А. Руснак
О выделенном мышлении и до-мышлении. Опыт странного мышления. Часть III
В итоге у нас нет ответа на вопрос о том, что же происходит на самом деле? И у нас есть только какие-то мысли об этом. Разные мысли, разные мысли о происходящем, есть даже математические мысли, есть возможность совершенствовать такие мысли, придумывать новые, и есть также какая-то возможность принимать участие в том, что происходит…, но всегда нужно вспоминать о каком-то скрытом, но вскрываемом в виде мысли «о реальном столе» и «его какой-то площади», и о следующей мысли…, и о следующем происходящем, но скрытом от мысли.
Физика
Фундаментальная физика – это значительное интеллектуальное занятие, как и математика, и такой традиции уже более 300 лет. В границах такого создан значительный теоретический аппарат, для изучения которого необходимо потратить какую-то конкретную жизнь, но и такое потраченное время не обещает в итоге хотя бы какого-то явно основательного или достаточного понимания данного мышления.
Такое выделенное мышление обладает специфическим языком, и такой язык как-то сводим к обыденному языку. И такое мышление, как и другое выделенное мышление, первоначально для своего формирования выделило из языка значительное количество разного, что затем приобрело какой-то самостоятельный смысл. Такое мышление также глубоко взаимодействует с математическим мышлением. И, конечно же, такое мышление – это очень важный способ взаимодействия с происходящим, то есть это не какая-то просто выдумка, такая «выдумка» имеет значительные подтверждения. Такое мышление позволяет получать возможность создавать новые источники энергии, преобразовывать такую энергию во что-то другое, что существенно меняет все остальное происходящее с человеком. Но странное взаимодействие человеческой выдумки и происходящей реальности – это все равно загадка…
Аналитическая психология
Мышление Фрейда так же, как и мышление Адлера17 – это обычное выделенное мышление. Это мышление, которое пытается выделить себя в качестве какого-то отдельного мышления. И такое мышление, как всегда, все пытается свести к какому-то единому началу, к какому-то первому корню, к какому-то знаку, символу, слову, понятию… и таким образом свести выделенное этим мышлением происходящее к этому выделению, а затем объяснять его в границах такой схемы, а после объяснять таким же образом и другое вовлекаемое в это мышление.
Допустим, если взять такое выделение как «человек», а затем свести это к какому-то факту, к какому-то корню, к какому-то пониманию-смыслу, который как бы раскрывает и объясняет это выделение через это предложенное как основание, то затем через это выделение-сведение такое мышление будет объяснять все происходящее после.
О чем говорит все это, то есть все эти способности выделять? Они говорят о том, что такие способности присутствуют, и все это значительность, но первые основания обнаружить таким образом невозможно. Все попытки сведения-выделения и разговоры о том, что последние основания наконец-то обнаружены, – это разговоры.
После того как будет понято, что любая выделенность-теория-схема – это упрощение, будет разговор о том, что все, что объясняется этой схемой – это только то, что вводится в формат такой схемы, а вся значительность, которую могут предполагать какие-то позитивисты – это их личное заблуждение.
При этом не нужно умалять и силу любого выделенного мышления. Любое значительное выделенное мышление18 – это мощный инструмент, такой же, как и любой другой выделенный умом инструмент, который позволяет значительно влиять на присутствие. И вводимые понятия, и их толкование имеют жизнь в рамках только какой-то выделенной теории. Но затем такая теория может воздействовать на то, что происходит, обладая способностью быть только таким ограниченным, но очень значительным инструментом.
2. Какое-то слабоумие, пределы научного мышления и на службе
Предположим, что ученые всегда имеют дело с сущим и никогда с самим существованием. Ученый может наблюдать разные предметы, какие-то «тела», человеческие тела, он может производить какие-то выводы о том, что происходит с этими телами, он может рисовать какие-то пост теории, экономические, социологические… уже после наблюдения за тем, как действовали эти тела, это сущее. Но проникнуть в глубину акта, в причину того, почему происходило это уже затем сущее, у него нет никаких способов. И наука в таком бессильна? Или, возможно, все работает иначе? И что «такое знание» может сказать о некоей неуловимой онтологии всего происходящего?
Дух можно свести к экономике, можно свести к физике или метафизике, то есть можно свести к любому «выделенному мышлению», но что в итоге? Дух в любом случае не сводится ни к чему и остается самим собой, то есть какой-то несводимостью. И в уме стоит удерживать радикальную мысль о том, что «гул происходящего, который слышим в мышлении, и само происходящее» – это всегда не одно и то же. Так же и с духом, как с тем, что есть «это происходящее», но «мысль о нем», как и «сведение его (этого) к мысли» – это не одно и то же. И, возможно, как это показывал Шестов19, Гегель был бы против такой непознаваемости, но что толку? Его уверенность в том, что явленное мышление – это единственный план бытия, в котором все уже представлено, все открыто и все доступно – это только уверенность, которая не позволяет узнать ничего действительно нового. В итоге любое такое «сконструированное мышление» становится схоластикой Аристотеля20, каким-то лжеучением о происходящем, какой-то «ложной формальной физикой», которая выдвигает свои предположения из каких-то «формальных предположений явленной логики», предлагая их в качестве последнего происходящего. Но то, что присутствует как явленное мышление, логическое мышление, формальное мышление, «его явленность» – это, конечно же, нечто грандиозное и даже обязательно инструментальное, но, увы, это уже нечто остывшее по сравнению с тем, что присутствует под поверхностью, где и «происходит нечто сильное и нечто загадочное», но что это?
И тут экспериментальная наука, экспериментальная физика, конечно же, становится значительным инструментом действительного конструирования по сравнению с разными «выдуманными проектами формального ума». Но и такая физика имеет определенные пределы, так как для конструирования ей нужен конструкт, и тут проблемы: с одной стороны, конструкт всегда пытается стать формальностью, а с другой стороны, скрытое происходящее не желает влезать в такой или любой другой «конструкт явленного мышления».
И, конечно же, наука позволяет получить ответы на многие жизненные вопросы, но оказывается, что происходящее и понятое как наука – это то, что изобретено духом, но это не сам дух21. Если бы все наличествующее можно было ограничить практическими, рациональными знаниями, а все, что выходит за такие границы, можно было бы определить в качестве какого-то иррационального, но оказывается, что все рациональное тоже в итоге нечто непонятное и не просто нерациональное – это вообще нечто другое.
Любая попытка абсолютизировать какое-то выделенное мышление и найденное с помощью него или в нем какое-то основание приведет в последующем к поискам основания оснований, а в итоге – к опротестованию всего этого мышления в качестве чего-то сверхосновательного. Но чем будет такое «движение» выделенного мышления? Это развитие всего мышления или это развитие какого-то выделенного мышления? Если такое отдельное выделенное мышление подключено как-то ко всеобщему мышлению или оно как-то происходит в отдельном мышлении, а затем как-то вторгается в какое-то всеобщее мышление, то как понять эти связи? То есть это какие-то поиски чего-то и какие-то решения, все это затем оформленное в какое-то мышление о таком – это все затем выделенное мышление, а затем его самостоятельность, а затем его подключение и растворение во всеобщем мышлении, а затем и изменение через такое какого-то всеобщего мышления – это постоянный процесс взаимодействия всеобщей культуры и каких-то выделенных мышлений. Но как понять все это в целом? И как понять «такой итог», происходящий с каких-то неведомых времен возникновения мышления, а также как понять цель этого процесса, причину, необходимость, направление…?
Научное мышление – это специфическое выделенное мышление, оно отличается от других выделенных мышлений, у него есть своя специфика, есть своя традиция, есть свой особый взгляд на происходящее, все происходящее такое мышление понимает особым образом. Научное мышление претендует на обладание рациональностью, абстрагированием, объективностью, истинностью… Такое мышление претендует стать последним мышлением, таким мышлением, которое все же обнаружит последние основания всего и себя в том числе. Такое мышление разработало различные подходы и методики, в границах чего и происходит разворачивание такого мышления; к такому можно отнести и математические методы, и эксперимент, и обязательный редукционизм, и эмпиричность, теоретизацию и другое.
Экспериментальное теоретическое научное мышление – это значительное достижение европейской цивилизации22, которая выделила такое мышление в нечто специфическое, в некий метод взаимодействия и воздействия, в некий инструмент взаимодействия с происходящим, с самим собой и со всем остальным. Такое мышление в качестве особого выделенного мышления – это мощное орудие, которое позволило в прошлом данной цивилизации обойти других, преобразовывая видимую часть мира в нечто специфическое, в нечто очень похожее на себя. Но происходящее сложнее, чем все, что о нем может узнать такое мышление, и такое мышление не может никоим образом уберечь эту цивилизацию от ее заката. В этом и заключается парадокс, то есть как бы достигнув значительных, казалось бы, неких сверхпреимуществ и изменив мир по своему образу и подобию, такая цивилизация почему-то свихнулась… Но почему?
Научное мышление тоже имеет свои границы, оно замкнуто на себе, оно – это выделенное упрощение, и оно не может выйти за рамки своих методов-возможностей упрощений. Такое мышление игнорирует все остальное, что выходит за пределы его понимания, и с недоверием к нему относится. Конечно, же позитивистски настроенный читатель сразу же может в такое ненаучное вставить какую-то примитивную эзотерику, но все проще и при этом сложнее, чем это кажется на первый взгляд. Допустим, что же такое научное мышление может сказать о моем прошлом, о том, что со мной было, где оно сейчас? Мое присутствие «было или есть» или это только моя память? Или все сложнее? Возможно, что-то из Пруста? А что такое мышление может сказать о всяких ненаблюдаемых онтологических объектах, из которых на 300 % состоит язык и само явленное мышление? А что такое мышление может сказать о том, почему все это существует, все то, что мы видим и не видим? Почему (для чего) мы существуем? Тут могут быть какие-то слабые ответы, но в основном ответ будет такой, что все такие мысли несущественны либо сводятся к каким-то вывихам, но так ли это? Если те, кто был до меня, те, кто шел, те, кто переносил разное, они, оказывается, «шли просто так», и «их всех нет в действительном значении», то есть возможно «никогда не было на самом деле», и это «только моя память», то тогда – это конец всему этому, это какое-то завершение тех, кто скажет, «что все действительно так и есть». Тогда они… не будут продолжать… И если какой-то «ученый», оценив такое, после скажет, «что да, человек без «зачем», конечно же, тронется умом – это факт, а значит, для него нужно выделить какое-то «слабое зачем»23, и пусть он… как-то шевелится…», но такой ученый – тоже часть завершения…
