А. И. Аверьянов
Посланники смысла: о личности логотерапевта
«– глубокое чувство смирения и ответственности при встрече с людьми в этом предприятии;
– специальным образом организованное сострадание (которое выдерживает границы и жесткую конфронтацию);
– адекватное положительное отношение к знаниям, которые могут помочь в этом деле, но без зависимости от них;
– постоянно растущая способность осознавать, оценивать и избирательно использовать свою интуицию;
– широкие взгляды на человеческую жизнь, на возможности и ограничения людей и на настоятельные потребности более широкого сообщества;
– искренняя приверженность постоянному росту в любом из этих отношений» (там же, с. 255).
Чтобы развить и обогатить субъективность будущих психотерапевтов, направить и поддержать их субъективный рост, Бьюдженталь предлагает усовершенствовать имеющиеся программы подготовки, включив в них несколько ситуаций (требований):
«– опыт длительной интенсивной личной психотерапии, предпочтительно у психотерапевтов обоих полов, включающий групповую психотерапию;
– по крайней мере три года опыта самостоятельной жизни и работы вне области психического здоровья;
– работа в социальной службе или заведении для психически больных, которая позволила бы кандидату часто встречаться с разнообразными психопатологиями, практика в обычной соматической больнице, а также в средней школе;
– избирательное и сбалансированное изучение основ психологии человека, медицины, социальной психологии и профессиональной этики и ответственности;
– чтение литературы – художественной и нехудожественной, в которой содержится описание разнообразного человеческого опыта, а также ставятся великие экзистенциальные и философские вопросы нашей жизни, и, по крайней мере в течение первых трех лет, ограниченное чтение литературы по психотерапии;
– постоянный контакт с одним или несколькими наставниками и знакомство с подходами, которые бы стимулировали кандидата осознавать собственные переживания и разными способами бороться с ними – от фантазий до активного планирования и реализации;
– практика интерна, которая очень способствует развитию сензитивности и умений, а также стимулирует собственный подход к делу» (там же, с. 255–256).
Подытоживая свои размышления о личности психотерапевта, Дж. Бьюдженталь напоминает нам о тайне и благоговении перед ней. «Тайна окутывает знания, содержит их в себе. Тайна бесконечна; знания ограничены. Когда знания растут, тайна растет еще больше. Тайна – это спящий смысл, вечно ожидающий, когда мы его откроем, и всегда больший, чем наши знания.
Нам, психотерапевтам, так легко попасть в ловушку сговора с клиентом – мы сговариваемся отказаться от тайны. В этом отвратительном пакте часто скрыта (и она редко бывает явной) иллюзия того, что для каждой жизненной проблемы можно найти решение, что можно раскрыть действительный смысл каждого сна или символа и что целью и идеалом здоровой психологической жизни является рациональный контроль.
Конечно же, психотерапевт должен обладать знанием, но в этом знании он должен быть скромен. Давайте будем честны с собой: мы никогда не знаем достаточно. Мы никогда не сможем знать достаточно. <…> Претендовать (и обещать это клиенту) на то, что мы знаем, в чем нуждается клиент, что он должен делать, что он должен выбрать, – значит отказываться от тайны и предавать клиента. Любой психотерапии, основанной на росте, необходимо помочь клиенту принять как тайну внутри себя, так и окутывающую всех нас тайну – и противостоять им.
<…> Каждый клиент – это всегда тайна в чем-то значимом. Я не должен себя обманывать, полагая, что знаю кого-либо, включая себя самого, до конца» (Бьюдженталь, 2001, с. 258–259).
Последователь и ученик Ролло Мэя и Джеймса Бьюдженталя, самый известный сегодня представитель экзистенциально-гуманистической психотерапии Кирк Шнайдер выделяет три наиболее важных критерия профессионального консультанта/психотерапевта. Во-первых, он должен достичь определенного уровня личной зрелости, то есть уметь решать собственные жизненные проблемы, быть откровенным, терпимым и честным по отношению к самому себе. Во-вторых, он должен обладать социальной зрелостью, а именно быть способным помочь своим клиентам эффективно решать их проблемы, быть терпимым и искренним в отношениях с ними. И в-третьих, консультант должен всегда находиться в процессе развития и достижения все более высокого уровня зрелости, осознавая при этом, что быть зрелым всегда и везде невозможно (Schneider, 1992).
Отвечая на наш вопрос об отличительных качествах экзистенциальных терапевтов, Шнайдер, в частности, написал: «Я считаю, что необходимой для экзистенциальных психотерапевтов характеристикой является высокий уровень зрелости, приобретенной частично благодаря богатому жизненному опыту (в этом контексте можно говорить о таком понятии, как „раненый целитель“) и частично в результате того, что они сами успешно прошли личную психотерапию с ориентацией на глубинные экзистенциальные вопросы. Безусловно, базовые знания экзистенциальной философии и психологии очень важны для эффективной работы экзистенциального психотерапевта, но, по моему мнению, первостепенное значение имеют основополагающие личные качества. В частности, я бы сказал, что способность психотерапевта присутствовать (быть настроенным, вовлеченным) – это, возможно, самое важное личное качество, которым он может обладать» (Приложение 2).
Еще одним важным качеством экзистенциального терапевта К. Шнайдер считает его способность быть вовлеченным в жизнь: «Научитесь быть вовлеченными в жизнь. Мой опыт говорит мне, что достижение высокого уровня мастерства в глубинной эмпирической психотерапии неотделимо от глубинного эмпирического образа жизни, от жизни, наполненной трепетом. Изучайте классику, занимайтесь живописью, пишите, играйте в театре и на музыкальных инструментах, размышляйте и любите. Живите как можно более полной жизнью. Но не нужно этого делать только для того, чтобы стать идеальным психотерапевтом, пусть ваш внутренний идеальный психотерапевт будет побочным продуктом вашей страсти к жизни, или, по крайней мере, пусть одно наполняет и улучшает другое. Это самый полезный совет, который я могу дать» (Приложение 2).
Всемирно признанный американский психотерапевт Ирвин Ялом относится к психотерапии больше как к призванию, чем как к профессии. Во время своего визита в Москву в сентябре 2014 года, отвечая на вопросы российских коллег о личности терапевта и о его способностях, он сказал, в частности, что в процессе психотерапии задействована не только профессиональная репутация, но и вся личность терапевта. Обучая молодых психотерапевтов, Ялом, по его словам, уже после нескольких недель понимает, кто из его учеников станет хорошим терапевтом (правда, никаких комментариев о том, как он это понимает и что значит «хороший» терапевт, не последовало). Вместе с тем, можно вполне уверенно утверждать, что Ялом имел ввиду именно какие-то личностные характеристики своих учеников, потому как за несколько недель невозможно обучить профессии и сформировать какие-то нужные для нее качества. Он напомнил в этой связи слова К. Роджерса, который утверждал, что терапевтов не обучают, их отбирают.
Зная, что И. Ялом не дает в последнее время развернутых ответов на адресованные ему многочисленные письма, мы все же рискнули задать мэтру вопрос о личностных качествах экзистенциального терапевта, на что он ответил предельно коротко: «Я написал об этом в своей книге „Экзистенциальная терапия“». Возражать ему мы не стали, перечитали еще раз книгу и, к своему сожалению, ответа не нашли. Вместе с тем, в некоторых книгах он все же мимоходом касается данного вопроса.
В частности, в своей работе «Дар психотерапии» на вопрос, «что является самым ценным орудием терапевта» Ялом ответил: «Его собственное „я“» (Ялом, 2012, с. 69). Поэтому одной из основных способностей хорошего психотерапевта (не обязательно экзистенциального) он считает способность неустанно работать над собой в течение всей жизни, расти в самопознании и осведомленности, показывая пациенту путь на своем примере. Успешный терапевт должен быть в состоянии сопереживать любым человеческим желаниям и порывам, а также справляться с изоляцией, волнением и фрустрацией, которые неизбежны в работе психотерапевта. Помимо эмпатии, ответственности, воли, желания, решимости и повышенной чувствительности к экзистенциальным вопросам, терапевт должен быть умелым в главном, что определяет исход лечения, – выстраивании доверительных и поддерживающих взаимоотношений с пациентом как с «попутчиком». «Мне кажется, „техника“ только тогда облегчает работу, когда выведена из уникальной встречи терапевта со своим пациентом» (там же, с. 62).
Лидер экзистенциально-феноменологического подхода Эмми ван Дорцен рассматривает экзистенциального консультанта/психотерапевта как наставника в искусстве жизни, гида, слугу клиента, помощника и служителя души. «Искусство психотерапии и консультирования – нечто большее, чем просто определенная компетентность, применение полученных навыков или техник. Обычно принято считать, что практикующие специалисты должны опираться на личные качества и определенную зрелость благодаря своему жизненному опыту» (Дорцен, 2017, с. 216).
В одной из своих ранних книг Дорцен высказалась о качествах эффективных терапевтов (Deurzen-Smith, 1995). Хороший экзистенциальный терапевт, по ее убеждению, совмещает в себе определенные личные качества и профессиональные знания в области методологии. Но, в конечном итоге, считает Дорцен, для хорошего терапевта важны не столько образование и уровень профессионального мастерства, сколько его принадлежность к определенному типу людей и сильный характер. Необходимые для терапевта качества Дорцен разделила на четыре категории: жизненный опыт, установки и личные качества, теоретические знания и профессиональная подготовка.
Раскрывая первую категорию – жизненный опыт – Эмми ван Дорцен говорит о том, что для экзистенциального терапевта характерен высокий уровень психологической зрелости, который проявляется в умении принимать всевозможные, даже противоречащие друг другу, мнения, установки, чувства, мысли и переживания. Она выделяет несколько областей жизненного опыта, которые особенно способствуют достижению такого уровня зрелости личности: опыт межкультурного общения, опыт воспитания детей или опеки в условиях близких отношений, опыт погружения в общество с разных позиций, работа и обучение в различных сферах, опыт принадлежности к разным социальным классам и т. п. Интересным нам представляется замечание Дорцен о том, что люди, выбирающие психотерапию в качестве второй профессии, часто оказываются наиболее подходящими для этой деятельности. Последним обязательным условием для достижения необходимого уровня зрелости личности, по ее мнению, является успешное преодоление достаточного количества переломных моментов (экзистенциальных кризисов) в жизни. Нужно при этом отметить, что психологическая зрелость весьма условно связана с возрастом терапевта.
Рассуждая об установках и личных качествах экзистенциального терапевта, Дорцен пишет, что он должен быть способен давать критическую, но не циничную оценку ситуациям, людям и идеям. Экзистенциальный терапевт серьезен, но при этом не авторитарен и не угнетен жизненными невзгодами. Он может относиться к человеческой природе с легкостью, надеждой и юмором, при этом глубоко осознавая истинную трагичность и мучительность, присущие бытию.
Экзистенциального терапевта отличает хорошо развитая способность к саморефлексии, он осознает, как именно проявляются в нем самом парадоксы, подъемы и спады, сильные и слабые стороны, характерные для людей. Он по-настоящему любопытен, он способен удивляться, он испытывает сильное стремление узнать, что значит быть человеком. Время от времени он отказывается от применения психологической теории и вместо нее обращается к поэзии, искусству или религии.
В области теоретических знаний всего полезнее экзистенциальному терапевту знания о ключевых противоречиях и различных представлениях, сформированных человечеством за многовековую историю. Сюда же Дорцен относит хорошую осведомленность в области истории психологи и психоанализа и обширные знания в сфере различных подходов в психотерапии. Эти знания формируют, по ее мнению, своего рода карту различных точек зрения на природу человека, на такие понятия, как здоровье и болезнь, счастье и несчастье – что также развивает ум и расширяет кругозор и мироощущение терапевта.
Профессиональная подготовка экзистенциального терапевта должна быть всесторонней и разноплановой. По мнению Дорцен, обучение должно включать большой объем клинической практики, сопровождающейся супервизией, и работу по саморефлексии и анализу. Здесь, считает она, значение имеет не столько объем учебной работы, сколько ее качество. Количество часов индивидуальной и групповой терапии несущественно. Некоторые не смогут достичь необходимого уровня понимания и глубины, независимо от количества психотерапевтической практики. Другие окажутся далеко впереди – благодаря многолетней практике саморефлексии. Степень готовности обычно становится понятной в ходе супервизии, поскольку реакция будущего психотерапевта на беды других людей является отличным показателем его установок, отношения к жизни и уровня самопознания.
На наш вопрос, «изменилась ли ее точка зрения за более чем 20 лет с момента написания этого текста?», Эмми ван Дорцен ответила, что существенно не изменилась, и она до сих пор считает, что экзистенциальному терапевту требуется нечто особенное. И далее она назвала три особенности. Первая и наиболее важная – жизненный опыт. Вторая особенность – преданность правде и стремление к пониманию, которые являются движущей силой для многих экзистенциальных терапевтов. Интерес к философии, вопросам морали, этике и религии – показатель того, что человек может стать хорошим экзистенциальным терапевтом. Третья – личная способность к гибкости и открытость навстречу опыту, переживаемому другими. Умение подняться над личным «я» в поиске трансцендентного опыта, который делает всех нас частью рода человеческого и наделяет способностью понимать тяжелое состояние другого и одновременно учиться на этом примере, – это крайне важная составляющая, которая нужна для качественной экзистенциальной психотерапии (Приложение 2).
Экзистенциальный терапевт, по мнению Э. ван Дорцен, больше философ, чем врач или психолог, и к нему предъявляется ряд требований. В ряде своих последних книг она пишет, что он, в частности, должен быть мудрым, толерантным и внимательным, иметь пытливый и критический ум, уметь распознавать собственные ценности и убеждения, быть способным к анализу, рефлексии и переживанию эмоций, испытывать страсть к жизни, экзистенциальную смелость, уметь находиться в резонансе и совместном присутствии с клиентом, сотрудничать и взаимодействовать с ним, быть способным пойти на риск. Ему должны быть свойственны искренность и эмпатия, спокойствие и уверенность, принятие жизни во всех ее противоречиях и способность выдерживать напряжение парадоксов, смирение перед тайной жизни и смирение по поводу собственного невежества (Дорцен, 2017; Deurzen, Adams, 2016).
Выдающийся представитель Британской школы Эрнесто Спинелли рассматривает психотерапевта как помощника и как проводника в совместном с клиентом исследовании его мира, в прояснении чего-то, что может быть рациональным или иррациональным. «Я вижу свою задачу скорее в том, чтобы взаимодействовать с вами так, что это позволит нам обоим увидеть ваш опыт бытия значительно яснее, чем вы видели его в прошлом. И помощь, которую я могу оказать, заключается в комментариях и вопросах, которые заставят вас быть более четким и ясным в формулировках, высказываниях о своем опыте. Вот работа, которая кажется мне правильной» (Спинелли, 1999, с. 187).
Отмечая такие важные для психотерапевта свойства, как умение слушать клиента, фокусироваться на отношениях с ним, быть честным, смиренным, открытым и способным принимать способ бытия клиента в настоящем, «оставаться вместе», «стоять рядом» с ним и сопровождать его, Спинелли отмечает, что, пожалуй, самым важным для терапевта является такое свойство, как любопытство, а главным умением – умение воспринимать жизнь, как ее воспринимает клиент. «В этом смысле терапевт – как бы актер школы Станиславского» (там же, с. 205), способный «взять в скобки» свои собственные убеждения, теории, пристрастия и предположения, свои собственные смыслы и интерпретации. Эти слова очень перекликаются с теми, которые часто своим студентам повторял И. Ялом: «Смотрите из окна другого. Попытайтесь увидеть мир таким, каким его видит ваш пациент» (Ялом, 2012, с. 42). «Экзистенциальный терапевт в целом склонен более скептически, более осторожно относиться к вынесению общих суждений по поводу истины и знания, чем представители других традиций» (Спинелли, 1999, с. 198).
Задаваясь вопросами о «квалификации» экзистенциального терапевта и о том, какого рода склонностями он должен обладать, Спинелли пишет: «Никакими, кроме такой простой и очевидной вещи, как применение легко различимых или передаваемых „навыков“. Правда, „навыки“ здесь должны основываться в большей степени на качественных элементах, сосредоточенных вокруг вопросов бытия, нежели на непосредственном количественном и директивном участии, выведенном из „практикования“ навыков, которым человек может быть обучен и, в свою очередь, может обучить других. Такие „экзистенциальные навыки“ (или „качества бытия“) придают особое значение индивидуальным „способам бытия“ самого экзистенциального терапевта в отношениях с клиентом. И именно как непосредственно относящиеся к делу, они требуют от психотерапевта постоянного стремления оставаться открытым и откликающимся на такие вызовы бытия, как неопределенность, небезопасность и восприимчивость к непосредственным возможностям человеческой (и человечной) встречи с другим» (там же, с. 27–28).
Отвечая на наш вопрос о личностных качествах экзистенциального терапевта, Спинелли, апеллируя к предложенному им когда-то термину «не-знание», написал, в частности, следующее: «Не-знание связано с такими ощущениями, как, в числе прочих: любопытство; желание и готовность в полной мере принять правдивость всего, что клиент вынесет из своего опыта; открытость неожиданным возможностям, которые может принести встреча психотерапевта с клиентом в зависимости от направления, в котором она может развиваться; стремление оставаться с таким клиентом, какой он есть, а не каким он может стать или перестать быть; принятие волнения или беспокойства, вызванного такой неопределенной встречей» (Приложение 2).
Еще один известный британский психолог Мик Купер на нашу просьбу высказать свое мнение по вопросу о личностных особенностях хорошего экзистенциального терапевта ответил следующее: «Я полагаю, если под словом „хороший“ мы понимаем „эффективный“ и „оказывающий поддержку клиенту, переживающему изменения“, то можно предположить, что качества будут совпадать с качествами психотерапевтов, работающих в других направлениях. Дружелюбный, гибкий, настроенный на диалог, проявляющий эмпатию, умеющий справляться с контрпереносом, квалифицированный, уверенный, внушающий доверие. Открытый и не склонный к предрассудкам и дискриминации… Внимательный… Не слишком тревожный – достаточно спокойный и сконцентрированный. Это вся информация, содержащаяся в исследованиях о психотерапевтах в целом и, честно говоря, я полагаю, что личностные качества эффективных психотерапевтов, вероятно, весьма сходны» (Приложение 2).
Лидер Бирштонской школы Римас Кочюнас считает, что экзистенциального консультанта/психотерапевта отличают особое мировоззрение и установки. В одной из дискуссий со своими коллегами по вопросу о личности психотерапевта Кочюнас особо выделил такое его качество, как открытость. «Не представляю себе психотерапию без того, чтобы быть открытым всему, что может происходить с пациентом, к тому, что с тобой может происходить, когда ты с ним. Это такая открытость, которая тебя делает бо́льшим, чем человек – просто человек со знанием проблем и того, что с ними можно делать. Нужно быть открытым прежде всего самому себе – и тогда другому. Быть готовым к встрече с любым проявлением этого в человеке. Не всё можно принять, но со всем можно быть. Еще терапевт должен быть образованным человеком. Если он опирается только на психотерапевтическое образование, это будет всегда узко и для него, и для клиента, потому что он будет все психологизировать. Он должен шире смотреть в контексте его жизни, социальной ситуации, места, из которого он пришел, из той работы, профессии» (Каган, 2018, с. 258–259).
В известном интервью Ф. Е. Василюка с Р. Кочюнасом, последний, в частности, сказал: «Для меня главное – это интеграция теории, практики, философии и самой жизни в целом, т. е. как я живу, что делаю, как это, с одной стороны, влияет на мою работу, а с другой – как работа влияет на мою жизнь. Мне кажется очень важным, чтобы в практике терапевта соединились его жизнь, мировоззрение и теория. Основной вопрос для меня не „что умеет“ терапевт, а „кем является“» (Дар ученичества…, 2010, № 1, с. 143).
Примерно об этом же говорил Кочюнас, выступая на одной из международных конференций в г. Санкт-Петербурге с докладом «Сила и скромность экзистенциального терапевта». «Терапевт работает собой и своей личностью. Это требует от него заботы о развитии, самопознания. Он должен быть предсказуемым для самого себя. В экзистенциальной терапии нет арсенала методов, поэтому экзистенциальный терапевт должен заботиться о развитии своего мировоззрения, экзистенциального видения» (Кочюнас, 2018).
Там же, отвечая на вопрос «Что значит быть экзистенциальным терапевтом?», Р. Кочюнас напомнил, что, прежде всего, нужно понимать разницу между деланием в терапии и бытием в терапии.
С его точки зрения, делание ближе к медицинской модели психотерапии, опирается на экспертность терапевта и связано с тем, что он пытается поставить «диагноз» клиенту и найти наиболее эффективную психотерапевтическую «таблетку» для облегчения его состояния.
Экзистенциальная же терапия озабочена не тем, что нам делать в терапии, а тем, как терапевту быть с клиентом, как быть в отношениях с ним, чтобы сам способ бытия оказался целебным и помогающим. Чтобы не терапевт помогал, а помогали бы те отношения, которые они создают вместе с клиентом. А это значит быть ближе к себе, а не к своей экспертности, – ближе к себе как человеку, как личности, а вовсе не к своей системе знаний. Эта модель опирается на исследование трудностей клиента, на исследование контекстов, в которых эти трудности появляются и проявляются. И терапевт стремится не что-то сделать, а стремится прежде всего понять (здесь понимание – это не результат отношений, а процесс, бытие понимающих отношений).
Таким образом, быть экзистенциальным терапевтом – значит работать экзистенциально, феноменологически. Говоря о феноменологической позиции терапевта, Кочюнас особо подчеркнул, что это именно позиция, а не метод. Быть в феноменологической позиции – значит быть терпеливым, принимающим, слушающим и слышащим, открытым к сопереживанию, ничего не навязывающим, быть больше ассистентом, а не ведущим. Эта позиция создает неопределенность, а потому самое важное качество экзистенциального терапевта – быть достаточно спокойным и дружить с неопределенностью, хорошим основанием для чего является доверие своим чувствам. Феноменологическая позиция требует от терапевта включения, вхождения в отношения, что само по себе есть постоянная и сложная работа.
Кочюнас отметил, что главным достоинством экзистенциального терапевта является скромность – когда терапевт признаёт, что его знание о жизни клиента уступает знанию последнего о себе. Ввиду чего терапевт должен воздерживаться от каких-либо заключений о клиенте.
В завершение своего выступления Римас сказал следующее: «Терапевт вообще-то не много чем может помочь клиенту – это реальность. Но всегда что-то может. Прежде всего он может дать другому человеку увидеть и почувствовать собственную силу для желаемых изменений. Почувствовав „собственные ноги“, тот сможет идти самостоятельно. И это уже достаточно серьезный результат и победа терапии» (Кочюнас, 2018).
Целью экзистенциально-аналитического консультирования и психотерапии, по мнению Альфрида Лэнгле, является помощь человеку в актуализации его личностного бытия, в развитии его способности выражать свою личность и оказывать личное влияние на свой мир. Экзистенциальный анализ требует от психолога умения держаться на понятийном уровне при взаимодействии с клиентом, то есть раскрывать проблемы клиента для психотерапевтического процесса и личностных изменений; во-вторых, открытости к мотивациям и смысловым содержаниям клиентов, то есть акцент делается на том, почему человек принимает то или иное решение и действует в соответствии с ним; в-третьих, экзистенциальный аналитик должен уметь помочь найти человеку доступ к своему внутреннему миру, установить контакт с подлинным Я, что в результате активирует его способность быть чутким и в отношении других людей (Лэнгле, 2003).
На наш вопрос о личностных качествах терапевтов экзистенциального направления А. Лэнгле ответил следующее: «Экзистенциальные психотерапевты не имеют (и не должны иметь) каких-то особых личностных качеств, которые отличают их от психотерапевтов других направлений/модальностей.
Они должны использовать специальные инструменты и методы, должны, в первую очередь, феноменологически работать и редко использовать интерпретации с использованием теории или знаний, но стараться понять пациентов и клиентов из их экзистенциальных контекстов и личных мотиваций» (Приложение 2). Во время одной из супервизий в Москве в октябре 2019 года Лэнгле как-то заметил: «Каждый раз, когда мы начинаем интерпретировать, – это признак того, что мы забыли спросить».
По мнению Лэнгле, «психотерапия – это только ремесло, которым занимаются люди. <…> Как ремеслу, ей можно научиться, и каждый человек может заниматься ею как терапевт <…> хотя всегда необходимо учитывать, что умение, талант и некоторые другие факторы принципиальной обучаемости тоже устанавливают ограничения/границы» (Лэнгле, 2019, с. 61).
Один из ведущих представителей дазайн-аналитической традиции в психотерапии Алиса Хольцхей-Кунц, отвечая на наш вопрос, написала, что самым важным качеством она считает умение и готовность быть прежде всего слушателем, искренне заинтересованным в том, что говорит клиент. К числу специфических качеств экзистенциального терапевта она отнесла следующие: способность и готовность понять, что проблемы клиента одновременно являются и проблемами психотерапевта в силу их всеобщего экзистенциального характера; способность и готовность принять, что психотерапевт не является экспертом в применении техник и стратегий из учебника, направленных на изменение клиента в соответствии с какой-либо психологической теорией, и что он не является «гуру», способным привести клиента к счастью; глубокий интерес психотерапевта к изучению трудов экзистенциальных философов, а также теории и практики З. Фрейда и других психоаналитиков (Приложение 2).
Оригинальные и глубокие взгляды на проблему личностных качеств экзистенциального консультанта/психотерапевта представлены российскими экспертами и специалистами республик бывшего СССР, представляющими различные школы и модальности (Приложение 2).
Весьма интересны и содержательны – в контексте нашего исследования – ответы ведущих экзистенциальных психотерапевтов на заданный им в преддверии Второго Всемирного конгресса в Аргентине в мае 2019 года вопрос: «Что бы вы сказали студентам-психологам, которые выбрали профессию психотерапевта?» (Приложение 5).
Таким образом, мы видим, что во всех направлениях психотерапии признается важность и значимость роли психолога во взаимодействии с клиентом. Психотерапевт может выступать в нескольких ролях – наставника, помощника, попутчика и т. д. Но роль – скорее больше профессиональное и социальное понятие, чем личностное. Ролевому взаимодействию можно научить (и научиться).
Что касается личностных характеристик психотерапевта, то этот вопрос менее проработан в науке. Часто называются качества (эмпатия, доброжелательность, уважение личности клиента и др.), которые могут быть отнесены практически к любому специалисту помогающих профессий. Но если мы говорим о каких-то особых качествах психотерапевтов/консультантов, то должны говорить скорее о качествах, которые делают его эффективным. Вместе с тем мы вполне солидарны с теми, кто утверждает, что каждое направление/модальность предъявляет к личности работающего в ней психолога специфические требования. Более того, личностные характеристики – это то, чему, как правило, нельзя научить/научиться в университетах.
Поскольку мы в своей работе рассматриваем экзистенциальных терапевтов/консультантов, нам был интересен взгляд на данный вопрос ведущих современных специалистов в этой области. Экзистенциальная психотерапия, несмотря на разнообразие школ и подходов, действительно отличается от других направлений как в своих теоретических, так и прикладных аспектах. Ключевой особенностью выступает то, как экзистенциальный терапевт/консультант видит другого человека, клиента, себя в этом мире (Баулс, 2005). Другой важной особенностью является то, что экзистенциальный консультант/терапевт работает с клиентом в пространстве его мировоззрения и установок.
Каждая из школ имеет свою собственную специфику, которая обусловлена не только обстоятельствами места и времени (как говорил В. Франкл, «каждому времени требуется своя психотерапия»), не только философскими предпочтениями и пристрастиями их создателей, но также их личным и профессиональным опытом и убеждениями. Ровно об этом свидетельствует и разброс экспертных мнений по вопросу о личностных особенностях терапевтов. Например, А. Лэнгле считает, что экзистенциальному терапевту не должны быть свойственны какие-то особые личностные качества, в то время как Э. ван Дорцен и другие достаточно определенно заявляют об обратном.
Однако при всей разнице во взглядах и при всем многообразии подходов к личностным особенностям психотерапевта/консультанта, можно, тем не менее, вычленить те качества, которые чаще всего называются экспертами в области экзистенциальной психологии/психотерапии. Назовем основные: