А. Берблюм
Потомки
Паулина в недоумении обернулась, даже не успев снять с лица обворожительную полуулыбку.
– Что? Зоя, что случилось, что-то с твоим отцом? Он заболел? Извините, – она кивнула своему собеседнику, полному молодому человеку с необычайно круглыми упругими щеками.
– Ну можно и так сказать. Он посадил Всеслава!
– Фу–у, – выдохнула Доронина, – ты меня напугала. Я и правда подумала, что что-то случилось.
– А то что Всеслав в тюрьме – это не случилось?
– Тебе, наверное, Вера позвонила?
– А она бы не стала мне звонить просто так, она меня терпеть не может.
– Конечно, потому что таскается за Всеславом с коровьими глазами, впрочем, ты далеко от нее не ушла. Что с ним будет с Беликом? Какая тюрьма? Ему даже условного не дадут. Ну помутузят немножко, так ему это только на пользу.
– Паулина! Как же… как же ты так просто…
– Только не вздумай плакать. Ну хоть при всех не плачь. Мы через час все равно улетаем. Зоя, черт тебя дери! Не мочи мою репутацию и папину тоже.
Зоя, хлюпая носом побрела искать Берту.
Та уже искала ее, чтобы утешить и разделить горечь плохих новостей.
Зоя никак не могла остановить слезы, потоками лившиеся из глаз. Ей было жаль Всеслава, но еще больше жаль себя. Разве так много ей было надо, она лишь хотела друзей, любви, обычного человеческого ощущения счастья. Неужели нельзя было это просто ей позволить, дарят же родители детям подарки. Почему нельзя было подарить ей Всеслава?
Несмотря на циничное «что с ним будет» Паулины, Зоя понимала, что быть может все, что угодно. Михаил Авлот мог посадить любого, и думать о своей репутации он станет в последнюю очередь, если вообще о ней подумает. И Зоя знала это как никто другой. Ее отец занимал свой пост уже давно, и предложения уйти на покой он не боялся вовсе. Министр был невероятно дисциплинирован и упрям, так что «старый упертый баран» в его след от подчинённых и коллег звучало довольно часто. Министр Авлот всегда делал, что хотел, и когда хотел, с полной уверенностью в своей правоте. И все, что он делал, по его мнению, он делал на благо общества. За все это он и получил свое имя Железного Авлота, неподкупный, негибкий, не считающийся с мнением большинства, наделённый большой властью.
Если у него появилось желание посадить Всеслава, чтобы тот ему не мешал, то никто не будет возражать. Кроме нее. Зоя вспомнила, как всегда неуютно себя чувствовала, а спорах с отцом, когда отстаивала свою точку зрения. Он был настолько убежден, в своей непогрешимости и так давил своим авторитетом, что она сама уже начинала сомневаться в правильности своих решений.
Но в этот раз она пойдет до конца. Неважно, что сейчас она рыдает в объятиях Берты. Этот недолгий момент гнева и боли она оставит вместе с литром слез на мокром плече подруги.
– Я должна извиниться перед Паулиной за этот цирк, который устроила, – сказала Зоя, когда почти успокоилась. – Попробую найти ее.
Но Берта удержала ее.
– Потом извинишься. Все равно мы уже улетаем домой. Паулина вообще сейчас не в духе. Девочки проговорились, что она взяла тебя в эту поездку только чтобы переманить к себе в партию.
– Я и так это знаю. По крайней мере, здесь ко мне нормально все относились. И Паулина в том числе. А у защитников – что? Адам смотрит на меня с презрением, Вера ненавидит. Одни завидуют, другие осуждают. Но косо смотрят все. И это даже не из-за моего отца, а из-за того, что я встречаюсь с Всеславом, который встречается со мной из-за моего отца.
– А он встречается с тобой из-за твоего отца? – у Берты округлились глаза.
– Берта, не тупи! Я говорю, что все про меня так думают. Хотя… может это так и есть. Только подумать, насколько всем нужен мой отец. Почему нельзя тогда напрямую к нему подкатывать? Надо спросить у мамы, у нее какая цель, она ведь с ним вообще живёт.
– Я вижу тебе уже лучше, – она услышала голос Паулины.
– Да, – Зоя с улыбкой обернулась к ней.
– Она только что рыдала, как невменяемая, – вмешалась Берта, – это у нее продолжение истерики, а не улыбка.
– Нет, Берта, – Зоя взяла ее за руку, – со мной все сейчас нормально. Паулина, попробуй меня извинить. Я не имела права так себя вести.
– Хорошо, что ты это понимаешь. Никто из нас не имеет права на публичное выражение чувств. Даже если тебе отрежут руку, нужно со всеми мило попрощаться, а уже у врача в кабинете орать и материть всех подряд. Мы улетаем, идите на площадку. И ещё… если передумаешь, Зоя, я буду рада тебя видеть.
Паулина неоднократно повторяла, что в любых раскладах главное – не светить карты. Доронина не играла с Зоей, ей нравилась эта наивная девочка, она подружилась с ней и пыталась надавать ей впрок дельных советов. Но, чтобы она стала делать, если бы Зоя и в самом деле взяла и собралась переметнутся к феминисткам, она и представить себе не могла. Целью была вовсе не дочь министра, двухнедельная миссия Зои была лишь первым шагом к тому, чтобы Паулина смогла стать верным другом и соратником для Всеслава и Адама. План был донельзя прост, сейчас эти двое ее и близко к себе не подпустят, слишком много в прошлом было между ними. Но она пообещала их отблагодарить за участие Зои в конференции. И она отблагодарит, и не раз, и взамен тоже воспользуется какой-нибудь услугой. Так и возникнет и доверие, и дружба. А почему бы и нет, по крайней мере с Всеславом всегда было о чем поговорить.
Для чего это нужно Николасу Толму неважно, важно, что Доронина знала для чего ей нужен Николас Толм.
Глава 27
Волошин порядком истомился в ожидании Всеслава. Он проторчал перед отделением уже лишних пару часов и понемногу начинал закипать. Солнце нагрело его белобрысую макушку, как блин на сковороде, он весь вспотели измучился.
Его терпение было вознаграждено крайне интересной картиной, он увидел, как Всеслав буквально вылетает из участка. За ним выскочил полицейский, как будто желая убедиться, что Всеслав наконец ушел.
– Я буду снимать побои, – Всеслав заорал в сторону полицейского участка.
– Да кому ты нужен, придурок, бить тебя, – от возмущения полицейский покраснел как рак.
– И где мой кошелек. Вы что украли мой кошелек?
– Какой кошелек? Ты, идиот, его нам оставил? Нет, стой, где стоишь, я сам посмотрю.
Он вернулся через минуту с кошельком и буквально кинул им в Всеслава.
Тот подобрал его и заглянув, снова начал кричать:
– У меня были билеты на Дарк Флудс. Вы что украли мои билеты?
– Да пошел вон уже отсюда. Белик, как ты заепузил.
Всеслав демонстративно отряхнул брюки и поправил прическу. Он увидел, как за ним наблюдает Волошин и улыбнулся ему:
– Неплохие ребята здесь работают, только немного нервные.
– Садись, – Павел кивнул на заднюю дверь машины.
–Нет. Я в такой жлобской машине не поеду.
– Садись, тебе говорят. Тебя хочет видеть господин Толм.
– И прислал за мной свой пенсионерский транспорт? Так я не дед с миллиардами, чтобы на такой кататься, а честный гражданин. Понял?
– Я все равно тебя заставлю поехать со мной.
– Ты что собрался драться со мной? – скривился Всеслав, но немного подумав, махнул рукой. – Ну, ладно, будем считать, ты меня уговорил.
Всеслав можно сказать лег на сидении, чтобы из окна машины была видна разве только что его макушка. От этого ему не удавалось придать себе важный вид, и всю свою солидность он постарался вложить в голос.
– Может, ты все же меня введешь в курс этого странного похищения.
– Это не похищение, похищал бы я тебя более жёстко. И динамично. А у нас сейчас просто намеченная встреча с человеком, который помог тебе выйти из обезьянника пораньше.
– Меня бы все равно не посадили, а в обезьяннике не так уж и плохо. Так что не ждите от меня благодарности за вашу заботу.
Волошин даже немного удивился такой самонадеянности.
– Да моему начальству конечно не благодарность от тебя нужна, но ты бы задумался, парень. В этот раз все было не так-то просто. Тебя могли бы и наказать.
– Вот только не надо, – поморщился Всеслав, – всего этого пафоса. Меня не из ГУЛАГа вытащили.
– Шефа твоя партия не интересует, но все равно ты можешь быть ему полезен, а он тебе. Лучше не выеживайся и выслушай внимательно этого очень влиятельного человека. А пока едем молча. Договорились?
– Всеслав не ответил. Повернувшись к окну, он сделал вид, что едет один в пустом вагоне метро.
***
Офис Толма Всеславу пришелся по душе, слегка затемнённый, прохладный, ничего лишнего.
Едва Волошин представил его, он, поздоровавшись, по-свойски прошагал к столу, пододвинул к себе стул и уселся с невозмутимым видом.
Толм только усмехнулся, юношеская бравада подобных Всеславу, слегка забавляла его, но не более.
– Думаю, предлагать тебе чувствовать себя как дома, излишне. Также я думаю, что и нужды представляться друг другу нам тоже нет. Так что, давай отложим формальности и перейдем сразу к делу.
– Я уже сказал вашему гвардейцу, чтобы вы не ждали от меня благодарности, гражданин кардинал. Я даже больше скажу, если я сейчас начну слышать в свой адрес угрозы, я без всяких сомнений обращусь в полицию.
– Всеслав, я не собираюсь тебе угрожать. Наоборот, я хочу попробовать донести до тебя мысль, что мы с тобой на одной стороне. Мы союзники.
– Ага, союзники. И чтобы союз был покрепче, вы разбили Адаму голову.
– Это была ошибка.
– Ошибка? – Всеслав подпрыгнул на своем стуле. – Вы, не задумываясь, чуть не убили моего друга и теперь говорите, что это всего лишь ошибка.
– Все ошибаются. Мои сотрудники слишком ревностно подошли к исполнению задачи. Им нужно было забрать Дневник Бирвиц у твоего друга, бить его было не обязательно.
Всеслав непроизвольно закрыл лицо рукой, пытаясь переварить эту информацию.
– Зачем вам этот Дневник? Я знаю зачем он Авлоту, но вам?
– И зачем, по-твоему он ему?
– Это ясно, как день. Да ему придется уйти в отставку, когда подтвердится, что вся его антигидроцефальная политика бред сивой кобылы и никакого гена агрессии нет. Или что думаете будет, если общественность узнает, что он без причины держал большеголовых людей в гетто? Лишил их семьи и образования, вообще всего, вы думаете это останется безнаказанным?
– Ты думаешь, что у министра действительно нет причины? Вряд ли такое самодурство можно легко воплотить в жизнь.
– Гитлер смог. Он устроил геноцид целому народу, а затем затеял провальную войну.
Толм пожал плечами.
– Не будем судить о прошлом, которому не являемся свидетелями. Я скажу для чего мне нужен этот Дневник. Видишь ли, я считаю, что большеголовые – это новый виток эволюции. Следующий после Homo Sapiens. Человек сверхразумный. Они необыкновенно умны. Возможно все дело в гораздо большем количестве синапсов в их нервной системе, что увеличивает скорость мышления в разы. Но больше о них можно узнать из Дневника Бирвиц. Например, как они вообще появляются, при наличии каких генов у родителей есть вариант рождения такого ребенка. Все остальные большеголовые ученые слишком быстро оказывались в психушке, ну или умирали.
– А вам это зачем?
– Я инноватор, я жажду новых открытий, новых технологий. И я уверен, чем удивительней будут эти технологии, тем быстрее мы войдём в будущее.
– И тем больше денег вы заработаете, – цинично подытожил Всеслав.
– Что есть деньги для меня сейчас? Деньги нужны тем, у кого их нет.
– Они дают власть. Власть делает людей безумными и ее никогда не бывает для них слишком много.
– Да? А может безумцы просто чаще приходят к власти? Не думал, что твоя логическая цепочка работает наоборот? Ты заметил, что у фанатиков нет сомнений? Они вообще не колеблются. Вот именно эта непоколебимость, вера в собственную непогрешимость и предназначение заставляет людей держаться за власть. Яркий пример – твой любимый Авлот. Он не безумец, конечно, так, старый дурак. Но он истинно верит, что без него все пойдет ко дну.
– А вы всего лишь простой инноватор, – Всеслав никак не проникался искренностью миллиардера.
– Можешь язвить, но ты поймёшь, что какие бы то ни были у меня причины, у тебя их не меньше, чтобы сотрудничать со мной.
– Хотите уничтожить гетто?
– Пока я не стал бы действовать так радикально. На это есть причины, и не одна. Первая из них, в том, что после закрытия санатория, многим просто некуда будет пойти. Не всех примут в их семьях с распростёртыми объятиями. Сколько родителей сами сдали своих большеголовых детей в эти санатории? Ещё одна в том, что им нужна будет помощь, чтобы жить в мире, о котором они почти ничего не знают. Смогут они так быстро социализироваться или мы их бросим как котят?
– Котят, – мрачно повторил за ним Всеслав, вставая со своего стула. – А основная причина – та, что вам это и не надо. У нас нет с вами ничего общего, потому что у нас разные цели. Я хочу, чтобы большеголовые люди спокойно жили, гуляли, общались, узнавали новое, изобретали, потому что им это нравится. А вы хотите, чтобы эта возможность была лишь у небольшой горстки, вырванной лично вами из гетто, чтобы они творили чудеса для вашей корпорации. А остальные пусть остаются там, где и были, и Дневник вам нужен только для того чтобы контролировать рождаемость новых сверхразумных людей. Поэтому для меня вы такой же суперзлодей, как и Авлот.
Всеслав даже не прощаясь покинул офис, пытаясь подавить в себе страх за свою жизнь. В этом демократическом мире, где личность каждого лелеется и охраняется всевозможными кодексами, ничто не помешает Толму убить его как таракана, если он этого захочет. Оставалось уповать на то, что такой деловой умный человек не станет заморачиваться и пачкать руки о ничего из себя не представляющего лидера крохотной партии.
Глава 28
О том, что Всеслава выпустили, Зоя узнала ещё в аэропорту. Доронина с искренним сожалением заметила, что можно было подержать и подольше. Берта восприняла все как должное, не особо выражая радость или облегчение.
Она беспокоилась только о том, почему их никто не встречает. Ей очень хотелось, чтобы все увидели, как она прощается со своими новыми подругами, особенно Вера или Адам.
Но к удивлению, вновь прибывших, никого из ожидаемой троицы не было. Озираясь они дошли до выхода, обдумывая как лучше добраться до города. Паулина любезно предложила поехать с ними, для нее было бы как нельзя кстати, лично доставить Зою Всеславу целой и невредимой. Но Зоя отказалась, ей очень хотелось домой, больше, чем она даже могла себе представить.
Внезапно им навстречу выскочил запыхавшийся взлохмаченный брюнет.
– Антон! – обрадовалась Берта. – А ты, что, один? Тебе поручили нас встретить, да?
Зоя не спешила разделить эту радость. В ее взгляде сквозила холодность английских королев и обиженных законных жён.
– Всеслав не смог меня встретить сам? Могу предположить, что мир снова в опасности?
Антон мялся. Он то вытирал руки о карманы, то начинал ерошить волосы, отчего его прическа походила на морского ежа.
– Мир как бы нет, а Всеслав, наверное, в опасности, – промямлил он.
– Что это значит? – холод и сарказм вмиг исчезли из ее голоса, уступив место тревоге и раскаянию. Как она вообще могла подумать что-то такое, что ее милый Всеслав был к ней невнимателен или легкомысленно настроен.
– Маленького Питера забрали в гетто. И Всеслав как будто с ума сошел, он уже, наверное, штурмует администрацию. Вера сказала, чтобы я тебе не говорил. Она сказала, что нам только ещё дочери министра сейчас тут не хватает.
Все, кто были рядом переглянулись и замерли.
– Ве-ра? – Зоя по слогам произнесла имя левой руки лидера партии человекоборцев, место правой руки, всем известно, занимал Адам. – Я так понимаю, она теперь решает, что я должна делать.
– Вот из-за этого я и не хотел говорить, – пробурчал молодой человек. – Но меня только не приплетайте в свои бабские разборки. Сами разбирайтесь между собой.
– Какие еще бабские разборки? Мне вообще не интересно ее мнение, и разбираться я с ней не собираюсь.
– Ладно, куда тебя везти?
Зоя выбрала немедленно ехать к Всеславу. Но к сожалению, Антон точно не знал, где их предводитель. Робкое предложение позвонить Вере было встречено злым быстрым взглядом из-под нахмуренных бровей и тут же забыто. Они безуспешно скатались в центр, посетили на всякий случай несколько отделений полиции, но безуспешно.
Так бы они и колесили по городу до утра, если бы не Берта, которая наконец устала рассказывать о своей необычайной популярности в Москве и разузнала о местонахождении Всеслава.
Подъехав к зданию департамента здравоохранения, они увидели, что их лидер расположился прямо напротив с большим плакатом с надписью «кто дал вам право?». Жаркий полдень был в самом разгаре, поэтому улица была почти безлюдна. Лишь изредка пробегающие тенечком прохожие, нарушали его одинокую забастовку. Если, конечно, не считать высокую даму в деловом синем костюме, тщетно пытающуюся его прогнать.
Из-за того, что Всеслав сидел и на ее визг отвечал негромко, дама не могла его хорошо расслышать с высоты своего роста, она наклонялась, немного приседая, и переспрашивала: «что, что ты сказал?». Со стороны было похоже, как будто огромная птица пытается вытащить червяка из бревна.
Их странную беседу прервала Зоя. Она подбежала к Всеславу, буквально отпихнув женщину в синем, и попыталась его обнять. Сделала она это крайне неловко, но не так-то просто обнять сидящего человека, ещё и с плакатом в руках.
– Это вообще, как понимать? – всплеснула руками женщина из департамента. – Ты вообще знаешь, что это уже не одиночный пикет, а несанкционированный митинг. И я имею полное право вызвать полицию.
– Нет у вас ни прав, ни свободы воли. Нет порядка и нет правосудия, все что у вас есть лишь ваши иллюзии.
– И слушать не хочу твою оппозиционную чушь, понял меня? Забирай свою прошмандовку и убирайся отсюда, пока не приехала полиция.
– Между прочим, ее отец – министр обороны, возможно, он не сильно рад тому, что она защитник большеголовых, но таких слов себе не позволяет.
– Так я и поверила, – буркнула женщина, все же сбавив на всякий случай тон.
– Ох, уж это чинопочитание, – вздохнул Всеслав. – А что ты здесь делаешь, Зоя? Мне прямо неловко перед этой госслужащей от твоих проявлений чувств.
– Я, я очень переживала, – честно ответила Зоя. – Мы все переживали. Это безрассудно. Чем ты поможешь Питеру, если тебя посадят?
– А если не посадят? Я ему в любом случае никак не помогу. Мы бьемся как рыбы об лёд. Все бестолку. Пусть сажают. Все равно, это бесплодная борьба. Мы кричим: люди, посмотрите, с вашего согласия творятся бесчинство и беззаконие, с вашего согласия детей сажают в тюрьму, а они не слышат нас. Что надо сделать, что надо сделать, Зоя, чтобы нас услышали?
В голосе Всеслава было столько безысходности и горечи, что даже сотруднице департамента стало не по себе. Немного подумав, она решила скрыться в здании, пока этой волной отчаяния не накрыло и ее.
– Все, надоест сидеть, сам уйдешь. Если полиция спросит, я скажу, что могла, то сделала.
– Что вы можете сделать? Мы все – рабы, полирующие свои оковы, хвастающие ими перед своими собратьями, унижающие тех, у кого они не такие блестящие. Наши господа смеются над нами, глядя на нашу систему ценностей и кидают нам кости со своего стола.
Женщина махнула рукой и ушла в свой спокойный, прохладный кабинет.
– Сами разбирайтесь с этими депрессивными придурками, – услышала Зоя ее отчёт кому-то в здании департамента. – Вот он сейчас пойдет повесится, а отвечать я буду?
– Я присяду? – спросила Зоя.
– Да, садись. Возьми картонку, там около дерева.
Зоя устало присела.
– Как в Москве? – вежливо поинтересовался Всеслав.
– Да, так нормально.
– Ну и хорошо.
– Слышал, что у Берты сорвалась свадьба с генералом, – прозвучал сверху знакомый голос.
Зоя подняла голову. Перед ней стоял Адам в клетчатой рубашке, выглаженной до хруста, темно-синих шортах по колено и идеальной прической.
– А слышал, вероятно, от первоисточника, – улыбнулась она. – Там картонка под деревом.
– Я бы тебе не советовал, Адам, располагаться здесь. Смысла в этом вообще нет. Пересмотрел все наши достижения и совсем приуныл.
– Да, я вижу, брат. Только что же ты предлагаешь – плыть по течению и вообще ничего не делать?
– А кто его знает, брат, может и так.
Потом пришла Вера, Антон, подтянулись Патрик и Денис. Уже смеркалось, люди из департамента давно разошлись по домам, стараясь не смотреть в их сторону. А вокруг Всеслава собиралось все больше и больше народу. Человекоборцы и ребята уже из других партий стягивались к департаменту со всего города.
Одинокий плакат Всеслава кто-то повесил на дерево, чтобы было лучше видно, только не понятно кому.
Неожиданно прикатили антиглобалисты во главе с Мясником. Кто-то притащил гитару. Ко всеобщей радости представителей мужского пола этого странного митинга появились феминистки. Но они обрадовали ещё и девочек, потому что с ними приехал и небольшой фургончик с бесплатной едой и напитками, подарок от какого-то очередного очень важного человека.
Доронина пробила себе путь к Всеславу без каких-либо усилий. Ее, как генерала, все пропускали и вежливо уступали дорогу. Она уселась рядом, подвинув несколько возмущённого Адама.
– Я тоже согласна с тем, – влилась она в беседу, которую сама же и прервала, – что к такому понятию, как «вещи в себе» каждый разумный человек и так приходит. В один прекрасный момент мы сами осознаем, что все, что нас окружает, абсолютно все, мы можем воспринимать только субъективно.
– Хорошо, но как тогда быть с тем, что мы все социально зависимые? Нам просто необходимо мнение и опыт других.
– И что от этого субъективное суждение становится более объективным?
Трепаться языком до глубокой ночи на философские темы испокон веков всегда было любимым занятием студентов и прочей молодежи. Приводило ли это к чему-то, кроме невыученных уроков, никто не знает.
Как бы хотелось, чтобы кто-нибудь подсказал в чем смысл наших жизней, и есть ли он вообще. Куда и откуда мы идём, или пути нет, и мы стоим на месте, а вокруг нас меняются картинки. Где реальность, а где иллюзия, откуда берутся мысли? Столько вопросов и ни одного ответа, кроме религиозных аксиом. Только и остаётся, что утешать свой мучающийся разум философскими беседами.
***
Начало следующего дня заставило все городские СМИ буквально рыдать от радости. Новость была настолько громкой, что можно было всей страной обсасывать ее неделю.
Скандал вокруг дочери министра обороны Михаила Авлота разразился рано утром. Зоя Авлот, официально состоящая в партии защитников гидроцефалов, именующих себя человекоборцами, и неофициально находящимися в черном списке ее отца, заявила, что отправляется в больницу санаторного типа для больных гидроцефалией в знак протеста.
– Бросила учебу в престижном университете, начхала на карьеру, и все ради чего?
– Я не бросала учебу.
– И на какой срок у тебя академотпуск?
– Бессрочный…
– Тогда что в твоём понимании «бросить учебу»?
– Мама, не надо устраивать трагедию на пустом месте!
– На каком ещё пустом месте?! – взорвалась женщина. – Ты свою жизнь просто спускаешь в унитаз из-за какого-то симпатичного мальчика и это по-твоему ничего не значит? Обычный вторник, так?
– Всеслав здесь причем? Твой муж детей запирает в психушке пожизненно – это причина. Ты живёшь с психопатом, у которого есть власть! Вот причина.
– И этот психопат – твой отец, Зоя. Из-за своей дебильной любви тебе плевать на него, на меня.
– И сколько раз мне надо повторить, что не моя дебильная любовь заставляет меня так поступать, а действия моего отца.
Зоя гневно затопала к себе в комнату.
– О, я бы даже не заезжала, если б не нужно было забрать документы. Чтобы этого всего просто не выслушивать.
Она устало закрыла за собой дверь и буквально сползла по ней. Комната была умиротворительно тиха и прохладна. Окна были открыты. Шторы слегка надувались от небольшого ветерка, и было слышно, как на улице дети играют в мяч.
Горькое чувство утраты комом застряло в горле. Именно сейчас Зоя очень жалела, что так необдуманно, резко и бескомпромиссно объявила о своем решении уехать в гетто за Питером. Всеслав не пытался ее отговорить. Он был горд за нее, за ее решительность и упорство.
Зоя грустно улыбнулась себе в зеркало.
Упорство в достижении цели – теперь эту фразу она может писать в своем резюме без зазрения совести.
Ее отвлёк стук в дверь. От неожиданности она даже вздрогнула. На пороге стояло зло во плоти. Оно село на единственный стул в комнате, и с некоей долей печали посмотрело на Зою.
Отец в этот момент совсем не казался Зое злым, они хоть и не были достаточно близки, но они были родными и любили друг друга по-своему. Она уже приготовилась к нравоучениям и разбору над ошибками, но он лишь спросил:
– Если ты хочешь отказаться от этой затеи, у тебя есть такая возможность.
– Нет, – еле сдерживая слезы проговорила Зоя. – Я уже решила.
– Что ж, – господин Авлот со вздохом, встал, – я хочу только, чтобы бы ты сейчас внимательно выслушала, что я скажу. Зоя, когда ты захочешь вернуться, тебе стоит просто об этом сказать. Неважно, что ты не оправдаешь чьи-то ожидания, или бог весть какую миссию, которую кто-то на тебя возложил. Даже не думай, о том, что возвращаться стыдно. Просто возвращайся, когда хочешь, я всегда буду тебя ждать. Если это будет, через день после твоего отъезда, я буду только рад.
Зоя сидела молча, ожидая, когда он уйдет, боясь зарыдать. Ей и так было очень страшно одной отправляться в гетто. Ей придется принять на себя осуждение и неприятие со стороны общества, для которого она сегодня всего лишь фрик. Можно отказаться, но тогда все ее слова навсегда останутся просто словами. Солдат не может на войне просто грустить и расстраиваться, не может сидеть вечно в окопе, если он не будет воевать, его страна точно проиграет.
Зоя нередко вспоминала свою бабушку, любимыми словами которой были, что за идею надо топить. Уверена в чем-то – топи.
«Это было во Франции, в пятнадцатом веке, в разгар Столетней войны. Одна деревенская девушка была настолько уверена в том, что голоса в ее голове – не шизофрения, а наставления ангелов, что добралась из своей деревни до дофина и уговорила его дать ей войско. Франция была тогда в очень печальном положении, неизвестно чем бы вообще все закончилось, если бы не эта пресловутая Орлеанская Дева. Она одержала несколько громких побед, подняла сломленный дух французов, короновала наследника, который не особо то переживал, когда ее потом пытали инквизиторы и жгли на костре. Когда святая инквизиция спрашивала ее на каком языке с ней разговаривали ангелы, она отвечала, что, разумеется, на французском, потому что Господь на стороне Франции.
Когда человек в чем-то уверен, и прёт как танк, то остальные тоже начинают верить ему, потому что их начинают одолевать сомнения, что этот человек прав.
Поэтому, если уверен – топи, и пусть голоса в твоей голове тебе аплодируют».