Анна Данилова
Призраки знают все. Рукопись, написанная кровью (сборник)

Она открыла дверь. Никакого вечернего платья. Узкие брюки, черная блузка, не успевшие еще высохнуть длинные русые волосы, еще пахнущие шампунем, слегка подкрашенные ресницы и губы. Лицо выспавшейся, хорошо отдохнувшей молодой женщины.

– Игорь, боже, как я по тебе соскучилась! – Она оказалась в его объятиях. Они поцеловались, быстро, смазанно, как начинающие актеры, репетирующие любовную сцену. – Ну, что, пойдем?

Она даже не пригласила его зайти. А ведь когда-то они жили вместе, как муж с женой. И он принял ее такой, какой она была и есть – девушку-экстрасенса. А он – мужчина-прокурор. Такие разные, они сначала долго притирались друг к другу, изучали друг друга, любили друг друга. Ради Логинова она бросила своего приятеля – Рафа… Но это отдельная история. Главное, что он принял ее – с ее пониманием жизни, с ее желаниями. «Понимаешь, наверное, мне просто необходимо жить двойной жизнью. Мне мало одной. Но только одна из жизней должна быть полна событиями, а другая – полная ее противоположность. После всех этих видений, а тем более действий, с ними связанных, мне доставляет огромное удовольствие ощущать себя в полной безопасности, находясь в школе и глядя в глаза своим ученикам. Это такой разительный контраст…» Вот так она объясняла свое желание заниматься тем, что давал ей ее талант.

Дар же открылся в ней примерно за год до их встречи в музыкальной школе, стало быть, через год после их знакомства в Ялте, и случилось это, когда из учительской музыкальной школы, где она работала, кто-то украл раритетный альбом с прелюдиями Шопена – редкое издание, над которым так тряслась завуч школы, Елизавета Максимовна Бланш. Она чуть не умерла от горя, обнаружив пропажу. Вся школа недоумевала по поводу того, кто бы это мог сделать. Дело в том, что альбом пропал как раз в тот момент, когда в школе, кроме самой Елизаветы Максимовны и трех преподавательниц, никого не было. Двери внизу, на первом этаже, были заперты: в учительской отмечали день рождения руководительницы хора. Требовалось просто вычислить, кто из присутствовавших на этом застолье – и когда именно – украл альбом. Наталия узнала об этом на следующий день. Ей настолько жалко было Бланш, что она думала об этом все время: а дома вечером она села за рояль и начала играть что-то нервное, громкое и даже несколько неблагозвучное. Словно это играли и не ее руки. И тогда ей показалось, что она увидела учительскую: накрытый стол с коньяком, икрой и лимоном, и даже как будто услышала разговор за столом…

Она сидела с закрытыми глазами, и ей казалось, что она находится не у себя дома, за роялем, а где-то там, в музыкальной школе. Нечто, завернутое в черный целлофан, летит из окна прямо в снег. И там его подхватывает мужчина в светлом полушубке. Такой полушубок носит только один известный ей человек.

Наталия начала расследование и самостоятельно вывела вора на чистую воду. С этого все и началось. В определенные моменты ее жизни, когда Наташу волновала какая-то тема и она наигрывала на рояле или любом другом клавишном инструменте, ее посещали видения, связанные с интересующей ее темой. Или же, словно предвещая событие, она видела реальные сцены, связанные с совершенными в недалеком будущем преступлениями. Причем если сначала сам Логинов в душе посмеивался над этим ее даром, поскольку не верил ни в каких экстрасенсов (да и вообще, может, она никакой не экстрасенс, и тот дар, каким она обладает, пока еще не имеет своего определения), то потом, когда она рассказами о своих видениях начала помогать ему в расследованиях убийств, ему ничего иного не оставалось, как поверить в ее удивительные способности. Кроме этого, с Наташей порою случались совершенно потрясающие истории, связанные с увиденными ею сценами. Он хорошо помнил случай, когда она «увидела» горящую машину на обочине дороги. Оторвав пальцы от клавиш, она вдруг поняла, что вся комната, в которой она находилась, наполнилась запахом гари, и щеки ее запылали… Кажется, тогда она, приблизительно представляя, где могла произойти эта авария, села в машину и помчалась спасать людей. В другой раз, увидев в своем воображении сцену убийства, она прекратила играть на рояле – потому что на клавишах появились капли крови… А разве можно забыть историю, когда ей понадобилось записать на диктофон все, что говорилось в берлинском пивном баре, имевшее отношение к бриллиантам, спрятанным в старом разбитом пианино, принадлежавшем ранее господину Штраубе – преданному служителю Рейха, невидимой тени Гиммлера…

Интересно, чем занимается она сейчас? Какие тайны раскрывает за большие деньги? Где бывает? С кем общается? Следит ли за тем, чтобы о ней не узнали журналисты и не превратили бы ее жизнь в настоящий ад? Что будет, если они все-таки узнают?..

– Игорь, о чем ты задумался? – Наташа коснулась его руки, лежавшей на руле, и склонила голову на его плечо. – Знаешь, я так рада тебя видеть! Понимаю, что ты злишься на меня – ведь я не отвечаю на твои звонки, уделяю тебе слишком мало времени, но как-то так все складывается… Можешь мне, конечно, не верить, но у меня никого нет. И не потому, что я так уж занята и у меня совершенно нет времени на личную жизнь, нет, ты сам все прекрасно понимаешь. Я не представляю себе никого, кроме тебя, рядом с собой. Поверь! Может, тебе покажется глупым, что я говорю о нас с тобой, но я по-прежнему люблю тебя…

У нее был тон смущенной девчонки! Логинов почувствовал это, и от этого на душе у него стало как-то спокойнее, благостнее.

– У меня тоже никого нет. Но это же ненормально. Я тоже люблю тебя, но я – здесь, живу и работаю, а ты… Я не знаю, где ты, как ты…

– У меня работа такая, ты же знаешь. Меня приглашают – и я еду, выполняю свою работу и получаю за это деньги. Знаешь, иногда мне кажется, что я созрела для того, чтобы написать книгу. И я бы начала ее писать, если бы не понимала, насколько это опасно. Ведь то, чем я занимаюсь, связано напрямую с чужими тайнами, а потому я не имею права их раскрывать. Даже если назову вымышленные имена. Все равно все будет слишком уж узнаваемо. Я не могу так поступить с людьми, доверившимися мне. Но, боже, сколько интереснейших историй проходит перед моими глазами! Судьбы людей причудливы, как узоры на коврах… Это, правда, не мое выражение. Это мне сказал один араб… Конечно, он говорил по-английски, а я не очень-то сильна в нем. И вообще, мне языки не даются. Словно, подарив мне возможность наблюдать за чужой жизнью, Бог лишил меня других способностей. А может, тот факт, что мы с тобою не вместе, – расплата за то, чем я занимаюсь?

– Ты жалеешь о том, что мы расстались?

– Не говори так. Мы не расставались. Говорю тебе – это просто стечение обстоятельств.

– Хорошо. Пусть будет так. Все, мы приехали. Неплохой ресторан, восточная кухня. Не знаю, как ты, но я голоден. И готов съесть даже тебя!

Заведение называлось «Али-Баба». Сверкающая (белая с голубым и оранжевым) мозаика, голубые купола на фасаде этого дорогого, с колоннами и широким крыльцом, ресторана. Игорь помог своей спутнице выйти из машины. Они вместе вошли в просторный холл, украшенный цветущими растениями в кадках. Их встретил метрдотель, одетый в восточный халат, с тюрбаном на голове.

– Я вспомнила: мы здесь были последний раз как-то зимой. Было ужасно холодно, мы замерзли и заказали молочный суп с тыквой и жаркое с айвой!

Они сели друг напротив друга, и Игорь в который уже раз поблагодарил себя за то, что позвонил сегодня Наталии. После совершенно бестолкового дня вечер, как он был уверен, удался.

– Если хочешь, и сегодня закажем то же самое.

– Нет-нет, сейчас же лето. К тому же, ты знаешь, я люблю разнообразие.

И она принялась листать меню. Спустя пару минут она заказала лагман, блины по-джизакски и компот из дыни. Игорь выбрал вино.

– Знаешь, у тебя очень усталый вид. Ты не любишь говорить на эту тему, но если ты не побережешь себя, то кто тебя побережет? Будь я твоей женой, я бы следила за тобой, готовила бы тебе, даже научилась бы делать массаж, потому что не хочу, чтобы какая-нибудь девица прикасалась к тебе…

– Я давно предлагал тебе переехать ко мне, – Логинов пожал плечами. – Ты сама сделала выбор. Предпочла свободу.

– Да, это так. А разве я не права? Разве могла бы я остаться свободной, живя с тобой? Игорь, ты такой же собственник, как и все мужчины. Пойми, я очень дорожила – и дорожу – нашими отношениями, и мне бы не хотелось опускаться до унизительных разбирательств, связанных с твоей ревностью. А поэтому, – и Наташа положила руку на его ладонь и крепко сжала ее, – пусть все остается, как есть.

Глаза ее блестели, она жадно всматривалась в его глаза, словно пытаясь найти в них отражение своих чувств или заглянуть в прошлое.

– Что скажешь?

– Только то, что я тоже не могу бросить свою работу и ездить по миру с тобой в качестве няньки.

– Жесткий ответ, – она даже погрустнела. – Но мне не нужны няньки. Мне – элементарно – нужен рядом близкий человек, который оберегал бы меня, с которым я чувствовала бы себя спокойно, поскольку этого требует моя работа. А я подчас не могу сосредоточиться потому, что мне просто страшно. Сижу, к примеру, в комнате чужого дома, в чужой стране, и меня окружают чужие люди, которые могут сделать со мной все, что угодно. Я постоянно думаю об этом. Ведь многие из моих клиентов – люди состоятельные, их окружает охрана, свита, назови как хочешь… Но… Если меня убьют – меня никто никогда не найдет.

– Наташа, что ты такое говоришь? Ты действительно испытываешь страх, когда едешь на встречу с клиентом? Но тогда почему же ты не наймешь охрану для себя?

– Не хочу. К тому же я не могу показывать, что я чего-то боюсь. Я для большинства из тех, кто меня приглашает, – нечто вроде волшебницы, которая все знает и все может. И они обращаются ко мне, как правило, в тяжелые минуты своей жизни, желая либо узнать что-то важное для себя, либо просто что-то понять. Поначалу они слушают меня раскрыв рот и поражаются моим знаниям, которые я получаю из своих видений, однако потом, когда сеанс заканчивается и они, получив от меня все, что хотели, расплачиваются со мной, они не могут не понимать, что я слишком многое знаю из их жизни. Поэтому я не исключаю такой вариант: они подумывают о том, чтобы избавиться от меня, – иногда. Однако пока что я жива, а это означает, что те рекомендации, которые мои клиенты получают от своих предшественников перед тем, как пригласить меня, чего-то да стоят, поэтому они постепенно успокаиваются и продолжают жить дальше.

Игорь, слушая ее, подумал: негоже ему лукавить с ней и делать вид – мол, он и не подозревает о том, что ее дела обстоят именно таким образом. Разве так уж трудно догадаться, насколько опасна ее работа? Другое дело, что он малодушничал, стараясь не думать об этом, испытывая одновременно боль и ревность от сознания, что он так и не смог удержать эту женщину при себе, упустил ее, по сути, потерял.

И вот теперь они сидели вдвоем, мысленно переносясь в свое прошлое, ностальгируя по утраченным чувствам, даже не зная, как себя вести. Однако ее рука, крепко сжимавшая его руку, все равно заставляла сердце Игоря биться быстрее, и кровь бежала по его жилам, возрождая желание.

И уже через некоторое время они лежали, обнявшись, в постели, в его тихой квартире, прислушиваясь к дыханию друг друга. И снова он любил ее так сильно, как тогда, когда они только познакомились и он считал, что она всецело принадлежит только ему.

Наташа ушла под утро, сказав, что ей надо хорошенько выспаться, с ним у нее это не получится, потому что он напоминает ей изголодавшегося зверя. Остановившись в дверях, такая худенькая, утомленная, слегка покачиваясь на своих тонких каблучках, она вдруг повернулась и как-то задумчиво, неуверенно сказала:

– Перстень королевы Теодоры… Это миф. Он не настоящий, да и вообще, дело не в нем.

И ушла.

* * *

«Теперь они снова стояли друг против друга. Ромеро улыбнулся. Бык опять кинулся, плащ Ромеро в который раз надулся парусом, и он опять исполнил «веронику», на этот раз в другую сторону. Ромеро так близко пропускал мимо себя быка, что человек, и бык, и плащ, описывающий полный круг перед мордой животного, сливались в одно, резко очерченное целое…»

«– Привет, моя дорогая! Господи, как же долго тянется время! Нет, тело мне еще не отдали. Я уже все приготовила, осталось только похоронить ее. Знаю, что провожающих будет немного. Придет ее подружка, Тамара, ну, та, с которой она работала. Знаешь, мне эта Тамара всегда казалась такой… как бы тебе сказать, простой, низшего порядка женщиной. А недавно она пришла ко мне, и я ее просто не узнала! Прекрасно одета, макияж и все такое… Элегантная, духами пахнет, как цветок. Правда, лицо у нее было заплаканное, сказала, пришла узнать, когда похороны. Я приветила ее, мы кофейку выпили, она выкурила сигарету, рассказала немного о своей жизни. Представляешь, ее бывший муж, оказывается, хотел ее продать! Вот ведь какие истории случаются.

Люда, то, что ты мне предложила, удивило меня, потрясло и обрадовало, конечно. Я должна все хорошенько обдумать. Разумеется, это было бы просто сказкой…»

2004 г.

Раиса Атаева сошла с поезда и оглянулась. Почувствовала себя сиротой, увидев, как встречают некоторых пассажиров их родственники, друзья – с радостными улыбками, сияющими лицами и даже цветами! А ведь поезд пришел всего-то навсего из Оренбурга в Саратов!

Моросил дождь, и весь перрон блестел, словно вымытый. Сильно пахло копотью и еще чем-то горьким, теплым, как всегда пахнет на вокзалах и на станциях. Перед Раисой стыли в осенней промозглости густо переплетенные рельсы; через них можно было пройти, либо перешагивая, высоко поднимая ноги, чтобы не зацепиться и не упасть на жирные от масла шпалы, либо спустившись в подземный переход, который всегда пугал Раю своей мрачной непредсказуемостью, каким-то болотным запахом и страшными физиономиями его обитателей – бомжей. И на этот раз она остановилась в нерешительности, не зная, что выбрать – подземный переход или опасное путешествие через рельсы. Подумалось ей почему-то, что, если она все-таки двинется напрямик, по рельсам, то непременно попадет под колеса какого-нибудь случайного поезда или заблудившегося, отцепившегося от основного состава вагона… И так отчетливо она себе все это представляла – как она идет, оглушенная биением собственного сердца, вперед, ничего не замечая вокруг и даже не слыша несущихся ей в спину окриков людей, заметивших движущийся на нее вагон ли, состав ли, что даже оцепенела, мысленно уже оказавшись под колесами…

Если раньше она приезжала в Саратов преимущественно за покупками, навестить родственников или просто прогуляться, развеяться – еще когда она была свободна, незнакома с Василием Караваевым, – то сейчас ей предстояла встреча с человеком, которого она боялась и интуитивно считала чуть ли не дьяволом и который, по ее твердому убеждению, разрушил ее отношения с Василием. И это при том, что самого Дениса она никогда не видела.

Она знала, что он существует, проживает в Саратове, холост, любит своего брата – так же, как и Василий любит его, – и между братьями существует прочная родственная связь, они переписываются по Интернету, перезваниваются, когда есть возможность, хотя и редко видят друг друга. Василий, человек, в общем-то, ведомый, слабохарактерный, незлобивый, мягкий и, можно сказать, отчасти беспринципный, становился совсем другим, когда речь заходила о его брате. Когда Денис звонил ему, Вася бросал все свои дела и уходил с телефоном в другую комнату, в кухню, в ванную или на балкон, чтобы ему не помешали общению с любимым братом. Он мог встать из-за стола, бросив недоеденную котлету, выбраться из горячей ванны, накинув халат, прервать любовный процесс, отстранив от себя женщину, тотчас потеряв весь интерес к ней, – и все это ради того, чтобы всласть наговориться с Денисом.

О чем именно они беседовали, Рая могла только догадываться, вернее, она понимала, что говорят они обо всем и ни о чем одновременно. Так, обычный треп соскучившихся друг по другу близких людей, которым есть дело до всего, что происходит у каждого из них. Быть может, если бы они вели какие-нибудь ученые разговоры или беседовали о чем-то важном, ради чего можно было бы остановить привычное течение жизни, Рая все поняла бы и не злилась. Но ее бесило именно то, что они разговаривали ни о чем. Обменивались впечатлениями, мнениями, спорили по пустякам, и темы их разговоров зависели от того, чем занимался в этот период жизни один из братьев, что вдруг его увлекло – будь то ремонт крана или конфликт на работе: не говоря уже об их жарких спорах на тему футбольных матчей. Братья могли разговаривать по телефону час, полтора, а то и два. Причем инициатором этого общения был, естественно, богатенький Денис, который никогда не жалел денег на междугородние звонки, как если бы он звонил, к примеру, любимой девушке, которая еще не успела ему наскучить. Именно так всегда вели себя – по мнению экономной разумной Раечки – влюбленные. Это они, больные из-за своей любви, бывают не в состоянии отдать себе отчет в том, что делают. И, конечно же, они не экономят на телефонных звонках, находя в них весь смысл своего сиюминутного существования.

Понятно, что Рая ревновала Василия к брату и не раз высказывалась на эту тему. Сначала робко, намекая, что, мол, ей неприятно, что Вася столько времени уделяет Денису, затем ее тон изменился на капризно-раздражительный – мол, хватит трепаться по телефону, как баба! И такое бывало. И вот тогда-то робкий и застенчивый Василий, каким его знала Рая, показал свой характер. Твердым голосом осадив свою невесту, он заявил, что не позволит ей вмешиваться в его глубоко семейные дела, что у него есть право на личное пространство, равно как и право на беседы со своим братом, когда он захочет и сколько захочет, а если это ей не нравится, то пусть уходит, откуда пришла, дверь, мол, всегда открыта. Сказал так, сильно напугав Раису: именно в тот момент она поняла, что совсем не знает своего жениха. Она воспринимала его просто как красивого молодого мужчину, в общем-то, идеального партнера для брака – спокойного, уравновешенного, ответственного, серьезного и кроткого человека! И вдруг – такое заявление! А что будет потом, если он, к примеру, так же долго будет общаться по телефону с каким-нибудь коллегой по работе – женского пола? Или станет возвращаться домой поздно, не считая нужным даже объясняться?

Рая тогда сделала вид, что она сильно обиделась. Но Василий и не подумал попросить у нее прощения или что-то объяснять. Все продолжалось, как и прежде. Он не позволял себе ничего лишнего, вовремя возвращался с работы, был добр, ласков и нежен с Раей, даже щедр, особенно когда у него заводились деньги, но едва лишь звонил телефон, как Вася понимал (чувствовал, знал, ждал), что это Денис, и тотчас забывал обо всем и уединялся с трубкой в руке где-нибудь в укромном месте, где его не могли бы услышать. И Рае, мечтавшей выйти за него замуж, ничего не оставалось, как смириться с таким положением вещей. «Ну и пусть себе болтает с братом, не с любовницей же!» – утешала она себя.

…Она стояла на перроне под моросящим дождиком и чувствовала, как пылают ее щеки. Рая вдруг вспомнила до мельчайших подробностей тот ужасный для нее день, когда исчез Василий. Купил ей свадебное платье – и исчез. Уехал куда-то, с чемоданами. Бедная Люба, как она переживала за подругу, как нервничала, боясь сказать Рае правду.

После первого шока к Рае откуда-то пришла уверенность, что здесь не обошлось без Дениса. Это он его надоумил! Что-то сказал по телефону, может быть, наобещал золотые горы, словом, каким-то волшебным образом повлиял на Васю, отговорил его жениться на ней, на Раечке, и сбежать, пока не поздно. Она словно наяву услышала противный голос Дениса (которого никогда в жизни не слышала): «Если ты, Вася, не сядешь в поезд или в самолет и не уедешь прямо сейчас из Оренбурга, то непременно на Райке женишься, тебе просто будет некуда спрятаться, поэтому бери билет, пока еще ничего не произошло и ты всего лишь купил ей это чертово свадебное платье, и уезжай, улетай. Поживешь первое время у меня, а там мы что-нибудь придумаем…» И все в таком духе.

После отъезда Василий даже не позвонил ей, не извинился, ничего не объяснил. Получается, что он просто сбежал, смалодушничал, и все. Но что мешало ему, скажем, признаться Рае в том, что он передумал жениться, ему, мол, ужасно стыдно перед ней и он, окончательно запутавшись в ситуации и под ее давлением, все-таки согласился купить ей свадебное платье, потому что обещал жениться и не хочет, чтобы она сочла его жадным и безответственным человеком. Но неужели он не понимал, собирая чемоданы, что своим поступком убьет Раису, ранит ее в самое сердце и поселит в душе женщины страх перед мужчинами, по сути, искалечит ее судьбу? Если он сбежал, значит, она ничем его не привлекла, не удержала, значит, ей, как женщине, вынесен чуть ли не смертный приговор – мол, ты ни на что не годна и уж тем более для замужества не подходишь.

Рая вспоминала иногда, как они познакомились. На дне рождения одного их общего приятеля. Василий сидел за столом, такой тихий и смирный, и она подумала тогда, что для молодого человека со столь привлекательной внешностью он мог бы держаться и поувереннее. Он так стеснялся, что почти ничего не ел. Катя, хозяйка, молодая жена его лучшего друга Петра, именинника, то и дело обращала на него внимание и все подкладывала, подкладывала ему куски, подливала вина. Но, даже выпив, Василий оставался таким же тихим, незаметным, неразговорчивым – никаким. Возможно, именно в тот вечер Рая, активная по натуре, живая девушка, впервые подумала, что именно о таком вот смирном и покладистом муже она всегда и мечтала. Что ей не нужна харизматическая, яркая личность, человек, который всегда будет в центре всеобщего внимания, а она, Раечка, останется лишь его фоном, тенью. И пусть она не стремилась к тому, чтобы затмить собою мужа, но тем не менее ей казалось, что мужчина такого плана, как Василий, всегда будет при ней, дома. А это соображение стояло на первом плане. Все ее сверстницы уже повыходили замуж, и каких только историй она не наслушалась в связи с их новым семейным положением. Все, как одна, твердили, что почти не видят своих мужей. И неизвестно, действительно ли они проводят все свое время на работе, либо же, прикрываясь этой самой работой и занятостью, развлекаются в объятиях других женщин. И получалось, что замужество не принесло ни одной из подруг Раи счастья. Одни лишь нервотрепки, разочарование, груз обязанностей, несвободу, страх потерять мужа как основной источник благосостояния, то есть осознание того, что они, жены, полностью зависят от другого человека.

Она весь вечер смотрела на Василия, пытаясь разглядеть его во всех подробностях. Он был чисто выбрит, у него была гладкая кожа, ясные карие глаза, густые, коротко подстриженные волосы. Чистая рубашка. Пожалуй, это все, что она сумела разглядеть, сидя за столом. Когда же он встал, чтобы распрощаться с хозяевами, она заметила, что у него отличная фигура. Новые дорогие джинсы. «Я хочу, чтобы ты был моим мужем», – проговорила она ему вслед шепотом, едва шевеля губами. И уж неизвестно, как так получилось, но сама Катя предложила Василию проводить Раечку. То есть ему как бы дали установку – и он согласился, пошел, проводил ее. Если бы его попросили проводить кого-то другого, он не пошел бы с Раей и ничего бы между ними не произошло.

Потом, как поняла Рая, также следуя намеку Кати, у которой была страсть всех знакомить и сводить между собой, Василий позвонил и пригласил Раю в кино. И был такой же неразговорчивый, задумчивый, застенчивый, забитый какой-то! Однако после сеанса, когда они прогуливались по улице, он внезапно пригласил ее в ресторан, где они провели совершенно замечательный вечер. То ли обстановка показалась Василию подходящей, или, скорее всего, просто нейтральной, где его никто не знал и не мог оценить со стороны, но он расслабился и немного рассказал о себе. О том, что он холост, живет один в своей квартире, увлекается футболом, много читает, любит рыбалку. Ну, просто краткая характеристика среднестатистического жениха в брачной конторе! Да, еще – он человек без вредных привычек. Инженер, работает в конструкторском бюро. Рая тоже рассказала о себе кое-что. О том, что она работает в фирме, занимающейся установкой алюминиевых профилей, тоже живет одна и никогда не была замужем. Любит готовить и тоже все такое – нечто среднестатистическое, что можно выразить общими словами. Однако что-то произошло тогда между ними: в какой-то момент они словно перестали чувствовать себя чужими друг другу, разговорились, и стало понятно, что их встречи продолжатся. Слишком уж раскрыться у Василия так и не получилось, оказалось, что его эмоциональность строго дозирована и что так легко и решительно он может общаться с Раей далеко не всегда. Часто он просто сидел, уставившись в телевизор, и на предложение Раи о чем-то поговорить отвечал, что он готов, но только не знает, о чем именно беседовать, то есть он пребывал в каком-то мутном расположении духа, и, чтобы с ним стало интересно, его приходилось тормошить, придумывать какие-то общие занятия, разговоры, прогулки, визиты.

Чуть больше Василий раскрылся, когда между ними возникла близость. Оказалось, что он достаточно темпераментный, сильный мужчина, и тот факт, что после близости он быстро успокаивался эмоционально и остывал к своей партнерше, поначалу Раю не напрягал. Это потом, когда она привыкла к нему и стала воспринимать его уже как потенциального мужа, когда они договорились, что поженятся, подобное поведение Василия и отсутствие каких-либо чувств – в определенные периоды – начало вызывать в ней раздражение и обиду. Но и тогда – все равно – в этой, в сущности, серой, ничем не примечательной личности она все еще находила нужные ей для брака качества, главными из которых были его надежность и неконфликтность. К тому же все ее знакомые, знавшие Василия лично, отмечали его внешние достоинства, что льстило Рае и подпитывало ее чувство к жениху.

Все, казалось бы, шло к свадьбе, и ничто уже не могло нарушить это плавное течение времени, заполненного приятными предсвадебными хлопотами. Она была счастлива в тот период, как никогда в жизни. Когда же Василий купил ей подвенечное платье, она успокоилась окончательно.

Вспоминая по минутам тот день, когда была сделана эта роковая покупка, она пыталась представить себе, каким был Василий, что выражало его лицо, голос, взгляд. И ничего, что как-то насторожило бы ее или просто чем-то запомнилось, как будто и не было. Разве что Василий был слегка напряжен, но она отнесла это к нормальному предсвадебному волнению. Быть может, думалось ей тогда, видя свою невесту в белом платье, он представлял себе будущую их жизнь, которая показалась ему в какой-то момент недостаточно приятной и, главное, несвободной? Ведь именно отсутствие прежней свободы пугает мужчин в браке. Женитьба предполагает отказ от привычного образа жизни, от частых вечеринок с друзьями, сексуальной свободы и возможности распоряжаться своей жизнью как захочется. Однако, размышляла Раиса, учитывая тот образ жизни, какой вел Василий, ничего-то особенного он в связи со своей женитьбой не терял, а напротив, только приобретал. Так, к примеру, ему не пришлось бы отказываться от общения с друзьями, потому что и друзей как таковых у него практически не было. Лишь приятели по работе, с которыми он, помимо службы, нигде и не встречался. На рыбалку он ездил всегда один и даже рассказывал Рае – неоднократно, – что он вообще не понимает, как можно ездить с кем-то, ведь если рыба клюет, то зачем тебе еще кто-то поблизости, говорящий что-то тебе под руку, нарушающий тишину и то блаженное состояние ожидания клева, ради чего все и затевается? Футбол? Он мог прекрасно провести время перед телевизором и в одиночестве, наблюдая за тем, как играет его команда, без каких-либо друзей-приятелей. Главное, чтобы ему никто не мешал, никто не отвлекал. Если так случалось, что в этот момент рядом с ним оказывалась Рая, она делала все возможное, чтобы он ее не замечал, даже по квартире ходила на цыпочках и старалась в кухне не слишком сильно греметь сковородками и кастрюлями. Конечно, будучи женатыми, что подразумевает проживание в одной квартире, придется им обоим изменить какие-то свои бытовые привычки и пристрастия, но и этот вопрос, по мнению Раисы, тоже можно урегулировать и обо всем договориться заранее. Словом, она, представляя себя на месте Василия, видела в браке сплошные преимущества: его избавят от великого множества бытовых обязанностей, к тому же в его жизни появится довольно-таки много удовольствий. Вкусная еда, чистая выглаженная одежда, уютная постель на двоих, женское тело, любовь.

Что, что такого могло произойти в тот злосчастный день или накануне, что повлияло на его решение не жениться на Рае?! Может, ему кто-то что-то о ней сказал? Оклеветал ее? Но кто? Единственная ее подруга, Люба, бывшая в курсе обстоятельств ее личной жизни, наоборот, хотела, чтобы они поженились, и Рая ни за что не поверит, что именно Люба каким-то образом отговорила Василия вступить в брак. Может, у Василия была какая-нибудь воздыхательница, сходившая с ума от ревности и придумавшая некую сложную интригу, в результате чего и отвратила Васю от его невесты?

Предположений было много, но все они выглядели какими-то нереальными, неправдоподобными. Ну не было ничего такого, что пришло бы в голову Рае и хотя бы немного было похоже на правду! Их отношения никого не раздражали, не злили, да и вообще, Рая была уверена, что никому нет до них особого дела.

Но Василий уехал. Сбежал! Бросил ее накануне свадьбы, позволив себе уж и вовсе слабохарактерный поступок – покупку свадебного платья. Как если бы он на прощанье выполнил одно из своих обещаний. Но свадебное платье – это не шуба, которую можно было бы просто носить. Его надевают на свадьбу! Означает ли это, что он ей таким образом пожелал счастья в новом замужестве? Может, ей «приписали» какого-нибудь другого жениха, и Василий поверил этой сплетне?

…Рая заставила себя спуститься в подземный переход и, дрожа от холода и нервного озноба, прошла до самого конца, вышла в просторный гулкий зал вокзала и поняла, что у нее нет сил двигаться дальше. И уж, конечно, ехать искать брата Василия, Дениса. Адрес у нее был, она запомнила его, когда однажды перелистывала записную книжку Василия. Эти строчки буквально отпечатались в ее памяти, словно она предчувствовала, что когда-нибудь он ей понадобится. Улица Мичурина.