Игорь Григорьян
Иллюзия
1
Я зашел в зоопарк не потому что люблю животных в клетках. Просто он был мне по пути и, вместо того чтобы сесть в такси и отправиться домой, немного поколебавшись, а стоит ли, я купил входной билет и направился к воротам.
Большая белая акула подплыла к входу и внимательно посмотрела на меня. Ее глаза были черные и блестящие, будто вскрытые лаком. Больше всего они напоминали черные пуговицы на моей куртке – такие же твердые и неживые. Или черные глаза – бусинки на детском плюшевом медведе. С той лишь разницей что медведь в детстве был игрушечный, а акула сейчас что ни на есть настоящая. Факт. Она распахнула пасть и неожиданно произнесла:
– Добро пожаловать в зоопарк. И, хотя, лично я, например, с большим удовольствием вас бы съела, но не голодна. Завтракала.
Черные бусинки при этом отсвечивали глянцевым лаком.
– Благодарю вас, – вежливо ответил я, и повернувшись боком протиснулся в калитку.
– Знаете, а билет можно было и не покупать, – акула двигалась рядом, то заплывая вперед, то возвращаясь в мою акваторию, – ведь контроллеров на входе нет. Их здесь никогда и не было, а турникет поставили специально для сомневающихся в своем праве заглянуть сюда. Знаете, есть такие люди, которым обязательно надо купить билет чтобы куда-нибудь зайти, – она посмотрела на меня оценивающе, будто хотела понять не отношусь ли я к таким, – они думают что без билета их не пустят.
Глаза, не мигая, смотрели прямо на меня.
– Вы можете вернуть его в кассу, – добавила она, кивая на кусок раскрашенного картона в моей руке.
Билет был ярким с гармонично подобранными красками и мне не хотелось с ним расставаться. И да, в чем-то она была права – он как бы давал мне официальное разрешение пройти внутрь, хотя никто у меня это разрешение не спрашивал. Есть у меня билет или нет – интересовало только меня.
В это же время сам Билет скривился в моей руке, что должно было означать ужас при мысли о том что его вернут в кассу и плотно обхватив мой палец колючим картоном, бурным смешением красок на своей поверхности изобразил свое негодование по этому поводу.
– Мы, Билеты, рождаемся на свет когда нас покупают и умираем сразу же, как только нас выкидывают или возвращают. Я не хочу умирать в младенчестве, – судя по всему Билет был настроен весьма решительно, – не возвращайте меня!
Акула молча наблюдала за мной в ожидании ответа.
– Благодарю вас за совет, однако если до вашего появления я сомневался, стоит ли вообще заходить сюда, знаете ли, не люблю животных в клетках, то сейчас точно предпочту оставить его на память, – я поспешно засунул тут же успокоившийся билет в карман. Он сразу отпустил мой палец и, как мне показалось, даже удовлетворенно крякнул из своего убежища.
– Важно только то, что помнится и без напоминаний, – акула посмотрела на меня многозначительно, как бы сомневаясь, а стоит ли вообще продолжать разговор, и добавила:
– Только оно и существует.
Втроем мы проследовали на территорию зоопарка и калитка тут же захлопнулась за нами, словно отсекая возможные пути к отступлению. Спустя какое-то мгновение сама калитка вместе с прикрепленными к ней воротами и забором, растворились в воздухе, и я с ужасом, смешанным с изрядной долей любопытства, обнаружил что вокруг нас остался только один зоопарк. Исчезло все что им не было – дорога, на которой стояли такси, в любой момент готовые отвезти меня домой, здание касс, где я покупал входной билет, и даже массивные скульптуры животных при входе, около которых я так любил фотографироваться маленьким. Все это растаяло, растворилось в окружающем нас Пространстве. Вокруг нас осталось лишь несколько тропинок, ярко освещенных солнцем, звенящий воздух и мое исполинское любопытство, разбавленное каким-то детским восхищением. Детским – потому что только в детстве чувство восхищения может быть вызвано исключительно волшебством.
– До обеда еще достаточно времени чтобы посмотреть экспозицию, – акула изо всех сил пыталась быть вежливой и обходительной.
– А что у вас на обед? – поинтересовался я, будто невзначай.
– Вы, – просто и без обиняков ответила она, и глаза ее при этом подернулись красным лаком, – но до обеда вы все же могли бы посмотреть других животных. Если, конечно, это именно то, зачем вы здесь. И кстати, в нашем зоопарке ни одно животное не находится в клетке, – на всякий случай добавила акула.
– Может лучше сходить в ресторан? Или в любое другое заведение общественного питания? Поймите меня правильно, я не то чтобы против присутствовать на вашем обеде в качестве одной из закусок, даже сочту это за честь, но, – на этих словах я распахнул куртку и продемонстрировал акуле свое, достаточно щуплое тело, – боюсь, разочарую ваши вкусовые рецепторы, да и в пересчете на живой вес меня не так уж и много.
– Что вы, что вы! Никаких закусок! Только основные блюда! – акула всплеснула плавниками, – И никакого живого веса! На обед будет подан лишь давно мертвый вес, я бы даже сказала – мертвый груз! Вам будет комфортно. Еще благодарить будете! – она смотрела на меня в ожидании решения.
– Ну раз так, позвольте сопровождать вас в пути. Нечасто встретишь столь любезную акулу. Я бы даже сказал – никогда.
– А вы не задумывались, что «никогда», это тоже самое что «всегда», только наоборот? И что «не делать никогда» равно «делать всегда»? «Не» и «ни» – сокращаются, ибо отрицают друг друга, – она смотрела на меня и ждала ответа.
– Вы совершенно правы. Всегда приятно поговорить со знающей акулой.
С этими словами, одной рукой я достал зонтик и открыл его над головой, будто защищаясь от воображаемого дождя или солнца, а другую руку, согнув в локте, предложил своей собеседнице. Зонт был большой, синий в крупный красный горох, с деревянной ручкой натурального цвета в виде головы с туловищем дракона. Тело дракона, уходящее к спицам зонта, вскрытое лаком, бликовало в солнечном свете, создавая иллюзию движения. Его воображаемая чешуя, выполненная искусным мастером, переливалась красным и зеленым цветами и, казалось, он просто остолбенел по какому то волшебству, будто в момент взлета, кто-то, очень знающий и важный, махнув волшебной палочкой, остановил мгновение. А может быть не только мгновение, но и время целиком.
Время состоит из мгновений, как пустыня из песка. И мы не в состоянии даже измерить эти мгновения, не говоря уже о том, чтобы остановить и рассмотреть повнимательней. Будто этот кто-то, этот знающий и важный субъект, специально заморозил временной миг, достав и приблизив к нашим глазам всего лишь одну песчинку с бескрайней пустыни Времени, давая всем нам возможность насладиться моментом взлета.
– Какой интересный зонтик, – акула внимательно посмотрела на ручку зонта, потом на мою, сложенную в ломаную линию руку, и проигнорировав предложение соединить наши верхние конечности, перебирая плавниками, продолжила, – он будет мне к лицу, как вы находите?
– Вам очень пойдет красный горох на синем фоне, – я вежливо согласился и посмотрел в небо, словно ожидая увидеть там нечто необыкновенное.
Первые, крупные капли дождя совпали по времени с окончанием моей фразы. Спустя секунду дождь уже лил в полную силу, отскакивая от упругого светло-серого тела хищницы со звуком, напоминающим стук капель по жестяному карнизу.
Места под зонтом хватило как раз для нас двоих – столь различных биологически, но с одним, общим желанием укрыться от воды. Хотя лично мне было не совсем понятно как вода могла навредить или помешать, пусть не совсем обыкновенной, но все-таки рыбе. Может потому что дождь был пресный, а акулы, насколько мне известно предпочитают морскую воду?
– Не все, – произнесла моя спутница и улыбнулась.
– Что не все? – я переспросил, не понимая, о чем одет речь.
– Не все акулы предпочитают пресную воду, – она продолжала улыбаться, – например, бычьи акулы могут подниматься по рекам вверх от океанов и морей более чем на двести километров, – акула выразительно посмотрела на меня, – более того, они способны жить даже в озерах, если необходимо.
– И в зоопарках, – я попытался вежливо пошутить, сменив тему. Наверняка, задумавшись, и сам того не замечая, я произнес вслух свои последние мысли. Иначе, откуда акуле знать о чем я думал?
Дождь усиливался с каждым мгновением, и даже тогда, когда, казалось, усиливаться уже некуда, он находил в себе резервы. Первым не выдержал зонт. Вода стекала с него сплошным, бурлящим потоком, стараясь отодрать с болоньевой ткани краску. Сначала поплыл красный горох. Синий фон на куполе зонта держался немного дольше, но и он, не совладав с мощным потоком, рваными цветными пятнами стекал на меня, на акулу и на тропинку, которая вела вглубь зоопарка.
Меньше чем через минуту, вода, вымыв всю краску с еще недавно цветного купола зонта, уже чистая и прозрачная, сплошной стеной отгораживала меня и акулу от остального мира. Как будто ничего и никого кроме нас и не существовало. Только я, она и Билет. Но сам Билет в зоопарк в моем кармане вел себя тихо, так что я почти забыл о его существовании.
– А как вас зовут? – спросил я акулу, не исключая возможности что и она вот-вот может раствориться в бурлящем водяном потоке.
– Агафья Тихоновна. Или баба Глаша, – склонив голову, добавила акула немного подумав, – у меня ведь уже внуки.
– Очень приятно познакомиться.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, и я, сложив зонт, теперь уже бесцветный и полностью прозрачный, вручил его Агафье Тихоновне.
Вода потихоньку уходила в землю и окружающий нас Мир проявлялся полным спектром густых и насыщенных красок. Солнце, находясь в зените, как бы качнувшись, перевалило через полдень. Время близилось к обеду.
Агафья Тихоновна элегантно протянула плавник, приняла зонт и внимательно на него посмотрела.
– Странно как-то, – ее глаза подернуло поволокой, от чего они стали не то чтобы более живые, но менее мертвые точно, – а краски где? Красные круги на синем фоне?
– Дождь смыл, – ответил я, и немного помолчав, добавил, – и краска ушла в землю.
– Нет! Ну как же так! Вы видели и молчали! Надо было бить в набат! Нет! Нет! Краска не могла уйти глубоко! – Агафья Тихоновна плавала в воздухе у самой земли, словно надеясь найти остатки красных кругов и глубокого синего фона, – ведь дождь прошел быстро и цвета должны быть еще на поверхности!
Продолжая что-то бормотать она ковыряла землю деревянной ручкой зонта, заглядывая под каждый ком. Не знаю, нравилось ли это дракону, удобно расположившемуся на ручке, но оказавшись в непосредственной близости от земли, его желтые глаза с вертикальным зрачком хищно осматривали каждую травинку. Деревянный рот быстро втягивал красный и синий цвета, если они оказывались рядом, а зонт, как по волшебству, терял прозрачность и возвращал себе свой прежний окрас.
– Иначе зачем мне зонт, – Агафья собрала остатки краски и поплыла по воздуху, держа зонт одним из плавников, а дракон при этом удовлетворенно прикрыл глаза, – красный горох на синем фоне – именно то что нужно к обеду. Вы с такой раскраской очень кстати!
Солнце, как ни в чем не бывало, освещало тропинку, показавшееся за поворотом небольшое озеро, и мирно плывущую огромную белую акулу. Гибким телом она рассекала воздух, словно воду, в нескольких дециметрах от земли, земля же, наполняясь солнечным светом и незамедлительно реагируя на него, дышала паром настолько интенсивно, что кое-где уже проглядывали сухие места. Клетки для животных по бокам тропинки, мимо которых мы шли, сияли чистотой и пустотой. Они создавали впечатление явно незаселенных помещений. Похоже, животные, как и говорила Агафья Тихоновна, здесь содержались где-то в другом месте.
На обед что ли все ушли, уже немного нервничая подумал я, но продолжал идти за хищницей, словно не происходило ничего необычного и все было в порядке вещей.
В конце тропинки возвышалось большое здание со стеклянной крышей – куполом. Птичник – подумал я прежде чем прочитал надпись над дверью.
– Столовая, – Агафья Тихоновна, будто читала мои мысли, поправила меня и немного замешкалась перед входом, запертом на большой висячий замок, – сейчас попробуем открыть.
Голова дракона идеально вошла в отверстие для ключа, и замок, щелкнув чем-то внутри, распался на две части, упав на бетонный порог. Агафья смахнула его хвостом со ступенек и обернулась, пристально взглянув мне в глаза.
– Ключ подошел. Значит это действительно вы.
Она держала зонт за кончик, противоположный ручке и, указывая им на лежащий на земле, рядом со ступеньками, замок, почти коснулась его деревянной пастью дракона. Дракон, в свою очередь, тут же ожил, и шумно набрав воздух, выдохнул столбом пламени. Замок, хоть и металлический, вспыхнул как порох. Спустя одно или два мгновения от него осталась лишь горстка пепла, а третье мгновение растворило ее в мокрой земле.
– Замки всенепременно надо уничтожать. Как только замок открыт, он должен быть уничтожен. Иначе он запрет ваши мысли с другой стороны и вы потеряете память, – Агафья Тихоновна была в отличном настроении, и с тех пор как зонт подошел к замку, не переставала напевать себе под нос что-то веселое. Вполне может быть что это была какая-то детская песенка.
С ярким сине–красным зонтом она, и правда, смотрелась ослепительно.
Помещение, куда мы вошли более всего напоминало арену цирка, но без зрительного зала. Оно было круглым и белым. Высокие стены и стеклянный купольный потолок, через который проходило достаточно солнечного света, создавали впечатление башни. Окон не было, но света было достаточно и так.
– Проходите сюда, присаживайтесь. Надеюсь, вы не будете против, если мы отобедаем вдвоем, так сказать, без лишних глаз, – зонт занял свое место в сушилке при входе, и Агафья проплыла в обеденный зал.
– А мне не на кухню? Или вы предпочитаете сырое мясо? Кхе-кхе, – немного нервничая я попытался пошутить, но слова вышли какими-то скомканными и мне пришлось прочистить горло.
– Никогда не шутите с едой, – Агафья Тихоновна обернулась и жестом плавника пригласила меня следовать за ней, – еда может обидеться и пропасть. А пропавшая еда – уже совсем не то. Или уйти. И тогда придется ждать другого случая.
И действительно, отметил про себя я, акула говорила со мной только серьезно. Без всяких шуточек. Значит я мог обидеться, пропасть, уйти и стать совсем не тем. Что ж, приятно, когда у тебя есть выбор.
– Я вегетарианка, если вас это интересует, – она остановилась около небольшого обеденного стола, расположенного в центре, из сервировки на котором были только белоснежные салфетки, и добавила, отодвигая стул:
– А когда вы спрашивали про обеденное меню, я ответила образно. К тому же тогда я еще не была уверенна что это именно вы. А то мало ли кто сюда забредет. Всякое бывало. Наличие у вас в кармане Билета еще ни о чем не говорит. А вот то, что на вашей стороне дракон – говорит о многом. Однако, об этом позже.
Я медленно обошел круглую комнату, продвигаясь от двери по периметру, вдоль стены, особо не торопясь, приблизился к обеденному столу, и хотя ответ акулы меня удовлетворил и успокоил, чувство тревоги еще окончательно не рассеялось. Металлический привкус во рту, наверняка, был следствием страха, смешанного с любопытством. Но вполне может быть что я отчаянно смелый человек с железодефицитной анемией.
Уверенность пришла, как говорится, откуда не ждали. Обойдя помещение и вернувшись к двери, куда мы некоторое время назад вошли, я заметил что дракон, украшавший собой ручку зонта, стоящего в сушке у входа, подмигнув мне желтым глазом, отделился от железной спицы, на которую был насажен, и, сделав круг под потолком-куполом, немного увеличившись в размерах, слетел вниз и удобно расположился на моей шее вместо кашне, не принося ни малейшего дискомфорта. Огнедышащая пасть была готова извергать пламя, а желтый глаз внимательно следил за Агафьей Тихоновной. Зрачки пульсировали в ритме бьющегося деревянного сердца (деревянного ли?), и моя шея, укутанная мягкой и теплой древесной чешуей была под надежной защитой. Эти метаморфозы не удивили мою спутницу, скорее, она ожидала нечто подобное. Или даже знала что именно так и случится.
– К сожалению, повара у нас тоже нет. Как нет контроллеров на входе. Если человек знает дорогу или его путь проходит мимо нас – он всегда может зайти сюда совершенно бесплатно, но готовить еду придется самому, – Агафья Тихоновна продолжала, – правда кухни у нас тоже нет. Готовить можно везде. И даже нужно. Для этого нет необходимости в специальных приспособлениях, таких как плита или духовой шкаф. Хотя, мы иногда используем миксер и блендер, но лишь для того чтобы смешать несовместимое и измельчить кажущиеся нам неделимыми продукты. А сам процесс приготовления и поглощения пищи безотходный и достаточно приятный, если, конечно, вы обладатель хорошего вкуса. Вот вы обладатель хорошего вкуса?
– Я… Я не знаю…
– И правильно. Это, скорее вопрос к тому кто может оценить этот самый вкус. Вопрос к эксперту.
Агафья Тихоновна присела на край массивного дубового стула, и пошевелила жабрами:
– Трудно, знаете ли, дышать на воздухе, – она немного придвинулась к столу и, вынюхивая что–то на скатерти, неожиданно процитировала Пушкина:
– Уж стол накрыт, давно пора;
Хозяйка ждет нетерпеливо.
Все еще продолжая осматриваться, и прикидывая в уме, не спросить ли о том как ей удается дышать воздухом, легкие ей что ли вшили вместо жабр, я вплотную подошел к столу. Не торопясь присесть, и более того, не будучи до конца уверен в том, что мое место за столом, а не на столе, я продолжал стоять, крутя головой по сторонам и совершенно игнорируя кем-то заботливо отодвинутый стул, близнец того, на котором уже сидела моя любезная хозяйка.
Агафья Тихоновна не сводила с меня черные глаза – пуговицы и, прождав достаточное по ее разумению количество времени, уже настойчиво прикрикнула:
– Да садитесь же!
Дракон, услышав вскрик акулы, оскалился и обнажил зубы, о наличии которых я и не подозревал все то время пока он был ручкой зонта. Самые настоящие – острые и опасные драконьи зубы были скрыты за деревянными губами рептилии.
Зубы были ровные, белые и блестящие. Таким набором зубов мог гордиться любой стоматолог.
Все таки замечательная вещь – добротный импортный зонт.
Теперь я точно знаю, что лучшие зонты делают в Японии.
Мой был полностью автоматический, яркий и самодостаточный. Он вполне мог служить предметом декора. На фоне такого зонта остальные предметы одежды и интерьера терялись и при желании можно было обойтись без них.
Япония – родина драконов и зонтов.
– Благодарю вас, – я удобно умостился на деревянный стул и протянул руку к салфеткам, – вы позволите? – дождавшись разрешения хозяйки, я взял белый кусочек ткани, и аккуратно заправив его за воротничок рубашки, застыл в ожидании.
– Да, да, конечно, – чопорно произнесла акула и вдруг завопила что есть мочи, – трапеза началась!
В тот же миг стеклянный купол наполнился светом, ярким, но не слепящим, и сверху, вертикально вниз, в стол ударила радуга. Именно ударила, а не прикоснулась. Стол задрожал, но выдержал. Уже через несколько мгновений, наверное так, как при землетрясении рушатся дома, радуга рассыпалась по столу мелкими цветными фрагментами. Они извивались, словно пародируя клубок разноцветных змей, с той лишь разницей, что клубок цветного света, расположенный на столе перед нами был веселый и совсем не страшный. Еще одна огромная вертикальная солнечная радуга, заполнившая собой все пространство круглой комнаты, ударила в стол, и быстро уменьшившись до его размеров, на какое то время успокоилась, остыла. Движения света замедлялись, как будто он двигался по инерции от первого толчка, колебания затухали, и когда уже я был готов к тому что радуга растает в Пространстве, она внезапно опять начала расти ввысь. Более всего это напоминало аттракцион «Американские горки»; свет то устремлялся вверх, отражаясь от стен помещения и возвращаясь к нам, то перекручивая самого себя и сломив голову и смешав цвета бросался вниз, то змеей извивался на одном с нами уровне, как бы накапливая необходимую Энергию для того чтобы снова взметнуться к потолку.
– Вы видите? Видите? – Агафья подскочила на стуле и начала бить радугу плавниками сверху вниз, пока та не перестала кривляться и перекручиваться. Она лежала на столе, немного помятая, но яркая и цветная.
– С этими радугами вечная проблема. С тех пор как Время отпустило Свет на волю, никто не может с ними совладать.
– Время отпустило Свет на волю? – невольно повторил я, широко открыв глаза.
– Ну да, – акула кивнула, – Время отпустило, а само исчезло, исчезло, исчезло, – она повторяла одно и тоже слово словно заевшая пластинка, – но вполне может быть что все совсем наоборот.
Дракон на моей шее кивнул головой в знак согласия с Агафьей Тихоновной. Он наблюдал за буйством красок положив голову мне на плечо и с его пасти капала слюна.
– Снимайте кашне, пусть поест тоже.
Агафья Тихоновна, конечно же, имела в виду дракона. Я потянул к нему руки чтобы снять его и накормить, а акула тем временем резким движением плавника, чем-то напоминающим удар в карате, оторвала кусок радуги сантиметров в 20-30 длиной и кинула к стенке, в полумрак, который тут же исчез, озаряя стену живыми и переливающимися красками.
Желтый вертикальный зрачок вопросительно уставился мне в глаза и я чуть заметно, но одобрительно кивнул. Небольшое дуновение в области шеи подсказало мне что разрешение воспринято правильно, и дракон-кашне, с открытой пастью, полетел вслед за радугой, на ходу расправляя крылья.
– Вам сколько лет? – как ни в чем не бывало, Агафья Тихоновна продолжала играть роль любезной хозяйки, но к радуге не притронулась.
– Сорок один, – ответил я, и зачем-то добавил, – было.
– Однако… И что, сорок он один год не ел? – она кивнула в угол, где дракон, как и положено рептилии, запихивал передними лапами остатки радуги себе в пасть.
– Ну я же не знал что он голоден, и вообще, я не представлял что зонты тоже едят.
– Едят, едят, – Агафья на секунду замолчала, как бы подбирая слова и продолжила:
– Едят и еще как. И не только зонты. И рубашки, и куртки, телефоны и кондиционеры, компьютеры и картины, подушки и пледы, телевизоры и упаковки от них. Все едят. Правда едят кто что. Кто – ваше время, и надо отметить, что это самые опасные предметы, хотя именно они и всегда в проигрыше, ибо, в конце концов, Время пожирает всех и вся. И их самих в том числе. Кто-то ест ваше внимание, вашу увлеченность, вашу уверенность. Эти немного дружелюбнее, но тоже не лыком шиты. А кто-то питается вашими мыслями, сжирает намерения и мечты, – Агафья Тихоновна глубоко вздохнула но продолжала перечислять, – кто-то может насытиться только вдохновением и любовью, а кто-то – простыми красками – вот они-то, впоследствии, и становятся вашими друзьями, так как помогают увидеть Мир без подсветки, а самое главное – без подЦветки, то есть таким какой он есть. Не мне вам объяснять, – Агафья приблизилась ко мне и продолжила уже шепотом, тыкаясь влажным и острым носом мне в ухо, – что цветов в природе нет, это просто способ вашего мозга воспринимать Мир. Так что поедающий краски в сущности питается НИЧЕМ, кроме вашего восприятия. Ну или воображения, если хотите.
– И он друг?
– Да. И к тому же единственный. Из пожирающих.
– А есть и другие?
– Есть, – акула продолжала шептать мне на ухо, – конечно есть. Если не есть, то долго не протянешь.
Агафья Тихоновна, не переставая говорить, придвинулась ко мне еще ближе, практически вплотную, и стала разглаживать своими плавниками складки коричневой ткани, из которой была сделана моя рубашка. Коричневый цвет, словно живой, собирался в более темные пятна, оставляя ткань блеклой, и потихоньку вся краска сконцентрировалась в одном месте, где то в районе моей груди. Бронзово-шоколадное пятно неторопливо перемещалось по рубашке и, словно вскипая, пузырилось и всхлипывало.
Ловко орудуя передними плавниками и тремя рядами белоснежных зубов, Агафья Тихоновна проглотила концентрированный цвет, аккуратно, чтобы не повредить ткань, откусывая его кусочек за кусочком. Возможно, и даже наверняка, это был ее способ показать мне свое дружелюбие. Ведь, по ее трактовке, она ела Ничто. Ничто, кроме моего восприятия. Агафья Тихоновна, кусочек за кусочком, откусывала от способа моего мозга воспринимать Мир. А значит, приближала меня к какому-то новому, другому восприятию.
Дракон, также закончив пиршество, тихо вернулся к столу и устроился у меня в ногах, ласково поглядывая снизу вверх. Он был сыт, и казалось, его зрачки приобрели мирную округлую, черепашью форму. Глаза при этом потеряли хищный абрис и взглядом он напоминал скорее кошку, чем рептилию. Наверняка, тот кто отведал радугу, более не в состоянии быть злым или страшным.
– Можно и мне кусочек? – возможность попробовать на вкус радугу восхищала и забавляла одновременно.
– Можно, – белая акула улыбалась во все три ряда алебастровых треугольных зубов, – и даже нужно. Только хватайте быстрее, не раздумывая ни секунды, а то не успеете, ибо одна только мысль может угнаться за светом. Ах, если бы Время держало свет в узде! Насколько было бы проще питаться.
Я клал кусочки радуги в рот, закидывая по два куска за раз, но краски проваливались мимо меня, мимо моего тела, не насыщая и не питая. Они растекались по полу кругами, и дракон, благодарно оскалившись, доедал упавшее. Его тело светилось изнутри и стало напоминать поезд метро, полный людей в разноцветных светящихся одеждах. А может быть электричку. Хотя вполне может быть что и скорый поезд дальнего следования.
Солнечный свет потихоньку, сам в себе, растворял радугу лежащую на столе. От нее практически ничего не осталось, лишь рваные разноцветные фрагменты, когда Агафья Тихоновна, справившись с коричневой окраской моей рубашки, с грохотом откинулась на массивную дубовую спинку стула и произнесла:
– Спасибо, сыта… Коричневый, знаете ли, быстро насыщает, – она немного отодвинулась от стола, и поглаживая белый, как снег, живот, произнесла, – но время подавать первое блюдо.
Одновременно с ее словами на столе, прямо из остатков радуги, из цветного и яркого Пространства материализовалась большая тарелка с аппетитным, хорошо прожаренным свиным стейком на косточке. Гарнира не было. Одно только исходящее соком мясо. Толстый румяный кусок жирной жареной свинины.
– Самое время для нее, – Агафья удовлетворенно прищурила глаза и вдруг, что было акульих сил, закричала, обращаясь к дракону, который сыто, и как мне казалось, немного лениво лежал у меня в ногах:
– Свинья в опасности! Свинья в опасности! Празднуем! Празднуем! Дождались! – акула вскочила из-за стола и стала расхаживать взад–перед по комнате, опираясь только на хвост. Им же она отталкивалась от пола и ее движение в Пространстве скорее представляло собой серию маленьких, слившихся в непрерывную ходьбу прыжков. Агафья рассуждала вслух:
– Как говорит нам старая восточная мудрость – «Встретил отца и мать – убей их». Что уж говорить о свинье! Свинья всенепременно должна быть убита! У каждого есть своя свинья которую не только нужно, но и должно зарезать, – Агафья Тихоновна подмигнула мне черным лакированным глазом и важно, подняв передний плавник вверх (в этот момент на ее остром носу появились очки с бифокальными линзами и она стала напоминать мою первую школьную учительницу), произнесла:
– Конечно, эту пословицу не нужно воспринимать буквально. Вы как думаете?
– Конечно, как вам будет угодно. Но все же я не совсем понимаю. Если не сказать – совсем не понимаю.
– Не совсем понимаете или совсем не понимаете? – она внимательно посмотрела на меня, при этом смешно сморщив свой кожаный нос, – это совершенно разные вещи и нам никак нельзя их перепутать местами. А может быть, вы просто отказываетесь понимать со всеми? Хотите понимать один?
– Почти не понимаю, – я окончательно запутался.
– Ах, все очень просто. И, конечно же, вы понимаете. Это место только для тех, кто понимает. Вас бы здесь не было, если бы вы не понимали. Да и ключ бы не подошел. Вход непонимающим сюда закрыт. Вообще закрыт. Навсегда. Навеки. На все времена, – она перестала морщить нос и коротко подытожила:
– Здесь только те, кто понимают.
Агафья Тихоновна взмахнула плавником и в одно мгновение стены превратились в бесконечные стеллажи с книгами.
– Вот ваши родители. Мы не говорим про тело. Мы говорим о духовных родителях. Тело – как соединение хромосом, а осязаемая вашим Разумом частичка Сознания – как воплощение полученной в течение жизни информации. Не только вашей жизни, – Агафья Тихоновна опять села за стол и сняла очки, которые тут же растворились в пространстве, – кстати, книги, представленные в нашей библиотеке – это все те книги, которые вы уже прочитали. Узнаете? Каждую из этих книг вы держали в руках, а с многими из них даже прятались под одеялом с фонариком, когда отец, мать или бабушка запрещали читать ночью, – акула придвинулась к столу и оперлась на него своими плавниками, – у вас есть бабушка?
– Да, есть. Конечно, есть, – я был сбит с толку и даже не пытался это скрывать.
– Вот и хорошо. Бабушки вносят очень большой вклад в воспитание детей, вы со мной согласны?
– Думаю, да. Бабушку тоже надо убить?
– Всенепременно и обязательно! Убить! Безжалостно и безразлично! Обязательно убить! Но что-то мы отвлеклись, – Агафья Тихоновна покрутила головой вокруг, и будто вспомнив о чем мы говорили, продолжила:
– Эти книги и есть ваши духовные родители. Это они формировали ваше Сознание на протяжении всей вашей жизни. Вам придется попрощаться с ними, поблагодарить их за все и уничтожить, уничтожить, конечно, внутри себя, и только в том случае, если у вас есть желание попробовать следующее блюдо, – акула говорила все более непонятно, но где-то в глубине самого себя я чувствовал, что понимаю смысл сказанного. Агафья Тихоновна утвердительно кивнула головой, – убить свой опыт и все полученные знания и навыки. Ведь только после этого можно начать писать собственную книгу. Свою собственную историю. Она-то и будет Началом.
– Собственную?
– Да, да, да, да, – она продолжала кивать, – собственную. Именно собственную. Свою. Личную. Возможно, немного субъективную, но свою персональную, родную, закадычную и задушевную. Настоящую книгу. Ах, этот Свет, такой проказник, – вдруг ни к тому ни к сему сказала она, – он заставляет нас верить в иллюзии, – да вы ешьте, ешьте, – акула плавником придвинула ко мне тарелку со стейком, – кстати, а я упоминала что повара у нас нет? – Агафья Тихоновна исподтишка наблюдала за мной и, казалось, не ждала ответа на свой вопрос.