А. И. Осипов
Философия и методология науки
Середина ХV в. – это расцвет неоплатонизма. В 1459 г. М. Фичино основал во Флоренции так называемую платоновскую академию.
Выдающимся представителем ренессансного неоплатонизма был немецкий мыслитель XV в. Николай Кузанский. В понимании Бога и мира он исходил не из ортодоксальной христианской теологии, противопоставляющей Бога и мир, а из признания их глубокой внутренней связи. В трудах Николая Кузанского речь идет о саморазвертывании Абсолюта, что ведет к преодолению иерархических представлений о мире. Он впервые сформулировал идею бесконечности (безграничности) мира, развитую впоследствии Дж. Бруно, который обосновал ее в рамках натурфилософского пантеизма.
Дж. Бруно пошел дальше Н. Коперника, создавшего гелеоцентрическую систему мира. Признавая, как и Коперник, что Земля вращается вокруг Солнца, Бруно отверг идею центра мира, выдвинув концепцию однородного и бесконечного пространства. В его представлении Бог сливается с природой (пантеизм), и в силу этого природа становится божественной. Отныне природа не нуждается в трансцендентном Абсолюте и становится самостоятельной, самодостаточной, законосообразной стихией. В единой бесконечной вселенной устраняется дуализм земного и небесного миров, которые отныне сливаются в единый Космос, где действуют одни и те же законы.
Говоря о кардинальных изменениях мировоззрения в эпоху Возрождения, по сравнению со средними веками, необходимо указать на один важный мировоззренческо-психологический момент, который часто не замечают на фоне восторгов по поводу окончания «ночи» средневековья и наступления светлого и радостного «утра» эпохи Возрождения. Речь идет об остром чувстве психологического дискомфорта, который испытал человек в результате революции в мировоззрении, совершенной Николаем Кузанским, Н. Коперником и Дж. Бруно. В результате этой революции человек лишился привилегированного статуса венца творения, находящегося в центре мироздания под отеческим попечением Творца, и оказался обитателем рядовой планеты, затерянной в бесконечных просторах Вселенной. Это можно сравнить с чувствами человека, которого против его воли переселили из элитной роскошной квартиры в центре столицы в бескрайнюю тундру. Но очень скоро, уже в ХVII в., человек смог компенсировать этот психологический дискомфорт, «ужас» холодной и безмолвной бесконечности, направив свою энергию и силы на преобразование природной и социальной реальности. Современного же человека бесконечность вообще не пугает. Он к ней привык, строит планы освоения, на этот раз уже космического пространства. И все же ему одиноко во Вселенной, он не оставляет надежды установить контакт с «братьями по разуму». Необычайный интерес к НЛО – яркое тому подтверждение.
Повышение ценностного статуса природы было необходимой предпосылкой становления в ХVII в. экспериментально-математического естествознания, о чем подробнее будет говориться в § 18. Сейчас же дадим лишь общую характеристику эпохе, начало которой положил ХVII в., а продолжил ХVIII в. – эпоха Просвещения. Именно этот период насыщен существенными материально-экономическими, социально-политическими и духовно-мировоззренческими новациями.
ХVII в. – это период становления капитализма, зарождение которого произошло еще в эпоху Возрождения. В последней трети ХVI – начале ХVII в. произошла буржуазная революция в Нидерландах, а в середине ХVII в. – буржуазная революция в Англии, чему в немалой степени содействовала Реформация: распространение в странах Северной Европы протестантизма, способствовавшего мировоззренческой легитимации капиталистического предпринимательства[22].
Эти ранние буржуазные революции были подготовлены развитием мануфактурного производства, вытеснившего ремесленно-цеховое производство, которое базировалось на том, что работник сам производил товар от начала и до конца. Мануфактура же за счет разделения труда и кооперации смогла на том же техническом базисе (промышленный переворот произойдет позже) за счет новой организации производства существенно повысить производительность труда, что стало материально-экономическим залогом победы капитализма над феодализмом.
С XVII в. начинает свой «разбег» техногенная цивилизация. Для предшествующей традиционной цивилизации был характерен примат аграрного способа производства, обусловленного сращенностью человека с природными условиями своего существования. В докапиталистических формациях, как отмечал К. Маркс, «объективным условием труда является не продукт труда, а находимая трудом природа»[23]. Техногенная же цивилизация базируется на технико-технологических структурах разного типа, которые приобретают решающее значение в сфере материального производства и, быстро развиваясь в силу присущей им динамичности, оказывают влияние на все стороны жизни общества.
В экономическом плане техногенная цивилизация предполагает универсализацию товарно-денежных отношений, ориентацию не на простое, а на расширенное воспроизводство. Экспансивность, динамизм заложены в самой природе капитала (самовозрастающая стоимость), который стремится превратить в рынок весь земной шар. В своем экспансивном стремлении капитал встречает сопротивление со стороны сословно-корпоративной структуры социума и соответствующего типа личности, связанной многочисленными зависимостями. Для сословно-корпоративной личности ее многочисленные связи – это страховочная сеть, инкорпорированность в которую гарантирует ей устойчивый социальный статус и материальное благополучие. Поэтому такая личность положительно оценивает устойчивость, традиционность, авторитет, а динамизм, новации и тому подобное получают у нее отрицательную оценку. Для традиционной цивилизации характерен приоритет ценности над целью, т. е. ценностно-рациональное, а не целерациональное отношение к миру.
Ценностная рациональность – это рациональность целого, где индивид ориентируется на общие ценности, четко не выделяя себя из целого. Его рациональная собственная позиция состоит в том, чтобы следовать рациональности общества, которая обеспечивает его выживание, функционирование, существование и в определенной мере развитие[24].
Для капитала, наоборот, сословно-корпоративные связи выступают не страховочной сетью, а являются путами, оковами. Для него традиционализм и устойчивость – это синонимы косности, сдерживающей инициативу и предприимчивость. Поэтому не удивительно, что экспансия капитала ломает эту сословную структуру, устраняет все национальные перегородки и «освобождает» человека от сковывающих его обязательств и клятв. Капиталу нужна свободная рабочая сила, не связанная никакими сословными договорами и обязательствами. Поэтому при капитализме люди превращаются в автономных, независимых, юридически равноправных индивидов. Вместо отношений личной зависимости приходят отношения личной независимости, основанные на всеобщей экономической зависимости. Социальные связи становятся менее многочисленными, более простыми, абстрактными, универсальными, но зато экономически более прочными.
В условиях традиционного общества, как уже отмечалось, образ жизни (в материально-техническом, экономическом, социальном смыслах) мог воспроизводиться практически неизменным на протяжении ряда поколений. Динамизм технико-технологических структур как основы производства, влияющей на все стороны жизни, привел к тому, что образ жизни стал меняться на протяжении жизни даже одного поколения. Это требовало от человека, оказавшегося в такой ситуации, умения быстро адаптироваться к стремительным изменениям. В противном случае лишенный поддержки сословно-корпоративных связей человек опускался на социальное дно. Такая ситуация, жестокая и беспощадная, характерна для периода первоначального накопления капитала, когда, с одной стороны, огромные массы крестьян, ремесленников нищали, разорялись и превращались в «свободных» пролетариев, вынужденных продавать единственное, что у них осталось, – свою рабочую силу. С другой стороны, складывается новый тип личности – буржуа, предпринимателя, отличающегося энергичностью, динамизмом, предприимчивостью.
Все вышесказанное привело не только к изменению характера отношений между людьми, но и к изменению их отношений к природе. Рвутся внутренние, органические связи человека с природой, присущие аграрному способу производства. Отныне человек и природа соединяются внешним образом как субъект и объект. Природа становится простым объектом технического воздействия человека, полем приложения его энергии и экспансивной предприимчивости, вооруженной соответствующими средствами. Формируется агрессивно потребительское отношение человека к природе, которое стало мировоззренческой основой и первопричиной глобального экологического кризиса последней трети ХХ в., когда все возрастающие масштабы негативного воздействия человека на природу привели к нарушению глобальных механизмов саморегуляции биосферы.
Но в ХVII в. об этом еще никто не думал и не догадывался. Утилитарно-потребительское отношение к природе усилило внимание к ее изучению с целью дальнейшего использования в интересах человека. Возникло естествознание, что стало возможным лишь в условиях капиталистического товарного производства, породившего ценностную переориентацию познания на получение практически полезного знания. Для XVII в. характерен девиз: «Знание – сила».
Объективное изменение отношения человека к природе, как и изменение отношений между людьми, объективный процесс «атомизации» общества своеобразно отражаются новоевропейским сознанием. Углублявшийся процесс секуляризации культуры, начало которому было положено еще в эпоху Возрождения, выразился в том, что роль доминанты мировоззрения начала играть (пусть и не сразу) научно-рациональная, а не религиозная парадигма, хотя процесс эмансипации науки от религии был достаточно долгим и противоречивым. Для ХVII в. с пантеистическими воззрениями (Б. Спиноза) характерна и такая форма религиозного мировоззрения, компромиссная по своей сути, как деизм, который давал новоевропейской науке возможность заниматься изучением природы. Согласно деизму, Бог является Творцом мира, но «освобождается» от функций Вседержителя и Промыслителя, участвующего в судьбах мира. Деисты полагали, что Бог, создав законосообразный мир, больше не вмешивается в ход событий и не нарушает установленных закономерностей (что было характерно для средневекового религиозного мировоззрения). Таким образом, освобождалось поле деятельности для науки, призванной изучать созданный законосообразный мир.
Философия, перестав быть служанкой богословия, ориентировалась теперь на науку, представленную формирующимся естествознанием, предметом которого выступала природа. В соответствии с этим важное место в философской проблематике стали занимать вопросы онтологии, в центре которых находилась проблема субстанции (Р. Декарт, Б. Спиноза, Г. В. Лейбниц). Однако более важное место в философии ХVII в. отводилось все же не онтологической, а гносеологической проблематике – главным образом вопросам, связанным с очищением человеческого познания от всего того, что мешает достоверному познанию (прежде всего от традиции, авторитета).
Объективной основой столь пренебрежительного отношения к культурно-исторической традиции в самосознании ХVII в. стал распад прежних общественных порядков, форм общественной жизни и легитимирующего их сознания. Однако как бы ни стремились выразители новой культурной эпохи дистанцироваться от прошлых традиций, ее связь с античностью, средневековьем и Возрождением была гораздо прочнее и органичней, чем представлялось современникам этой эпохи, «очарованным» ее новизной.
Прежняя философия теперь также стала объектом беспощадной критики, что мотивировалось представлениями о ее схоластической бесплодности, оторванности от жизни, неспособности выработать единую достоверную истину. Поэтому философы ХVII в. отказаться от опоры на авторитеты и построить здание новой философии на фундаменте самозаконодательного «естественного разума», исходя из принципа субъективной достоверности.
В это же время стало формироваться общее представление о том, что очищение человеческого разума от всего привнесенного извне и некритически воспринятого является необходимым предварительным условием достоверного познания. Так, Ф. Бэкон провозглашает программу очищения познания от «идолов» или «призраков» (призраки рода, пещеры, рынка, театра), т. е. от всего, что мешает познанию (индивидуальные и родовые несовершенства и ограниченность познавательного аппарата, вера в авторитеты, искажения в процессе коммуникации). Декартовское сомнение преследует те же цели – очистить разум, воображение от всех запечатленных в них несовершенных идей, подвергнуть критическому сомнению все предыдущие знания, чтобы разрушить до основания здание прежней традиционной культуры и воздвигнуть здание новой культуры, рациональной в своей основе.
Однако очищение разума было только предварительным условием получения достоверного знания. Был также необходим правильный метод, т. е. способ применения человеческих познавательных способностей, который приводит к истине. Р. Декарт полагал, что гораздо лучше никогда не думать об отыскании истины какой-либо вещи, чем делать это без метода. Такого же мнения придерживался и Ф. Бэкон. В философских учениях Ф. Бэкона и Р. Декарта их важнейшей частью стала разработка правильного и эффективного метода, что определило одну из главных методологических интенций не только ХVII в., но и последующих веков.
Большинство мыслителей ХVII в. были убеждены в неисчерпаемых практических возможностях научного знания и рассматривали его в качестве необходимого и достаточного условия как господства человека над природой, так и разумного оптимального общественного устройства. Отсюда исходит их гносеологический оптимизм, программа очищения и культивации человеческого разума. Этот рационалистический пафос был столь велик, что распространялся и на облик моральной философии, и практического поведения. Сложилось общее представление, что познающий разум может и должен регулировать и контролировать эмоционально-волевую сферу жизни человека, что было подвергнуто решительной критике в ХIХ в. А. Шопенгауэром и Ф. Ницше.
Наряду с онтологическими и гносеологическими проблемами важная роль в философии рассматриваемого периода отводилась социальным вопросам. Среди них одной из главных была проблема соотношения «естественного» (природного) и «искусственного» (культурного) в обществе и человеке. В новоевропейской философии «естественное» означало присущее от природы, врожденное в отличие от «искусственного», приобретенного, возделанного. «Природа вещи» обозначала специфическую сущность данной вещи, которая присуща ей с необходимостью и выражает ее естественную качественную определенность, неизменную на протяжении существования вещи.
Фундаментальным понятием всей социальной философии и антропологии Нового времени стало понятие «природа человека». Считалось, что эта природа в качестве специфической человеческой сущности присутствует в каждом индивиде и делает его человеком; она неизменна и не зависит от обстоятельств места и времени.
«Естественным» признается все, что соответствует этой неизменной «природе человека».
ХVII в. в социальной философии был периодом распространения «юридического мировоззрения», суть которого состояла в том, что все связи и отношения людей в обществе интерпретировались как отношения автономных, равноправных индивидов-правосубъектов, а общество – как система законодательства и организации власти. Человек выступал как гражданин – носитель изначально данных ему от природы естественных прав, свобод и обязанностей. Наиболее полное выражение это нашло в концепции «естественного права» и «общественного договора». Формирование государства и общества предстает как юридический акт, соглашение индивидов, которые для обеспечения и защиты своих естественных прав уступают государству часть своих первоначальных прав. Особенно ярко эти взгляды отразились в трудах Т. Гоббса и Дж. Локка, которых объединяет трактовка государства как сознательно созданного искусственного правопорядка, преследующего цель ограничения эгоистических интересов отдельных индивидов и гармонизации общественных отношений в общих интересах.
ХVIII в. вошел в историю как эпоха Просвещения. Научное знание, ранее бывшее достоянием довольно узкого круга ученых, теперь стало распространяться вширь, выходя за пределы университетов в светские салоны Лондона и Парижа. Уверенность в мощи человеческого разума и его безграничных возможностях – вот основной пафос этой эпохи, на знамени которой написан лозунг: «Разум. Наука. Прогресс».
Французское Просвещение стало первой исторической формой новоевропейской философии, в которой история как протекающий во времени процесс необратимых общественных изменений предстала в качестве предмета философствования. Теоретическим завершением просветительских идей общественного прогресса явился труд Ж. А. Кондорсе «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума». Смыслом деятельности просветителей стал суд над историей и общественными порядками с позиций разума, критика всего неразумного и неестественного, того, что было и есть, но быть не должно, и поэтому подлежит устранению, исправлению.
В эпоху Просвещения в значительной степени развеялись оптимистические иллюзии ренессансного гуманизма в отношении такого модуса времени, как настоящее. В отличие от гуманистов, идеологи Просвещения настоящее не идеализировали, а относились к нему гораздо более реалистично и критично. С точки зрения просветителей, настоящее в чем-то представляло прогресс (развитие науки, техники, образования) по сравнению с далеким докультурным прошлым. Но в чем-то оно являлось и регрессом, отклонением от нормального, должного, разумного (угнетение, нищета, упадок нравственности). Разрешение противоречия между современным цивилизованным обществом и докультурным естественным состоянием человечества мыслилось просветителями как исправление пороков цивилизации.
Поскольку проблема «исправления» проецировалась на будущее, то вставал вопрос о характере этого будущего. Оно представлялось просветителями не как возврат к прошлому, первобытному естественному состоянию (просветители понимали, что это в силу необратимости происшедших изменений невозможно осуществить), а как исправленное настоящее. Иначе говоря, они считали, что лучшее состояние человеческого общества возможно, достижимо и проецируется не в прошлое, а в будущее. Последнее должно сохранить все прогрессивные приобретения цивилизации, включая собственность, и вместе с тем привести цивилизованного, культурного человека в максимальное соответствие с его неизменной природой, тем инвариантом, на который по мере развития цивилизации наслоились нежелательные, неразумные отклонения.
Существование государства в глазах просветителей оказывалось главным признаком цивилизованности нации, решающим условием гражданской жизни. Поэтому речь должна была идти не об устранении государства, а о его радикальном «исправлении» с целью приведения в соответствие с естественной природой человека, чтобы справедливое государственное устройство максимально отвечало интересам всех граждан. Средством такого «исправления» являлось совершенствование разума, рост сознательности людей под воздействием средств просвещения. Последнее образует цель и содержание культурного развития в понимании просветителей[25].
В ХVIII в. возникает неведомый в предыдущие эпохи феномен – атеизм. Материалисты XVII в., например Ф. Бэкон, атеистами не были. Французские же материалисты и просветители (Д. Дидро,
Ж. О. Ламетри, П. А. Гольбах, К. А. Гельвеций, Вольтер) позиционировали себя в качестве атеистов. В свое время В. И. Ленин высоко оценил их атеистическую пропаганду. Их атеизм имел основание не только в просветительском пафосе борьбы просвещающего разума с «религиозным невежеством», но и в социальной действительности Франции ХVIII в. Французские просветители, будучи предвестниками и идеологами Французской буржуазной революции, боролись не только против феодального дворянства, но и против церкви, которая его поддерживала.
ХIХ в. открыл новую страницу в истории западноевропейской культуры. Техногенная цивилизация вступила в индустриальную стадию развития. Грандиозные успехи классической механики к концу ХVIII в. создали условия для промышленного переворота конца ХVIII – начала ХIХ в. На смену мануфактурному пришло крупное промышленное производство, что вызвало бурный рост численности пролетариата, а вместе с тем и усиление его эксплуатации, массовую безработицу, и, как следствие, резкое обострение социальных противоречий и классовой борьбы в первой половине ХIХ в.
В ХIХ в. уже рассеялись просвещенческие иллюзии, оптимистические надежды и ожидания. Лозунг: «Свобода. Равенство. Братство», написанный на знаменах Французской буржуазной революции, обнаружил свою несостоятельность. Капитализм, по крайней мере в ХIХ в., оказался не тем обществом, о котором мечтало человечество. Слишком много было несправедливого, недолжного, неразумного. Просветительская вера в разум и его неограниченные возможности оказалась если не подорванной, то сильно поколебленной. Это нашло свое выражение и в умонастроениях ХIХ в. Появились концепции иррационалистического плана (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше, А. Бергсон и др.), в которых развенчивались безосновательные претензии разума, критиковалась сама рационалистическая традиция, апофеоз которой представлен в панлогизме гегелевской философии. Однако эта традиция не исчезла. Продолжил и развил ее марксизм, возникший в середине ХIХ в. и предложивший свой рациональный революционно-практический проект построения справедливого общества, утопичность и несостоятельность которого стала очевидной лишь к концу ХХ в. Традиции рационализма продолжал развивать и позитивизм, появившийся в 30–40-х гг. ХIХ в.
ХХ в. – это начало уже современной эпохи, ознаменовавшейся существенными изменениями во всех сферах жизни общества. Для нас, ныне живущих, век ХХ – это наше недавнее «вчера» в отличие от ставшего уже историческим прошлым ХIХ в., не говоря уже о более ранних столетиях. Наша современная эпоха (ХХ – ХХI вв.) заслуживает более основательного рассмотрения. Об этом и пойдет речь в разделе 4.