградация…

Иногда случается, что кто-то, ознакомившись с каким-то выделенным мышлением, мышлением о чем угодно, в какой-то момент начинает воспринимать такое мышление в качестве не только мышления, не только какого-то «математического (биологического, экономического, физического, мыслительного) объекта о каком-то происходящем», а в качестве чего-то, «что происходит», и неважно, в каком происходящем, в этом «широком происходящем».

Конечно, бесспорно, выделенное мышление позволяет взаимодействовать с происходящим, позволяет подходить к нему с точки зрения фундаментальности, целостности, всеобщности, абстрактности, практичности, конкретности, инструментальности…, но это ни в коем случае не само происходящее, поэтому любая радикализация выделенного мышления о чем угодно – например, «о субъектии» – это какое-то слабоумие, но это не исключает наличия и присутствия такого…

Тот, кто охвачен таким слабоумием (помешательством…), может распространять его на разное, и такое слабоумие тоже будет определенным-очередным каким-то «выделенным мышлением 2», которое как инструмент будет воздействовать на происходящее…, на жизнь отдельных субъектов и на субъектии в целом. И такое «выделенное мышление 2» будет какой-то упрощенной копией того «выделенного мышления 1», которое было прототипом этой произошедшей деградации мысли, которая в своем первом состоянии была в курсе того, что это какая-то выдумка, возможно, очень значительная, но, увы, это только выдумка мышления, способного выдумывать значительность.

…

Например, бывает ситуация, некое положение дел, при котором происходит мыслительная путаница, то есть некие конкретные двадцать тонн металла и словосочетание «двадцать тонн металла» выдаются за одно и то же; или некое «статистическое представление об обществе» выдается за само это общество; или некое «учение о каком-то историческом развитии» преподносится как «само это неизвестно куда происходящее»; или некое «математическое представление об экономике» выдается за эту условно экономику, армию, жизнь… И почему такое происходит? Ситуаций «почему» может быть множество, но если говорить о какой-то «слабой деградации» такого, то это можно представить так.

Допустим, в какой-то момент «вертикаль управления чем-то» становится сверхсложностью с какой-то бесконечной степенью составляющих, и сама вертикаль, и управляющее. Чтобы понять, что происходит с тем управляемым и с тем, как им управлять, нужны какие-то классификационные механизмы упрощения и сведения этого многообразия к чему-то простому, схематическому…

Таким механизмом упрощения может быть какая-то наука или какое-то особое выделенное, живущее своей жизнью, мышление, позволяющее с помощью каких-то схем, каких-то конструкций понять мир тому, кто подключен к миру через такое мышление. И тут также может быть взята даже какая-то математика, и такая математика может в итоге стать механизмом определения происходящего, но в какой-то момент может возникнуть иллюзия, и такая только математика начнет подменять происходящее, и тогда… катастрофа, ряд катастроф…

И в какой-то момент те, кто занят работой с таким сверхсложным, уже не могут отличить одно от другого, и тогда возникает сложное мыслительное расстройство, которое, конечно же, может быть инструментом для каких-то спекуляций. То есть те, кто смог освоить какую-то конкретную математику, могут внутри такой отрасли через различные механизмы создавать различные схемы воздействия на действительно происходящее, и им может быть все равно, для чего существует такая система сама по себе, главное, извлечь нечто в свою пользу с помощью «такой математики»…

Тут может зайти разговор о какой-то идеологии, как о каком-то опасном упрощении, и в таком контексте «идеология» – это нечто отрицательное, нечто сверхложное… Но все устроено несколько иначе, стоит лишь предположить, что «любое мышление – это упрощение, а не то, что происходит». Но забыв это в каком-то сверхзначении или отрицая такой факт в каком-то глобальном значении, или запрещая утверждать факт различности мышления и происходящего, можно «взять любое выделенное мышление» и утвердить его в каком-то «абсолютном значении» в качестве происходящего, и вот тут и возникнет слабоумие всех подключенных к такому. Но те, кто опротестует такое с помощью нового выделенного мышления, через какое-то время, скорее всего, забудут, что их мышление – это не то, что происходит…, и опять какое-то слабоумие…