Рудин – Иван Тургенев

За что я люблю Тургенева, так это за умение беречь деревья и экономить время читателей. Я имею в виду, что его романы выгодно отличаются от большинства произведений его коллег по цеху краткостью и лаконичностью. Вот и «Рудин» вмещается в какие-то 140 страниц, почти ничего для романа, у некоторых мастеров слова такой объем часто приходится только на вступительную часть. Спасибо за это Ивану Сергеевичу, для меня это немаловажный момент.Про роман мы в курсе со школьной скамьи, что в образе заглавного героя Тургенев представил хрестоматийный тип так называемого «лишнего человека». Сам же автор и был изобретателем удачного термина, который стал популярным после появления его повести «Дневник лишнего человека». Что же, если мы вспомним классические черты этого типа: оторванность от своего социума, неприятие службы, скептицизм, пассивность, но в то же время претензия на некоторую интеллектуальную и духовную избранность, то Рудин вполне подходит для зачисления в данный класс литературных героев. Но что имели в виду Тургенев и подхватившие его терминологический почин критики, «лишними» в отношении чего являются эти люди? И, перебрав всех кандидатов на это звание, всех этих Чацких, Онегиных, Печориных, Бельтовых, Рудиных, Лаврецких, а чуть позже Обломовых и даже Безуховых, мы понимаем, что лишние они именно в своем дворянском окружении. Но дворянство в дореформенной России – это отдельный остров в море подлого сословия, та – большая Россия – это совсем другая страна, с теми людьми нельзя быть на равных, ими можно только руководить, их можно направлять и наставлять. Поэтому для дворянства Россия суживалась до нескольких тысяч семейств, тесно переплетенных друг с другом, связанных узами родства и кумовства.В таких условиях не прижиться, стать «лишним человеком» было относительно легко. Это сейчас, потерпев фиаско в одной социальной группе, можно попытать счастья в другой, у дворян же такой вариативности не было, и лишних можно определять как неудачников своего социума. Таким определением я как бы расширяю ареал «лишних людей», включая в него практически всех изгоев, в то время, как отличительной чертой классического представителя типажа является претензия на духовное и интеллектуальное превосходство. Ну, так мы имеем дело с дворянами, которые все получали относительно хорошее образование и все, по праву принадлежности к высшему слою общества, ощущали свою исключительность.И именно такие люди становятся главными героями почти всех значимых произведений русской литературы середины того века. В чем же здесь дело? Да в том, что литературному произведению нужен конфликт, а где его искать, как не в бунте или противостоянии индивида и общества. Но беда этих литературных героев, и тургеневских в первую очередь, что они слышат призыв к какому-то преображающему общество действию, но что это за действие, которого так страстно желает их душа, они не знают и не понимают.У них нет системы, организующего начала, поэтому их позыв, взбурлив фонтаном, постепенно истощается, высокие идеалы, которые, кстати, постоянно меняются в зависимости от появления новых идей, постепенно вступают в противоречия с условиями существования, вскрывая не самые лучшие черты характеров, и герои превращаются в шутов.В «Рудине» как раз показывается такой процесс, автор крайне жесток к своему герою, особенно, если еще учесть, что, по мнению литературоведов, Тургенев образу Рудина придал многие автобиографичные черты. Так в характере главного героя обнаруживается холодность, тщеславие, мелочность, кокетство, и даже трусость. Как легко он отказался от любви Натальи Алексеевны, которая, воспринимая его в созданном им же образе, ожидала от него подвига, а Рудин, поджав хвост, бросился в бега, осознавая, что ему эта любовь не нужна, да и не любит он уже так, как ему казалось. А всё потому, что для Дарьи Михайловны в качестве зятя он беден, а будь он богат, что ждало бы Наталью – неминуемое разочарование, потому что он не был тем, кем хотел казаться.По сути своей Рудин превращается в шута при «дворе» Дарьи Михайловны. Обратите внимание, эта должность «по штату» до появления Рудина принадлежала Африкану Семёнычу Пигасову. Этот, тоже кстати, неудачник, честно отрабатывал свою роль, развлекая общество. Знаменательно, что свою первую победу, утверждаясь при «дворе» Ласунской, Рудин одерживает именно над Пигасовым, который на какое-то время даже перестает ездить к благодетельнице, потому что теперь роль аниматора-затейника переходит к Рудину. Ему самому его положение кажется более весомым, но это потому, что кое-кто, кто неопытнее и простосердечнее, – Наталья и Басистов – воспринимали его всерьез, но стоило ему попасть в немилость к хозяйке, как он в полной мере ощутил свою шутовскую роль.И все же, Тургенев порицал своего героя, но любил, устроив ему нравственную реабилитацию в конце романа, когда бывший сначала другом, а потом недругом, Лежнев при встрече с Басистовым предлагает тост за «золотое время, за здоровье Рудина!», прощая ему многие грехи за годы молодости, надежд, стремлений, доверчивости и честности.Однако, критики, в частности Добролюбов, не посчитали этого эпизода достаточным и отнесли тургеневского героя к полным бездельникам и дармоедам. Это заставило Тургенева через 4 года после первого издания романа дописать эпилог, который, кстати, увеличил объем романа на целых 20 страниц, в котором происходит полное примирение Лежнева с Рудиным, а затем гибель Рудина в качестве «какого-то поляка» на парижских баррикадах. А ведь он предвидел это, предполагая, что умрет неизвестно где, неизвестно за что. Не знаю переубедила ли Добролюбова такая концовка по поводу дармоедства Рудина, меня так нет.

Говорят, образцовый русский язык пошел от Пушкина – спорить бесполезно. Но, мне кажется, образцовый литературный русский язык пошел уже от Тургенева – его язык настолько хорош, настолько чист и поэтически красив – и это, заметьте, без излишеств, – что соперничать с ним не сможет ничто. Уникальное чувство языка. Может быть, проза Тургенева уступает по смысловой нагрузке прозе Толстого и Достоевского; может быть, сюжеты у него избиты и в чем-то предсказуемы… но, читая его, можно поймать литературный оргазм. Тургеневский «Рудин» – младший брат «Евгения Онегина» и «Обломова» (какая интересная была мода – называть книги о «лишних людях» по именам персонажей!). Главный герой тут – типичнейший «лишний», похож и на наших современников, оттого так и тянет к сопереживанию. Митя Николаевич Р. местами сильно напоминал мне себя же – такое же «замечательное» сочетание ума, красноречия и фатального инфантилизма. Человек неплохих способностей, который не может ими распорядиться. Нельзя сказать, что он не пытается – нет, просто ему сложно встраиваться в общество, поначалу он кажется необыкновенно обаятельным, к нему тянутся, но затем в нем легко разочаровываются, ведь он не похож на остальных и не соответствует современным ему правилам нравственности и приличий. Характер у него скорее легкий, но непостоянный, его вечно увлекают новые впечатления, и опять он не знает, что с ними делать. Поэтому ему просто чем-то заняться и так же просто все забросить. Это не хорошо и не плохо – человек таков, правильно замечает Тургенев, он не виноват в своем характере, он не может изменить себя, как бы того ему ни хотелось. Так, нельзя стать расхлябанным, если ты по натуре деловой и аккуратный. Изначально кажется, что писатель пытается противопоставить его «правильным», встроенным в общество людям – но после это впечатление рассеивается. Тут у Тургенева нет осуждения ни одной из сторон, есть лишь два разных образа жизни. Вот заезжего Митю Николаевича обсуждают «хорошие люди» – умеющие правильно работать и отдыхать, правильно вступающие в брак, правильно составляющие капитал. Но разве они, такие правильные, принципиально лучше Рудина? Нет. Они так же не выбирали ни свой круг общения, ни свое происхождение, не выбирали, родиться им в обеспеченной семье или в крестьянской. Они такие же жертвы своих характеров и положения. Оттого они нисколько не лучше. Главное достоинство Мити Николаевича в том, что он честен с собой. Ему тяжело дается правда, но в итоге он искренне оценивает собственные недостатки. Да, он слаб и инфантилен – но он не строит из себя героя, это остальные «обманываться рады» на его счет, но, объективно говоря, нет у главного героя желания обманывать. Просто так получается. Он отказывается брать на себя ответственность, но лучше уж так, чем взять ответственность (например, с Натальей, которую он не любит), а потом все пустить на самотек.

Митя заслуживает право жить так, как ему хочется. Как и остальные. Может быть, кому-то не близок его образ жизни – ну и пусть. Главное же – никому ничего не навязывать, не так ли? Вот и Тургенев ничего не навязывает, за что ему большое спасибо.

Выбирая книги для своей любимой игры, я решила обратиться к Тургеневу. Его пейзажные описания приводят меня в восторг, но вот рёмантическая проза… Но я прочитала аннотацию – и воодушевилась)

Я-то думала, что тут будет «Фантазер – ты меня называла». Но после прочтения я вынуждена была поменять на «Краснобай» или «Филозов» (так в романе – и мне это определение безумно понравилось).

Начало меня – покорило сразу и с потрохами. Ох уж эти описания раннего деревенского утра! Как он пишет свои пейзажи – ну просто кистью по иссушенной современкой душе! А какое было описание вечераТихий и томный, но в воздухе словно застыло ожидание чего-тоНу просто бальзам и ангельские звуки…

Но больше пейзажей меня покорили описания персонажей. Здесь их порядочно: Дарья Михайловна, местная помещица-благодетельница, с дочерью Натальей, соседка Александра с братом, Лежнев, Пегасов… И портрет каждого – выписан такими крупными, уверенными мазками. Не только наружность – но и внутренние склонности.

Вот эти описания характеров у автора – покорили меня невероятно. Я-то настраивалась: романтика, сейчас два прекрасных во всех отношениях существа устремятся друг к другу. Ан нет, маменька, возражает автор – и вываливает характеры без экивоков. И по Дарье Михайловне он проходится. Хотя по тексту она не кажется такой уж – автор намекает, что не очень она благодетельница и светская дама и просто хочет ею казаться. Один из самых ярких образов – это Африкан Пегасов…

* Да – в романе порядочно таких необычных имен, особенно в начале. А когда помянулась аллюзия на какого-то… мракобеса – я вообще немного в осадок выпала.

В общем, Пегасов – злой и острый на язык женоненавистник, который женщин вообще за людей не считает. И тот конец, который для него заготовил автор – я прям поаплодировала, по канонам жанра. Жаль, нельзя спойлерить – но это было очень удовлетворяюще)

Но, конечно, больше всех досталось заглавному герою, Дмитрию Рудину. Хотя при первом его появлении все оказываются очарованы его красноречием. Образован, подкован, «филозов» – многие попадают под его обаяние. Но когда дело доходит до решительных действий…

"Евгений Онегин" тут не просто летает бесплотным духом – он даже появляется «воплоти» в качестве гадания для юной барышни. Это – должно навести на мысль)

Я была просто очарована описаниями: как природы, так и характеров. Немного просела на мой вкус середина с развенчиванием Рудина. Рассказ Лежнева, наглядно описывающий характер и поступки Рудина – был очень к месту. А вот его же лекция «Кто такие Рудины» – была немного затянутый.

Ой – я прям в таком читательском удовлетворении. Не ожидала я, что это будет – не ванильно, не слащаво, не клишированно. Ждали меня – не только восхитительные описания, но и – интересные характеры и судьбы. Конечно, порекомендую любителям классики. Особенно это было наглядно после того, что извращенный ум наших современных «писателей» делает с героями Тургенева. Сравните) А уж обращение автора напрямую к читателю…)

Слушала я в начитке Владимира Самойлова. И считаю – что его голос очень подходит этому роману и еще больше оживляет его. У него такой приятный контр-тенор, очень академично, очень уверенно. Прям то, что нужно.

После постной диеты из современной прозы взять классику – это словно глотнуть чистой воды. Не считаю ни один эпитет излишним, даже мелкие замечания в стилеДва кобеля – которые непрестанно грызлись и не могли друг без другаВосхитительны. Классика – останется и будет радовать нас, когда острые новинки сдуются и забудутся. Отложила уже себе «Дым», а у меня еще же Бальзак впереди. Какое счастье…