В рамках дискуссий по «варяжскому вопросу» имеет место фактически отдельная дискуссия о происхождении названия Русь, названия, ставшего обозначением государства и народа восточных славян. В XVIII–XIX вв. все историки, как «норманисты», так и «антинорманисты», не сомневались в достоверности сообщения «Повести временных лет», что русью звались варяги, пришедшие с Рюриком. Соответственно «норманисты» считали, что это слово имеет скандинавское происхождение, а их оппоненты искали корни названия «русь» у других народов, как правило, тех же, с которыми они отождествляли варягов. Но в начале XX столетия выдающийся исследователь русского летописания А.А. Шахматов показал, что отождествление варягов с Русью в «Повести временных лет» являет собой вставку в более ранний текст – текст так называемого Начального свода конца XI столетия (дошедшего в составе Новгородской I летописи). Приведем для наглядности оба текста как в оригинале, так и в переводе на современный русский язык.
И въсташа словенѣ, и кривици, и меря, и чюдь на варягы, и изгнаша я за море; и начаша владѣти сами собе и городы ставити. И въсташа сами на ся воевать, и бысть межи ими рать велика и усобица, и въсташа град на град, и не бѣше в них правды. И рѣша к себѣ: «князя поищемъ, иже бы владѣлъ нами и рядилъ ны по праву». Идоша за море к варягом и ркоша: «земля наша велика и обилна, а наряда у нас нѣту; да поидѣте к намъ княжить и владеть нами»
И восстали словене, и кривичи, и меря, и чудь против варягов, и изгнали их за море; и начали сами собой владеть и города строить. И стали сами между собой воевать, и была между ними большая война и усобица, и встал город на город, и не было у них правды. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и управлял нами по праву». Пошли за море к варягам и сказали: «Земля наша велика и обильна, а порядка у нас нет. Приходите к нам княжить и владеть нами»[33].
Изъгнаша варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собѣ володѣти, и не бѣ в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и быша в нихъ усобицѣ, и воевати почаша сами на ся. И рѣша сами в себе: «поищемъ собѣ князя, иже бы володѣлъ нами и судилъ по праву». И идоша за море къ варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зъвутся свие, друзии же урмане, анъгляне, друзии гъте, тако и си. Рѣша руси чюдь и словени, и кривичи и вси: «Земля наша велика и обилна, а наряда в ней нѣтъ. Да поидѣте княжитъ и володѣти нами»
Изгнали варягов за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие (варяги) называются шведы, а иные норманны (в данном случае – норвежцы. – А. Г.) и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами»[34].
Текст, выделенный курсивом, является отступлением, разрывающим фразу Начального свода: «Идоша за море к варягомъ и ркоша». Вставной характер его в «Повести временных лет» очевиден. Соответственно встает вопрос, достоверна ли эта вставка, справедливо ли отождествление варягов Рюрика с «русью», сделанное в начале XII в. автором «Повести временных лет». В советский период большинство исследователей отвечало на этот вопрос отрицательно (при том, напомню, что практически все признавали тождество варягов и норманнов).
Проливают ли свет на вопрос о происхождении названия «русь» другие источники?
Если обратиться к иностранным источникам IX–X вв. (арабским, византийским, западноевропейским), в них можно обнаружить известия, в которых понятие «русь» прилагается к группам людей, скорее всего, имеющим скандинавское происхождение. Однако речь идет всегда о выходцах из Скандинавии, действующих в Восточной Европе. А коли так, нельзя исключить, что они восприняли здесь местное наименование, возникшее до их появления. Таким образом, зарубежные источники не дают решающих аргументов для решения вопроса о происхождении названия «Русь».
Исследователи, занимавшиеся этой проблемой, обычно старались опереться на данные лингвистики. Многие убеждены в справедливости указания «Повести временных лет» на тождество руси и варягов, и соответственно ищут прототип названия «русь» в скандинавских языках. Наиболее популярна версия, что оно восходит к древнескандинавскому глаголу «грести», от которого могло быть образовано слово rods-menn, обозначавшее воинов на гребных судах. Правда, во-первых, ни в одном скандинавском источнике такой термин не фиксируется (т. е. он являет собой чисто умозрительную конструкцию). Во-вторых, из rods по законам языка слово русь не выводится. Поэтому сторонники скандинавского происхождения названия исходят из того, что между rods-menn и русь было слово-посредник – финское Ruotsi, которое в некоторых языках финской группы обозначает русских, а в некоторых – шведов. Правда, из Ruotsi русь тоже выводится с большими затруднениями, а по мнению некоторых ученых, не выводится никак…
Другие исследователи ищут корни названия русь на юге Восточной Европы. Существуют мнения о его иранской или индоарийской основе[35] – от прилагательного со значением «белый», «светлый». Возможность существования в Среднем Поднепровье такого «цветового» этнонима подкрепляет наличие здесь «славинии» под названием северъ[36]: ее название восходит к иранскому корню со значением «черный». Существует и точка зрения о славянском происхождении слова Русь: от глагольной основы со значением «плыть, течь» (откуда слово «русло»).
Таким образом, вопрос о происхождении названия государства и народа восточных славян остается спорным. При этом обращает на себя внимание, что уже в начале X столетия, т. е. вскоре после прихода князя Олега в Киев, все подвластное киевским князьям население, независимо от своего этнического происхождения, называлось «русью». В договорах Олега и Игоря с Византией (соответственно 911 и 944 гг.) не упоминаются ни славяне, ни варяги – только русь (ед.ч. русин)[37]. Между тем в других случаях, когда два этноса сосуществовали в пределах одного государства, различия в их этнонимах сохранялись веками: так было во Франкском государстве, где население в V–VII вв. делилось на франков и так называемых галло-римлян, в Дунайской Болгарии в конце VII–IX в., где сосуществовали славяне и тюрки-болгары, в Англии в конце XI–XII в., где обитали англосаксы и норманны. Быстрое объединение всех подданных киевских князей под названием русь делает вероятным предположение, что существовали два сходных по звучанию названия: южное, которое служило одним из названий территории и, возможно, населения Среднего Поднепровья, и северное, служившее одним из обозначений варяжских дружин. Сходство терминов могло привести к их слиянию, способствуя восприятию северными пришельцами земли на юге Восточной Европы как своей, а местным населением – дружинников норманнского происхождения как отчасти «своих».
Если по примеру главы 1 попытаться подвести краткий итог сказанному, он будет выглядеть следующим образом.
Единой дискуссии «норманистов» и «антинорманистов» не было. Говорить можно о двух дискуссиях. Первая шла в XVIII–XIX вв. по вопросу: «Кем были варяги – норманнами или нет?». Вторая проходила в XX столетии по вопросу: «Создали ли варяги Древнерусское государство?» С точки зрения современных научных знаний ответ на первый вопрос однозначен – варяги были норманнами; ответ на второй вопрос будет отрицательным. Реальная научная полемика может идти только о степени участия выходцев из Скандинавии в процессе образования государства у восточных славян, и о характере их роли.
Когда в тех или иных трудах по истории – научных, научно-популярных или учебных – речь идет о политическом развитии средневековой Руси, самыми употребительными терминами являются два – это «государство» и «княжество». Оба слова – русские, не заимствования из иностранных языков, и у читателя-неспециалиста может создаться впечатление, что они были в употреблении и в эпоху Средневековья. Это тем более должно казаться вероятным, поскольку оба термина происходят от слов явно древнего происхождения – государь и князь.
Но на самом деле термин «государство», в современном русском языке обозначающий самостоятельные политические образования, появляется лишь в XV столетии, а закрепляется в близком к современному значении только в XVI в. Для раннего Средневековья, таким образом, «государство» – это не более чем условный научный термин. Что касается слова «княжество», то оно в современной политической терминологии практически отсутствует (так называют разве что государство Монако, поскольку его правитель носит титул prince, который в Новое время принято переводить как «князь»). Это должно вроде бы значить, что использование термина «княжество» историками указывает на его бытование в Средневековье: иначе почему его стали применять?
Действительно, историки очень часто пользуются в отношении средневековой Руси понятием «княжество». Причем так определяют самые разные политические образования. Иногда «княжествами» называют даже догосударственные славянские общности (скажем, пишут о «княжестве полян» или «княжестве древлян»). «Княжествами» нередко именуют составные части Древнерусского государства XI в. И особенно последовательно применяется этот термин к политическим образованиям XII и последующих столетий, эпохи так называемой раздробленности: сплошь и рядом на страницах исторических трудов и (особенно) учебников встречаются «Владимиро-Суздальское княжество», «Черниговское княжество», «Галицко-Волынское княжество» и т. п. Короче говоря, «княжествами» именуют любые территориальные образования, возглавляемые князьями.
Термин «княжество» производит действительно впечатление безупречно древнего: ведь он, повторюсь, образован от слова «князь». Как же еще называться территории, находящейся под властью князя, если не княжеством?
Но если обратиться к историческим источникам, то оказывается, что слово «княжество» впервые фиксируется ненамного раньше, чем слово «государство» – лишь в конце XIV столетия. Причем употребляется оно первоначально на крайнем юго-западе русских территорий, на землях, вошедших к тому времени в состав Литовского и Польского государств. В частности, в XV в. «великим княжеством» (точнее – «великим князством») именуется Литовское государство, включившее в себя много русских территорий. И только с конца XV столетия слово «княжество» изредка начинает применяться в Московской Руси. Причем что любопытно: обозначают им составные части уже единого Московского государства – т. е. территориальные единицы, которые в нашей исторической литературе как раз обычно «княжествами» не именуют…[38]
Итак, оказывается, в домонгольской Руси никаких «княжеств» не было. Если бы мы могли встретить, скажем, жителя Чернигова XII столетия и сказали бы ему, что он живет в «Черниговском княжестве», соотечественник нас не понял бы. В ту эпоху существовало, правда, другое понятие, образованное от слова «князь» – «княжение»; но оно обозначало не территорию, подвластную тому или иному князю, а саму княжескую власть или княжеский «стол» (престол). Как же реально назывались в древности политические образования?
Догосударственные общности славян в Византийской империи именовали, как говорилось выше, в главе 1, «славиниями», т. е. термином, образованным от этнонима «славяне». Но у самих славян общего terminus technicus для этих образований не было. Принадлежащие славянским догосударственным образованиям территории определялись названиями, образованными от этнонимов. Так, слово «вятичи» означало и народ, и занимаемую им территорию, то есть этноним и хороним (наименование территории) здесь совпадали по звучанию. В других случаях название территории несколько отличалось от этнонима, но все равно было связано с ним: например территория древлян именовалась «Деревы».
Иное дело – эпоха так называемого Древнерусского государства. В этот период, в конце X – начале XII в., существовало два понятия, обозначавших политические образования. Это земли и волости.
Очень часто в исторической литературе термины «земля» и «волость» употребляются как синонимичные, обозначающие якобы одно и то же. Например, составные части Руси XI столетия могут именоваться (если не применяется самый популярный и, как сказано выше, анахроничный по отношению к этой эпохе термин «княжество») и «землями», и «волостями». Встречается иногда даже своеобразный гибрид – «земли-волости» (или «волости-земли»), в реальности, естественно, не существовавший. На самом деле между понятиями «земля» и «волость» существовало достаточно явное (по меркам Средневековья, для которого вообще-то не свойственна терминологическая строгость) соподчинение.
«Землями» на Руси называли независимые государства. В источниках встречаем «Греческую землю» (Византию), «Болгарскую землю» (Дунайскую Болгарию), «Угорскую землю» (Венгрию), «Лядскую землю» (Польшу) и т. д. Соответственно и на Руси в XI – начале XII в. была только одна земля – «Русская земля»; так называлось государство, страна в целом. Термин «Русская земля» применялся для ее обозначения наравне с названием «Русь», обозначавшим и народ, и страну[39].
«Волостями» же именовались в источниках XI – начала XII в. составные части государства «Русь»/«Русская земля». Что собой представляли эти волости? Сам по себе термин волость дожил до начала XX в. В дореволюционной России им обозначалась мелкая территориально-административная единица в сельской местности, охватывающая несколько сельских поселений. Иногда историки распространяют такое значение понятия «волость» и на древние времена, на домонгольский период, но для этого нет оснований в источниках. Волость XI столетия – это совсем иное. Она являлась крупной территориальной единицей, с центром в городе, причем городе, где имелся княжеский стол. То есть волостью управлял князь, представитель русской княжеской династии (так назывемых Рюриковичей[40]), выполнявший в ней функции наместника верховного правителя – князя киевского[41]. Главной его функцией был сбор дани с территории волости; часть ее (обычно две трети) князь должен был отправлять в Киев.
В историографии существует целое направление, представители которого считают, что «волости» являли собой некие «города-государства», «государства-общины», где всеми делами управлял народ, а князья были всего лишь приглашаемыми чиновниками. Сведения источников о «волостях» XI – начала XII в. полностью противоречат такому представлению. «Волость» в них выступает именно и только как княжеское владение. Мы не встретим в этот период определений волостей по городам, не найдем «Новгородской волости», «Переяславской волости», «Смоленской волости» и т. п. Волости определяются исключительно по князьям-владетелям. Название города (причем в форме существительного, а не прилагательного) только может служить уточняющим дополнением к указанию на князя. Например: «Иди в волость отца своего Ростову, а то (Муром. – А. Г.) есть волость отца моего» – обращался черниговский князь Олег Святославич к сыну Владимира Мономаха Изяславу в 1096 г.[42]
В XII столетии Русь вступает в этап политического развития, который в дореволюционной историографии было принято именовать «удельным периодом», а в советской – «периодом феодальной раздробленности». Сущностью этого периода признается разделение единого государства на ряд фактически самостоятельных политических образований. Датировали это разделение ученые по-разному – от второй половины XI в. (время после смерти Ярослава Владимировича, с 1054 г.) до середины XII столетия. Но наиболее распространено представление об окончательном распаде государства после 1132 г. – года смерти киевского князя Мстислава Владимировича, сына Владимира Мономаха. И для этого есть основания. Действительно, в двадцатилетний период киевского княжения Мономаха и его сына (с 1113 по 1132 г.) власть Киева над Русью была (после некоторого ослабления в предшествующий период, при киевском княжении Святополка Изяславича, с 1093 по 1113 г.) довольно прочной. В большинстве волостей (в Новгороде, Смоленске, Переяславле, Владимире-Волынском, Турове, Ростове) сидели сыновья и внуки Мономаха. Правители волостей со столицами в Чернигове, Перемышле и Теребовле подчинялись воле киевских князей, а князей Полоцка после проявления ими непокорства Мстислав лишил их столов и отправил в ссылку в Византию. После же смерти Мстислава Владимировича начался период усобиц, и процесс обособления княжеств пошел полным ходом.
Термины «удельный период» и «феодальная раздробленность», разумеется, условны. Слово «удел», правда, производит (как и слово «княжество») впечатление древнего; но появляется оно только в XIV в., причем обозначает не то, что обычно называют в литературе «удельными княжествами»: не относительно самостоятельные политические образования, а территории, которыми наделяются отдельные представители той или иной княжеской семьи по воле ее главы[43]. Таким образом, в XII–XIII столетиях никаких «уделов» и, соответственно, «удельных князей» на Руси не знали. Что же изменилось в XII столетии в развитии страны, если исходить из существовавших в ту эпоху представлений о политических образованиях, которые обозначались, как сказано выше, понятиями «земли» и «волости»?
Наиболее заметным изменением являлось то, что термин «земля» с территориальным определением стал применяться не только к Руси в целом («Русская земля»), но и к отдельным регионам Руси: крупные «волости» начинают называться «землями».
На территории Руси в XII столетии сложилось двенадцать земель – Киевская, Переяславская, Черниговская, Волынская, Галицкая[44], Смоленская, Суздальская (она же иногда называлась Ростовской)[45], Новгородская, Полоцкая, Рязанская, Муромская и Пинская. Земли формировались на основе крупных волостей предшествующего (XI – начала XII в.) периода. Вопреки распространенному мнению, они не повторяли границ догосударственных общностей IX–X вв. – «славиний»; дело в том, что за время существования единого государства (конец X – начало XII в.) пределы волостей менялись, по разным причинам – по воле киевских князей, в результате усобиц, разделов территорий и т. д., в результате чего ко времени обретения волостями статуса «земель» их границы были уже очень далеки от рубежей догосударственной эпохи[46].
В большинстве земель закрепились определенные ветви княжеского рода Рюриковичей. Если в XI столетии князья, как правило, несколько раз в течение жизни меняли (как правило, по воле верховного правителя – киевского князя) волость, в которой княжили, то к середине XII в. происходит «оседание» сформировавшихся к этому времени династий в тех или иных волостях. Ранее всех обособилась в династическом отношении Полоцкая волость: еще в конце X в. она была передана Владимиром Святославичем своему сыну Изяславу и закрепилась за его потомками (лишение полоцких князей их столов Мстиславом Владимировичем оказалось недолгим – после его смерти полоцкие князья возвратились из изгнания и вернули себе владения). Галицкая земля сложилась после объединения волостей с центрами в Перемышле и Теребовле, закрепившихся в конце XI – начале XII в. за сыновьями внука Ярослава Владимировича Ростислава. С вокняжением в Ростове в начале XII в. сына Владимира Мономаха Юрия (Долгорукого) берет начало обособление Суздальской земли, где стали княжить его потомки. В 1127 г. произошло разделение владений потомков сына Ярослава, Святослава Ярославича, на Черниговскую землю, доставшуюся потомству Олега и Давыда Святославичей, и Муромскую; последняя позже разделилась на две земли – Муромскую и Рязанскую – под управлением разных ветвей потомков младшего Святославича – Ярослава. Смоленская земля закрепилась за потомками Ростислава Мстиславича, внука Владимира Мономаха, вокняжившегося в Смоленске в 1120-е гг. В Волынской земле середины XII в. стали править потомки другого внука Мономаха – Изяслава Мстиславича. Во второй половине XII в. за потомками Святополка Изяславича закрепляется волость со столицей в Турове, в XIII в. именуемая Пинской землей по своей новой столице.
Иной статус с династической точки зрения был у Киевской и Новгородской земель. Киевский стол номинально продолжал считаться «старейшим», а Киев – столицей всей Руси. Распространенное мнение, что Киев утратил свое значение после разгрома его войсками Андрея Боголюбского в 1169 г., ошибочно – статус общерусской столицы сохранялся за Киевом вплоть до Батыева нашествия и даже некоторое время после него (о чем подробнее пойдет речь в главе 6). В результате князья сильнейших ветвей и, соответственно, сильнейших земель считали себя вправе претендовать на киевское княжение и вели за него ожесточенную борьбу. При этом Киевская земля стала объектом своего рода коллективного владения: представители сильнейших ветвей имели также право претендовать на «часть» (владение частью территории) в ее пределах.
Что касается Новгородской земли, то тут в XII в. усилившееся местное боярство стало оказывать решающее влияние на выбор князей, и ни одной из княжеских ветвей не удалось закрепиться в Новгороде. Сюда приглашали на княжение князей из разных земель – Суздальской, Смоленской, Черниговской, Волынской. В Новгородской земле сложилась специфическая для тогдашней Руси форма государственности, при которой реальная власть принадлежала не приглашаемым князьям, а местной верхушке, наиболее видными должностными лицами которой были посадник, тысяцкий и глава церковной организации – новгородский архиепископ.
Не стала владением определенной ветви также Переяславская земля. Здесь в XII столетии правили потомки Владимира Мономаха, но представлявшие разные ветви. Накануне Батыева нашествия Переяславская земля, к тому времени утратившая свое былое значение, находилась под контролем князей суздальской ветви Мономаховичей.
Изменилось в XII столетии и представление о пределах понятия «Руси» или «Русской земли». С одной стороны, так продолжали именоваться все территории, населенные «русью» – т. е. восточными славянами, с другой – появилось узкое понятие «Русь»/«Русская земля». Оно охватывало только Южную Русь – Киевскую землю, Переяславскую и часть Черниговской[47].
Итак, крупные волости превратились в земли. А что же произошло с понятием «волость»?
«Волостями» теперь стали называться части территорий земель, находившиеся во владении того или иного князя. Таким образом, на другом, региональном уровне была воспроизведена структура прежнего единого государства: «земля», внутри нее – «волости». Волость и в XII – начале XIII в. по-прежнему выступает в источниках как княжеское владение; очень редко волости определяются по главным городам (и как правило, в случаях, когда по тем или иным конкретным причинам их нельзя было определить по князю). Это владение представителя той или иной княжеской ветви в пределах земли: глава ветви сидит в главном городе земли, его младшие родственники в более мелких городских центрах – столицах волостей.
В период с середины XIII в., после установления зависимости русских земель от Орды, продолжали использоваться для обозначения политических образований термины «земля» и «волость». Но слово «волость» с XIV столетия начинает преимущественно использоваться в ином значении: небольшая территориально-административная единица, объединяющая несколько сельских поселений и города (любого, не то что стольного – с княжеским «столом») на своей территории не имеющая. А в Северо-Восточной Руси, Суздальской земле, где в XIV в. начинается процесс территориального объединения, появляется новое понятие – «великое княжение»[48]. Так назывались владения главного князя этой земли – великого князя владимирского. В конце XIV в. великое княжение стало наследственным достоянием московских князей, что стало решающим для формирования ядра нового единого государства. Его формирование в основном завершилось к концу XV столетия, когда во владениях московских князей оказалась вся Северо-Восточная и (с присоединением Новгородской земли) Северо-Западная Русь. Правитель государства стал титуловаться с этого времени не просто великим князем, но и «государем всея Руси». От этого титула пошло понятие «государство». Страна стала именоваться «Русским» или «Российским»[49] «государством».
Резюмируя изложенное в данной главе, можно сказать следующее.
Те политические образования, которые в исторической литературе принято называть «княжествами», в действительности именовались «землями», «волостями» и «княжениями». Причем эти понятия прошли длительную эволюцию. В XI – начале XII в. землей называлось государство Русь в целом, а волостями – его составные части, управляемые князьями – наместниками киевского князя. В XII–XIII вв. землями именуются фактически независимые государственные образования, сложившиеся на основе крупных волостей предшествующего периода. В XIV столетии в Северо-Восточной Руси возникает понятие великое княжение. На основе «великого княжения» происходит объединение территорий под властью московских князей. С конца XV в. сформировавшееся на северо-восточных и северо-западных русских землях политическое образование начинает именоваться государством с определением «Русское» или «Российское».