А. Берблюм
Потомки
– Войченко – гидроцефал, я в курсе.
Но Толм не оставлял выбранной темы:
– Ну что еще? Вспоминай, Паулина.
– Мы перешли с нефти на бактериальное топливо.
– Бинго! Соллиум – изобретен Евгенией Бирвиц, первым гидроцефалом, о котором есть упоминание в истории.
– Это, – безразлично возразила феминистка, – ничего не доказывает. Есть технологии, изобретенные обычными людьми, я не могу помнить все.
– Нет, дорогая моя, есть небольшие изобретения, вроде машины, которая идеально чистит овощи. Очень хорошая вещь, мы заработали на ней кучу денег, изобретена обычным человеком, обычным хорошим человеком. Но это просто машина, для чистки овощей. И есть такие разработки как соллиум, которые определяют мир, в котором ты живешь. Энергостолбы для ваших электрокаров, опреснители и очистители, молекулярные мусороперерабатывающие заводы – это все результаты работ гидроцефалов. Все, что отличает наши технологии от того, что было сто лет назад, нет пятьдесят лет назад – все разработано ими. Пятьдесят лет назад люди еще знали, что такое голод. Человечество боялось перенаселения, голода и парникового эффекта. И если бы не эти открытия, то вполне вероятно, что их страхи бы воплотились в реальность. Гидроцефалы помогли выжить людям на этой планете, это их разработки. Люди лишь подхватывали их идеи, восхищались и помогали исполнять. А потом, боясь их ума, избавлялись от них. Да, именно из-за страха, что же они еще могут такое придумать, потому что мы даже не можем до конца понять всю мощь их ума.
– Если они такие умные, почему же каждый не покажет нам мощь ума?
Толм почесал подборок и очень холодно спросил ее:
– Все женщины такие тупые? Я трачу свое время, объясняю тебе, как устроен на самом деле этот мир, а ты пытаешься иронизировать. Тебя не пугает, что ты отсталая ветвь эволюции, что твое место, как высшего существа, заменили гидроцефалы? Мы по сравнению с ним, как питекантропы в сравнении с кроманьонцами. Люди эволюционировали в них, они наше будущее.
– Я не верю в это.
– Ты можешь не верить, можешь верить, это довольно несладкая правда. Но рассказывать кому-нибудь об этом, я не советую. Осознание того, что я прав, придет к тебе позже.
– И что потом? Допустим, я соглашусь с вами, зачем мне это? Просто для того, чтобы знать, как то, что земля круглая и звезды – это скопления газов, для чего?
– Я построил НТ-Союз на их изобретениях. Сначала гидроцефалы рождались очень редко, и только у нас в Южной Украине, только потом не так часто в России и в Украине и Белоруссии. И вот они уже стали появляться в других странах. Недавно родилась большеголовая девочка в Великобритании, родители, опасаясь за своих остальных детей, тут же отдали ее в больницу. Эволюция ищет развития, а мы ее задерживаем. Мало того, что не делимся своим опытом, скрываем свои знания, так еще и забираем их от родителей еще детьми. Но мы не понимаем, что делаем только хуже. Точнее сказать, общество делает себе только хуже. А я наслаждаюсь новыми открытиями, они поистине удивительны. Я и представить не могу мир, каким он мог быть, если бы мы не мешали этим большеголовым умникам. Но, как я и сказал, общество делает себе только хуже. Я же зарабатываю деньги. И могу немного поделиться с тобой.
Доронина покачала головой:
– Я как на фэнтези шоу, вроде бы все реально, но понимаешь, что как только выйдешь из круга, феи пропадут.
– Наоборот детка, вся твоя реальность – это фэнтези шоу, разные глупости и мишура, придуманные, чтобы ты не видела главной проблемы «мы больше не главенствующий вид на этой планете». Теперь ты либо за прогресс, либо против, как и остальные питекантропы. Но ты ведь властолюбивая самочка, поэтому мы договоримся.
– Естественно, мы договоримся, хоть вы и старый орангутанг и в голове у вас черт знает что, просто эпичное сражение тараканов.
Глава 19
Зоя снова стояла перед дверью мальчика Питера. Она помнила тот день, когда выбежала из нее, обвинив перед этим Всеслава в тщеславии и юношеском максимализме. Но еще больше ее удручала та мысль, что она обидела большеголового ребенка, назвав его больным. Ее знобило от неловкости, и она судорожно стискивала руку Всеслава.
– Черт, что ты творишь? – вскрикнул он, когда она впилась в нее ногтями. – Я не понимаю, почему ты так нервничаешь.
– Я не могу объяснить. Мне стыдно, Всеслав. Стыдно за свое поведение.
– Людям свойственно ошибаться.
Он хотел нажать на звонок, но она убрала его руку.
– Подожди, я не готова.
Всеслав повернул Зою к себе и обхватил ее лицо ладонями:
– Зоя, посмотри мне в глаза. Я сказал, посмотри мне в глаза.
Она оторвала взгляд от своей обуви
– Смотрю.
– Ты не должна стыдиться. Чего? Что у тебя есть свое мнение, что ты не одна из овец в стаде баранов, жрущих пережеванные мысли какого-нибудь авторитета? Ты перелопатила сама кучу источников, общалась со столькими людьми, чтобы докопаться до правды, и только потом согласилась со мной. Я бы сделал то же самое. Вернее, я и сделал то же самое только раньше, чем ты. Понимаешь?
– Ладно уже, – она убрала его руки, – звони, все равно это неотвратимо.
Всеслав усмехнулся и наконец–таки нажал на кнопку звонка. Дверь открыл уже знакомый ей Норм.
– Привет, Виталий Евгеньевич, – первой поздоровалась Зоя и сразу увидела довольную улыбку паренька.
– Ты запомнила – лябомбно!
– Да, она такая, ну что, как у вас дела?
– Зоя, я видел тебя по телеку, это вообще лекспласьон, что ты теперь человекоборец. Ты была очень красивая, когда выступала. Даже дикторша не такая симпатичная, как ты. А она мне нравится.
– Зоя, Норм – подросток, что с него возьмешь? – пояснил Всеслав и бросил огненный взгляд на Норма.
– Ну, он ничего плохого не сказал, – ласково сказала Зоя, посмотрев на Норма. – Мне приятно, что Виталик считает меня симпатичней диктора. О, а вот и Питер. Рада тебя видеть, Питер.
Мальчик поднял на нее большие голубые глаза, от которых у Зои мурашки бегали:
– Привет, Зоя Авлот. Я тоже видел репортаж с тобой, поэтому был уверен, что ты придешь снова.
– А ты… ты хотел, чтобы я пришла?
– Пока ты мне неинтересна. Но я тебя совсем не знаю. Вполне вероятно, что я буду рад тебя видеть.
– Что ты любишь делать? – спросила девушка, усаживаясь на диван.
– Больше всего мне нравится решать логические задачи, логика меня очень забавляет.
– Я больше люблю читать, а еще мне нравится география. Если тебе это интересно, у нас будет тема для разговора, а если нет, – весело подмигнула она мальчику, – то я буду удовлетворять свое любопытство и расспрашивать тебя обо всем.
– Как можно расспросить обо всем?
– Например, почему ты все понимаешь буквально?
– Нет, я знаю, что многие выражения имеют другое значение, они могут быть гипертрофированы или иметь скрытый смысл. А еще я тоже могу мыслить образами. Если бы я мог кого-нибудь расспросить обо всем, я бы умер от старости, расспрашивая.
Зоя совсем не ожидала от Питера таких философских мыслей, и она даже почувствовала себя к нему немного ближе. До этого она общалась с этим ребенком как с каким-то диковинным говорящим жутко разумным зверьком с другой планеты. Впрочем, все дети казались ей инопланетными говорящими зверьками.
– Я думаю, чем больше мы узнаем, тем больше у нас появляется вопросов, – подумала она вслух. – И пока ты будешь получать ответы на старые, уже появятся новые. Потому что мир меняется, он не стоит на месте и не ждет, пока мы его разгадаем.
– Если понять основы и принципы мироздания, то остальное можно вычислить самому. Зная законы и механизмы существования этого мира, мы бы знали все.
– А как же человеческая душа? – с интересом спросила Зоя. – Каждая новая душа, пришедшая в этот мир – это новая загадка.
– Зачем разгадывать каждую душу?
– Потому что люди творят. Мы – творцы, Питер, и каждый приносит в мир что-то свое, чего раньше не было. Мы создаем красивые здания, пишем картины, стихи, музыку.
– Музыка мне нравится. В ней есть система, а картины нет. В них нет смысла. Зачем рисовать, если фотографии более точно передадут реальность, их можно сделать быстрее и с разных ракурсов.
– Живопись – это искусство, оно передает настроение художника, его видение реальности.
– Реальность одна, все видят ее одинаково, понимают по-разному.
– Но ты не знаешь, как я вижу, ты не можешь залезть ко мне в душу.
– Я изучаю строение твоего мозга и в дальнейшем смогу анализировать твои чувства по поведенческим реакциям.
– Это невозможно, невозможно до конца… – внезапно она оборвала свою мысль и замолчала, будто у нее слетел звуковой драйвер.
– Что «невозможно»? – через пару минут тишины спросил Питер.
– Невозможно, что тебе семь лет, Питер. Извини, я пойду принесу себе воды.
Она виновато посмотрела на Всеслава, молча сидевшего в углу комнаты на кресле, но он лишь улыбнулся и встал вместе с ней. Всеслав кивнул в сторону двери:
– Пойдем, я покажу, где тут кухня.
Он шел впереди, и в небольших габаритах квартиры, Зоя внезапно осознала, насколько же он высокий. У Всеслава было отличное телосложение и двигался он так уверенно, что у нее появилась какая-то странная собственническая мысль в голове: «и это все мое и только мое». А потом она удивилась тому, как эта мысль вообще могла возникнуть в такой странный момент, ведь она только что была подавлена ужасающей гениальностью мальчика – гидроцефала.
Они стояли на кухне, Всеслав наливал ей воду в стакан.
– Когда я первый раз поговорил с большеголовым человеком, я был в шоке. Это было семь лет назад. Его звали Броцик, ему было лет пятнадцать или шестнадцать, и его никогда ничему не учили. Родители свято верили врачам, да и вообще они были отсталыми придурками. Я еще был студентом и подрабатывал на НТ, устанавливал лицензионное оборудование. Пришел к ним домой. Они меня с порога предупредили, чтобы я не пугался… Я видел, как он наблюдает за мной, Броцик, одним глазом, чтобы родители не заметили. Я поманил его, но он не вышел. Только, когда услышал, что его паренты ругаются из-за какой-то фигни, осмелился выйти. Мы поговорили с ним недолго, потом пришла его мать и с визгом выгнала его к себе в комнату. Я зашел в его комнату, наврал, что мне нужно поставить там точку. Они повелись на этот бред и пустили меня. У него в комнате была только кровать. Долго рассказывать, как я нашел возможность с ним общаться, навел справки о родителях, где работают, когда бывают дома. Я был гребаным Карлсоном, приходил, когда родителей мальчика не было дома, чувствовал себя извращенцем. Но, Зоя, его никогда ничему не учили, непонятно вообще, чему могли научить его эти люди, даже если бы захотели. Их развитие остановилось, когда они научились смешивать кетчуп с майонезом. А Броцик был невероятен, он умел читать, он знал геометрию лучше, чем его родители. Это при том, что он вообще почти не выходил из дома, да он из комнаты даже не выходил.
Всеслав замолчал.
– И что? – спросила Зоя, заметив, что он ушел куда-то в воспоминания.
– А ничего, – усмехнулся Всеслав, – все как обычно. Наверное, выяснили на очередной комиссии, что он каким-то образом развивается, и забрали в гетто. Они ведь гениальны, эти большеголовые люди, у них гениальность в крови, в генах. Ген гениальности – такой вот природный каламбур, забавно?
– Скорее грустно.
– Они впитывают в себя знания жадно, как будто питаются ими. Они наслаждаются знаниями. Это удивительно.
Зоя пожала плечами в неопределенности:
– Питер меня пугает, он очень непохож на нас, и я на эмоциональном уровне понимаю, почему люди не против изоляции гидроцефалов. Если они все такие, то я понимаю. Понимаю, почему общество не сопротивляется жестокости по отношению к ним.
– Меня не пугает. Когда ты перестанешь смотреть на Питера, как на инопланетянина, он тебе понравится.
– Даже если он мне не понравится, я на его стороне. Питер имеет право на полноценную жизнь. Никто не должен закрывать его в гетто из-за того, что он пугает обывателей.
– Хочешь, уйдем сейчас? – неожиданно предложил Всеслав.
Зоя с удивлением посмотрела на него, и поняла, что он не шутит.
– Разве это будет вежливо? – засомневалась она.
– Какая разница. Поверь, Питер не обидится.
Всеслав, конечно, осознавал, какую важную вещь он сейчас сделал для своей подруги. Он не осудил этот бессознательный страх, которые люди часто испытывали при общении с гидроцефалами. Он очень мудро решил оставить эту встречу на уровне «неглубокого» знакомства.
Они вернулись в гостиную, весело попрощались со всеми и ушли, сославшись на дела. Хотя все понимали, что неотложные дела – нескрываемая ложь, но также понимали, что Всеславу нет дела до чьих-либо умозаключений. Его пофигизм, на грани хамства и абсолютной бестактности, так всегда раздражавший Зою, даже начал ей нравится. Теперь она стала воспринимать это пренебрежение к излишней внимательности к людям и анализу их реакций на твое поведение, как качество сильной личности.
Глава 20
Солнце было настолько ярким в это июньское утро, что Всеславу пришлось пару минут привыкать к официальному полумраку Зала Заседаний. В такой ранний час в здании было совсем пусто, и каждый его шаг отдавался гулким эхом. Дойдя до кабинета, где располагался их офис, он с удивлением услышал голоса.
Он нетерпеливо ворвался внутрь, распахнув настежь дверь, ожидая увидеть кого угодно, от своих человекоборцев, увлеченных новой идеей до злых шпионов Толма, ищущих дневник Бирвиц. Но все же присутствие этих двух посетителей именно в таком составе было для него сюрпризом.
За столом в центре, вернее на столе в задумчивой позе сидел Адам, что в принципе не было ничем удивительным, разве что он не сообщил Всеславу, что собирается зайти в офис. Но его собеседницей была Дарья Геворгян, первая демоница Паулины Дорониной. Она сидела в кресле, нога на ногу, ее длинные черные волосы шелком блестели на рубашке цвета морской волны, губы застыли в довольной полуулыбке.
Всеслав взгляну на Адама и понял, что наигранная задумчивость, которую он пытался из себя выдать, была лишь жалкой попыткой замаскировать смятение.
– О, Всеслав, – девушка слегка повернулась в кресле, когда увидела лидера человекоборцев, – доброе утро.
– Доброе утро, Дарья. Никак не ожидал тебя здесь увидеть.
– Я тоже. Хотела сохранить наш разговор с Адамом в секрете, но раз ты нас увидел, придется рассказывать.
– И что же у тебя за секреты с моим замом?
–Замом? – издевательски протянула Геворгян. – Ты назначил себе зама? Это так мило. В вашей партии из трех человек есть такая должность.
– Хватит ржать, и говори, зачем пришла.
– Не груби, Всеслав, это некрасиво. Мне жаль, если тебя задела моя шутка про маленькую партию.
Всеслав с усилиями держал себя в руках, чтобы не начать разборки, как базарная баба.
– Дарья, я не могу даже предположить, зачем ты здесь. Поэтому немедленно хочу об этом услышать.
– Тогда слушай, – как ни в чем не бывало улыбнулась красотка. – Мы хотим пригласить Зою Авлот на конференцию в Россию.
На минуту Всеславу показалось, что он вообще потерял суть разговора.
– Прости, что?
– У вас здесь офис партии глухих?
– Дарья, у вас там, в вашем женском сообществе, что вообще происходит с разумом, с совестью, моральными принципами? Все человеческое атрофируется за ненадобностью? Зоя – моя девушка, она не предмет для торга.
– А я сказала, что хочу купить у тебя человека? Мы же не в прошлом тысячелетии, люди больше не продаются. Я хочу попросить Зою поехать с нами на конференцию.
– Попроси.
– Я попрошу. Но так как ты ее молодой человек, она обязательно посоветуется с тобой, поэтому мы предусмотрительно хотим ответить на твои вопросы почему, зачем, кто за этим стоит.
– Последнюю фразу учила? – заметил Всеслав. – Чувствуется подача Паулины.
Геворгян слегка наклонилась вперед и проникновенно сказала:
– А ты все же так проницателен.
– Знаешь, Дарья, – вмешался в разговор Адам, – я всегда удивлялся, как действует лесть. На самом деле безотказно. Даже если человек, которому льстят, прекрасно понимает, что ему льстят, ему все равно нравится лесть, ведь о себе он думает «да я именно такой». А чаще всего он сам осознано думает «а может, на самом деле мне не льстят, а действительно думают, что я такой». Потому что мы хотим уважения больше всего на свете.
Всеслав уныло глянул на друга:
– Вот, Адам, ты сейчас к чему это?
– Да ни к чему. Я восхищаюсь, как Дарья умело и нагло льстит.
– Спасибо, Адам, ты очень мил, – смеясь, ответила девушка на странный комплимент. – Но вернемся к Зое Авлот. Предлагаю перестать обвинять меня во всех смертных грехах, и выслушать предложение о союзе, с которым я к вам и пришла.
– Ты хочешь переманить в свою партию мою девушку моими же руками.
– Просто фин, сколько местоимений, Всеслав. Нет. Мы не собираемся переманивать Зою к нам, хотя, да, это было бы неплохо. С одной стороны. С другой – нам и с ее папой ссориться не хочется, мало ли что, а у нас с ним все пока мирно, поэтому – пусть она будет ваша. И мы предлагаем союз. От вас всего-то и требуется дать нам дочь Авлота на конференцию. От нас – пара крупных меценатов и не только. Мы будем делиться самой интересной информацией, а это даже получше, чем меценаты.
Всеслав с безразличием отвернулся от Дарьи, выслушав ее монолог.
– И? – вопросительно протянула она. – Какой-то ответ или хотя бы комментарий готов?
– Не готов.
– Может тебе интересно, что за конференция, и какой вопрос мы будем освещать?
– Нет, мне не интересно. Я же не женщина. Хотите запретить красную помаду, как символ сексизма? Вот ты говоришь, что у нас маленькая партия, узкие проблемы. Но ты не понимаешь, что они более существенны, чем ваши. Давай начистоту, ваши права уже двести лет никто не ущемляет, ходите себе на выборы, учитесь, где хотите, говорите, что хотите. Уже вообще глупо называться феминистками в наше время.
– Вы мужчины, сильнее нас физически и всегда чувствуете свое превосходство, – с какой-то истинной злостью ответила девушка. – Если мы перестанем вам постоянно напоминать вам, что мы равны, нам придется всего добиваться заново. Вы ведь даже не думаете, что мы равны. Вы думаете, что вы позволили нам равенство, разрешили нам права, право ходить, где хотим, учиться где хотим, рожать, когда хотим.
– А она в чем-то права, – отметил Адам.
– Тюмер, – выругался Всеслав, – Адам, ты на чьей стороне?
– Но мысль-то интересная. И вообще вся эта ситуация очень странная. Я не верю, что Доронина послала Дарью попросить у тебя позволения пригласить Зою на конференцию в Россию. Это слишком сложно и точно есть какие-то другие мотивы. А что за конференция?
– Мы хотим поднять вопрос об уменьшении влияния Церкви Судного Дня вплоть до их запрета, – мрачно ответила Геворгян.
У Всеслава округлились глаза, он даже подался вперед от удивления.
– И как вы это собираетесь сделать?
– Псы Господни последнее время потеряли всякий нюх. Они, не стесняясь, объявляют нас блудницами и хотят запереть дома. Когда их было двести человек, можно было просто посмеяться над идиотами.
Всеслав пожал плечами.
– У них негласная поддержка государства. Они, как оружие против таких, как мы. Полиция же не может нам навешать, так, чтобы мы неделю не могли выйти из дома, а не увидеть, как они наказывают грешников вполне.
– Члены Церкви в основном мужчины, им нравится идти и бить морды за какую-то идею. Женщины там больные фанатички, которых даже не пускают на общие собрания.
– Допустим. Допустим, в России с вами согласятся, но что это даст. Южная Украина более лояльна к таким церквям. Хоть мы и под протекторатом России со дня независимости, но это должен быть очень серьезный инцидент, чтобы они вмешались именно по такому вопросу.
– Во-первых мы хотим обратиться к коммунистам. Паулина считает, что сможет их убедить. А они убедят наших коммунистов в опасности Церкви Судного Дня.
– В этом есть смысл, – согласился Всеслав. – Коммунисты, конечно, не дикие безбожники, как в двадцатом веке, но очень не любят подобные религиозные сообщества. Такими церквями управляют обычно очень харизматичные люди, стремящиеся к власти и контролю. Да и вообще от них один беспорядок.
– Что ни говори, – добавил Адам, – Доронина вызывает уважение. Сильный ход. В России коммунисты сейчас самая сильная партия. Среди тех, кому меньше тридцати пяти они вообще бьют все рекорды. У нас их меньше, но они имеют свой весомый голос и слушаются старшего брата из Российской Федерации просто беспрекословно.
– А во-вторых, – продолжила Дарья, – мы представим общественности Зою и тебя, Всеслав, как Ромео и Джульетту, вашу маленькую лодочку любви в бушующем океане политических распрей. Это так мило.
– Геворгян, – вздохнул Всеслав, – тебе вообще какие-нибудь человеческие чувства знакомы? Вот, разговариваешь с тобой, как с человеком, а потом понимаешь, что все-таки ты змея. Откуда в тебе столько желчи, ты же молодая красивая девушка?
– Может, меня в детстве били? – улыбнулась Дарья.
– Кто, бесы? Ладно, я поговорю с Дорониной, мне нравится ваша цель. И я думаю, что мы с вами договоримся.
Глава 21
Зоя сидела в небольшом кафе, недалеко от аэропорта. Она делала вид, что читает, но неубедительно. Буквы не складывались в слова, слова – в строки, взгляд ее то скользил по чемодану, то становился абсолютно бессмысленным.
– Переживаешь? – внезапно услышала она голос.
Прямо перед ее глазами остановились две невероятно белые ноги с яркими черными родинками. Зоя посмотрела наверх и увидела Берту Грабовскую.
– Привет, – без особого удивления произнесла она, хотя появление Грабовской было для нее полной неожиданностью. – Что ты здесь делаешь?
– Я еду с тобой, – ответила Берта, располагаясь рядом.
– Паулина с Дарьей тебя тоже пригласили?
– Нет, конечно. Всеслав заявил, что он тебя одну не отпустит, и велел взять еще один билет для своей помощницы. Паулина была довольна, как слон. Она подумала, что с ней поедет Вера. Все знают, как она хочет заполучить ее к себе в партию. А тут прихожу я за билетами. Говорю: «давайте билеты, мы с Зоей приедем к самолету». Она мне: «ты передашь их Вере и Зое?». Я говорю: «Нет, кто вам сказал, что с вами вообще полетит Вера?». Она стала звонить Всеславу, кричала, что я не подхожу под их стандарты, что теперь будут думать, что ее партия превращается в женское общежитие продтехколледжа. Я у этой толстой стервы аккуратно телефон забрала, прямо из руки, нагнулась и посмотрела в глаза, в ее наглые коровьи глаза. А затем сказала, спокойно так: «за речью следите, вам еще со мной путешествовать, живыми и здоровыми ведь все хотят вернуться?». И все разрешилось. Пока.
Зоя усмехнулась. По крайней мере, будет не скучно.
– Ну что? – подытожила Берта. – В аэропорт?
Зоя подхватила свой модный чемодан, из которого выпрыгивали колесики, и без особого энтузиазма поплелась к выходу.
– Я думаю, – предположила Грабовская, – наши феминистки уже там. И кто говорит, что курицы не летают? Они летают первым классом. Мы кстати тоже. Никогда не летала первым классом. А ты, наверное, никогда не летала никаким другим. Или у тебя был личный самолет?
– Я думаю, ты волнуешься и поэтому несешь всякую чепуху. Боишься летать?
Берта вздохнула и слегка помотала головой:
– Я немного боюсь лететь с этими звезданутыми суфражистками.
– Честно говоря, я тоже, – призналась Зоя. – Они будут улыбаться мне и говорить приятные вещи, а потом наедине сплетничать какая я корова. Они ведь красивые и умные, а я… я – дочь министра.
– Ты летишь с компаньонкой. Я буду охранять твой багаж, бегать за кофе с энергетическими батончиками.
Зоя посмотрела на нее в недоумении.
– Это вот ты сейчас что сделала – поддержала меня или наоборот?
– А кто его знает? Просто ляпнула, что в голову пришло.
– Да, веселенькое у меня выйдет путешествие, с одной стороны компаньонка, определившая нас в разные социальные классы, с другой стороны звезданутые суфражистки. Кстати вон и они.
– Боже, – ядовито прошептала Берта, – они даже в зале ожидания сидят, как на рекламе духов. Тюмер, у них и шляпы одинаковые. А я вообще без шляпы.
Зоя посмотрела на нее и подумала, что Грабовская, даже надень такую же шляпу, не будет похожа на феминисток ни на сантиметр.
Девочки эффектно расположились на чемоданах и обменивались ни к чему не обязывающим фразами, Доронина безучастно сидела несколько в стороне от них в одном из кресел зала. Поездка была довольно серьезным мероприятием для нее, поэтому она была обеспокоена и не могла расслабиться ни на минуту, все ее тело было напряжено, будто это кресло было электрическим стулом. Болтовня девочек ее раздражала, а ожидание Зои, ведь та могла и передумать, стало настоящей пыткой.
Поэтому увидев Зою и ее спутницу, ей сразу полегчало, как будто отпустил больной зуб. Она улыбнулась им издалека, и эта светлая, искренняя улыбка даже напугала Берту. Ее любезные приветствия только прибавили тревоги.
– Познакомьтесь, красавицы, это ваша команда на следующие две недели. Кристина – финансовый аналитик, Мария – будущий хирург, но она уже прошла практику в Израиле, Айше и Марта занимаются программным обеспечением, это наши палочки–выручалочки, Вика – эколог, защищается в этом году, уже была на экспедициях во всем мире, даже в Антарктиде, и Дарья – юрист, заменить ее, наверное, невозможно.
Зоя была удивлена, она считала, что в свою партию Паулина отбирает только по внешним качествам. Чем красивее девушка, тем выше ее статус в партии, чего стоила только Геворгян. Но, оказывается, эти красотки, еще и обладали интеллектом.
– Теперь, я вас тоже представлю. Девочки, это Зоя, она будущий специалист по связям с общественностью. Уже защитилась, и теперь заканчивает аспирантуру. Я думаю, вы видели в планетарии, как она раскидала журналистов, поэтому лучшего спикера на нашу конференцию нам было не найти. И Берта. Берта – будущий инженер труб.
– Инженер эксплуатации линейной части трубопроводов. Это, между прочим, востребованная специальность. И без работы, я точно не останусь.
– Берта, дорогая, – нарочито спокойным голосом обратилась к ней Паулина, – ты не вписываешься в нашу делегацию не из-за твоей специальности. Быть инженером линейного трубопровода, быть вообще инженером – это достойно. Я не понаслышке знаю, как тяжело поступить в технические вузы, и искренне надеюсь, ты станешь профессионалом.
– К чему тогда эта лекция?
– К тому, что у меня в партии не менее жесткий отбор. И тут надо быть не просто умным, не просто востребованным. У тебя должна быть…достаточно харизматичная внешность.
– Говори проще, я недостаточно красива для твоей попсовой партии?
Паулина немного скривилась.
– Если говорить точнее… Хотя, да. Ты недостаточно красива.
– Это уже перебор, – вмешалась Зоя. – Мы согласились лететь с вами, отстаивать непонятно какие ваши интересы. Если бы не Всеслав, нас бы вообще здесь не было. И все начинается с оскорблений.
– Зоя, я не просила лететь Берту.
– Да, ты просила лететь меня. А что-то не припомню, на какой я строчке в списке самых красивых девушек Южной Украины?
– Знаешь, Зоя, чем ты отличаешься от моих стерв? – не ответила на ее сарказм Доронина. – В тебе нет самоуверенности. Да, именно, самоуверенности, присущей почти всем красивым и успешным женщинам. Они могут быть злыми, могут быть добрыми, но у них на лбу написано, что они считают себя лучше всех. Как только у тебя на лице появится этот отпечаток нарциссизма, ты даже сама будешь понимать, насколько ты похожа на моих девочек.
Зоя немного растерянно посмотрела на Доронину. Она уловила ее мысль, но все-таки не могла поставить себя в одну линейку с ее, как та сама выразилась, стервами.
Вообще, ее мнение относительно феминисток менялось с каждым днем. Еще месяц назад эта партия ей казалась чем-то вроде лиги плюща. Если ты красива и твои интеллектуальные способности позволяют учиться в вузе, то у тебя есть шанс туда попасть. А попасть туда хотели почти все. Потому что опять же – если ты феминистка, значит ты красивее всех и даже возможно умна.
Девочки хотели быть феминистками, мальчики хотели встречаться с феминистками, но как таковых целей существования партии многие не видели в упор. Погрязнув в политической суете с Всеславом, Зоя поняла, насколько это был достойный пиар ход со стороны Дорониной, сделать отбор по внешним стандартам. Эта партия была всем интересна, ее знали, в нее хотели попасть, а уже маститые политики с удовольствием с ней работали.
И да, она стала уважать Доронину, хотя лидерша феминисток казалась ей Карабасом-Барабасом, управляющим красивыми безмозглыми куклами. Безмозглыми куклами феминисток, как правило, считали девушки, понимавшие, что у них нет шансов стать членами этой партии, и просто члены других партий, с трудом соперничающие с ними на политической арене. Это достаточно удобно считать тех, кто не берет тебя в свою песочницу, дурами.
Но в реальности это была партия с сильными позициями и серьезными покровителями, с богатой многовековой историей. Теперь у них были новые правила, новое лицо, и еще больше власти.
Зоя для вида еще немного посопротивлялась из солидарности к Грабовской, которую Паулина оскорбляла без всякого стеснения, но она понимала, какая пропасть лежит между ней, распиаренной на всю Южную Украину Джульеттой-интеллектуалкой, и будущим инженером труб. Зоя теперь входила в высший состав политической тусовки, и она к этому привыкала.
Глава 22
Адам с Всеславом обедали в своем любимом кафе неподалеку от Зала заседаний. Обычно время их обеда составляло большей частью разговоры, чем сам прием пищи. Их интеллектуальные споры настолько вошли для них в привычку, что сейчас молча поглощая свою еду, они даже чувствовали себя неловко.
– Никак не могу выбросить из головы одну мысль, – Всеслав попытался объяснить свое душевное состояние.
– Что мы передали Зою феминисткам?
– Нет. Хотя, это тоже меня очень тревожит. Надеюсь, это был не самый мой глупый поступок. Я все время думаю о дневнике Бирвиц.
– Всеслав, мы никак не можем его сейчас забрать из библиотеки. Это был бы самый тупой поступок, даже тупее, чем отдать Зою.
– Да, даже тупее. Но мы не отдали ее. Зоя полетела на конференцию, как личность, как одна из нас. Если бы ты полетел в Россию с феминистками, ты же не стал бы феминисткой. И она не станет.
– Или станет. Хотя Геворгян высказала умную вещь, что иметь Зою в своей партии слишком проблемно. Железный Авлот не просто влиятельный человек. Это жопа.
– Железная жопа. По-любому у библиотеки охрана. Или его, или Толма. Нам стоит только выйти на улицу и дневника, считай, нет. Но ведь должен быть способ…
– Но ведь можно и не выносить его из библиотеки.
– Да, Адам, можно и не выносить.
Левый край рта у Адама осторожно пополз вверх: