Сергей Милушкин
Пропавшие. В погоне за тенью
Глава 1
Тревожный сон с похмелья. Жуткий, дурманящий, выворачивающий наизнанку сон. Зачем же я так напился прямо с утра?
В голове полная каша. Отрывочные видения – словно картины Сальвадора Дали, густо замешанные с реальностью, поплыли перед глазами. Я был готов поклясться, что весь этот жуткий сон случился на самом деле, если бы… если бы не очевидный бред… исчезнувшие одноклассники, двойник из параллельного мира, который стремится к абсолютной власти, мое полузабытое прошлое, из которого, казалось, до сих пор доносились голоса – девчонка из детского сада, часы, которые я разобрал ради нее… Света… как же давно я ее не видел и видел ли вообще? Моя мать… Диана… Петька, часовая мастерская и редакция газеты… темный лес, какая-то заброшенная советская здравница, переоборудованная под лабораторию… чертов жуткий томограф и старик в белом халате, жуткая улыбка которого отпечаталась в моей памяти словно вспышка ядерного взрыва.
– Господи… – я застонал, обхватил голову руками и открыл глаза. – Зачем я так напился…
Темный коридор моей собственной квартиры наискось пересекали три параллельных солнечных луча, падающих из кухни, а в них, словно в диковинном бассейне медленно парили невесомые пылинки.
Стоя напротив треснувшего зеркала, я зачарованно наблюдал за их беззвучным хаотичным движением – раньше мне и в голову не приходило, что их танец может настолько красив.
Передо мной на полке замер старый кнопочный телефон. Слегка покачивающаяся трубка повисла на тонком скрученном проводке, готовом оборваться в любом момент. Из нее раздавались короткие гудки, похожие на азбуку Морзе.
Волнами подкатывала тошнота.
Кому я только что звонил?
С нарастающим чувством какого-то фатального кошмара я вслушивался в короткие гудки. Память как дырявое решето подсовывала мне обрывки ненужных фраз, разговоров, лиц и все они были тревожными, если не сказать больше.
Я посмотрел на себя в зеркало и ужаснулся. Не знаю, где меня носило все эти часы, дни, может быть, даже месяцы, но сейчас оттуда на меня смотрел смертельно уставший человек с худым лицом, синими кругами под глазами и тонкими, слегка вытянутыми в вымученной усмешке губами.
СОБЕРИСЬ!
Впалые уставшие глаза, взлохмаченные волосы – я протянул руку, тронул краешек разбитого зеркала и… порезался.
– Ай… черт!
Тут же в голове всплыл разговор. Я догадался, что разговор состоялся только что, хотя по ощущениям я звонил Петьке данным-давно, может быть год или два назад. Разговор странный и сбивчивый. Далеким чужим голосом однокласснике сообщил, что я… в розыске. Что он не будет меня сдавать полиции.
Что еще он сказал?
Мучительная острая боль вспыхнула в затылке и где-то за правым ухом.
Я пошатнулся, облизнул порезанный палец. Кровь была настоящая, соленая. Медленно повернул голову влево, посмотрел в комнату. Возле разодранного кресла на журнальном столике покоилась почти пустая бутылка виски и фотоальбом. Точнее то, что от него осталось.
За входной дверью откуда-то сверху застучали быстрые шаги. Сердце подпрыгнуло и остановилось.
– Илья, догоняй! – звонко крикнул мальчишеский голос. – Мы без тебя начнем! – Через пару секунд шаги стихли.
– …продолжается рост числа зараженных в городе-герое Волгоград, оттуда наш следующий репортаж… – где-то за стеной включился телевизор, завыла сирена скорой помощи, затем невнятный взволнованный голос начал описывать происходящее в какой-то больнице, где не хватало коек и аппаратов ИВЛ.
Я подошел к двери и осторожно, будто бы с той стороны меня кто-то мог караулить, приблизился зрачком к мутному глазку.
Я НИКОГДА ЕГО НЕ ПРОТИРАЛ, – пронеслась в голове вздорная, почти идиотская мысль.
Лестничная клетка выглядела буднично, как и положено лестничной клетке старой брежневской девятиэтажки, не видевшей ремонта со дня постройки. Пыльные зеленые стены, прямо передо мной лифт. Справа и слева двери соседей – рыбий глаз искажал их пропорции, но определенно, с ними все было в порядке. В том смысле, что они были на месте.
И тем не менее… что-то было не так.
Мне казалось, за углом притаился батальон СОБРа в полном обмундировании и раздайся хоть малейший звук с моей стороны, они немедленно бросятся на штурм.
Я закрыл глаза и медленно, очень медленно выдохнул.
Все хорошо… все хорошо…
Но нет! – все было плохо!
В этот самый момент двери лифта открылись. Я каким-то образом прослушал движение кабины (может быть, ее заглушил звук телевизора), а когда понял, что лифт остановился на пятом этаже, едва не отпрянул. Из кабины вразвалку вышел сосед, толстый Влад – в целом неплохой парень, правда подкаблучник и жуткий зануда. Влад работал мерчендайзером и торговал пивом. Он даже не посмотрел на мою дверь. Мне показалось, что он специально смотрит в пол, будто бы боится даже прикоснуться взглядом к этому месту. Он обошел мой коврик по выпуклой траектории, чтобы не дай бог не зацепить невидимую границу.
Впрочем, прямо сейчас Влад меня не интересовал, а вот зеркало, появившееся в створе распахнутых дверей лифта – еще как!
Я пожалел, что нечем сфотографировать то, что я увидел – чтобы потом разглядеть получше. Сейчас же мои глаза застилал туман или глазок действительно был очень мутным и грязным, однако в отражении я смог разглядеть свою дверь, опечатанную крест-накрест белыми лентами. В районе замка виднелся бумажный прямоугольник с пломбой.
Половица под ногой скрипнула, и я чуть не заорал от испуга.
Влад, не дойдя до своей двери на мгновение замер, встряхнул головой и суетливо поспешил вперед. Я слышал, как зазвенели ключи в его руках.
Нет, он не мог меня ни увидеть, ни услышать – дверь была добротной, с хорошей звукоизоляцией. Но он был явно жутко напуган. Скорее всего, поступком, который совершил казавшийся таким безобидным сосед-ученый, что изучал то ли бабочек, то ли допотопных индейцев в Южной Америке. А может и Австралии, черт его знает.
Ключи выпали, звякнув о бетон. В этот момент дверь квартиры отворилась. Я мельком увидел жену Влада Марину, худую шатенку с хитрым лисьим лицом. Сейчас весь ее вид выражал крайнюю степень досады. Она бросила быстрый взгляд в направлении лифта, взяла (нет – выхватила!) у мужа сумку, а он тем временем с виноватым видом поднял ключи и прошмыгнул в темный коридор. Дверь захлопнулась и стало тихо.
Значит моя квартира опечатана. Этот ублюдок… мой двойник натворил таких делов, таких бед, что теперь мне грозила опасность буквально из-за каждого угла.
Опасность? По какой-то странной наивности я назвал это… положение «опасностью». Нет, это была не опасность. Это была патовая ситуация, которую до конца я никак не мог осознать. Я был в западне.
Но оставаться здесь, как бы не успокаивающе звучала мысль, что в опечатанную квартиру никто не сунется – я тоже не мог. Даже если предположить, что холодильник забит до отказа, мне нужно было вернуть Свету, оставшуюся в каком-то «том» параллельном мире. А для этого, как и уговорено с Дианой – отправить Антона-2… домой.
Голова шла кругом.
Я вернулся в комнату и плюхнулся в кресло. Долил остаток виски, промокнул порезанный палец, покрутил стаканом – скорее автоматически, и махом выпил. Затем обвел разгромленную квартиру взглядом.
Сначала квартиру перерыл Антон. Скорее всего, он искал часы или что-то еще, что могло ему пригодиться в незнакомом мире. Например, деньги, карточки, мои контакты – что угодно.
Затем пришли ребята из уголовного розыска. Они рыли зацепки, куда он… то есть, я мог скрыться. Наверняка, получив информацию о моих действующих визах, перекрыли все аэропорты и вокзалы.
Антон же… идет по следу обладателей часов и превращает их в трупы. Видимо, ему особо нечего терять, он сильно спешил, хотя зачем убивать всех подряд, я не понимал. Мне срочно нужно было найти список этих людей, чтобы выследить и подкараулить его. Разумеется, если к тому времени меня не схватят и не обвинят в серии убийств. Учитывая, что наша ДНК скорее всего, идентична, отвертеться и сказать, что я, мол в это время был в параллельной вселенной и у меня даже есть свидетели – не выйдет. Представляете лица следователей? Вот и я представил.
Конечно… не все смотрят телевизор, не все сидят в интернете и озабочены фотороботами разыскиваемых преступников. Большинству глубоко наплевать. Большинство понятия не имеет, кто живет в соседней квартире. Если раньше все мое существо восставало против такой атомизации, то теперь только на нее и оставалась надежда. Каждый сам за себя. Моя хата с краю.
Петьку Чайковского уже допросили. Но что он мог сказать? Что могли сказать другие – например, ребята с кафедры антропологии? Странный профессор Дмитриев, у которого я защищал кандидатскую. Или ассистентка Наташа… – длинноногая блондинка, мечтающая выйти замуж за доцента Веселовского – специалиста по северным народам… У всех них, наверняка, история звучала примерно одинаково. Да, знаю его, на кафедру заходит редко, давно не видели. Работал в Бразилии. Изучал затерянные племена. Считается перспективным ученым. Наркотиками и алкоголем не злоупотреблял, в порочащих связях замечен не был. Вот и вся история.
А Влад и другие соседи знали еще меньше.
Конечно, выйти из квартиры я мог, но, если кто-то из соседей заметит сорванную пломбу – тут же настучит в полицию, в этом сомневаться не приходилось. Жена Влада меня терпеть не могла, она первая и доложит.
Я тоскливо посмотрел в окно. Порванная тюль свисала с карниза какими-то прозрачными хлопьями. По небу бежали редкие облака. Все форточки в квартире были задраены и внутри помещения стояла удушающая плотная жара, которую я боялся потревожить.
И все же… раз дверь до сих пор не ломают то, по крайней мере ясно одно – телефон не прослушивается, и Петька (как и обещал) меня не сдал. Вряд ли из этого следовало, что он поможет мне еще раз, но…
Тут мой взгляд упал на задраенную балконную дверь. В голове шевельнулось воспоминание. Когда я вообще последний раз выходил на балкон?
Я вскочил, быстрым шагом направился к двери и тут же осекся. Замер. Соседи внизу. Они ведь тоже в курсе. И если там… я попытался вспомнить, кто живет в квартире подо мной. Кажется, это была пожилая женщина с сухим обветренным лицом и подозрительным взглядом, зимой и летом она появлялась в неизменном темно-синем плаще и постоянно что-то вынюхивала.
Я аккуратно сделал шаг вперед. Под подошвой кроссовка треснуло стекло. Мне пришлось обойти опасное место. Путь в пару метров занял чуть ли не вечность. Наконец, я оказался возле белой пластиковой двери. Взявшись за шпингалет, я осторожно выглянул наружу.
Честно говоря, я не знал, что меня там могло ждать. Когда я увидел, что балкон застеклен, то даже выдохнул от напряжения. Все это время я почему-то не мог вспомнить этой важной детали – уезжая последний раз в Бразилию, кажется, я застеклил его, чтобы, во-первых, исключить проникновение в квартиру снаружи, а во-вторых, чтобы голуби не вили гнезда и не гадили – убирать потом за ними мне совсем не хотелось.
Но… сидя в кресле и перебивая в уме варианты – я мог поклясться, что оставил все как есть и ничего не стеклил – только потому, что денег на поездку было впритык.
Тем не менее, балкон был застеклен, похоже, я все же сделал это.
Но как я мог забыть? Впрочем, застекление балкона вообще никак не относилось к моей научной деятельности, а значит мозг после завершения проекта просто-напросто мог вычеркнуть и удалить его из памяти.
Тем не менее, я еще минут пять простоял перед дверью, оглядывая балконное пространство.
Внутри пусто, на трех серых веревках замерла дюжина поблекших пластиковых прищепок, – одна из них удерживала ссохшийся пакет с надписью «Магеллан».
Что такое «Магеллан» – я понятия не имел, как и то, зачем и когда я (а кто еще?) повесил туда этот пакет.
Наконец я поднял взгляд в то место, которое интересовало меня больше всего – а именно деревянную решетку слева. Она вела на балкон соседней квартиры. Я всегда хотел замуровать этот проем, но руки не доходили. Я понимал, что лаз к соседу был придумала советскими проектировщиками не просто так – в случае пожара по нему можно было перебраться в соседнюю квартиру и спасти себе жизнь. Вряд ли они задумывались, что этой брешью могут воспользоваться с какими-то другими целями.
Кто жил там, в соседней трешке? Тут меня память не подвела. Семья средних лет, у них пацан и девчонка примерно одного возраста – лет по тринадцать. Я хорошо это помнил, потому что парень живо интересовался индейцами, дальними странами и всем таким необычным. Иногда, когда мы встречались в лифте, он выспрашивал меня о пираха и я видел, как загорались его глаза, влекомые дальними путешествиями, загадками и тайнами. В его представлении я был кем-то вроде Робинзона Крузо (хотя скорее Джеком Воробьем), особенно когда приезжал из командировки – черный от загара, с выгоревшей бородой и длинными, почти до плеч волосами.
– Илья… – сказал я негромко. – Его зовут Илья.
Оба родителя работали с утра до вечера на каких-то менеджерских позициях среднего звена. Это я тоже знал абсолютно точно и, встречая их, чаще поодиночке, вымотанных, поникших и абсолютно безликих, я и искренне сочувствовал пацану.
