А. Берблюм
Потомки
– Видишь, как я загадочно улыбаюсь сейчас? И теперь снова: «но ведь можно и не выносить дневник из библиотеки».
– Черт, Адам! – бросил вилку Всеслав на стол.
– Ты понял?
– Нет!
Адам пожал плечами:
– Ну ладно, а зачем тогда так эффектно бросил вилку? Всеслав, мы можем просто скопировать дневник.
Всеслав откинулся на спинку стула и на пару секунд закрыл глаза.
– Да, это вполне реально, если хорошо все продумать.
– Конечно реально. Только надо завалиться туда толпой, человек пятнадцать, и кто-нибудь под шумок его скопирует.
– Отлично придумано, – одобрил Всеслав, отправив в рот очередной пельмень, – гениальность – это твое. А почему мы под шумок не можем вынести дневник?
– Все равно, это рискованно. Наверху нас может ждать полиция. Не думаю, что наш поход в библиотеку, останется незамеченным. Копию можно просто отослать себе в спам.
Всеслав почесал подборок.
– Должно сработать. Насчет полиции, я боюсь, ты будешь прав.
– Авлот не дурак, он поймет, что мы идем туда целенаправленно за дневником Бирвиц. Самому отыскать – ему сто лет понадобится, понятно, что он не торопится. А тут все на блюдечке.
– А ты не думаешь, что он догадается о копии?
– Может и догадается. Но пока он будет ее искать, мы уже успеем перенаправить ее через несколько серверов и хорошо спрятать. Или вообще обнародовать. Пустить в общий доступ. Он ведь этого боится.
– Может тогда сразу в общий доступ?
– Можно. Надо поговорить со Станюковичем. Может, как-то вирусно запостить, чтобы государственные спецы не успели стереть все файлы.
– Я представляю лицо Авлота, когда ему сообщат, что Дневник Бирвиц в сети, – в мечтательной улыбке расплылся лидер человекоборцев.
– Николас Толм может стать для нас проблемой?
– Не думаю, – вновь сосредоточился Всеслав. – Ты же видишь, как он все делает втихую. Значит, по какой-то причине он не хочет огласки. Хотя с его капиталом он мог бы купить эту библиотеку, нам как саркофаг. И его адвокаты доказали бы, что это наша последняя воля. Почему закон всегда на стороне денег и власти?
– Власть – это способность одних людей подчинять своей воле других. Тот, кто сильнее, тот имеет власть. Государство, по сути, управляется людьми, имеющими возможность заставить тебя жить, как им хочется. Когда это маленькая общность людей, то это самые сильные мужчины, лучшие воины. Когда большое государство, то это люди, которым подчиняется армия. Вся наша демократия – это иллюзия.
– Но эта иллюзия имеет свои законы. Чтобы добиться этой самой власти надо для начала влезть и закрепиться в системе, заручиться поддержкой тех, кто уже имеет вес. Это преемственность власти, самый продуктивный метод добиться ключевого поста в управлении.
– Богатый отец своими деньгами даст возможность сыну при желании манипулировать властью. И тут зависит все от количества денег. Если их очень много, то можно просто диктовать правительству свои условия, если не так много, то подкупать более мелких чиновников. Мы презираем деньги, а они смеются над нами и управляют нами.
– Деньги смеются над нами? – не понял Всеслав.
– Да, я не знаю, как это сказать. Но мы ставим себя выше денег, а на самом деле мы подчиняемся им. Мы рассказываем себе сказки о том, что мы сломали эту систему сверхпотребления, навязанную нам корпорациями, перестали покупать ненужные нам вещи. Осудили вещизм, перестали определять статус вещами, которые можно купить. Но деньги, как управляли нами, так и управляют. Если у тебя достаточно денег, чтобы купить армию, ты делаешь все, что тебе в голову придет, и тебя никто не остановит.
– Да. Но все же в современном обществе, имея достаточный внутренний потенциал, можно добиться того, что тебя введут в круг власти и передадут, хотя бы ее часть. А дальше ты можешь иметь ее всю. Многие мировые лидеры начинали с низов и заканчивали на вершине.
– И что, Всеслав, у тебя достаточно амбиций? Все эти лидеры приходили вместе с революцией. Хочешь устроить следующую?
Всеслав задумчиво крутил вилку в руках, то ли обдумывая ответ, то ли грустя из-за бренности жизни, пока, наконец, не попытался объяснить свое душевное состояние.
– Я не хочу революции, не хочу хаоса. И, наверное, я больше выгляжу, как амбициозный молодой лидер политического движения, чем есть на самом деле. Я люблю нравиться всем подряд, люблю, когда меня слушают. Мне нравится, что я успешный и перспективный. А хочу ли я чего-то большего? Если признаться самому себе, то больше все же не хочу. Я не хочу власти, она заставляет принимать на себя ответственность за жизни людей. Я могу сделать что-то не так, и люди будут меня ненавидеть, а если я ничего не буду делать, они тоже будут меня ненавидеть.
– Это твои страхи. На самом деле все твои действия ведут тебя к власти.
– Я так не думаю. Адам, мы маленькая партия. Наша цель только защитить большеголовых людей. Мы не высказываем желание переиначить весь мир. Где тут амбиции? Единственные люди, интересы которых мы представляем, это гидроцефалы.
– Да, мы маленькая партия, защищаем только большеголовых людей, согласен. Но знают о нас все. Министр Авлот лично нас ненавидит, за нами следит Толм. Феминистки выторговывают у нас министерскую дочь. После планетария меня журналисты просто завалили предложениями по интервью.
– Ты согласился хоть на одно? – поинтересовался Всеслав.
– Зачем? Мы и так популярны. Название нашей партии говорит само за себя, особенно не надо серой массе пояснять, чьи интересы мы представляем. А вопросы эти все представители прессы будут задавать только про Зою. Короче, нет смысла с ними общаться.
– Согласен. Заберем дневник Бирвиц – вот тогда и пообщаемся.
Глава 23
В небольшом коридоре перед Залом Заседаний не было ни души, только теплые солнечные зайчики, прыгающие с окон соседнего здания, иррационально носились взад-вперед. Все остальные слушали вдохновляющую речь Всеслава о том, что, наконец, дневник Евгении Бирвиц найден. Но, не дослушав до конца проповеди, в коридор выскочил Адам. Он был явно обеспокоен. За ним спустя пару минут вышла Вера.
– Адам, – окликнула она его.
Адам мрачно ходил по коридору, в раздумьях терзая подбородок, как будто сломай он его, это привело бы к правильным ответам.
– Адам, – Вера поймала его за руку, – что не так?
– Да все не так! – гаркнул ей в лицо Адам, так что она невольно отпрянула.
– В самом деле?
– Ой, прости, Вера, прости, не обижайся. Знаешь, провались пропадом эта партия вместе с Всеславом. Пусть горит в аду, главное, ты не обижайся. Вот скажи, что такой ангел делает в этом зверинце?
– Адам, ты сейчас подшучиваешь надо мной?
– Какое там… Я просто удивляюсь, что ты делаешь рядом с Всеславом. Он же дурак! Он идиот.
– Адам, что случилось?
– Ничего не случилось. Пока ничего.
– Так может и не случится… Ты боишься идти в библиотеку из-за того случая… когда тебя чуть не убили?
Адам удивленно посмотрел на Веру. Он даже подумать не мог, что она так объяснит себе его, как он думал, откровенную злость.
– Нет! – возмутился он. – Ты что серьезно думаешь, что я боюсь?
– Ну может, у тебя пост травматический синдром, что в этом такого? Бояться – это вообще-то нормально.
– У меня нет ПТСР, Вера. Вера, как тебе вообще это в голову могло прийти? Дело вообще в другом. Всеслав… он не должен был всем вот так вот рассказывать о дневнике Бирвиц. Понимаешь, у нас была задумка слить книгу в открытый доступ прямо из Центральной Библиотеки. Чтобы пришло много людей сразу, и все разбежались по коридорам, потом также вышли из библиотеки.
– И что не так? Сейчас все собираются туда пойти.
– Да все не так, Вера. Надо было каждому отдельно написать, позвонить, лично сказать. Но не на общем собрании. У нас в партии шпионы Толма, ходят, как у себя дома, никого не стесняясь, и, я уверен, что и шпионы Железного Авлота.
– Шпионы Толма? Миллиардера Николаса Толма? – в голосе Веры слышалась немалая доля иронии. – Может все-таки ПТСР, Адам?
Адам вместо ответа просто молча смотрел на Веру. Он сам понимал, как это глупо звучит, что владелец НТ-Союза шпионит за партией человекоборцев. Их партия была слишком малозначительна для решения хоть каких-то дел на уровне правительства, у них даже не было ни одного лояльного к ним депутата.
– Да, Вера, – наконец, ответил он сухо, – миллиардер Толм. Мы ему не нужны, ему нужен Дневник Бирвиц. Он очень хочет его получить. А насчет Авлота, ты и сама понимаешь, почему мы ему интересны.
– Допустим. Допустим, ты не параноик, и у нас в партии и правда пара-тройка людей сливают все интересное Толму. А может только одна Талер. Все равно, что сделают Авлот или Толм, когда мы пойдем в библиотеку? Соберут армию полицейских и будут досматривать каждого или ходить за нами по пятам.
– Я точно не знаю, но уверен, что ничего хорошего из того, что мы их предупредили заранее, не будет.
– Так идите сейчас, – прозвучало с противоположного конца коридора.
Адам с Верой обернулись, и их накрыло удивление двенадцатибального уровня по шкале Рихтера – прямо по коридору к ним, криво улыбаясь, направлялся Мясник, а рядом с ним, как верный телохранитель, шел Гарри.
– Родик? – слегка просевшим голосом проговорил Адам. – Что ты здесь делаешь. Привет, Гарри, как дела?
– Спасибо, неплохо, – добродушно улыбаясь, ответил тот.
– Я просто офигел, когда узнал, что вы затеяли, и приехал к вам собственной персоной, – вид Мясника выражал крайнюю обеспокоенность. – Ребята, дорогие, куда вы лезете за этим дневником, вас что мало били?
– А откуда ты это узнал?
Мясник артистично удивился:
– Милые мои, золотые, да у вас тут все так интересненько и половина ваших прихожан сливает вас прямо на ваших собраниях всем любопытствующим, а их довольно много. И да – я в их числе последних.
– Ты хочешь сказать, что…
– Да, дорогой, да. За инфу про вашу дурную деятельность предлагают неплохие плюшки. Тут, как бы, грех отказываться.
Вера переводила взгляд то со строгого лица Адама на лоснящуюся, растекшуюся в улыбке, физиономию Мясника, то на отстраненное выражение Гарри, а потом обратно на Адама, не в состоянии определить врет ли толстый антиглобалист или это опять какая-то идиотская шутка.
Мясник с удовольствием наблюдал за явным замешательством Веры. Не отводя от нее взгляда, он взял Адама под локоток и, как будто играя, слегка понизив интонацию, предложил:
– Адам, я понимаю, у нас было некоторые разногласия…
– Разногласия? – Адам высвободил руку из цепких лап Мясник.
– Можно сказать взаимное недопонимание.
– Недопонимание, Родион? А что я недопонял, когда лежал в больнице с проломленным черепом?
– Проломленным черепом – да ну, ты утрируешь. А вот, я действительно так и недопонял степень вашей долбанутости. Ведь, понимаешь ли, я реально мог погибнуть на том обрыве. А вы бы просидели все свои юные светлые годы в тюрьме. А что без вас бы тогда делали ваши гидроцефалы? А? Да, в принципе, то, что и сейчас – жили в гетто. Вы бы жили в тюрьме, а они – в гетто.
– Мясник, а не пошел бы ты в жопу?
– Ну вот, обиделся.
– Ладно, – вздохнул Адам, – чего ты вообще приперся?
– Приперся, – хмыкнул Мясник. – Я пришел. Я пришел отговорить вас от этой дикой завтрашней затеи. Вас же повяжут. Это, как пить дать, золотые мои. Повяжут, отберут Дневник, и все. Нет, вас то конечно выпустят на следующий день, а толку… Дневник будет почитывать господин Авлот за утренним кофе или чаем, или что он там пьет, кровь уклонившихся от весеннего призыва, я не знаю.
– А какое тебе дело до дневника Бирвиц? – не понял Адам
– Видишь ли, мой милый друг-человекоборец, – Мясник снова попытался взять собеседника под руку, но тут умело выпутался из его объятий. – Дневник Бирвиц очень интересует одного богатого и влиятельного человека, я думаю, ты понял, что я имею в виду Николаса Толма. Он так и так его заполучит, слишком уж много у него денег. Узнав о ваших намерениях, он либо добудет желаемое через толпу хорошо оплачиваемых, соответственно, верных ему людей, которые дадут вам люлей. Либо… через купленную полицию. Вообщем, это понятно, что, сколько бы вас туда не пришло, никто оттуда Дневник не вынесет. Вернее, вынесет, но не унесет. Единственное препятствие для него только злой министр, тоже повернувшийся на этом Дневнике. Поэтому давайте так – как бы «и волки сыты и овцы…тоже сыты».
Он уже видимо хотел, наконец, озвучить свое предложение, с которым он пришел прямо в логово врага, как вдруг из логова повалила толпа после закончившегося собрания. Мясник немного замялся, но потом решил, что это даже к лучшему и потащил Адама к Всеславу.
– Либо ты сошел с ума, – бурчал Адам, пробираясь через встречный поток людей, – либо ты надеешься сорвать что-то уж слишком крупное.
– Я просто добрый и вам помогаю.
Всеслав, увидев, кто к нему направляется, привстал с кресла, на котором отдыхал после выступления перед своими однопартийцами.
– Родик, а что ты тут делаешь? Привет, Гарри.
– Видишь, бросил все – партию, семью, работу и подался в человекоборцы. Все осознал.
– Хватит этих дурацких шуточек, – одернул его Адам.
– Это был сарказм, – объяснил Мясник.
– Ты уже скажешь, что тебе до Дневника Бирвиц? – Адам был на грани кипения.
– Дневник Бирвиц? – вмешался Всеслав. – Ты хочешь завтра с нами пойти в библиотеку?
– Нет. Я хочу, чтобы вы завтра там даже и не появлялись.
– А откуда ты вообще знаешь, что мы собираемся идти туда?
– Об этом уже все знают, Всеслав, – мрачно ответил Адам.
– Серьезно?
– Ты популярен, брат, – грустно съязвил Адам.
Мясник хмыкнул, шутка Адама ему показалась крайне удачной.
– «Популярен» – хорошо сказано. Всеслав, солнце, ну подумай хорошо, что нам всем от тебя надо. Да не смотри ты на меня, как балерина на токарный станок, что мы хотим? Правильно Дневник Бирвиц.
– Вот тебе-то он зачем?
– Ты мыслишь в правильном направлении. Я его хочу, потому что его хочет Толм, так хочет, что точно заберет. Так почему бы нам его не поменять на что-нибудь… полезное?
– Полезное, – зло повторил за ним Всеслав. – А я думаю, что Дневник и так полезен сам по себе.
– Полезно то, что у тебя есть, а не воспоминания о том, что у тебя отобрали. Даже если завтра вы все вместе ломанетесь в библиотеку, как стадо баранов, это ничего не изменит. Можете бабуль из драмкружка прихватить, да все равно, ничего у вас не выйдет. Против вас миллиарды Толма и… регулярная армия Железного Авлота. Вы чего, ребята, ну включите мозги.
С Мясника так обильно лил пот, что казалось, он тает. Всеслав, глядя на эти ручьи, весело бегущие с вершины верховного антимонополиста, не сомневался, что тот искренне боится упустить выгоду.
– Родик, я не могу одного понять. Зачем ты мне? Я и сам могу договориться с Толмом, если захочу. А про министра так я вообще молчу, я встречаюсь с его дочерью.
Мясник краем глаза заметил, как у Веры, наблюдающей за разговором, дернулось плечо.
– Да уж, – криво улыбнулся он. – Я так и вижу, как вы мило беседуете за утренним кофе, он похлопывает тебя по плечу так по-отцовски. Хотя нет, похлопывание скорее такое как бы «армейское» от которого потом не остается плеч. И головы. Да ладно тебе, Всеслав, ты сам прекрасно понимаешь, что ты не пойдешь договариваться с Толмом. Давай обсудим.
Всеслав только открыл рот, чтобы возразить, как его перебил Адам.
– Слушай, Мясник, очень все это заманчиво. Я, надеюсь, что Всеслав тоже уже понял, что идти туда завтра, объявив всем, кому надо и не надо, вообще не стоит. Да, Всеслав?
– Нет, Адам. Я уже объявил на общем собрании, что мы идем за Дневником. И мы туда пойдем.
– Да хватит жестить, – чуть не сорвался на крик Адам.
– Всеслав, если дело только в том, что ты объявил на собрании, – влез Мясник, – я могу лично всех обзвонить и сказать, что все отменяется. У меня есть все контакты твоих адептов. Да, и не смотрите на меня так, это политика.
Всеслав ничего не ответил обоим и, аккуратно отодвинув удивленного Мясника, пошел к выходу.
Уже около двери он обернулся и спросил:
– Адам ты идешь?
Тот возмущенно развел руками, посмотрев на Веру, которая без звука наблюдала всю эту картину, и пошел вслед, не имея не малейшего понятия, о чем вообще думает его друг.
Уже поравнявшись с Всеславом, он обернулся, и увидел, что все трое, и Мясник, и Гарри, и Вера, так и остались стоять на месте в недоумении.
– Я не знаю, почему ты уперся, как баран… – прошипел Адам
– Давай не здесь. Я теперь параноик, мне повсюду мерещатся шпионы.
– Серьезно?
– Нет, но все равно здесь мы разговаривать не будем. И проверь жучки на одежде.
– Очень смешно.
Они вышли на улицу. Щурясь от ослепляющего солнечного света, Всеслав указал на автобусную остановку.
– Поедем ко мне. Надо хоть немного прийти в себя.
Всеслав направился в сторону остановки. Но Адам стоял, как вкопанный.
– Ты решил, что я твой личный паж? – крикнул он другу. – Хочешь домой, иди домой. Увидимся, когда у тебя появится объяснение, зачем ты выставил меня клоуном перед Верой и Мясником.
Всеслав подошел к нему, и как можно спокойнее, попытался уговорить Адама не упрямиться.
– Я выгляжу, как самодур, я понимаю. Но я объясню свою позицию, как только мы уедем отсюда.
– Я хочу услышать эту твою позицию прямо сейчас.
– Ладно, ладно. Ну давай хотя бы идти к автобусу. Я не хочу, чтобы меня поймал кто-то вроде Мясника и как на базаре выторговывал Дневник.
Адам пожал плечами, и двинулся на остановку.
– Адам, я боюсь нам крышка. Я видел в зале Мелиссу Ванко из партии планировщиков…
– А кто ее пропустил?
– Не знаю, но она явно была не одна. И вначале собрания, ее точно не было, она появилась, когда я уже объявил о предстоящей миссии. А потом я вышел и наткнулся на Мясника. Ты понимаешь, что мы наделали? Что я наделал? Я сам себе петлю на шее затянул. Как бы пафосно это не звучало. Я уже тоже понял, что объявить о Дневнике Бирвиц было такой огромной ошибкой. Это грандиозный прокол. Нельзя было говорить, что мы вообще его нашли. Никто ведь не знал наверняка, нашел ты его в библиотеке или нет.
– Нас никто не заставляет завтра идти в библиотеку.
– Тогда они придут за нами. Они все равно придут за нами. Люди Толма или люди в форме. Из нас просто выбьют эту информацию. Мы открыто объявили, что знаем, где Дневник. Теперь дело за ними, методы Авлота ты знаешь. Толм, видишь сам, тоже не церемонится. Теперь сотрясением нам не отделаться.
– Ну хорошо. Допустим, мы завтра не придем. Они захотят нас прижать и заставить отдать Дневник. А как же огласка?
– А что огласка? Мы раструбили про Дневник, потом не пришли. Ну единственная огласка, это то, что над нами посмеются те, кто не в курсе всех раскладов. А те, кто в курсе поймают нас тихо и бить будут больно.
Адам не зная, что сказать, просто рассматривал асфальт. Он и раннее не был в восторге от мысли рассказать о Дневнике на общем собрании. Но теперь он осознал, что даже если бы они пригласили бы всех без шумихи, то результат был бы один. Их все равно бы сдали. Слишком сладким куском оказался Дневник Бирвиц для очень влиятельных людей. И теперь он тоже начинал думать, что им крышка.
– Это жопа, друг. Но ведь у жопы тоже есть выход, – Адам попытался хоть как-то зажечь в себе огонек надежды.
– Там же, где и вход. Если у нас не будет ничего ценного, мы никому не будем нужны. Теперь нам придется идти в библиотеку, даже если это похоже на самоубийство. Если мы успеем обнародовать Дневник, то мы уже будем не интересны ни Толму, ни Авлоту. И пусть они делают с этой информацией, что хотят. Есть еще, конечно, вариант Мясника, но с этим куском дерьма я вообще не хочу связываться. Мы можем залезть глубже, чем мы есть. Так что?
– Что… Попробуем сбросить Дневник в общий доступ. Я встречусь со Станюковичем лично.
– Сегодня, – на всякий случай уточнил Всеслав.
– Сегодня. Наверное, даже лучше прямо сейчас. А то у меня что-то нервы сдают, надо решить все как можно быстрее.
Глава 24
Утро, казалось, только наступило, а солнце уже жарило, как адская сковорода. Всеслав с Адамом, устроились в теньке недалеко от Библиотеки, ожидая остальных участников акции.
Всеслав выглядел довольно спокойным, даже слишком, в то время как Адам не находил себе места. Его руки дрожали, глаза перебегали с одного края улицы на другой, а уверенный и непринужденный вид Всеслава его нисколько не успокаивал, а лишь раздражал.
– Через час сорок минут мы должны войти в здание библиотеки. Почему еще никого нет?
– Ты сам сказал, что еще час сорок до акции.
– Вера даже не позвонила.
– Я уговорил ее не участвовать.
– Что? – у Адама округлились глаза. – Когда это ты так о ней заботился? Неужели все действительно так плохо.
– Адам, ты сам понимаешь, что есть вариант не выпутаться из этого всего без последствий. Вера нам будет полезней на свободе, а не в соседнем обезьяннике с нами. Нам могут понадобиться деньги или связь с нужными людьми. Я прав?
– Да, Вера, нас не кинет, согласен.
– Но, я все же надеюсь, что до этого не дойдет. И у нас все получится. План-то хороший. Даже отличный.
– Да, лекспласьон.
Всеслав даже не стал размышлять над тем, была ли это ирония в словах друга, согласие или проявление безысходности. Он откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза.
– Знаешь, – сказал он, не открывая глаз, – я не могу понять, если Толм продвигает все эти научные штуки большеголовых, почему он не сотрудничает с нами. Если бы он поддерживал нас, как спонсор с его миллиардами… фу-ух, мы бы закрутили бы так, закачались бы все. Феминистки с их безупречными задницами, и эти антимонополисты, подлизывающиеся ко всем депутатам, психи комсомольцы с татуировками Сталина, они все бы сидели молча с широко открытыми глазами.
– Наши подъехали, – прервал его Адам, указывая на группу ребят, только что прибывших на место.
Еще было довольно рано до начала мероприятия, но все как обычно решили собраться заранее. В этом, наверное, и была вся соль подобных акций – пообщаться, пошутить, показать себя и посмотреть других в интересной обстановке ожидания важного события.
Шумной толпой они вывалились из автобуса, и галдеж и хохот тут же заполонил всю площадь перед Библиотекой.
– Кто этот длинный? – поинтересовался Всеслав, указывая подбородком на высокого брюнета, явно выделявшегося в толпе агентов.
– Не понял.
– Высокий, с черными волосами, рядом с Лелей Недолейкой.
– Это Джордж. Ты что его раньше не видел? Он у нас уже почти месяц.
Всеслав тяжело вздохнул.
– Да, брат, что-то я вообще потерялся. У нас партия в пять энтузиастов и трех недоумков, а я и этих посчитать не могу. Джордж? Довольно харизматичный.
– Джордж Калиткин.
– Калиткин?
– Вообще-то Георгий. Но Жора как-то странно звучит в наши дни, Гоша тоже не солидно. Вот он и зовет себя Джорджем. А что, ему идет. Не боишься, что он тебя подвинет? Молодая кровь.
– Ну ты сказал, – самодовольно протянул Всеслав, – кто меня подвинет. А этому уж точно не светит. Да у него даже нет шикарной улыбки.
– Согласен, и прическа какая-то не такая. Вроде бы такая, а все же и нет.
– Об имени я уже просто молчу. Ладно, – Всеслав встал со скамейки, – пойдем, пожмем руку Жоре Калиткину, с виду он неплохой парень.
Ленивой походкой важных людей они направились к своим однопартийным друзьям. Те, как радостные щенята, выразили такой бурный восторг при их появлении, что это смогло бы растопить любое, даже самое каменное сердце и заставить поверить в светлое и доброе.
Вообщем, как неоднократно говорил Адам, когда человек находится, в толпе его чувства и эмоции определяются не им самим, а общим настроением, и иногда навязываются обстоятельствами, но самое интересное это все дает ощущение счастья.
– Банда, привет, – широко распростер объятья Всеслав, как король обнимашек, жаждущий заключить в них сразу всех.
Толпа радостно заулюлюкала и бросилась обниматься. Адам смотрел на все происходящее, думая, что это все очень мило.
– Чрезвычайно позитивно, – услышал он знакомый голос, пропитанный адской смесью сарказма, усталости и чувства собственного превосходства.
– Инна? – удивился Адам. – Что ты здесь делаешь?
– То же, что и ты. Я так думаю. Мы ведь будем искать знаменитый Дневник Евгении Бирвиц, или я ошибаюсь?
– Да ладно, Талер, ты же ленивая порочная дрянь, каких поискать. Какие тут могут быть у тебя интересы в этом всем?
– В этом всем совместном мероприятии? Оказать посильную помощь друзьям и партии в целом, еще более сплотиться, как коллектив.
– Талер, прекрати. Фу, черт, этот твой цинизм… когда это говоришь ты, все звучит просто ужасно.
– Адам, ты просто меня не любишь. А вот Всеславу я очень нравлюсь.
– Когда это было. Все давай без этих игр, мне действительно интересно, что ты здесь забыла.
– Честно, я сама не знаю. Мне позвонил Станюкович и спросил, иду ли я. Естественно, я ответила, что нет. Я не собиралась на этот дурацкий квест в библиотеке. Но он мне сказал, что, если я не пойду, я пропущу стоящее событие. И пресса, и все будет на высоте.
– Это Станюкович тебе сказал?
– Да, что-то вроде извинения, за что был очень навязчивым последнее время. Теперь, я смотрю на это все и думаю, что он все же соврал.
– То есть, ты его при всех унизила, и он пригласил тебя на офигительное мероприятие, чтобы извиниться? Боже, Инна, ты такая вся продуманная, а тебя сделали, как девочку. Но не расстраивайся – нас тоже сделали. Всеслав!
Адам, оставив ошеломленную Талер в одиночестве, бросился к Всеславу, расталкивая толпу.
– Всеслав, Всеслав, надо валить! Станюкович нас сдал. Да, отойдите же, вы что глухие? Но недалеко, далеко не отходите, чтобы никто не подумал, что мы сваливаем.
– Сколько у нас времени?
– Не знаю, – Адам осторожно огляделся по сторонам. – Какие у них планы? Дождаться пока мы возьмем в руки Дневник? Не знаю… кто знает?
Всеслав не стал дальше его расспрашивать.
– Ладно, мальчики и девочки, акция на всякий случай отменяется. Ситуация вполне себе стандартная, но лучше побережем себя, потому что с нами дамы, – сказал он ровным голосом, чтобы не возникла паника. – Поступила, как вы поняли, важная инфа, что здесь опасно. Так что, сейчас все девочки собираются и идут в сторону остановки. Непринужденно, не быстро. Быстро и очень быстро, когда отойдете отсюда. Все поняли, тогда идите. Захватите с собой Модрич и Талер. Пока они идут – вы пятеро, да Могилев, вы, идете к библиотеке, потом по кругу, вроде, как общаетесь и около памятника уходите влево. Как только дойдете до многоэтажек – бегом. Остальные ждем.
Ричи, ты с тренировки? Отлично, доставай мяч. Начинаем играть, а Патрик, ты сразу идешь к машине. И так, когда Могилев, Венбо и остальные уйдут за памятник, мяч должен оказаться у Ричи. Пасани его вправо, в сторону акации. И все сваливаем. Все помнят где припаркован бус? И улыбаемся. Непринужденно.
Все со стороны выглядело довольно обыденным. Часть ребят в ожидании начала акции неспешно прогуливалась по окрестностям, остальные играли в мяч. Девочки, как всегда, где-то пудрили носы и обсуждали отношения.
Но все же руководителю операции по изъятию Дневника Евгении Бирвиц было неспокойно.
– Что у вас, капитан? – запросил он по рации у сотрудников, сидящих в наблюдении.
– Пока ничего не происходит.
– Что они делают?
– Играют в мяч.
– Играют в мяч? Что конкретно они делают?
– Конкретно играют в мяч. Передают друг другу мяч при помощи ног.
– Не язви мне здесь, Мельников. Авлот с нас три шкуры спустит, если что-то пойдет не так.
– Черт. Черт. Мать вашу! Все за ними. Сначала поймайте Белика.
– Мельников, что случилось?
– Они удирают, полковник.
– Не понял… что они?
– Бегут в противоположную от нас сторону.
Всеслав бежал, как породистый арабский скакун, перепрыгивая через ступеньки и бордюры. Дома заканчивались, не успев начаться, казалось, что вот еще немного, и он уйдет от своих преследователей. Но длинные ноги и огромное желание скрыться его не спасли. На эту операцию, лично спланированную министром, были направлены лучшие сотрудники. И они бегали быстрее.
Всеслав искренне ругался и в негодовании тряс головой, когда его пинками сопровождали в полицейскую машину.
– Я ни в чем не виноват. Я хотел сходить в библиотеку. Потом передумал. В чем я виноват? Что не дошел до библиотеки, что я не сдал вовремя книгу? В чем?
– Вас обвиняют в планировании и организации террористической акции.
– Что за бред, какой терроризм. Авлот там совсем с ума сошел?
– Я бы вам посоветовал, господин Белик выбирать выражения. Потому что все, что вы скажете, может использоваться против вас. Не думаю, что голословное обвинение действующей власти будет способствовать вашему скорому освобождению.
– Уроды.
– Что вы сказали?
– Ничего. Я ничего не говорил.
Глава 25
За почти уже две недели, проведенные в Москве, Зоя очень устала. Ей казались уже просто невыносимыми эти бесконечные знакомства, бесчисленные встречи, на которые Паулина ее таскала, как своего верного оруженосца. Впрочем, не только ее, что хоть немного радовало. Геворгян с Мартой Скобнич составляли им компанию на каждом мероприятии.
Паулина с легкостью объяснила свой выбор, когда Зоя, спросила, зачем ей она:
– Мы должны запоминаться. Главное сейчас, это вызвать интерес своими персонами, пробраться в мозг, – она постучала в висок, – и остаться там. Чтобы у человека, когда он вспоминал об этой встрече, в памяти всплывали не большая красивая люстра, не сомнения пить ли ему днем шампанское или нет, не официант с усами, а мы. Мы. Знойная брюнетка Геворгян, ледяная блондинка Скобнич, Зоя Авлот, жесткая и равнодушная к славе дочь министра, вся в своего папочку. И я – сердце феминизма в обличии женщины.
И хоть с чем-то Зоя была не согласна, но играла свою роль жесткой и равнодушной она без изъяна, как актриса большой сцены.
Презентации сменялись выставками, завтраки обедами, а поток нужных людей будто не заканчивался. И когда Паулина сообщила, о том, что они через пару дней улетают домой, Зоя не могла сдержать вздоха облегчения.
Они стояли на крыше огромного небоскреба, как на вершине этого урбанистического мира. Молодые, дерзкие, востребованные.
– Мне очень жаль, что наша поездка заканчивается, – глядя на ночную Москву, с некоторой грустью сказала Паулина.
Зоя посмотрела на нее. В этот момент, именно сейчас, ей тоже было жаль. Легкий ветер приятно трепал волосы и был таким теплым и одновременно свежим, темно-синее небо не нависало над ними, а словно звало их к себе. И это чувство, когда хочется, чтобы этот день никогда не заканчивался, чтобы Москва всегда ждала их, а они вечно оставались молодыми и красивыми. И чувство грусти, что все пройдет.
– Ты подумаешь, я говорю глупости, но я не хочу, чтобы ты возвращалась к Всеславу. Он хороший парень, но принесет тебе лишь разочарование.
Паулина вздохнула, видимо, этот разговор не приносил ей удовольствия.