Костер Монсегюра. История альбигойских крестовых походов – Зоя Ольденбург

СПОЙЛЕРЫ!

Я была там и все видела. Я видела резню в Безье,взятие Каркассона,взятие Лавора и страшную смерть его владетельницы,Жеральды де Лавор. Я видела разрушение Марманды и многих других окситанских городов и замков. И,наконец,я видела отчаянную борьбу и гибель защитников Монсегюра. Читая последние страницы книги,я ощутила,как все внутри сжалось от страха,а потом поняла,что никакая книга будь то исторический труд или исторический же роман не сможет передать главного – чувств людей,прощающихся с жизнью… Однако Зое Ольденбург это удалось.Прованс,который еще зовут Окситанией, – благословенный край. Цветущие виноградники,плодородные поля,свободолюбивые жители. Песни трубадуров,прекрасные дамы,хмельное вино. Любовь к женщинам,которых окружают почти религиозными почестями. И над всей жизнью страны витает дух абсолютной свободы мысли и действий. Провансальская поэзия не знает запретных тем (и особенно это касается политики). Окситанские бароны,признавая своим сюзереном французского короля,не питают к нему никаких верноподданических чувств. А что? Король далеко,а мой домен здесь и пока он мне принадлежит,то именно я и никто другой – его хозяин. Вот баронское кредо. И его придерживаются все – от самого последнего мелкопоместного феодала до Раймона VI,графа Тулузского. Естественно,что французскому королю такое положение вещей никак понравиться не могло. Шел 1209 год. Именно тогда папа Иннокентий IV решил созвать крестовый поход в Окситанию,направленный против катаров – еретиков,чье учение грозило на юге Франции потеснить Святой Престол. Да,знаменитая провансальская,тулузская свобода отразилась и в религиозной жизни края. Видя ту пропасть,что лежала между католическими прелатами,погрязшими в возмутительной роскоши и грехах и праведной жизнью катаров,большинство населения Прованса обратилось в веру «добрых людей»,как их называли. Это произошло постепенно,но с течением времени привело к войне,которая унесла множество человеческих жизней… И жестокость этой войны,равнодушие к ее ужасам Церкви,которая,собственно,ее и развязала,поражает. Начатый в интересах веры (Боже,они просто омерзительны,эти интересы! Никакая вера не стоит такого количества пролитой крови!),альбигойский крестовый поход перерос в масштабное выяснение отношений между королем Франции и окситанской аристократией. Множество людей оказались вовлеченными в него. А катары были лишь предлогом. Но они расплатились за свою стойкую веру и необыкновенное милосердие очень дорого. И замок Монсегюр,у подножия которого был разложен костёр,чье пламя поглотило лучших из них,навсегда останется памятником вере и милосердию «добрых людей».

Книга Зои Ольденбург «Костер Монсегюра» считается одной из основополагающих работ об альбигойских крестовых походах и феномене ереси катаров. Предвосхитив современное разделение исследователей катаризма на тех, кто противопоставляет веру катаров христианской традиции и тех, кто считает ее более совершенным, «очищенным» от последующих наслоений христианством, автор в своей книге анализирует как истоки этого необычного вероучения, так и причины, побудившие католическую церковь столь яростно бороться за ее уничтожение. При незримой поддержке своих верных спутников хрониста Петра Сернейского и Гильома Тудельского, автора «Песни о крестовом походе против альбигойцев», Зоя Ольденбург расскажет читателю о загадочной вере «совершенных людей» и причинах ее столь малой известности.Весной 1208 года папа Иннокентий III призвал христианский мир к новому Крестовому походу. На этот раз звали идти воевать не сарацин, и даже не греческих схизматиков, а намного ближе – южную Францию, провинцию Лангедок, где «край населяли еретики ужасней сарацинов».

Этими еретиками были альбигойцы или катары, как называла эту ветвь христианства Римско-католическая церковь, сами же эти люди называли себя «добрыми христианами» и на пламенных религиозных диспутах доказывали, что они-то как раз и являются истинно верующими, в отличии от католических прелатов, давно нарушающих все догматы истинного христианства.

В этом их поддерживало большинство населения, и не только простой люд, но и купечество и часть дворян, поскольку представители этой религии вызывали гораздо больше уважения, чем их оппоненты. Катары проповедовали аскезу и подвижничество, нестяжательство и добрые дела, открывали школы и больницы и проводили всю жизнь в дороге для проповедей и утешения. Для своих молитв они не возводили роскошных храмов, довольствуясь домами приютивших их горожан, а то и поляной в лесу. Но были и серьезные расхождения с христианской доктриной:Дальше……Но вот чего христиане никак не могли признать в учении катаров, так это его основополагающего утверждения: материальный мир никогда не был создан Богом; он есть творение Сатаны. Не входя в детали сложнейшей космогонии, объясняющей падение Сатаны и ангелов зла и сотворение материи, мы можем утверждать, что для катаров воспринимаемый нами в ощущениях материальный мир (включая, как гласят учения большинства сект, солнце и звезды) есть мир дьявольский и проявление Зла. Приняв за принцип сотворение мира духом зла, катарская Церковь единым махом приговорила все проявления земной жизни: все, что исходит не из духовного источника, обречено на полную погибель и не заслуживает ни любви, ни уважения.

Религия катаров стремилась к точному соблюдению всех наставлений доктрины. Путь к спасению узок, это, скорее, дорога для избранных. И здесь …катары, как и католики, полагают необходимым на пути спасения священное действо возложения рук служителя культа на верующего, дабы передать ему частицу Святого Духа, которым уже осенен наставник. Речь идет вовсе не о символическом жесте: обряд consolamentum (утешения), с точки зрения катаров, обладает сверхъестественной силой, заставляющей Святой Дух снизойти на того, кто принимает благословение.

Автор отмечает, что

…мы не собираемся здесь подробно анализировать догмы и рассуждения Церкви катаров, во-первых, потому, что, несмотря на скудость материалов, литература на эту тему очень обширна, а во-вторых сами материалы мало что могут сказать о том, чем же была в действительности эта исчезнувшая религия. Это так же трудно, как по форме черепа воспроизвести черты живого лица.

…История деяний опальных апостолов, быть может, столь же плодотворна в плане вдохновений и наставлений, как и история Франциска Ассизского. И они тоже были посланцами Божественной любви. Даже нельзя равнодушно помыслить о том, что эти светочи навсегда угасли, их лица стерлись, а пример их жизней потерян для тех, кому мог бы на протяжении веков помогать жить.

И если уж нам нечем искупить это преступление против Духа, то давайте, осознав свое невежество, признаем, что было разрушено что-то очень важное. Наверное, с заполнением этой пустоты наше понимание истории средних веков было бы совсем иным.О философии и духовной наполненности катарской веры и вправду сохранилось мало точных сведений, поскольку все они в основном черпаются из протоколов инквизиции и отражают только то, о чем спрашивали осужденных. Понятно, что инквизиторов не интересовали положительные аспекты учения «проказы юга». Лангедоку крупно не повезло еще и в том, что эти благодатные и плодороднейшие земли давно приглянулись французской короне. Окситанские графы и бароны, ничем в знатности и богатстве не уступая королям Европы, относились к своей вассальной клятве французскому королю весьма легкомысленно, и правили в своих доменах , как самостоятельные владетельные синьоры. Поэтому король Франции охотно предоставил в распоряжение католической церкви свое крестоносное рыцарство – всю эту ораву сиятельных разбойников, которые не мыслили себя без воинской славы и богатой добычи. Да без нее только единицы могли вести привычный для них образ жизни. Кроме того Церковь за борьбу с еретиками отпускала грехи и запрещала взыскивать долги с тех, кто воевал за ее интересы.В книге подробно рассказывается о первом этапе завоевания Лангедока, Резне в Безье, падении Каркасона, смерти Педро Арагонского в неудачно спланированном сражении и неоднократных попытках разной степени успешности Симона де Монфора завоевать Тулузу, основной оплот графов Тулузских. Не будут забыты и деяния главных католических прелатов Арно Амори, аббата Сито и Фулька Марсельского, епископа Тулузы, стараниями которых запылают костры для тысяч «совершенных». А также апостольское служение будущего Святого Доминика. И автором будет дан очень неоднозначный образ графа Симона де Монфора, с заключительной, какой-то даже грустной эпитафией:

Какой бы ни была судьба, уготованная в вечности душе Симона де Монфора, те, кто восхищены Наполеоном, Цезарем и Александром, не могут отказать в восхищении и этому солдату. Остальные вольны констатировать, что он был, в сущности, посредственностью, волею жестоких обстоятельств призванной действовать превыше своих сил и разумения. И моральная ответственность за его деяния лежит на нем в гораздо меньшей мере, чем на тех, кто их благословлял или оправдывал именем Иисуса Христа.Но после смерти Монфора и отъезда отбывших свой карантен крестоносцев выяснилось, что победа уплывает из рук. Что города с радостью приняли своих изгнанных сеньоров, изгнав навязанных королем. Что религия катаров не только не зачахла, а и расцвела как объединяющая все слои общества идея национально-освободительной борьбы. И что израненный и опустошенный край не только не покорился, но полон ненависти к захватчикам. После крестового похода многие владельцы разоренных хозяйств, лишенные своих земель рыцари-файдиты и их домочадцы обращались в катарскую веру, для них она стала не просто верой отцов, а символом свободы. Но у Католической Церкви в запасе был еще не один поход и навязанное обескровленной стране Меосское соглашение. Ну, и инквизиция, конечно.

Благодаря крестовому походу Лангедок стал более «еретическим», чем когда бы то ни было. Война привела его в столь плачевное состояние, что теперь можно было начинать истреблять ересь всерьез. Король или, скорее, регентша замышляла при содействии Церкви аннексировать провинцию. Для Церкви же ересь представляла такую опасность, что ее мало заботили те неисчислимые моральные и материальные блага, которые сулила эта аннексия…

И, похоже, что для Лангедока инквизиция оказалась злом еще худшим, чем королевская аннексия.Понадобится еще не один десяток лет, не одно подавленное восстание, чтобы политика доносительства и поголовного «покаяния в ереси» для населения дала свои плоды и ряды «совершенных» поредели. Находясь под постоянной угрозой отлучения от церкви и лишения своих доменов, владетельные синьоры не могли явно продолжать борьбу с захватившими их край французами с инквизиторами-доминиканцами. Зачастую они вынуждены были официально поддерживать противников ереси и даже присоединяться к их преследователям. И катарские иерархи были единственными, кто не таясь призывал к борьбе с поработителями. Со временем доктрина менялась, и подданным все чаще позволялось нарушать непротивление, присущее чистому катаризму. Стараясь сохранить беспристрастность, автор описывает не только ужасы расправ крестоносцев и инквизиторов, возмущенное население не задерживалось с ответом и резня в Авиньонете тому примером.Последний оплот катаров – замок Монсегюр, символ окситанского сопротивления, будет осажден в мае 1243 года, по личному настоянию королевы Франции Бланки Кастильской. Гарнизон в полторы сотни человек почти год будет удерживать оборону 60-и тысячной армии. После капитуляции более двухсот катаров, находившихся в замке, откажутся принять католическую веру и добровольно взойдут на костер. Но останется предание, что накануне четверо катаров бежали из замка, чтобы спасти сокровище церкви катаров. Вряд ли это было только золото. И с этим связана мистическая часть катарского вероучения. С религией катаров связан ряд легенд, никак не подкрепленных документальными свидетельствами и оставшихся лишь в народной памяти. Но в будущем они найдут свое отражение в произведениях европейского искусства и фольклора.В Заключении Зоя Ольденбург сетует:

…бесполезно спрашивать себя, отчего же этот союз, продиктованный и географическим, и политическим положением в стране, не мог осуществиться менее брутальным образом. Неужели на самом деле между северянами и южанами была такая несовместимость интересов и образа мыслей, что только жесточайшая из войн оказалась способной установить союз между французами? До 1209 года это могло быть взаимное непонимание, но никак не ненависть. После смерти Раймона VII окситанский народ, уставший от ненависти и страданий, постепенно – не без боли и протеста – начал мириться с тем, что его язык превращается в провинциальный диалект.Картинка

Книга нашей французской соотечественницы Зои Ольденбург не исторический роман, а научное исследование. Однако авторская позиция предъявлена достаточно четко: крестовый поход рассматривается как геноцид, гибель окситанской культуры оплакивается, оправданий массовым убийствам катар и мирного населения в тексте не найти.Книг о катарской ереси и альбигойских войнах (1209-1255гг) на русском языке можно найти предостаточное количество. И, как правило, это достойные, серьезные издания, позволяющие составить собственное мнение о рассматриваемой эпохе, осознать масштаб событий, их предпосылки и последствия для мировой истории. К этим книгам примыкает также значительный корпус книг, посвященных ересям в целом, тамплиерам, масонам и прочим розенкрейцерам, и, особенно, мифологии поисков Святого Грааля, так как конспирология средних веков предполагает, что именно еретики-катары владели ключевой реликвией христианского мира и унесли ее тайну вместе с собой. Вот там как раз можно встретить всеразличные домыслы и фантастические предположения. Книга Зои Ольденбург стоит особняком среди всего прочитанного мною по указанной теме: есть книги более подробные и полные, есть те, которые уделяют больше внимания военной стороне конфликта и те, которые сосредотачиваются в большей степени на религиозной доктрине, есть и художественные произведения, но, уверен, среди них нет ни одной более эмоциональной. При том, что автор – профессиональный историк-медиевист и перед нами именно что историческое исследование со ссылками на источники и приложениями, в самом языке и интонации текста содержится глубокие горечь и печаль о судьбе цветущей Окситании, родине трубадуров и «куртуазной науки», утонченных манер и искусных ремесленников, благородных (с известными допущениями) рыцарей и прекрасных дам. Территория, значительная часть населения которой, включая крупных феодалов, приняла аскетическую и скромную катарскую веру, была предана огню и мечу в течение 35 лет, подверглась разграблению, опустошению и истреблению (по некоторым оценкам погибло около 1 миллиона человек), была оккупирована и потеряла свои вольности и привилегии. Зоя Ольденбург особо подчеркивает, что информация о доктрине катар дошла до нас в основном в материалах допросов инквизиции и что катарская церковь самостоятельно не смогла донести до нас ни своих ритуалов, ни житий апостолов, ни теологических трудов – все это было уничтожено в кострах последователей Святого Доминика вместе с носителями этой веры, и наше понимание средневековья в значительной степени обеднено этим фактом.Ниже я намерен кратко пройтись по главам книги, конспективно отразив основные события истории альбигойских войн и, думаю, тем, кто в теме, это спойлером не будет, а тем, кто впервые слышит об этом, тем более будет полезно. В любом случае, горячо рекомендую книгу Зои Ольденбург всем интересующимся.Последовательно, со всем необходимым тщанием автор ведет нас через всю историю альбигойских войн (названных так по городу Альби, где концентрация катар была чрезвычайно высокой и где прошел церковный собор, впервые объявивший их еретиками), начиная с их предпосылок, включая геополитические притязания королевской Северной Франции на южные земли и религиозные противоречия, затем подробно рассматривает происхождение катарской веры и ее основные постулаты (дуализм, вера в наличие двух сущностных начал – добра и зла), влияние на местное население и причины столь широкой поддержки им движения «совершенных» (так назывались катарские священники). Отдельная глава посвящена позиции католической церкви и методам, применяемым ею против разрастания, в первую очередь, в Лангедоке (восточная часть Окситании), катарской ереси. Деятельность Святого Доминика (де Гузмана), страстного испанца, талантливого оратора с мощным интеллектом, так и не смогла привлечь население Лангедока на сторону католического престола, однако, как минимум, привела к созданию двух важнейших католических институтов – Ордена доминиканцев и Святой инквизиции.Убийство после переговоров папского легата Пьера де Кастельно 14 января 1208 года, совершенное одним из людей графа Раймона VI Тулузского, явилось причиной для объявления папой Иннокентием III крестового похода против еретиков, в котором объединились интересы католической церкви – в искоренении конкурентов, и северян – в приобретении новых благодатных земель. В специальном разделе автор описывает принципы средневековой войны и особо рассказывает о рутьерах – жестоких бандах наемников, опустошавших все на своем пути. Первый удар летом 1209 года принял на себя юный Рамон-Роже Тренкавель, виконт Безье и Каркассона. Пока он укреплял свой главный город Каркассон, армия крестоносцев, осознав, что даже католическое население воспринимает их как чужеземных захватчиков, по «чудесной случайности» на второй день осады взяла штурмом Безье, истребив всех жителей без разбору и оставив после себя знаменитую фразу аббата Арно-Амори «Убивайте всех! Господь узнает своих», причем, передравшись из-за добычи, принявшие крест, спалили весь город вместе с католическим собором. И это было только самое начало жестокой и беспощадной войны. Далее, при странных обстоятельствах захвата в плен виконта, пал Каркассон и крестоносцы передали захваченную землю в управление графу Симону де Монфору, после того, как ряд более авторитетных деятелей отказались от данного предложения, чтобы не посчитать себя обесчещенными. После чего, посчитав свой долг исполненным воинство христово отбыло восвояси, оставив де Монфора наедине с враждебно настроенной страной. «И только страхом, непобедимым и неподконтрольным, пересилившим инстинкт самосохранения, страхом, который внушила местному населению первая волна вторжения крестоносцев, можно объяснить тот факт, что, располагая лишь горсткой людей и имея нерегулярную и слабую поддержку, Монфор умудрился удержаться триумфатором во враждебной к нему стране. Здесь он был обречен править только с позиции силы», – пишет Зоя Ольденбург.Роль этого выдающегося полководца в том, что юг стал французским, велика и автор уделяет ему целую главу, в которой описывает 10 лет его сражений, побед и поражений, штурмов неприступных крепостей и замков (без счету), в том числе Каркассона, Термеза, Лаваура (после взятия сожгли 400 совершенных, а Гиральду де Лаваур растерзали и забили камнями) и Тулузы, а также битву при Мюрете (Мюре), в которой погиб его грозный противник, блистательный король-воитель Педро Арагонский, чьи воины сражались «…за цивилизацию (хотя само это слово – анахронизм) против варварства северных народов. Надо признать, что Симон де Монфор не подал своим противникам никакого повода для лестной оценки моральных качеств французского рыцарства». Над телом короля полегли почти все рыцари арагонского дома, пытаясь не позволить врагу завладеть его останками.«В 1210 году, после взятия Брама, продержавшегося три дня, Симон де Монфор, захватив гарнизон около ста человек, приказал выколоть им глаза, отрезать носы и верхнюю губу; один глаз оставили лишь поводырю, и Симон повелел ему вести колонну в Кабарет, дабы посеять ужас среди защитников этого замка».Далее в книге рассказывается об обстоятельствах включения в борьбу с еретиками французского престола, получении Монфором из рук короля инвеституры на завоеванные земли («… он хозяин лишь там, где может появиться во главе вооруженного до зубов отряда. И ни на пядь дальше»), о Латеранском соборе (принимали участие два патриарха (Константинопольский и Иерусалимский), 71 архиепископ, 410 епископов и 800 аббатов) и его решениях, о высадке графа Тулузского вместе с сыном в Провансе и начале нового этапа освободительной войны в 1216 году, ознаменовавшемся победой южан в Бокэре и удачным (поначалу) восстанием в Тулузе, а затем о триумфальном возвращении графа Раймона VI в Тулузу, которую Симон де Монфор тут же осадил на 8 месяцев и нашел под ее стенами смерть от камня, запущенного из катапульты, сделанной руками тулузских женщин. «Montfort Es mort, Es mort, Es mort!» – радостно рифмовали в окситанской народной песне.В 1219 году французский принц Людовик VIII во главе нового крестового похода вместе с наследником неистового Монфора – его сыном Амори де Монфором вторгся в Лангедок, для начала учинив ужасающую резню в Марманде. Однако, взять Тулузу не удалось, французы вернулись домой и молодому графу Раймону VII Тулузскому постепенно удалось отвоевать большую часть своей страны у захватчиков, но лишь на короткое время. Выкупив права на земли у Монфора, теперь уже король Франции Людовик VIII в 1226 году принял крест и вновь повел армию завоевывать Лангедок. Застряв надолго под стенами Авиньона, он так и не смог взять Тулузу и умер, заболев по дороге домой. Теперь за дело взялась Бланка Кастильская, регентша при юном Людовике IX (Святом). Отряды французов (тоже несшие значительные потери) шаг за шагом тщательно разоряли так и не покорившиеся южные земли. Обессиленные противники в итоге подписали мирный и совершенно кабальный для Тулузы договор, по которому графы Тулузы и Фуа, по сути, отдали свои земли под королевскую власть. Автор, кроме всего прочего, особо подчеркивает то обстоятельство, что за годы крестовых походов Лангедок стал более еретическим, чем когда либо – католическая церковь воспринималась как союзник и подстрекатель иноземных захватчиков, а катарская церковь стала символом сопротивления врагу.Отдельная глава описывает механизм становления Инквизиции, расширение ее полномочий, разработку методов и процедур. Постепенно папские инквизиторы развернули настоящий террор на завоеванных французами землях: катар выявляли и преследовали повсеместно, бросали их в тюрьмы, жестоко допрашивали, массово сжигали на кострах. Потрясением для палачей и населения стали участившиеся случаи принятия консоламентум (посвящения) непосредственно перед казнями и добровольное присоединение к сжигаемым еретикам. «Правосудие инквизиторов деморализовывало и обессиливало, создавая в стране обстановку постоянной тревоги… Народ способен биться за свободу, но человек, без конца вынужденный спрашивать себя, уже донес на него или еще нет сосед напротив, и не лучше ли будет самому пойти и донести, чем ждать вызова в инквизицию, изначально беззащитен». Так как зачастую люди под пыткой оговаривали уже умерших знакомых, на поток были поставлены эксгумации и сожжения останков еретиков. В этой мрачной обстановке катары продолжали проповедовать, «совершенные» находили приют у сочувствующих, скрывались в неприступных катарских замках, прятались в лесах и горах. Зоя Ольденбург подчеркивает, что «более поздние эпохи тоже испытывали на себе гнет полицейских терроров, но честь изобретения этой системы принадлежит доминиканской инквизиции».Бесконечно подобная ситуация не могла продолжаться, тем более, что королевская и церковная власти методично усиливались по всей мятежной территории. Им противостояли отряды рыцарей-файдитов (изгнанников, лишенных своих земель за поддержку еретиков, и объявленных вне закона). Последним оплотом сопротивления стали неприступные катарские замки, так называемые «орлиные гнезда», расположенные на склонах гор в труднодоступных местах, чей штурм был сопряжен со значительными издержками и не имел стратегического значения. Их владельцы давали приют катарам, в целом вели себя дерзко и независимо, совершали вылазки и нападения на захватчиков. Различными методами, военного, политического и экономического характера, эта проблема постепенно решалась. И хотя, некоторые гордецы из горных твердынь десятилетиями продолжали упорствовать, к началу 1240-х годов единственным значимым символом катарской веры и противостояния чужеземцам в Лангедоке остался Монсегюр – священное для катар место, неприступный замок на отдельной скале, восстановленный ими из руин для совершения обрядов и ритуалов. Именно здесь и произошел последний акт кровавой исторической драмы Альбигойских войн, именно поэтому автор так и назвала свою книгу.После очередного неудачного бунта графа Раймона VII Тулузского и резни, устроенной в 1242 году рыцарями гарнизона Монсегюра в Авиньонете (в результате ночного рейда были жестоко убиты известные инквизиторы), в мае 1243 года настало время ответного удара – Монсегюр был осажден французами. Кроме гарнизона и членов их семей в замке находились около 200 «совершенных» обоего пола. Надежды осаждавших на то, что голод и жажда заставят гарнизон открыть ворота, не оправдались – запасы продовольствия были велики, а дожди обеспечили водой. Через несколько месяцев осады и вооруженных стычек, отряду рутьеров-басков, привычным к горным кручам, удалось захватить важную площадку у барбакана на верхней части горы, где была установлена катапульта, а затем французы вошли в Восточную башню, пройдя ночью фактически над пропастью скальными уступами по тайной тропинке. Очевидно, что здесь не обошлось без предательства. Отчаянная попытка гарнизона ночной атакой вернуть барбакан и уничтожить катапульту была отбита с большими потерями для защитников катарского замка. «Учитывая особенности расположения поля боя, буквально висевшего в пустоте, можно догадаться, что число погибших намного превышало число раненых, которым удалось добраться до замка», – пишет автор. 1 марта 1244г., после 10 месяцев осады, гарнизон вступил в переговоры о капитуляции, условия которой были весьма приемлемы по меркам средневековой войны: воины могут уйти вместе с оружием, остальные должны покаяться в ереси и получить прощение, а те, кто не отречется, будут сожжены. 16 марта 1244г. 210 (215) отказавшихся отречься катар, взошли на костер во главе со своим епископом. Непосредственно перед казнью 11 членов гарнизона и 6 женщин приняли посвящение для того, чтобы остаться со своими товарищами до конца. Еще трое (четверо) катар тайно покинули замок, унеся с собой реликвии церкви и тайну о местонахождении других сокровищ, среди которых, по мнению некоторых конспирологов, находился и Святой Грааль. Сопротивление в Лангедоке без особой надежды еще продолжалось некоторое время, последний замок катар – неприступный Керибюс – был оставлен ими в 1255г.Подводя в заключении итог событиям альбигойских войн, жестоким даже по меркам того мрачного времени, автор пишет: «Лангедок присоединился к Франции, и бесполезно спрашивать себя, отчего же этот союз, продиктованный и географическим, и политическим положением в стране, не мог осуществиться менее брутальным образом. Неужели на самом деле между северянами и южанами была такая несовместимость интересов и образа мыслей, что только жесточайшая из войн оказалась способной установить союз между французами?» Сложно отрицать, что именно в результате альбигойских войн Франция собственно и стала Францией, объединив суровый и грубый Север с утонченным и куртуазным Югом.Книга, которая есть у меня, была издана в 2001 году замечательным издательством «Алетейя» и, кроме текста, содержит хронологическую таблицу, список имен, пару сотен постраничных примечаний, иллюстрации в виде фотографий, приложения с описанием катарских ритуалов, выдержками из решений соборов о борьбе с ересью, инструкциями инквизиторов и др. Во Франции книга вышла в 1959г. и заняла свое почетное место среди авторских интерпретаций исторических событий. Зоя Ольденбург, родившаяся в Санкт-Петербурге в 1916г. и уехавшая с семьей во Францию в 1925г., прожила интересную жизнь, оставив заметный след во французской культуре, – окончила лицей Мольера и Сорбонну, обучалась в Академии художеств Рансона, кроме исторических исследований писала и художественную прозу, награждена орденом Почётного легиона, орденом Искусств и словесности.Вывод: «Отлично!» Прекрасный образец исторического научного труда, который не только излагает факты на основании множества источников, но и, выражая авторскую позицию, никого не оставит равнодушным.